Выберите букву, с которой начинается искомая словоформа:
І Љ Њ А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Ъ Ы Ь Э Ю Я Ѣ Ѳ... , какъ спѣшитъ капель - барабанитъ, какъ ливень дробный. А Василь-Василичъ совсѣмъ по-лѣтнему - въ розовой рубахѣ и жилеткѣ, безъ картуза. Прыгаетъ съ карандашикомъ по глыбамъ, возки считаетъ. Носятся надъ нимъ голуби, испуганные гамомъ, взлетаютъ на сараи и опять опускаются на ледъ: на сараяхъ стоятъ съ лопатами и швыряютъ ... ихъ въ охапку, окунаюсь въ душистую прохладу и чувствую капельки росы. Завтра все обломаютъ, на образа. Троицынъ день завтра. Горкинъ совсѣмъ по-лѣтнему, въ рубашкѣ, безъ картуза. Такъ онъ очень худой, косточки даже слышно, когда обнимемся. Я зову его къ себѣ въ рощу, но онъ не слушаетъ. Метутъ въ четыре метлы, выметаютъ ... ! во-здухъ-то, милость-то далъ Господь!..» Хлопаетъ Горкина по колѣнкѣ. Я передъ ними на скамеечкѣ. - Съ Богомъ, Гаврила. Крестится на небо, и всѣ крестятся. Снимаютъ картузы, говорятъ: - Дай Богъ попариться на здоровье, банька всю болѣсть смоетъ, быть здраву съ баннаго пару!.. ________ Катимъ по Калужской улицѣ ... . Лавочники картузы снимаютъ, дивятся намъ. А бутошникъ-старичокъ, у котораго сынъ на войнѣпропалъ, весело кричитъ: - Здравiя желаю, Сергѣй Иванычъ! въ баньку?.. Это хорошо, паръ легкiй ...
... кусты орѣшника протягивали надъ головой ярко-зеленые въ солнцѣ зонты съ темнѣющими гроздочками новыхъ орѣховъ, шуркали по Степанову картузу, брызгали нескатившимся съ утра дождемъ. Въ глухойъ сторонѣ, влѣво, куковала кукушка чистымъ, точно отмытымъ въ дождѣ, голоскомъ. Послушалъ, и стало ...
... , словно тамъ льется золото. Дальше – боры темнѣютъ. Ровный, сонный какъ-будто, звонъ. Я слышу за собой тяжелое дыханье, вздохи. Горкинъ, безъ картуза, торопливо взбирается, весь мокрый, падаетъ на колѣни, шепчетъ: - Тро-ица… ма-тушка… до-шли… сподобилъ Госполь… Потираетъ у сердца ... , крестится, съ дрожью вжимая пальцы. Я спрашиваю его, гдѣ Троица? Его голова трясется, блеститъ отъ поту; надавка отъ картуза на лбу кажется темной ниткой. - Крестись, голубокъ… - говоритъ онъ устало, слабо, - вонъ Троица-то наша&hellip ...
... у него седая длинная, как у Святого на иконе, и в конюшне медный крест прибит гвоздями, под ним сухой подсолнух – один картуз колючий, в дырах, – и для уважения, – а подсолнушки высыпались. Мише очень нравится этот крест и эт(от) подсолнух. Он знает, что ... был… воспрещать. А тут Кошкин молод(ой) вышел – кварт(альному) в ухо. Потом загреб его с гостями – пировать. И полон картуз ему серебра ему нашвыряли. Потом вскорости горничная повесилась. Скорняка слушает Миша и Антип. Антип бьет хорьковую шубу прутьями и иногда скажет: &ndash ...
... на приказчика, на чайника, на всю темную комнату, словно[676]. — Въ картузъ[678]… — сказалъ чайникъ. Мужикъ снялъ картузъ, поглядѣлъ, вытащилъ изъ картуза и сунулъ за голенище.[679] Тутъ шумно[684], выливая: Анки–дранки–деверъ–другъ. Тиберъ–фаберъ–тиберъ&ndash ... . Вошелъ и повалился на лавку, у окошка. Чайникъ проснулся, поглядѣлъ и опять прижался щекой къ прилавку. Мужикъ посидѣлъ, глядя передъ собой, нагнувъ голову и не снимая промокшаго картуза ни кафтана. Поглядѣлъ на вязку мокрыхъ баранокъ, отломилъ кусокъ и сталъ жевать. Сидѣлъ и жевалъ. Поролъ за окномъ дождикъ. Подобралась кошка, покрутилась, было, у грязной ноги ... пошарилъ въ карманахъ, опять повытаскалъ баранки, и все нашаривалъ. — Въ картузъ положилъ… — сказалъ чайникъ. Мужикъ снялъ картузъ, поглядѣлъ, вытащилъ изъ картуза и сунулъ за голенище.» зачеркнуто, вставлено «Чайникъ взялъ <нрзб.>». [680] «Тутъ шумно» зачеркнуто. [681] В слове «вошли ...
Ив. Шмелевъ ПУТИ НЕБЕСНЫЕ романъ книгоиздательство “ВОЗРОЖДЕНiЕ” - “LA RENAISSANCE” 73, Avenue des Champs-Elysées, Paris-8 1937 Эту книгу - послѣднюю написанную мной при жизни незабвенной жены моей Ольги Александровны и при духовномъ участiи ея - съ благоговѣнiемъ отдаю ея светлой Памяти ИВ. ШМЕЛЕВЪ 22 декабря 1936 г. Boulogne-sur-Seine 1. - ОТКРОВЕНIЕ. Эту ч у д е с н у ю истрорiю – въ ней земное сливается съ небеснымъ – я слышалъ отъ самого Виктора Алексѣевича, ав заключительныя ея главы проходили почти на моихъ глазахъ. Викторъ Алексѣевичъ Вейденгаммеръ происходилъ изъ просвѣщенной семьи, въ которой прермѣшались вѣроисповѣданiя и крови: мать его была русская, дворянка; отецъ – изъ нѣмцевъ, давно обрусѣвшихъ и оправославивишихся. Фамилiя Вейденгаммеръ упоминается въ истроiи русской словесности: въ 30-40-хъ годахъ прошлаго вѣка въ Москвѣ былъ «благородный пансiонъ» Вейденгаммера, гдѣ подготовлялись къ университету дѣти именитыхъ семей, между прочимъ – И. С. Тургеневъ. Старикъ Вейденгаммеръ былъ педагогъ требовательный, но добрый; онъ напоминалъ, по разсказамъ Виктора Алексѣевича, Карла Ивановича, изъ «Дѣтства и Отрочества». Онъ любилъ вести со своими питомцами бесѣды по разнымъ вопросамъ жизни и науки, для чего имѣлась у него толстая тетрадь въ кожанномъ переплетѣ, прозванная остряками – «кожанная философiя»: бесѣды были расписаны въ ней по днямъ и мѣсяцамъ, - своего рода «нравственный календарь». Зимой, напримѣръ, бесѣдовали о благотворномъ влiянiи суроваго климата на волю и характеръ; великимъ постомъ – о душѣ, о старстяхъ, о пользѣ самоограниченiя; въ маѣ – о влiянiи кислорода на организмъ. Въ семьѣ хранилось воспоминанiе, какъ старикъ ...
... … день свѣтлый… Все еще спало во дворѣ, когда прiѣхалъ Василiй Мартынычъ. Онъ влетѣлъ на взмыленномъ Пугачѣ, озирающiйся и блѣдный, безъ картуза не помня, какъ прокатилъ аллей и гдѣ потерялъ картузъ, и теперь, когда Пугачъ уткнулся головой въ поднятый верхъ пролетки, все еще ...
... не задулъ лампу. Въ переднюю вошелъ человѣкъ и остановился у двери. Вода лила съ него тонкими струйками. Онъ отряхнулся, вытеръ шею грязнымъ платкомъ, встряхнулъ промокшiй картуз и мигалъ на огонь. У его грязныхъ ногъ стояла цѣлая лужа и ползла по неровному полу. Мокрой тряпкой висѣло на немъ пальтецо. ...
ВИНОГРАДЪ. I. Каждый изъ нихъ задалъ паспортъ и получилъ наказъ - во вторникъ, къ часу дня, быть на вокзалѣ, у багажной кассы: тамъ ихъ найдутъ и выдадутъ билеты на проѣздъ. Первымъ явился бѣлоусый парень, въ новомъ синемъ картузѣ и поношенномъ пальтецѣ, съ узелкомъ; тутъ же подошла запыхавшаяся краснощекая дѣвушка съ большимъ бѣлымъ узелкомъ, который она тащила на животѣю Стояли и приглядывались, озабоченно посматривая на часы, показывавшiе уже половину перваго, и сторожили у двери. По черной косыночкѣ, узлу и жакету, съ большими отвисшими пуговицами, парень прикинулъ, что это, конечно, горничная, и спросилъ осторожно, - не въ Крымъ ли онѣ, къ господину Винду?.. Дѣвушка отвѣтила оживленно и радостно: - Какъ же, какъ же… въ Крымъ! И вы тоже въ Крымъ?! - Какъ разъ тоже въ Крымъ! къ господину Вмнду, для пансiона! А вы сюда, к сторонкѣ узелокъ-то… Часъ скоро, а вотъ… никакого результату. Замѣтилъ, что она поглядываетъ на узелокъ, и разсказалъ, что все имущество оставилъ у брата, швейцара, на Басманной, а тутъ, конечно, только самое необходимое. Тащить тоже въ такую далищу, когда. Можетъ, еще и не уживешься! Настоящая его спецiальность - по номерамъ, но лѣтнее время -самый мертвый сезонъ, а самовары-то подавать по пансiону, - да чего же ихъ не подать! А звать его Васильемъ. Дѣвушка разсказала, что все не рѣшалась ѣхать въ такую далищу, но господа уѣхали за-границу до зимы - гдѣ-нибудь надо же служить до ихъ прiѣзда! А зовутъ ее Сашей, Александрой Петровной. Говоря про заграницу, она посмотрѣла на желтый носочекъ баретки, и Василiю показалось, что сказала она это такъ, для ...
ИВ. ШМЕЛЕВЪ ТОМЪ ШЕСТОЙ КАРУСЕЛЬ РАЗСКАЗЫ КНИГОИЗДАТЕЛЬСТВО ПИСАТЕЛЕЙ ВЪ МОСКВѣ. КАРУСЕЛЬ. I. Часъ раннiй, − шести нѣтъ, − а чашкинскiй лавочникъ Иванъ Акимычъ уже крестится на синiе купола Троицы, черезъ дорогу. Вi небѣ, за церковью, золотое сiянье: тамъ солнце. Церковныя березы, осыпанныя гнѣздами, тронуты золотцемъ, за ними сквозитъ бурая крыша мухинской усадьбы. Иванъ Акимычъ молится и на Всевидящее Око въ широкомъ золотомъ треугольникѣ надъ входомъ, приглядывается и къ мухинской крышѣ и затаенно думаетъ − пошли, Господи! Вѣритъ, что все будетъ ладно, − и бойкая торговля, и мухинская усадьба не убѣжитъ: зарвалась по заборной книжкѣ и по второй закладной за три тысячи. Ужъ коли пойдетъ − такъ пойдетъ. Надо было, чтобы рѣка вскрылась до праздника, дала ходъ покупателю изъ Пирогова и Божьихъ Горокъ, − какiя тамъ лавки! − послалъ жену подъ четвергъ ко всенощной поставить свѣчу Антипiю-Половоду, а на пятницу въ ночь, за евангелiями, и прошла рѣка, и уже паромъ налаженъ. Теперь такъ и повалятъ. Вонъ ужъ и погромыхиваетъ по холодку. Въ ночь прихватило. Въ колеяхъ, передъ лавкой, точно молоко, пролито, − послѣднiя, вешнiя пленки, въ воздухѣ погожая свѣжесть, небо синѣй, на примосткахъ, у лавки, дожидается солнышка ранняя, охолодавшая муха. Грохаютъ желѣзные засовы съ оконныхъ затворовъ, изъ раствора густо шибаетъ харчевымъ духомъ − соленой рыбы, мяты и бакалеи; отъ окоренка съ красными и лиловыми яйцами праздничное сiянье; за стекломъ веселый товаръ − мылà и пузыречки съ духами; на солониннымъ чаномъ и головастой тушкой сомовины съ ...
ЗНАМЕНIЯ I Невѣдомыми путями приходятъ и текутъ по округѣ знаменiя, намекаютъ сказанiя. Откуда приходятъ, гдѣ зарождаются, какъ и кѣмъ? Есть въ жизни незнаемые поэты. Жива созерцательная душа народа. Не любитъ она цифры и мѣры и непреложныхъ законовъ. Жаждетъ иного мiра, которому тѣсно въ этомъ, хочетъ чудесъ, знаменiя и указующаго Перста. Какой уже день шумятъ и шумятъ старыя деревья парка, − не утихаетъ буря. Два серебристыхъ тополя-гиганта, чтò стояли у каменныхъ воротъ усадьбы, упали прошлой ночью, и сразу стало неуютно и голо въ саду. Вотъ она, обгладывающая все поздняя осень. А какъ-будто совсѣмъ недавно стояли эти черныя давнiя яблони въ бѣлорозовомъ одѣянiи дѣвичьяго цвѣта, слушая брачный шопотъ вѣтра и пчелъ, неслышно роняя предсвадебныя одежды. Теперь − черныя-черныя старухи, отовсюду выпустившiя старые костыли-подпоры, чтобы не завалило бурей. Черные, обглоданные скелеты. − А, глядѣться, свѣжёхонькiе стояли… − недоуменно говоритъ работникъ Максимъ и носкомъ сапога тычетъ въ изломъ упавшаго тополя. − Ни гнилости нигдѣ не видать, ни защербинки нѣтъ Онъ пытливо смотритъ совинымъ лицомъ, и его узкiй, до переносья заросшiй лобъ силится уяснить что-то очень значительное. − Да-а… − выдыхаетъ онъ, покачивая головой, − видно ужъ, дѣло такое… оказываетъ. И опять трясетъ головой − рѣшительно, точно теперь все ясно. − Гляньте-ка! − тревожно говоритъ онъ и показываетъ за садъ, поверхъ яблонь, къ селу. − Крестъ-то?! ...
ЗА СЕМЬЮ ПЕЧАТЯМИ I Съ какого конца не въѣзжай въ Большiе Кресты, увидишь въ серединѣ села ярко-зеленую крышу, а надъ ней плакучую развѣсистую березу. Это глядитъ съ бугорка на мѣняющiйся свѣтъ Божiй казенная винная лавка − № 33. Каждый мужикъ, подъѣзжая, непремѣнно помянетъ столярову поговорку: − Три да три: выпилъ − карманъ потри. Столяръ Митрiй, покривившаяся изба котораго какъ напротивъ лавки, бывало, плакался на судьбу за такое сосѣдство: − Никуда отъ ее не дѣнешься, − плачешь, а идешь. Да-а, какъ глаза ни три, а все − въ три да въ три! Самъ и полки ей отлакировалъ, а черезъ ее одна непрiятность. Теперь она запечатана, и крѣпко набитыя тропки къ ней по зеленому бугорку уже повеселѣли послѣ августовскихъ дождей мелкой осенней травкой. Но зеленая, съ чернью и золотцемъ, вывѣска еще не снята и наводитъ на размышленiя. Еще не отъѣхала къ брату-бухгалтеру, въ Тулу, и сидѣлица Капитолина Петровна, дворянка и хорошаго воспитанiя, хотя уже продала батюшкѣ поросенка. Но корову еще придерживаетъ. Вотъ когда и корову продастъ, да придетъ отъ бухгалтера ей настоящее разрѣшенiе, чтобы выѣзжала, тогда все разрѣшится. А теперь… кто что знать можетъ? Виситъ и виситъ вывѣска. И все еще прiостанавливаются по старой привычкѣ подъ бугоркомъ телѣги, и лошаденки собираются подремать, но сейчасъ же трогаются подъ ругань къ бойко заторговавшей чайной. Печатали лавку урядникъ со старостой и понятые. Староста, Фотогенъ Иванычъ, самъ, бывало, помогавшiй ...
Ивану Александровичу Ильину. ПРОГУЛКА I Жизнерадостный, полнокровный Попперъ говорилъ, живописно откидывая падавшiя на лобъ пряди: – Да, какъ будто, безсмысленно. Но мы въ ограниченныхъ рамкахъ, друзья мои! въ рамкахъ… я бы сказалъ, з д ѣ-чувствiя, и Смысла мы сознать не можемъ. Жизнь, какъ нѣкая онтологическая Сущность, начертываетъ свои проэкцiи въ невнятномъ для насъ аспектѣ. Но можно, какъ бы… п о д-чувствовать, уловить въ какофонiи Хаоса… таинственный шопотъ Бытiя! Этотъ вѣдомый всѣмъ Абсурдъ, этотъ срывъ всѣхъ первичныхъ смысловъ… не отблескъ ли это Вѣчности, таящей Великiй Смыслъ?!.. Онъ умѣлъ тонко мыслить, любилъ смаковать слова, вслушиваясь въ ихъ музыку, и это умиряющее дѣйствовало на заходившихъ къ нему по пятницамъ. Его стѣснили, оставивъ всего двѣ комнаты; но эти комнаты, въ книгахъ до потолка, покойныя кожаныя кресла, Тяжелый столъ краснаго дерева, отъ наслѣдниковъ Огарева, просторныя окна особняка, выходившiя въ старый садъ, съ видомъ на главки Успенiя на Могильцахъ, – манили въ прошлое. Къ нему любили заглядывать, вздохнуть отъ постылой жизни. Это были хорошiе русскiе интеллигенты. Они возмущались звѣрствами и клеймили насильниковъ въ газетахъ за поруганiе революцiи, за угнетенiе самоцѣнной личности. Но когда задушили и газеты, даже ...
БЛАЖЕННЫЕ Я прощался съ Россiей, прежней. Многое въ ней потоптали-разметали, но прежняго еще осталось – въ Россiи деревенской. Уже за станцiей – и недалеко отъ Москвы – я увидалъ мужиковъ и бабъ, совсѣмъ-то прежнихъ, тѣхъ же лошадокъ-карликовъ, въ телѣжкахъ и кузовкахъ, тѣ же деревушки съ пятнами новыхъ срубовъ, укатанные вертлявые проселки въ снятыхъ уже хлѣбахъ, возки съ сѣномъ, и телятъ, и горшки, и рухлядь на базарѣ уѣзднаго городка. Даже «милицейскiй» съ замотанными ногами чѣмъ-то напоминалх былого уѣзднаго бутошника, – оборвался да развинтился, только. А когда попался мнѣ на проселкѣ торговаго вида человѣкъ, въ клеенчатомъ картузѣ и мучнистаго вида пиджакѣ, крѣпкой посадкой похожiй на овсяной куль, довольный и краснорожiй, поцикивавшiй привольно на раскормленнаго «до масла» вороного, я поразился, – дочего же похоже на прежнее!.. – Это не Обстарковъ ли, лавочникъ? – спросилъ я везшаго меня мужика. – Самый и есть Обстарковъ, Василiй Алексѣичъ! – радостно сообщилъ мужикъ, оглядываясь любовно. – Отъ всего ушелъ, не сгорѣлъ. Какъ ужъ окорочали, а онъ – на-вонъ! До времени берегся, а теперь опять четырехъ лошадей держитъ, съ т ѣ м и водится… Очень всѣ уважаютъ. За что уважаютъ-то?.. А… духу придаетъ! Какъ разрѣшили опять торговать, сразу и ...
И С Т О Р I Я Л Ю Б О В Н А Я I Была весна, шестнадцатая в моей жизни, но для меня это была первая весна: прежнiя всѣ смѣшались. Голубое сiянье въ небѣ, за голыми еще тополями сада, сыплющееся сверканье капель, бульканье въ обледенѣлыхъ ямкахъ, золотистыя лужи на дворе съ плещущимися утками, первая травка у забора, на которую смотришь-смотришь, проталинка въ саду, радующая н о в ы м ъ – черной землей и крестиками куриныхъ лапокъ, – осл–пительное блистанье стеколъ и трепетанье «зайчиковъ», радостный перезвонъ на Пасхѣ, красные-синiе шары, тукающiеся другъ о дружку на вѣтеркѣ, сквозь тонкую кожицу которыхъ видятся красныя и синiя деревья и множество солнцъ пылающихъ… – все смѣшалось въ чудесном и звонкомъ блескѣ. А въ эту весну все, какъ-будто, остановилось и дало на себя глядѣть, и сама весна заглянула въ мои глаза. И я увидалъ и почувствовалъ всю ее, будто она моя, для меня одного такая. Для меня – голубыя и золотыя лужи, и плещется в нихъ весна; и сквозистый снѣжокъ въ саду, разсыпающiйся на крупки, въ бисеръ; и ласкающiй нѣжный голосъ, отъ котораго замираетъ сердце, призывающiй кошечку въ голубомъ& ...
... -сякой … покажу тебе крупожора!» Дедушка твой картуз об-земь, «ставлю, кричит, за Мартына четвертной! валяй! Маша даже ...
... , гороховые панталоны, легкие, калоши на босу ногу; в волосатом кулаке картуз с согнутым козырьком, похожим на копытце. Глаза зеленые ...
... rdquo; на заводъ. Кирпичники, какъ и погода на дворѣ, мѣняются. На Пасхѣ они, обыкновенно, озабоченно и молча толкутся и поминутно срываютъ рыжiе картузы, когда конторщикъ дробью скатывается съ галереи отъ дяди и, не отвѣчая на поклоны, несется съ большой книгой въ конторку. На Пасхѣ кирпичники терпѣливо съ ранняго ... грабите!.. Наставили хорóмъ-то на нашей копейкѣ, косорылые черти!.. Страшный человѣкъ поворачивается въ нашу сторону, и его острые глаза изъ-подъ сбитаго картуза скользятъ по нашимъ окнамъ. Мы откидываемся въ глубь комнаты, но голосъ уже ворвался черезъ форточку: - Подохнешь скоро, Чуркинъ!.. ... крыльца, дядя Захаръ вышелъ съ Леней на галлерею, на свое “красное крыльцо” и сказалъ - Братцы!... Толпа сгрудилась. Полетѣли шапки и картузы съ головъ. Братцы!?... Раньше, обыкновенно, были - черти, сукины дѣти, лѣшiе и дармоѣды… Братцы!... Я чувствовалъ прiятный холодокъ въ ... дрожки? - подскочилъ Александръ Ивановъ. Дядя Захаръ не отвѣтилъ, подошелъ къ бугорку, постоялъ… ПОкачалъ головой и пошелъ по могиламъ, не надѣвая картуза. Лилъ дождь. Грачи протяжно шумѣли въ вершинахъ. - И вы пожалте-съ… помянуть покойника… въ собственномъ домѣ-съ на… Александръ Ивановъ ... опускается на скамейку, противъ “своихъ”. - Да… дай… - глухо говоритъ онъ почтительно остановившемуся безъ картуза конторщику. Тотъ стремительно выхватываетъ изъ кармана яичко. - Прикажете раздробить?.. Дядя киваетъ. - Прикажете имъ-съ?.. - вѣжливый жестъ къ ... тоже скоро пустятъ въ оборотъ, и они, отполированные и закованные, можетъ быть, будутъ скоро красоваться въ другихъ домахъ. Картонки съ побурѣвшими шляпами и картузами, десятки прорванныхъ зонтовъ, гигантскихъ, какъ старые грибы, дюжины ботиковъ и мѣховыхъ бархатныхъ сапожковъ съ застежками, изъѣденные молью ковры и коврики, старыя полости ...
... и забыть. Вдадиміръ Михайловичъ вышелъ заднимъ крыльцомъ въ пестрой группѣ гостей, обдумывая, чтобы такое сказать… Но вышло все очень просто. Мужики подержали картузы, мальчишки продолжали висѣть на заборахъ, на цѣпяхъ рычали овчарки. Владиміръ Михайловичъ досталъ портмоне, а изъ толпы выдвинулся высокій худощавый мужикъ въ рыжемъ кафтанѣ внакидку ... и ждалъ. — Вотъ вамъ… Молча задергали картузами, а Владиміръ Михайловичъ старался что то сказать и мямлилъ. — Ну, что… какъ у васъ… И тотъ же сухощавый мужикъ скучно отвѣтилъ: — Ничего&hellip ... … И кто то сзади, какъ показалось Владиміру Михайловичу, насмѣшливо выкрикнулъ: — Живемъ!.. И по лицамъ мужиковъ, по ихъ взглядамъ и по тому, какъ они стояли и дергали картузы, Владиміръ Михайловичъ видѣлъ, что есть въ нихъ что то ему непонятное, какая то въѣвшаяся общая мысль, крѣпкая, какъ березовый колъ, и казалось ему, что ...
... , - и вообще народъ. И онъ, Уклейкинъ, въ порыжѣломъ, бѣлыми нитками кое-гдѣ прохваченномъ пальтишкѣ, съ выглядывающимъ изъ кармана потрескавшимся козырькомъ затертаго картуза и съ копеечной просвиркой въ рукѣ. Въ этотъ моментъ чувствовалось, что и онъ передъ этой чашей - одно съ барынями и господами ... въ амфитеатрѣпартера, налѣво и направо отъ прохода, уже были заняты и все людьми попроще. Онъ поднялъ голову, а наверху, на балконѣ и на галеркѣ, - картузы, шапки и бородатыя лица. Мелькнулъ знакомый слесарь Федотовъ, съ рыжей, какъ золото, бородой. Туда бы надо, но входъ сбоку, и никакъ нельзя пробраться ... нѣтъ!... Жульё!... - Ну, какъ нѣтъ!... А на Золотой улицѣ-то… подъ гербомъ… Уклейкинъ уже стоялъ у столика, покачиваясь, безъ картуза, уставившись глазами въ одну точку. Хозяинъ за стойкой далъ знакъ. Быстро подбѣжалъ половой и унесъ посуду. Стремительно подскочилъ другой, вѣжливо охватилъ Уклйекина за спину ...
... ?.. ха-ха-ха!.. ха-ха-ха…Вы-борщи-комъ… Въ депутаты его!.. въ министерст.[772]!.. Комната[773] огласилась дружн[774] хохотомъ, что Укл.[775]<нрзб> протянулъ руку къ картузу… ‑ Да ужъ <3 нрзб>, лишь бы записали… Новый взрывъ… Что жъ они смѣются – подум.[776] Укл.[777 ... … Въ сторону бы куда, но скамьи на право и налѣво отъ проходовъ уже были заняты, и все людьми попроще… Поднялъ голову, а наверху, на балконѣ и галеркѣ картузы[1379], бородатые лица. Мелькнулъ знакомый, слесарь Ѳедотовъ, съ[1380] рыжей какъ золото бородой…[1381] Туда бы надо. Но вѣдь сбоку и позади пробраться ...
... , подаетъ кучеру стаканъ водки, а кучеръ не смотря[16], протягиваетъ руку и пьетъ медленно, утирается ладонью въ замшѣ. Уже ѣдутъ[17] на извозчикѣ трое фабричныхъ съ трехрядкой задравъ картузы, идутъ[18] въ платочкахъ женщины,[19] выпустивъ цвѣтные шерстяныя платья, несутъ ребятъ въ голубыхъ стеганыхъ одѣяльцахъ,[20] мальчишки[21] бѣгутъ черноватой новенькой стайкой, бѣг.<?> чер.<?> гол ... ] Далее было: , гудитъ [303] Вместо: прокатили монахи въ высот<скихъ> саняхъ — было: на той сторонѣ улицы идетъ пьяный фабричный безъ картуза, тычется разки<ну>въ руки, смотритъ, [какъ глазомъ] какъ насторожилось ухо у псаломщика [304] Вместо: слышитъ — было: чувствуетъ [305] въ перерывѣ ...
... , Уклейкинъ, въ порыжѣломъ, бѣл.[974] нитк.[975] кое гдѣ прохвач.[976] пальтишкѣ съ выглядыв.[977] изъ кармана потрескавш.[978] козырькомъ затерт.[979] картуза и съ коп.[980] просвиркой въ рукѣ. Въ этотъ моментъ чуть чувствов.[981] онъ, что и онъ, Укл.[982], передъ этой чашей одно съ барынями и господами ... нѣтъ… ‑ Ну, вотъ какъ нѣтъ… На Золотой улицѣ… Подъ гербомъ…[1811] Онъ уже стоялъ у столика, покачиваясь, безъ картуза. Хозяинъ за стойкой что то говорилъ половому. Тотъ быстро подбѣжалъ и унесъ посуду.[1812] А другой подошелъ къ Уклейк. вѣжливо[1813]<нрзб> за спину и <нрзб> двигать ...
... ] хозяйскій кучеръ, посидитъ и пойдетъ въ портерную. А на дворѣ сапожники и скорняки, поужинавши, поютъ — <«>Во Броницахъ нова<я> кузница стоитъ», хлопаютъ жуковъ картузами.[963] Даже запахъ улицы вспоминался, теплый, густой, съ пыльцой, и казался такимъ что не прикинешь ни на какія цыфры[964] и ничѣмъ не измѣришь[965]. // л. 11-11 ...
... головой ярко–зеленые въ солнцѣ зонты съ темнѣющими[281] гроздочками новыхъ орѣховъ, шуркали по Степанову картузу,[282] брызгали нескатившимся съ утра дождемъ. Въ глухойъ сторонѣ, влѣво, куковала кукушка чистымъ, точно отмытымъ ...
... борта… Свистокъ.[27] // л. 17 — Счастливаго пути! — крикнулъ кто-то съ нашего парохода. Съ «Невы» замахали картузами. Длинный, невысокiй пароходъ круто повернулъ и медленно двинулся въ озеро. — Покачаетъ его знатно! — говоритъ кожаная куртка. &mdash ...
... , какъ звенья цѣпи медленно пропадаютъ <<нрзб.>>[42]. Свистокъ. — Счастливаго пути! — крикнули съ нашего парохода[43]. Съ «Невы» замахали картузами. Длинный, невысокiй пароходъ повернулъ и медленно двинулся въ озеро. – Покачатеъ знатно! — говоритъ кожаная куртка. — А мы, должно, до утра простоимъ ...
... хочетъ… На длинномъ пароходѣ подымали воротомъ якорь. Чорныя звенья цѣпи съ грохотомъ уползаютъ въ люкъ. Свистокъ. — Счастливаго пути!.. Съ парохода замахали картузами. Онъ неуклюже сталъ заворачивать и медленно двинулся въ озеро. Стало свѣжо. Пахнетъ смолой отъ барокъ. Зеленые огоньки начинаютъ мерцать со шпилей. На пароходѣ тишина ...
... , ходу! Верховой вцѣпился ногтями въ мясистыя уши, приникъ и впился, какъ чорный огромный жукъ, пыхтѣлъ и правилъ ногами. Мокрый отъ пота колбасникъ безъ картуза, который онъ потерялъ еще въ загонѣ, вертѣлся, нащупывая боковые карманы, хваталъ кабана за ноги, отлеталъ въ сторону, ругался и ободрялъ. — Такъ его ...
... давняго глянца, драповомъ когда-то, пальтишкѣ, съ оборваными карманами. Съ разлету прыгалъ-шагалъ онъ по кирпичамъ, утонувшимъ въ грязи, въ поркѣ и въ рваной калошѣ на босу ногу, безъ картуза. Онъ перемахнулъ черезъ канаву, потерялъ опорокъ и выругался. Они посторонились, приглядываясь къ желтому, испитому лицу въ ямкахъ и косточкахъ, въ черныхъ кусточкахъ на подбородкѣ и скульяхъ, &ndash ...
Конкорданс создается в рамках проекта РФФИ 18-012-00381 "Раннее творчество И. С. Шмелева в рукописных источниках: исследование и публикация"