На островах Ладоги (НИОР РГБ 387.1.7.)

Фонд № 387

И. С. Шмелев Шмелев,

Картон № 1 Иван Сергеевич

Ед. хран. № 7

«На островах Ладоги

Путевые очерки

Позднейшая редакция очерков «На скалах Валаама»

[конец 1890^х — нач. 1900^х]

Машинопись с авторской правкой 62 лл.

// картон

На островахъ Ладоги.

(Путевые очерки)

ГЛАВА I.

На пристани. — Богомольцы. — Вечеръ на Вечеръ на Невѣ. — Качка. — Коневецъ.

Пароходъ «Петръ I», самый большой изъ плавающихъ по неспокойнымъ волнамъ Лад<ожскаго> озера^{^[1]}, шелъ на всѣхъ парахъ къ Шлиссельбургу, когда я подъѣхалъ къ^{^[2]}пристани^{^[3]}.

Сильный вѣтеръ рвалъ шляпу, и темныя волны рѣки шлепали въ берегъ^{^[4]}.

— Что только на озерѣ теперь дѣлается… и-и!! Вы на Валаамъ, што ли?^{^[5]}

— Хорошее дѣло… Только покрутитъ васъ на Ладогѣ^{^[6]}, не обойдется безъ этого…^{^[7]}

Я хотѣлъ, было, уходить, но сторожъ сказалъ:

— А вы, ступайте-ка^{^[8]} подъ Смольный… Пароходикъ скоро въ Шлюшинъ (Шлиссельбургъ) пойдетъ, можетъ, догоните «Петра», ежели онъ остановку сдѣлаетъ…^{^[9]}

<Несколько <нрзб.>>[10]черезъ 4 часа я уже подъѣзжалъ къШлисс<ельбургу>^{^[11]}. Масса баржъ, соймъ, барокъ. Два-три пароходика проползли мимо насъ. На лѣвомъ берегу огромная каменная масса фабричныхъ корпусовъ посылаетъ

// 1

въ небо черную тучу дыма. Впереди,въ четверти версты от берега, громадный пероходъ покачивается, не двигаясь съ мѣста, — очевидно стоитъ на якорѣ. Плывемъ мимо.^{^[12]}«Петръ I» — читаю я у него на носу.Палуба^{^[13]} густо покрыта народомъ, — точно стая птицъ перелетныхъ опустилась на отдыхъ передъ долгой дорогой.

Вотъ и пристань. Два грузчика предлагаютъ донести багажъ до гостиницы^{^[14]}.

— Почему «Петръ» бросилъ якорь?^{^[15]}

— Озеро не въ порядкѣ… Тамъ теперь<несколько <нрзб.>>^{^[16]}

— На пароходъ не надоть ли кому? — крикнулъ со стороны грубый голосъ.^{^[17]}

Въ небольшой лодкѣ стоялъ матросъ и, видимо, старался соблюсти равновѣсiе: лодкатакъ и ходила подъ нимъ, раскачиваемая неспокойной рѣкой.^{^[18]}

— Нева не то што, таперича, ежели къ примѣру, ручей. Волна волной… пучина. А вамъ бы въ гостинницу… сейчасъ самоварчикъ…

И четыре руки протянулись къ моему багажу.

Но ихъ порывъ оказался напраснымъ.^{^[19]}

Явошелъ въ лодку, и она запрыгала и завертелась на гребняхъ.^{^[20]}

Пароходъ приближался. Черная масса на палубѣ^{^[21]} начинала дробиться, яснѣть;^{^[22]}. Волны бьютъ въ бортъ, бѣгутъ,<<нрзб.>> лодку.^{^[23]}

– Эй... эй! штурма-анъ!!.. эй! — кричитъ матросъ, задирая голову.

Любопытныя богомольцы, скучающiе уже два часа на якорѣ, вытягиваютъ головы и смотрятъ на насъ гдѣ-то высоко на палубѣ.^{^[24]}

// 2

Заѣзжаемъ сбоку^{^[25]}. Въ боку парохода открывается дверка, матросы спускаютъ желѣзную лѣсенку прямо въ лодку, и я вступаю на пароходъ.

Толпа народа. Сидятъ, лежатъ, распиваютъ чай изъ жестяныхъ чайниковъ. Пахнетъ жаромъ машины, смазочнымъ масломъ, гарью изъ кухни.

Въ залѣ 1-го класса на кормѣ, всѣбархатные диванчики заняты пассажирами.^{^[26]}.

На палубѣ народъ попроще.^{^[27]} Съ кѣмъ ни заговоришь о Валаамѣ, — для всѣхъ онъ точно родное что-то.^{^[28]}

– Изощряется народъ нонеча… и-ихъ какъ! – говоритъ низенькаго роста мужчина въ кожаной курткѣ, приказчикъ по виду. — Вотъ какіе монахи!

И на кажномъ-то у нихъ мѣстѣ машина^{^[29]}… Шагнулъ шагъ, — машина, шагнулъ другой, — опять машина… Сливочное масло теперь… налилъ въ бутылочку и тряси… у насъ-то!..

— Да? — вопросительно говоритъ одинъ изъ слушателей.

— А у нихъ — машина.^{^[30]}

— Лѣсъ, теперича взятъ, пилить ежели… Положилъ дерево, ну, машина и пилитъ.... А тамъ, братъ, не такъ…^{^[31]}

— Тамъ машина и дерево притащитъ, на станокъ положитъ, пилитъ его и скидаетъ замѣсто человѣка.

— Ишь ты. Вѣдь эт-то что!..^{^[32]}

То-то вотъ и есть. Да это что…^{^[33]} Рыбу изъ икры дѣлаютъ!

— Ну, это, ужъ ты, братъ, того, врешь!^{^[34]} — нерѣшительно старается возразить питерскiй извозчикъ.

— Нѣтъ не врешь… Машина!.. говорятъ тебѣ, на все у нихъ машина.

— И живая рыба? — спрашиваетъ кто-то изъ слушателей.

— Живая… какъ есть, настоящая. Такія приспособленія у нихъ…^{^[35]}

Вечерѣло. Совсѣмъ утихъ вѣтеръ, только волны рѣки, все

// 3

еще поплескивали въ берега. Холодѣлъ воздухъ, и высокiя^{^[36]} мачты и шпили баржъ и соймъ горѣли огнемъ, озаренные красными лучами потухавшаго солнца. Иногда^{^[37]} прокатывались по рѣкѣ голоса барочниковъ, и закопченный шипящiй «буксиръ» тянулъ мимо насъ сѣрыя, неуклюжiя баржи. Затихла фабрика; высокая, въ небо уходящая труба перестала выбрасывать черные клубы дыма. На берегу, ^{^[38]} огонекъ беснулъ и отразился въ водѣ.

<<нрзб.>>^{^[39]}стоитъ на якорѣ пароходъ «Нева».

— Еще вчера на Свирь пошелъ, да воротился…. насилу-насилу изъ озера выбрался, швыряетъ…^{^[40]}

— Якорь подымаютъ… Никакъ сыматься хочетъ!..^{^[41]}

На пароходѣ воротомъ вытаскивали изъ воды тяжелый якорь. Видно, какъ звенья цѣпи медленно пропадаютъ <<нрзб.>>^{^[42]}. Свистокъ.

— Счастливаго пути! — крикнули съ нашего парохода^{^[43]}.

Съ «Невы» замахали картузами. Длинный, невысокiй пароходъ повернулъ и медленно двинулся въ озеро.

– Покачатеъ знатно! — говоритъ кожаная куртка. — А мы, должно, до утра простоимъ.^{^[44]}

Стало свѣжо. Густо пахло смолой На отдаленной баржѣ, на самомъ шпицѣ затрепеталъ зеленый огонекъ-сигналъ[45], а высоско надъ нимъ уже горѣли звѣзды. На пароходѣ тишина, хотя <<нрзб.>>пятисотъ человѣкъ.

«Свѣте тихiй, святыя славы»… — запѣли на палубѣ. 3-го класса. Тихiе звуки молитвы потекли по рѣкѣ, смѣшались съ тишиной августовской ночи.

— «Помилуй мя, Бо-же, поми-и-луй мя»…^{^[46]}

Я спустился въ каюту.

Когда я сталъ засыпать, лежа головой къ борту, Волны рѣки изрѣдка ударяли въ желѣзную обшивку, и ихъ плескъ, проникая въ круглое окошко надъ моей головой, усыплялъ меня.^{^[47]}

Меня разбудилъ стукъ машины… Я приподнялся и посмотрѣлъ въ иллюминаторъ^{^[48]}. Мимо насъ плыли баржи съ поблѣднѣвшими зелеными огоньками на реяхъ; бѣжали берега; погруженное въ сонъ селенье съ бѣлой невысокой колокольней, бѣдной

// 4

церковкой, съ сѣрыми невеселыми избами, оконца которыхъ ярко блестѣли, отражая наступившее утро. ^{^[49]} На берегу потухающiй костеръ борется съ могучимъ солнцемъ, вспыхиваетъ, посылая по вѣтру бѣлыя полосы дыма… И костеръ убѣжалъ. ^{^[50]} Дальше и дальше отступаютъ берега.^{^[51]} Островъ гранитный бѣжитъ мимо… На немъ каменныя высокiя стѣны, за стѣнами шпицъ торчитъ, сверкаетъ золотой крестъ церкви.^{^[52]}

Передъ нами широкая Ладога.

Начинало покачивать… Что-то звякнуло надъ моей головой: висячiй подсвѣчникъ раскачивается на шарнирахъ. Хлопнула дверь въ корридорѣ. Что-то будто подняло меня и бросило вмѣстѣ съ каютой, съ койкой, съ звенящимъ надъ головой подсвѣчникомъ, съ лучомъ солнца, проскользнувшимъ въ иллюминаторъ^{^[53]}сквозь зеленую шторку. Я лечу куда-то… Такъ иногда бываетъ во снѣ^{^[54]} въ дѣтствѣ. И кружится голова, и томитъ, томитъ,^{^[55]} забытье охватываетъ меня^{^[56]}… А! я понимаю, что это такое: это морская болѣзнь. Та-та-та-та-та-та-та-та — стучитъ надоѣдливая машина, бѣгутъ подо мной волны, бросаютъ, мучатъ^{^[57]} нестерпимо…

Едва нахожу силы взглянуть^{^[58]}на часы: 11 утра…

— Коневецъ видать!! — кричитъ кто-то на палубѣ.

Что-то задрожало во мнѣ… Пахнуло избавленiемъ отъ тяжелой муки, чѣмъ-то далекимъ, къ чему я стремился, что желалъ увидѣть… Я не видалъ далекой Россiи, а она теперь тутъ, за бортомъ парохода, и я ее увижу сейчасъ, скоро… Увижу не мертвой, какъ географическая карта, а такой, какая она есть, освѣщенная солнцемъ, прекрасная, чудная въ своемъ бытiи.

ГЛАВА II.

Въ кельѣ. — У моря. — Старичокъ гостинникъ.

Пароходъ подошелъ къ деревянной^{^[59]}, въ озеро выдающейся пристани, подошелъ настолько близко, что даже ударился о бревенчатую обшивку. Поспѣшно бѣгутъ богомольцы къ монастырю

// 5

въ гору,^{^[60]} аллеей развѣсистыхъ березъ. На пристани — часовенка, и высокiй, тощій старичокъ-монахъ^{^[61]}, сложивъ на груди руки, смотритъ холодными, строгими глазами на вереницу бѣгущихъ мимо него людей. Вѣтеръ съ озера ^{^[62]}развѣваетъ полы его пожелтѣвшей ряски.

На пристани монахъ съ повозкой. Сильная лошадь быстро^{^[63]} несетъ насъ въ гору, аллеей. Вправо пятиглавый соборъ, закрытый старыми березами. Влѣво, на горѣ, двухъэтажное зданiе гостинницы. На порогѣ встрѣчаетъ толстый сѣдой монахъ, радушно привѣтствуетъ и ведетъ длиннымъ коридоромъ.^{^[64]}

Келейка крошечная. Голыя^{^[65]}выбѣленныя стѣны, съ черными точками мухъ, украшены гравюрой съ видомъ какихъ-то развалинъ. Березка протягиваетъ въ окно свои вѣтки, а за ней горящая подъ солнцемъ Ладога, верхушка часовни и концы рей на монастырском галіотѣ.

Влѣво — зеленыя главы собора съ потемнѣвшими отъ непогодъ крестами. Соборъ не поражаетъ величiемъ: онъ вполнѣ соотвѣтствуетъ суровой природѣ небольшого островка, печальной, однообразной жизни его обитателей. День за днемъ раздаются съ желтенькой колокольни печальныя ноты монастырскаго благовѣста и, послушные имъ, бредутъ монахи въ церковь на очередную молитву.

— Во имя Отца и Сына и Св. Духа…

— Аминь!..

Монашекъ-подростокъ вноситъ обѣдъ. Все простое: капуста, посыпанная тминомъ, похлебка, каша.

Вечеромъ я осматривалъ островъ. Сейчасъ же за гостинницей начинается лѣсъ. Тишина обступила меня, тишина внизу, подъ темными шапками красныхъ сосенъ, покрытыхъ мохомъ.

Вверху, гдѣ длинные сучья сосенъ затянули темно-зеленой хвоей свѣтлое небо, стоялъ тихiй, немолчный шумъ, вѣчный шумъ и звонъ хвои. Прямо передъ нами валъ. Онъ тянется вправо и влѣво по осторву, теряется за красными стволами сосенъ. Всхожу, и вдругъ, точно въ сказкѣ, лѣсъ пропадаетъ, и новый шумъ заглушаетъ тихiй звонъ хвои… Передъ мной Ладога.Она внизу, у ногъ. Бури нагромоздили валъ, защитили лѣсъ отъ разрушительной силы могучихъ валовъ. Волны создали островъ, нанесли песку и круглыхъ камней.Они попадаются тамъ и сямъ круглые, покрытые

// 6

мохомъ; на нихъ краснѣетъ брусника. Изъ далекой Финляндiи льды занесли эти камни и бросили здѣсь… Много вѣковъ прошло… Отхлынули воды, островъ поднялся изъ водъ, и эти сѣрые, поросшiе мохомъ камни разсказали уму человѣка сказку о томъ, что было когда-то, давнымъ-давно.

В монастырѣ зазвонили ко всенощной. Возлѣ монастырскихъ построекъ я увидалъ блуждающаго старика-монаха. Онъ два раза оглянулся меня и торопливо пошелъ, точно боялся, что я заговорю съ нимъ, разспрошу печальную повѣсть его души. И мнѣ стало жаль человѣка, который притаился въ немъ подъ монашеской ряской, стало жаль человѣческое сердце……

У монастырскихъ воротъ подъ развѣсистыми березками толпятся послушники. Тутъ же между ними и толстогубые парни-корелы въ клѣтчатыхъ штанахъ и картузахъ съ прямыми козырьками. Центръ вниманiя — велосипедъ.

Толпа восхищается машиной, корелы что-то по своему галдятъ, нажимаютъ пальцами резину, звонятъ звонкомъ.

— Эй! отецъ Василiй! — кричитъ послушникъ монаху-юродивому. — Вотъ бы тебѣ на емъ въ скитъ пищу возить… хорошо!..

— Ой хорошо… хорошо! — глупо смѣется юродивый, плюетъ на велосипедъ, и бѣжитъ.

Стариной дышатъ низкiе своды собора. Полъ изъ сосновыхъ досокъ, стѣны плохо расписаны.Монахи все здоровый, коренастый народъ, съ грубыми чертами лица, съ затаенной энергiей въ взорѣ. Поютъ афонскимъ напѣвомъ.

Пусто въ гостиницѣ, — только одинъ послушникъ-подростокъ сидитъ на крылечкѣ.

Всенощная не отошла еще… Озеро къ ночи начинаетъ шумѣть, и изъ гостинницы слышно, какъгремятъ на берегу прибрежные камешки, какъ плещутся волны. Небо чисто, только на западѣ залегла длинная узкая полоса тучъ.

На колокольнѣ ударили. Послушникъсорвался съ крыльца и побѣжалъ въ кухню. Старичокъ-гостиникъ пришелъ отъ всенощной и полюбопытстововалъ, какъ день провели, что осмотрѣли.

— Конечно, — сказалъ онъ, — далеко намъ до Валаама.У насъ небогато.

— А схимонахи у ваъс есть?

— Были! — радостно и даже съ гордостью сказалъ старецъ. —

// 7

И какiе старцы!.. — Вотъ схимникъ^{^[66]} Iаковъ былъ, царство ему небесное… Самъ себѣ и смерть предсказалъ. А вотъ еще Виталiй схимонахъ былъ, тоже старецъ замѣчательный и смерть себѣ предсказалъ.

Черезъ растворенное окно слышно, какъ шумятъ отъ вѣтра вершины сосноваго лѣса.

— «Конь-камень» видали?

— Нѣтъ еще…

— Ну, такъ завтра посмотрите… Замѣчательность!.. Тутъ подъ нимъ жительство нечистыхъ духовъ было.

— Да что вы?

— Ишь ты, а вы и не знали! Вотъ завтра вамъ монашекъ разскажетъ, пойдетъ съ вами… Страсть сколько нечисти было здѣсь до Преподобнаго… Только онъ всю ее оттеда^{^[67]} изгналъ да за озеро, къ чухнамъ пустилъ.

— Вотъ какъ?.. интересно…

— Очень интересно. Тутъ у насъ, ежели все, какъ есть, съ чувствомъ осмотрѣть, много интереснаго… Ужъ на что англичане, народъ образованный, а и тѣ прiѣзжаютъ. Опять «Змѣиная гора»…

— Что же… змѣй много, что ли, на ней?..

— Нѣтъ… Змѣѝ у насъ настоящей нѣтъ, а такъ…гора^{^[68]}кривая такая… точно змѣя вьется. Пустынники и схимники на ней въ своихъ пещеркахъ жили… ^{^[69]}

— А теперь?

— Запустѣло мѣсто. Нѣтъ никого на Змѣиной горѣ. А что будетъ послѣ, Господь знаетъ… — грустно сказалъ старикъ и вздохнулъ.

На соборѣ ударило девять ровными, печальными ударами.

ГЛАВА III.

«Конь-камень». — Легенда. — Храбрая ворона. — Молчаливый скитъ. — Подвижникъ. — Ночь въ соборѣ. — Отъѣздъ.

— А вы что думаете… — говорилъ мнѣ старичокъ-послушникъ, когды мы на другой день шли осматривать «Конь-камень», — наша-то обитель, ^{^[70]} Сколько ее разъ шведъ разорялъ, и все она недвижимо стоитъ… ^{^[71]}Вы что на это скажете?^{^[72]}

// 8

Чѣмъ могли объяснить повявленiе этой массы среди дремучаго лѣса на песчаномъ островѣ дикiе финны? Въ природѣ они видѣли олицетворенiе разныхъ боговъ, добрыхъ и злыхъ… Несомнѣнно, что и эту скалу принесъ въ темный лѣсъ какой-нибудь богъ… Какой же? Грозный или милостивый? Обстановка говорила о первомъ. Кругомъ мрачный лѣсъ угрюмо звенѣлъ, море вѣчно шумѣло за нимъ.

На этомъ островѣ, ^{^[73]}не было хищныхъ звѣрей, которые населяли лѣса финскiе.^{^[74]}. И преданiе говоритъ, что корелы и финны держали на островѣ скотъ, который могъ спокойно блуждать по пустыннымъ мѣстамъ, отыскивая себѣ кормъ по лѣснымъ полянамъ. Но въ ^{^[75]}умахъ дикарей вставала тревожная мысль о грозномъ богѣ, который живетъ на гранитной скалѣ, во мракѣ лѣса.^{^[76]}

И вотъ, въ теченiе многихъ вѣковъ, когда съ далекаго юга подуетъ теплый вѣтеръ, и солнце растопитъ ледяную кору Ладоги, съ туманныхъ береговъ финскихъ одна за другой тянулись къ осторову грознаго бога неуклюжiя лодки. <<нрзб.>>^{^[77]}, у гранитной скалы, творили финны молитвы, возжигали костры и приносили въ жертву коня, чтобы умилостивить грознаго бога, ^{^[78]}Отсюда и камень зовется «Конемъ», и островъ носитъ это названіе.

Преданiе это сообщилъ препод. Арсентiю^{^[79]} Филиппъ, занимавшiйся ловлею рыбы у береговъ острова. Но это преданье въ умахъ христiанъ получило иной смыслъ. Рыбарь Филиппъ уже вѣритъ, что подъ камнемъ живутъ злые духи. Разсказъ его находитъ живой откликъ въ душѣ преп. Арсенiя.

Тотъ — монахъ. Всю жизнь положилъ онъ, чтобы избавить

// 9

души людей отъ сѣтей дiявольскихъ^{^[80]}.И преп. Арсенiй видитъ предстоящiй подвигъ. Очевидно, онъ словомъ проповѣди заставилъ дикарей отказаться отъ идолослуженiя и на мѣстѣ моленiй языческихъ воздвигъ часовню. Преданiе же въ поэтичныхъ краскахъ описываетъ изгнанiе изъ-подъ камня нечистой силы.

Преподобный цѣлую ночь стоялъ на молитвѣ. На утро, сопровождаемый своими послѣдователями, явился онъ съ иконой Богородицы къ гранитному камню, обошелъ его вокругъ и окропилъ св. водою… И тутъ совершилось, какъ повѣствуетъ лѣтопись Коневецкаго монастыря, чудо^{^[81]}: лишь только преп. Арсенiй обошелъ камень и окропилъ его^{^[82]}, туча злыхъ духовъ, въ видѣ черныхъ вороновъ вылетѣла изъ-подъ каменной глыбы и съ крикомъ полетѣла за озеро, на финскiй берегъ, въ глубокiй заливъ… Съ того времени тотъ заливъ зовется «Сартанлаксъ», что значитъ «Чертова Лахта», «Заливъ чертей».[83]

— Вы что? не вѣрите, можетъ быть? — испытующе спросилъ меня монахъ.

Я поспѣшилъ успокоить его тревожную мысль.

— Доподлинная правда… Теперь у насъ ни единой вороны на островѣ нѣтъ… Воробей, голубокъ тамъ, тѣ бываютъ, ну, а ворона, — та все больше обходцемъ… или такъ гдѣ-нибудь на бережку посидитъ, носъ поточитъ, а чтобы въ монастырь залетѣть, ^{^[84]} нѣ-ѣтъ.

Я не хотѣлъ разочаровывать его и потому не сказалъ^{^[85]}, что сегодня же видѣлъ цѣлую стаю воронъ на монастырскомъ дворѣ.

— Этотъ камень любопытный… Многiе его въ фотографiю сымаютъ… Нигдѣ, говоритъ, такого нѣтъ, только у насъ… — повѣствовалъ монахъ.^{^[86]}

— Кра-а……

На высокой ели важно сидѣла ворона и спокойно смотрѣла на гранитную глыбу.

— Шш… — шш… — шш!.. пррроклятая!.. — крикнулъ монашекъ. — Это она пролетцемъ такъ… а чтобы жить — ни-и-и… не бываетъ... Теперь я васъ въ скитъ поведу.

По лѣсу звенѣли бубенчиками монастырскiя лошади. Заслышавъ

// 10

шаги, онѣ выходили на дорогу и протягивали свои мордочки, прося хлѣба.^{^[87]}^{^[88]}

Куски гранита лежатъ между деревьями. Брусника и черника обвиваютъ ноги своими цѣпкими плетями^{^[89]}.

Вотъ и скитъ.^{^[90]}Съ трехъ сторонъ обступили его высокiя стѣны лѣса. Озеро у самыхъ воротъ, того и гляди, что вбѣгутъ на пустынный дворъ темныя волны. Кирпичныя стѣны закрыли каменный хлрамъ и кельи…

Я видѣлъ передъ собой чудную картину уединенiя, заброшенности глуши. Тихо шумятъ вершины елей, а за стѣнами мертвая тишина^{^[91]}. Висятъ на колокольнѣ молчаливые колокола, и не знаешь, — звенѣли ли кодгда-нибудь ихъ мѣдные языки, призывая иноковъ на молитву… Зачѣмъ звать, кого звать, когда все кругомъ мертво, только неугомонное море плещется. Ворота отворены. На заросшемъ травою дворѣ — ни души, точно мы въ сонное царство попали. Храмъ отпертъ. Входимъ. Изъ подъ земли выросла фигура старца монаха. Строгiе глаза изъ подъ очковъ внимательно^{^[92]} смотрятъ на насъ.

— Вамъ чего?

— Скитъ пришли посмотрѣть.

— А-а-а! — И больше ни слова.

— Давно вы здѣсь?..

– А?.. а? — наклонился ухомъ старикъ.

Я повторилъ вопросъ…

— Скоро тридцать^{^[93]}лѣтъ будетъ… скоро — прошмакалъ монахъ.

Тридцать лѣтъ среди глуши и дичи на пустынномъ островѣ!

— Можно будетъ вашъ скитъ снять?.... Аппаратъ у меня съ собой есть…

— А не грѣхъ?

— Сымаютъ… — успокоилъ его нашъ проводникъ. Теперь заведёно такъ, чтобы сымать все… Вонъ у насъ алтарь сымали… съ благословенiя.

— Ну, <<нрзб.>>^{^[94]}, можно. Патретикъ съ нашего скита-то сымете?^{^[95]}

— Да… Да…

Онъ внимательно слѣдилъ за <<нрзб.>>^{^[96]}и приглядывался

// 11

къ аппарату, какъ ребенокъ.

— Разныя нонѣ штуки пошли… — сокрушенно сказалъ монахъ-проводникъ. — Вонъ вчера одинъ нѣмецъ на колесѣ прiѣхалъ.

— Кто прiѣхалъ? — переспросилъ^{^[97]} старецъ.

— Нѣмецъ на колесѣ…. вилсапитетъ прозывается.

— Это нѣмецъ-то прозывается? Кто жъ онъ такой?

— Нѣ-ѣтъ… Колесо это такъ называется. А нѣмецъ-то самъ по себѣ… Извѣстно, онъ, нѣмецъ-то, какой — лютеръ.

— А-а… Нѣмецъ, говоришь, прiѣхалъ?

— Нѣмецъ…

— Не ладно… не ладно нѣмца въ обитель пускать… Не его это мѣсто… — вздохнулъ скитянинъ.

— Да рази его удержишь? Какъ сшелъ съ парохода, сѣлъ на свое колесо да въ гору-то ровно искра….

— Э-эхъ! — вздохнулъ монахъ.– Куцый такой… безъ сапогъ…

Я снялъ.

— Вонъ на Валаамѣ, сказываютъ, всѣ схимонахи поснялись… — сказалъ проводникъ-монахъ.

— Ишь-ты… схимонахи, говоришь? — таинственно переспросилъ^{^[98]} старецъ.

— Схимонахи… И Iоаннъ^{^[99]}-молчальникъ….

Смотрю, — заторопился, засуетился старецъ. Лицо его приняло застѣнчивое выраженiе, совсѣмъ дѣтское.

— А… если меня снять, — можно?... — попросилъ онъ.

— Съ большимъ удовольствiемъ.

Лицо старика просiяло.

— Спасибо вамъ…. Ужъ погодите минуточку… побѣгу я въ келью, въ мантiю облекусь…

И бѣгомъ, откуда силы взялись, затрусилъ къ каменному зданiю келiй.

— Много ихъ живетъ здѣсь? спросилъ я у монаха.

— Человѣкъ шесть…. только теперь они отдыхаютъ… праздникъ.

— Готовъ я теперь. — Ужъ вы сымите патретикъ-то… а?...^{^[100]} — повторялъ онъ, точно боялся, чтобы я не раздумалъ. — Тамъ…. въ мiру — родные есть… дочь…

Онъ сталъ на паперти, красиво задрапировавшись мантiей, которая очень шла къ его высокой фигурѣ, къ строгому выраженiю лица. Въ рукахъ онъ держалъ четки.

// 12

Я снялъ.

— Позвольте узнать ваше имя…

— Монахъ Севастiанъ.

— Такъ я вамъ пришлю карточку, о. Севастiанъ, приготовлю и пришлю.

— Пожалуйста… Позвольте ваше имя узнать.

Я сказалъ.

— Буду васъ на молитвѣ поминать…

Онъ крѣпко пожалъ мою руку.

Въ шагахъ четырехъ отъ калитки песчаный спускъ въ озеро. Внизу черные камни; вода пѣнится, темная, какъ тучи, чтò въ небѣ нависли низко-низко, чуть не задѣвая острые верхушки елей.

— Скучно у васъ здѣсь!..

— Теперь ничего, а вотъ осень наступитъ, —и-и…. Лѣсъ гудетъ^{^[101]}, а въ ворота озеро рвется… Прощайте, добраго пути...^{^[102]}

Онъ стоялъ у скитскихъ воротъ и долго смотрѣлъ намъ вслѣдъ. Темный лѣсъ кольцомъ охватывалъ тихiй скитъ. Скоро фигура монаха исчезла за стѣной, и красивая колокльня затерялась въ лѣсныхъ вершинахъ.

— Ну, какъ?... осмотрѣли наши достопримѣчательности?.. — втсрѣтилъ насъ старичокъ-гостинникъ. — «Конь-то камень» видали?

— Видали.

— А въ скиту были?

— Были.

— А сосну видали?

— Какую сосну?

— Какъ какую?... святая сосна у насъ есть… замѣчательная… подъ ей еще преподобный сиживалъ… 500 лѣтъ ей… вотъ она какая сосна-то!.. Экой ты какой, братъ!.. — укорялъ старичокъ монашка. — Про сосну-то и забылъ… Эхъ!.

Я съ удовольствiемъ провелъ два дня на Коневцѣ, но особенно сильнаго впечатлѣнiя не вынесъ: Валаамъ цѣликомъ поглотилъ меня.

Хозяйство Коневецкаго монастыря было въ самомъ зачаточномъ состоянiи и не могло быть даже блѣднымъ отраженiемъ того,

// 13

что увидалъ я на Валаамѣ. И лѣтописи коневецкiя не богаты сказанiями, какъ лѣтописи валаамскiя.^{^[103]}

Въ половинѣ третьяго^{^[104]}часа утра разбудилъ меня звонокъ въ корридорѣ гостинницы. Было еще совсѣмъ темно. Видно только, какъ плывутъ въ небѣ тучи, то открывая, то закрывая звѣзды. Темный контуръ собора высится надъ ^{^[105]}березами. Море шумитъ, шелестятъ дерева въ палисадникѣ подъ окномъ… На колокльнѣ ударили къ полунощницѣ. Стучатъ каблуками по каменной дорожкѣ къ собору. Изображенiе преподобнаго на святыхъ воротахъ благословляетъ темныя фигуры иноковъ.

— Во имя Отца и Сына и Св. Духа…

— Аминь.

— «Александръ»черезъ часъ отходитъ… еще въ 11 ч. вечера пришелъ.

— Спокойно озеро?

— Нѣтъ… волнисто. Бури не будетъ, а покачаетъ…

Я пошелъ въ соборъ въ послѣднiй разъ взглянуть на монастырскую братiю и потомъ въ дорогу. Меня охватила сырость моря. Въ небѣ быстро бѣжали разорванныя тучи. Издали вижу я, какъ сверкаютъ во мракѣ желтые огоньки свѣчей.

— «Изведи изъ темницы душу мою» — звучитъ подъ сводами храма пронзительный альтъ монаха.

Разноцвѣтныя лампады надъ ракой преп. Арсенiя едва-едва мерцаютъ. Малиновая бархатная завѣса <<нрзб.>>^{^[106]} складками повисла надъ ними.

Старенькiй, едва двигающiйся монахъ, разинувъ отъ слабости ротъ, еще болѣе старый при слабомъ мерцанiи огоньковъ, ставитъ обѣими руками дрожащую въ нихъ свѣчку. Накрывая гофреной мантiей, виднѣется распростертая возлѣ раки фигура монаха. Подъ сводами мракъ сгустился… Въ темномъ алтарѣ разноцвѣтными огоньками теплится седьмисвѣчникъ.

Пѣть кончили. Печально читаетъ монахъ молитвы. Тихо, ни кашля, ни шопота. И показалось мнѣ^{^[107]}, что стою я полунощницу подъ Свѣтлое Воскресенье: только тогда бываетъ такая торжественная тишина, и такъ слабо мерцаютъ огоньки свѣчей и лампадъ. Я прислонился къ стѣнѣ и задумался… Тишина, запахъ ладана, старческiя, мертвенныя лица, потрескиванье свѣчекъ передъ образами… И вдругъ на неспокойномъ озерѣ, за стѣной

// 14

загудѣлъ пароходъ. Онъ звалъ меня. Бросивъ прощальный взглядъ, я поспѣшилъ къ выходу. — «Добраго пути!» — чуть слышно, съ оттѣнкомъ грусти сказалъ кто-то.

Я оглянулся. Согнутая фигура… Голова склонилась къ досчатому полу собора, и черная мантiя, надвинувшись складками, закрыла клобукъ… ^{^[108]}

Я вышелъ.^{^[109]} Начинало свѣтать. Рѣдкiя тучи бѣжали, <<нрзб.>>^{^[110]} голубыя поляны.

Старичокъ-гостиникъ стоитъ на крыльцѣ. Онъ уже распорядился отправить на пристань мои вещи.

— Счастливаго пути! — сказалъ онъ и поцѣловался со мной^{^[111]}. — Не забывайте насъ.

Онъ жалъ мою руку, точно не хотѣлъ разставаться, и часто моргалъ.

Второй свистокъ…

Сбѣгаю съ горы…^{^[112]} Высокая, худая фигура монаха неподвижно, какъ и двое сутокъ назадъ, стоитъ у часовни и смотритъ куда-то вдаль. Третiй свистокъ…

Монашекъ сбрасываетъ причалъ и смотритъ, какъ нашъ пароходъ, вздымая пѣну винтомъ, медленно отодвигается отъ пристани. Дальше и дальше уходитъ лѣсомъ поросшiй Коневецъ. Бѣлѣетъ соборъ на зеленой стѣнѣ лѣсовъ. Вправо чуть виденъ тихiй скитъ, задернутый сѣткой тумана.

Видна длинная полоса земли: едва-едва маячитъ колокольня собора. Прощай, Коневецъ!

«Сартанлаксъ!» — крикнулъ штурманъ, вбѣгая на палубу.

Передъ нами «Чортова лахта», глубокiй заливъ, окаймленный лѣсомъ. Видны домики, пристань, на ней кучка людей, бѣлый маякъ на песчаной косѣ. Свистокъ… Пароходъ дѣлаетъ остановку. Небо, ясно, солнце выглядываетъ изъ водъ, и я вижу, каък лежитъ на водахъ освѣщенный солнцемъ, покинутый нами Коневецъ.

ГЛАВА IV.

Среди волнъ и гранита. — Святые острова.

Оставивъ на пристани нѣсколько бочекъ и ящиковъ, «Александръ» идетъ вдоль финскаго берега, поросшаго невысокимъ

// 15

березнякомъ и ельникомъ. Мертвыя песчаныя осыпи, длинныя косы съ бѣлыми маяками у самой воды.

— На Валаамъ-съ? — спрашиваетъ меня краснощекiй паренекъ въ лаковыхъ сапогахъ: — а знатно-съ нонеча ѣхать…. одна-съ меланхолія.

— Какъ?..

— Меланхолiя… т. е. въ родѣ она, — чуть-чуть колышетъ. А мы вѣдь по самымъ опаснымъ мѣстамъ ѣдемъ. Чуть въ сторону — и погибель… камни по дну тянутся… — невозмутимо сообщилъ мнѣ парень въ лаковыхъ сапогахъ.

Чаще и чаще встрѣчались маяки. Полосатыя палки торчатъ изъ воды, обозначая фарватеръ. Впереди цѣлая семья скалъ. Невысокiй лѣсъ раскинулся на нихъ темно-зеленой щетиной. Мы выступаемъ въ тихiе проливы, плывемъ мимо унылыхъ шхеръ, лавируемъ, поворачивая то вправо, то влѣво.

Передъ нами глубокiй заливъ, окруженный гранитными островками. Та же деревянная пристань, тѣ же крытые еловой лучиной домики, какъ и въ Сартанлаксѣ. Это предмѣстье Кексгольма.

На берегу финскiя двухколески, запряженныя минiатюрными шведками. Угрюмые финны, въ кожаныхъ курткахъ, ^{^[113]}сосредоточенно покуриваютъ короткiя трубки. Опять визгливая цѣпь вытягиваетъ изъ трюма мѣшки и бочки, старикъ финнъ, не выпуская изо рта трубки, размѣренными движенiями мозолистыхъ рукъ сбрасываетъ причалъ съ деревянной тумбы, хмуро глядитъ вслѣдъ, и новая вереница прихотливыхъ шхеръ закрываетъ отъ насъ затерянное на пустынномъ побережьѣ предмѣстье Кексгольма.

Кончились шхеры. Открытое озеро плещется подъ нами, слѣва тянется песчаный берегъ, а впереди опять идутъ на насъ груды каменныхъ горъ... Подъ страшно-высокой стѣной, точно чайка, притаилась лодочка съ бѣлымъ парусомъ. Надъ ней повисла скала, а со скалы могучая сосна протягиваетъ въ воздухъ свои крючковатые корни. Въ промежуткахъ утесовъ видны берега, деревушки, крытыя дранью, желтыя полосы ячменя и овса.

— «Кроноборъ»!.. — кричитъ штурманъ.

Маленькiй поселокъ, окруженный горами… Деревянная лютеранская церковь тонкимъ шпилемъ царитъ надъ узкой долиной. Толстогубые финны курятъ свои трубки. Остановки кончились. Пароходъ идетъ къ Валааму, до котораго около 70 верстъ.

// 16

Скалы все еще давятъ насъ своей сѣрой массой. Надъ нами плывутъ рыхлыя дождевыя обалака. Порывъ вѣтра вдругъ налетитъ изъ угрюмаго ущелья, покачаетъ пароходъ и затихнетъ… Море шумитъ впереди.

На палубу прибѣжали матросы и стали натягивать паруса. Попутный вѣтеръ несетъ пароходъ къ скаламъ Валаама, еще закрытымъ отъ насъ кривизной волнующагося моря. <нрзб.>, быстро бѣжитъ<<нрзб.>>,^{^[114]} распустивъ паруса, бѣлый, какъ чайка…

Темныя волны какъ бы масломъ подернуты; ихъ малко-мелко нагофренная поверхность принимаетъ видъ расплавленнаго сверкающаго графита всякiй разъ, какъ упавшiй изъ тучи лучъ солнца пробѣжитъ, извиваясь, по ихъ бѣловатымъ гребнямъ. Щелкаютъ растянувшiеся паруса… Вѣтеръ ударилъ въ бокъ, и апроходъ несется впередъ, склонившись на сторону… Насъ качаетъ и бортомъ и килемъ. Руль поднимается и падаетъ съ страшнымъ трескомъ, и мнѣ <нрзб.> нравится эта качка подъ вѣтромъ, и вспоминаются рождественскiя карусели…

Старикъ финнъ, шкиперъ судна, обходитъ бортъ, тревожно осматриваетъ рулевую цѣпь и перегибается за корму. Сквозная рѣшотка борта совсѣмъ склонилась къ водѣ, и темныя волны едва не забѣгаютъ на палубу. Опять <нрзб.>стали подтягивать^{^[115]} растянувшiеся, гремящiе паруса. Пароходъ стучитъ чѣмъ-то внизу, точно бьется о подводные камни. За частой сѣткой дождя <нрзб.>^{^[116]}синiя очертанiя острова.

— Не Валаамъ-ли? — спрашиваю старика шкипера, сморщенное лицо котораго не выражаетъ, кажется, ни одной мысли. Точно деревянную голову прикрыла рыжая касторовая шляпа.

— Нѣ-йтъ Валямъ… — Онъ махнулъ сухой рукой въ пространство. — Дридцать верста…

Въ будкѣ рулевого капитанъ съ подзорной трубой всматривается впередъ: онъ боится, не отнесло ли насъ вѣтромъ. Матросы-финны прислушиваются, не ударяютъ ли колокола валаамскiе, призывая въ бурное время на серебряный звонъ, въ тихую пристань Монастырскаго пролива.

Но не слышно серебрянаго звона, не синѣетъ на горизонтѣ группа Валаамскаго архипелага. Проходитъ долгiй, томительный часъ. Дождь льетъ, вѣтеръ свиститъ, хлопая парусами.

— Валаамъ видать! Слава те, Создателю….^{^[117]}

Передъ нами большой зеленый островъ, высокiй, скалистый.

// 17

Бѣлой пѣной кипитъ вокругъ него море. На гранитную стѣну бѣжитъ пароходъ, подпрыгивая на пѣнящихся гребняхъ. Ближе подходимъ. Островъ начинаетъ дробиться: видны каменистые берега, проливы, а за проливами опять берега, горы скалъ — однѣ надъ другими, а на этихъ горахъ, уходя высоко въ небеса, старые, могучiе лѣса растутъ.

Проливъ Монастырскiй^{^[118]} выдвинулся изъ-за скалистаго мыса. Слѣва, почти на отлетѣ каменный островъ точно сторожитъ входъ въ царство иноковъ валаамскихъ. На немъ бѣлая церковь, высокiй гранитный крестъ, позади темно-зеленая стѣна лѣса. Это скитъ Никольскiй.

Пароходъ вступаетъ въ проливъ и медленно движется между отвѣсными скалистыми берегами. Справа и слѣва тихiй лѣсъ охватилъ насъ тишиной и свѣжестью своихъ молчаливыхъ нѣдръ.

Свистокъ. Высоко влѣво на отвѣсной скалѣ грацѣозный храмъ. Золотятся кресты на голубыхъ куполахъ. По тридцатисаженной горѣ лѣпятся клены. На скалѣ чугунная рѣшотка. Черными точками смотрятъ оттуда монахи, какъ глубоко внизу подъ ихъ ногами медленно движется пароходъ, пришедшiй изъ чуждаго, но когда-то родного имъ мiра. На соборѣ ударяютъ къ вечернѣ. Съ крутой горы монастырской съ грохотомъ спускается повозка. На пристани толпа богомольцевъ. Монахи-пѣвчiе выступили впередъ и собираются пѣть.

— «Во-скре-се-нi-е Хрии-сто-во ви-дѣ-вше, поклонимся Святому Господу Iису-усу»… – запѣли на нашемъ пароходѣ немногочисленные богомольцы, и стали креститься на соборъ.

— «Е-ди-но-му безгрѣ-ѣшному»… — подхватили на берегу монахи-пѣвчiе и огромная толпа богомольцевъ.

Пароходъ бьетъ винтомъ, стараясь повернуться и пристать.

Я вижу на берегу знакомыхъ богомольцевъ, прiѣхавшихъ раньше.^{^[119]}

Наконецъ пароходъ^{^[120]}повернулся, присталъ, раскрылъ бортъ и выпустилъ насъ.^{^[121]}

На пристани часовня. Начался благодарственный молебенъ.^{^[122]}

Небо дождливое, свинцовое… На всемъ лежитъ туманная, тусклая пелена непогоды.

Монастырская лошадка быстро несетъ насъ въ гору, къ величественному зданiю трехъ-этажной гостинницы.

// 18

ГЛАВА 5.

Землякъ. — Замѣчательная пища. — Валаамская ночь. — Ночная молитва. — У игумена.

На фронтонѣ гостинницы, въ кругломъ медальонѣ, — икона чудотворцевъ валаамскихъ: Сергiя и Германа. На крыльцѣ нѣсколько человѣкъ монаховъ-прислужниковъ во главѣ съ «хозяиномъ» гостинницы, о. Антипой. О. Антипа, юркiй и востроглазый старичокъ съ выбившимися изъ-подъ клобука прядями^{^[123]} сѣдыхъ волосъ, пытливо и подозрительно всматривается.

— Вы откуда?

Кругомъ, въ почительномъ молчанiи, стоятъ прислужники.

— Изъ Москвы.

Нѣкоторое удивленiе. Богомольцы изъ Москвы^{^[124]} — рѣдкость. Большинство — петербуржцы, новгородцы, псковитяне, олончане, финны.

— Въ келью № 27!

Келья узенькая, постель съ кирпичными подушками и каменными матрацами. Окно въ цвѣтничокъ. Вправо виденъ соборъ за монастырскими зданiями, прямо — высятся за проливомъ скàлы, покрытыя лѣсомъ. Пахнетъ постнымъ масломъ и сухими корками

Я прилегъ на каменный матрацъ и сталъ было забываться, какъ за дверью точно кто въ трубу загудѣлъ:

— Господи Боже нашъ, помилуй насъ… — И, не дожидаясь отвѣта, послушникъ ^{^[125]}наподдаетъ ногой дверь и вноситъ самоваръ. Физіономія его, украшенная толстымъ носомъ, сіяетъ^{^[126]}.

— Я вѣдь тоже изъ Москвы. Земляки вѣдь… Какъ Москва, стоитъ? Не провалилась еще?

— Чего же ей проваливаться?

— Да вѣдь всегда города грѣшные въ тар-тарары^{^[127]}. Ну, благослови Господи, кушайте! — и онъ уходитъ.

Слышно, какъ прохаживаются по корридору монахи, напѣвая стихиры.

Я все-таки заснулъ въ каменномъ валаамскомъ матрацѣ.

— Передъ тѣмъ, каък проснуться, я почувствовалъ, какъ^{^[128]} на меня пахнуло свѣжестью, запахомъ моря, лѣса, тихимъ дыханiемъ валаамской ночи… Занавѣска у окна пузырилась отъ легкаго вѣтерка и позволяла видѣть потемнѣвшiй лѣсъ на скалахъ за проливомъ, чистое небо съ желтоватыми точками просыпающихся звѣздъ.

// 19

И когда я увидалъ то, что позволяла видѣть откинувшаяся занавѣска, — слабое мерцанiе звѣздъ съ сѣвернаго неба, тихая радость овладѣла всѣмъ существомъ моимъ.

Девятый часъ вечера.

— Господи Боже нашъ, помилуй насъ….

Братъ Василiй вноситъ ужинъ. На подносѣ ^{^[129]}миска щей, каша, картошка съ грибами, графинъ съ квасомъ и стопа чернаго хлѣба.

— Кушайте во славу Господа, отвѣдайте нашей пищи-то. Наша-то пища свой секретъ имѣетъ, два даже… — сообщилъ братъ Василiй и хитро подмигнулъ глазомъ.

— Какой же такой секретъ?

— А вотъ какой. Спервоначалу она не скусна для богомольца-то…. Хлебнетъ ложку, понюхаетъ и броситъ. А потомъ, какъ пусто у него въ чемоданѣ-то станетъ, глядишь, и привыкать начинаетъ, такъ подчиститъ, что и мыть незачѣмъ.

— А другой какой секретъ?

— Другой замѣчательный. Сперва съ нашей пищи слабѣть человѣкъ начинаетъ, исхудаетъ, побѣлѣетъ, особливо съ работы. А потомъ переломитъ его что-то, и въ силу пойдетъ, и крѣпости въ немъ больше становится, чѣмъ когда въ мiру жилъ, мясо вкушалъ.

— Не скучно вамъ здѣсь, братъ Василiй?

— Чего скучать! Ну его, городъ-то вашъ! Вотъ онъ гдѣ у меня сидитъ-то… — ткнулъ онъ себя въ горло. — Ттуъ тепло, сытно, занятъ… и благолѣпiе… Тутъ мы всѣ равны. Хорошо у насъ: нѣтъ того, чтобы забыли человѣка, замытарили. Монахъ, еромонахъ, послушникъ — у насъ все равно: картошку копать — всѣ идутъ… У насъ по правдѣ живутъ…

Братъ Василiй ушелъ. ^{^[130]}

Десять^{^[131]}часовъ вечера. Богомольцы уже вернулись отъ трапезы и разбрелись по кельямъ. Монахи ^{^[132]}въ храмѣ: они слушаютъ правило и поютъ отпускную молитву… Величественный контуръ

// 20

собора темнымъ исполинскимъ пятномъ обозначается на свѣтломъ пологѣ неба… Кресты горятъ на немъ, отражая лучи мѣсяца, который еще закрытъ стѣной лѣса. Дремлетъ величественный Валаамъ на горахъ скалистыхъ, огражденный шумнымъ озеромъ отъ бурнаго мiра. Спятъ лѣса на каменистыхъ горахъ, печальные скиты по островамъ и дебрямъ… И надъ всѣмъ этимъ царствомъ мира и тишины изъ-за острыхъ верхушекъ еловаго лѣса поднимается мѣсяцъ.

Усталый отъ впечатлѣнiй тревожнаго дня, я скоро заснулъ на каменной монастырской постели. Дребезжащiй звонокъ разбудилъ меня въ срединѣ глубокой ночи.

— «Вре-мя пѣ…нiю»… — пауза и звонокъ. — «Мо…ли…твѣ часъ»… — затянулъ унылый голосъ за дверью. Опять звонокъ… — «Го…спо…ди Бо…же нашъ»… — тянетъ печально монахъ, уходя въ конецъ корридора. — «По-ми-лу-у-й насъ»… — чуть-чуть слышенъ мотивъ молитвы. И опять дребезжащiй звонокъ…

Проходитъ нѣкоторое время. Я начинаю забываться. ^{^[133]}

Гдѣ-то стукнула дверь… <нрзб.>^{^[134]}шаги по каменнымъ плитамъ корридора. «Началась полунощница?» — спрашиваетъ кто-то за дверью… <нрзб.>теперь не уснуть!^{^[135]}^{^[136]}

Хлопали двери келiй, шмыгали богомольцы, проходили прислужники, напѣвая: «Се женихъ грядетъ»…

Ясный день. Солнышко зайчиками бѣгаетъ въ бѣленькой кельѣ. Въ цвѣтникѣ подъ окномъ свиститъ пташка, на колокольнѣ звонятъ къ «Достойно». Воздухъ чистъ, — далеко видно^{^[137]}. У чугунной рѣшетки, монахъ смотритъ въ озеро, туда, гдѣ за широкой водяной дорогой лежитъ родная сторона.^{^[138]}

— «Господи Боже нашъ, помилуй насъ»… — слышится молитва за дверью, и, не дожидаясь отвѣта, входитъ о. Антипа.

— Ну, какъ ночь провели?

— Ничего… только вотъ жестко больно.

— Жостко?.. — укоризненно сказалъ о. Антипа. — А тамъ-то,

// 21

тамъ мягко намъ будетъ, а?...

— А теперь вамъ надо уставъ соблюсти, къ отцу игумену объявиться, благословенiя на жительство попросить. У насъ по-Божьему… Приходи убогiй, приходи нищiй, — всѣмъ благословенiе и уголъ…

Я прошелъ въ монастырскiя ворота и очутился во внутреннемъ четырехугольникѣ, среди котораго, на обширной площади, высился грацiозный соборъ.

Одѣтый въ бѣлую рясу, привратникъ молча отворилъ намъ стеклянную дверь съ поклонами.^{^[139]}

Старушка-богомолка, съ морщинистымъ безкровнымъ лицомъ, смиренно притаилась въ уголку.^{^[140]}Потолокъ сводами, стѣны выкрашены; исполинская арма и фикусы въ кадкахъ. По стѣнамъ нѣсколько видовъ валаамскихъ, <нрзб.>^{^[141]}

Изъ боковой комнаты вышелъ о. игуменъ Гаврiилъ, начальникъ Валаамскаго монастыря и его владѣнй.

Игуменъ — коренастый шатэнъ высокаго роста съ умнымъ лицомъ и добрыми вдумчивыми глазами. Улыбка его какая-то, грустная.Онъ говоритъ медленно, видимо обдумывая, пойдетъ ли къ дѣлу то, что онъ скажетъ, да и стоитъ ли говорить. Вся его фигура, лицо, глаза производятъ впечталѣнiе добродушiя и думы. ^{^[142]}

Игуменъ благословилъ меня и пригласилъ къ себѣ на чай, поданный въ <нрзб.>^{^[143]}гостинную.

Мебель гостинной — стариннаго фасона, тяжеловѣсная, краснаго дерева, овальный столъ и часы съ курантами. Надъ столомъ большая картина Шишкина, изображающая группу острововъ Валаамскихъ, писанная художникомъ версты за двѣ въ морѣ. Видна вся грандiозная панорама^{^[144]} архипелага: дремучiе лѣса надъ проливами и бѣлый монастырь на скалистыхъ утесахъ.^{^[145]}^{^[146]}

ГЛАВА 6.

Въ соборѣ. — Подзорная труба. — Школа живописи. — На высотѣ. — Подвигъ о. Леонида. — О. Анфимъ.

Передъ нами Валамскiй соборъ уходитъ въ небо своей тридцати-трехъ-саженной колокольней. Величественная масса на гранитномъ фундаментѣ, черныя гранитныя колонны въ окнахъ, гранитные кресты на стѣнахъ, гранитное крыльцо паперти, поддерживаемое массивными колоннами. Голубые купола затерялись въ небѣ, кресты горятъ такъ, что больно смотрѣть на нихъ. Все это сооружено монахами, (тѣми иноками, которые такъ смиренно раскланиваются съ вами, покрытые бѣлыми и сѣренькими потрепанными рясками.)^{^[147]} Всѣ матерiалы добыты и обработаны на Валаамѣ; все, до послѣдняго гвоздя, вышло изъ мастерскихъ валаамскихъ.

Глубокимъ притворомъ вступилъ я^{^[148]} въ первый этажъ собора. Стѣны, своды, колонны расписаны прихотливыми узорами, херувимами, звѣздами, картинами изъ библейской исторiи. ^{^[149]}

— Скажите, пожалуйста, иконостасъ вашей работы? — спросилъ

// 23

я старика-монаха. ^{^[150]}

— Тутъ^{^[151]} чудодѣйственно? — шепнулъ мнѣ стоявшiй рядомъ странникъ. — Тутъ не то еще увидите. Исходилъ я землю россiйскую, можно сказать, во вся концы, а ничего подобнаго не обрѣлъ… Трубу вѣдь на колокольнѣ воздвигли. ^{^[152]}

— Какую трубу?..

— Подозрительную.^{^[153]} Питеръ, даже^{^[154]}сказываютъ, въ ее виденъ… Для спасенiя пароходовъ…

— Какъ же это такъ «для спасенiя?»

— <нрзб.> туманъ на озерѣ, не идетъ пароходъ^{^[155]}, а надоть бы ему придти… Манашекъ тутъ у нихъ и приспособленъ для этого случàю… Лѣзетъ^{^[156]} онъ на самую высь, къ кресту, сядетъ тамъ да въ трубу и глянетъ… И увидитъ монашекъ пароходъ скрозь туманъ, и сичасъ затрезвонятъ во всѣ колокола. Пароходъ и бѣжитъ на звонъ...^{^[157]}

Я поднялся по широкой гранитной лѣстницѣ во второй этажъ храма. Внутренняя отдѣлка его еще не была закончена^{^[158]}, и работа кипѣла во всѣхъ пунктахъ. Подмостки во всю вышину храма представляли собой цѣлый лѣсъ^{^[159]} перекладинъ, лѣстницъ, настилокъ съ движущимися фигурами въ бѣлыхъ ряскахъ. Клали штукатурку, разрисовывали стѣны, строили хоры. Направо въ углу на положенныхъ на козлы доскахъ, прiютилась школа живописи. Человѣкъ десять^{^[160]}подростковъ въ ряскахъ, «монашонковъ», какъ ихъ называютъ богомольцы, срисовываютъ съ гравюръ, тушуютъ… Смиренiе, дисциплина^{^[161]} монастырская сообщилась и имъ: ни одинъ изъ нихъ, изъ этихъ дѣтей съ бѣлокурыми волосами и ясными глазками, не поднялъ головы, не оставилъ своего дѣла.

А солнце глядитъ въ широкiя окна собора и мѣшаетъ писать, стушевывая штрихи и тѣни; блѣдные мальчики жмурятся, а

// 24

пушистые, разогрѣтые гоярчимъ солнцемъ воробьи назойливо орутъ и летаютъ стайками подъ карнизомъ храма…

Изъ цѣлой сѣти перекладинъ вынырнулъ худой старикъ монахъ высокаго роста, съ впалыми глазами, и глухимъ голосомъ быстро-быстро, постоянно сбиваясь, сталъ пояснять содержанiе стѣнной живописи.

Поднялись на колокольню по широкой гранитной лѣстницѣ.^{^[162]}Навстрѣчу попадались монахи съ шайками извести и кирпичами. Мы поднимаемся въ первый пролетъ. Въ первомъ пролетѣ виситъ колоколъ въ 1000 пудовъ. ^{^[163]}

— Это «Андреевскiй» колоколъ… — говоритъ о. Федулъ. — Ударяетъ такъ, что^{^[164]} за 50 верстъ, въ самой Финляндiи слышно…. И звонъ же у его… ма-а-линовый!.. Вотъ ночью какъ на Пасху вдаритъ — и… Боже мой…. Несется гулъ по лѣсамъ да скаламъ, по озерамъ да берегамъ… на островахъ отзывается… ^{^[165]}Славимъ Господа Бога по мѣрѣ силъ нашихъ… Тако и пророкъ Исаiя говоритъ: «Да воздадутъ Господу славу, и хвалу Его на островахъ да возвѣстятъ…»

Я посмотрѣлъ въ пролетъ. Виденъ весь монастырь съ своими многочисленными постройками, проливъ, пристань, пароходикъ «Святитель Николай», попыхивающiй дымкомъ у пристани.^{^[166]} Посреди тихаго пролива недвижно стоитъ сойма. ^{^[167]}

Подъ нами, на крышѣ собора, ворковали голуби, разморенные жаркимъ солнцемъ, немолчно чирикали воробушки, а надъ куполами

// 26

съ визгомъ и верестомъ носились стрижи, опускались на огненные сквозные кресты, пролетали въ широкiе просвѣты и вдругъ цѣлой стайкой пропадали за колокольней.

— Выше полѣземте… — сказалъ о. Федулъ

Мы влѣзли на самую высь

Съ высоты 30 саженъ, я видѣлъ весь архипелагъ валаамскiй… Ладога обступила острова, Ладога врѣзалась въ нихъ голубыми проливами, точно совсѣмъ поглотить хочетъ этотъ чудный уголокъ лѣсовъ и тихихъ горъ, среди которыхъ отшельники и молчальники ^{^[168]}настроили среброглавыя и златоглавыя церкви.

— Хорошо здѣсь!

— Во-онъ!… — показалъ мнѣ о. Федулъ костлявымъ пальцемъ на раскинувшiеся за проливомъ лѣса, — скитъ Всѣхъ Святыхъ… Тамъ у насъ схимонахи есть… Вонъ Предтеченскiй… А вонъ — чуть виденъ — Коневскiй… А вонъ Ляксандра Свирскаго… Вотъ наша пустыня — вся тутъ. Лѣса темные, кресты гранитные, церковки среброглавыя, крестами увѣнчанныя… Святыя мѣста… Тишина у насъ, покой праведный душамъ.

— Ишь, высь-то какая! Вамъ, чай, глядѣть страшно, а у насъ монашекъ одинъ кумпола красилъ да молитвы нараспѣвъ вычитывалъ. — А старичокъ лѣтъ подъ шестьдесятъ. Примостился и вымазалъ кумполокъ. Вѣтромъ его, точно на озерѣ, раскачивало о крышу-то, а ему и горюшка мало… ^{^[169]}<нрзб.> 33 сажени <нрзб.>^{^[170]}^{^[171]}

— Да. Съ 8 саженъ маханулъ. Красилъ онъ въ скиту Iоанна Предтечи кумполокъ, на дощенкѣ стоялъ. Молитвы, какъ и всегда, пѣлъ. Схимонахъ Василискъ въ томъ скиту жилъ… Теперь онъ

// 27

второй годъ молчитъ, а тогда еще говорилъ. Вотъ и идетъ схимонахъ-то Василискъ мимо церкви… Идетъ это схимонахъ Василискъ мимо церкви, остановился да и говоритъ проникновенно таково: — «О. Анфимъ! а, о. Анфимъ!.. Поправилъ бы ты дощонку-то!.. Мотри, какъ бы грѣхомъ не сдвинулась»... — Ну, а о. Анфимъ привыкъ по высямъ лазать, ему и нипочемъ 8 саженъ… только головой качнулъ, — ладно молъ. Только этто схимонахъ Василискъ отошелъ, онъ и ухни внизъ, и покончился… Бедро раздробилъ и головой стресся… Ночью привезли въ монастырь… — стоналъ да охалъ, а къ утру преставился…

Мы стали спускаться съ колокольни.

ГЛАВА 7.

Тихій уголъ. — Могильныя плиты. — Король шведскій Магнусъ ІІ Смекъ и его судьба. — Страничка исторіи.

На вершинѣ скалы, висящей надъ проливомъ, — старое монастырское кладбище. ^{^[172]}Бѣлая ограда отдѣлила его отъ монастыря.^{^[173]}

Я вошелъ въ ограду, — и сырость, и тишь, и печаль охватили меня, окутали своей траурной пеленой…^{^[174]} Старые липы и клены закрыли тѣнью заросшiя травою, сыростью пропитанныя могилы.^{^[175]}

Тихое убѣжище мертвыхъ прорѣзано валомъ: это тоннель, въ которомъ лежатъ водопроводныя трубы.

Вотъ вдоль дорожки, подъ тѣнистыми вѣтвями кленовъ и липъ, одна за одной, лежатъ простыя каменыя плиты. Всѣ похожи одна на другую, какъ и тѣ, что лежатъ подъ ними въ сосновыхъ гробахъ. Это могилы схимонаховъ валаамскихъ, старцевъ могучихъ лѣтъ… Одиннадцать ихъ здѣсь лежитъ — обитателей дебрей, скитовъ и пещеръ валаамскихъ, ревностныхъ пустынниковъ, постниковъ, молчальниковъ.

// 28

Смотрѣлъ я.^{^[176]}Съ тихимъ чувствомъ грусти стоялъ я возлѣ гранитныхъ плитъ. Что-то шуршали мнѣ старые клены… Тысячи пропавшихъ могилъ что-то шептали мнѣ. Чудилось, что за оградой, дальше, дальше, за проливомъ на скалахъ, вѣковой боръ говорилъ мнѣ тревожнымъ шорохомъ могучихъ вершинъ. Умершее прошлое поднимало свою завѣсу. ^{^[177]}

Старыя липы раскинулись надъ плитами, и трава проросла изъ трещинъ, и упавшее зерно уже дало ростокъ. Тутъ же досужiй монахъ изъ пня старой липы устроилъ кресло, чтобы прохожiй сѣлъ отдохнуть около этихъ 11 плитъ и на досугѣ поразмыслилъ о бренности жизни.

На краю кладбища, возлѣ стѣны монастырскихъ келiй, — длинная, поросшая травой плита. На ней высвѣчены стихи. Это могила краля Шведскаго, Магнуса II Смека.<нрзб.>^{^[178]}

Стихи на плитѣ, сочиненные монахомъ валаамскихъ лѣтъ сто тому назадъ, ^{^[179]} разсказываютъ довольно фантастическую исторiю короля-воина, превратившагося въ схимонаха Григорiя.

«Бывъ въ коронѣ, и схимою увѣнчался».

Правда ли^{^[180]} это? Исторiя говоритъ намъ, что валаамскiе монахи находятся въ заблужденiи.

Не говоря уже о невѣрныхъ хронологическихъ данныхъ, обозначенныхъ на плитѣ, король Magnus II Смекъ едва ли и^{^[181]}бывалъ когда на Валаамѣ. Ему не до того было. Хотя онъ, можетъ быть, и носилъ «шишакъ и латы», но характера былъ слабаго, жизнь велъ порочную и не умѣлъ прiобрѣсти расположенiя народа. Онъ старался обезопасить себя отъ аристократовъ и большую часть своей жизни провелъ въ этихъ старанiяхъ: не до Валаама ему было.

// 29

Наконецъ, онъ шесть лѣтъ просидѣлъ подъ замкòмъ, потерявъ престолъ, и именно въ то время, когда, по словамъ преданiя, онъ надѣвалъ на себя схиму. Отправляясь въ Норвегiю, къ сыну своему Гакону, онъ утонулъ близъ Бергена.

Какимъ же образомъ явилось преданiе валаамское? Это загадка. Можетъ быть, старцы валаамскiе были обмануты и похоронили вмѣсто Magnus’а кого-нибудь самозванца,^{^[182]} можетъ быть, осуществили другое преданье, исказивъ его. Разсказываютъ, что въ 1000 году король норвежскiй Тригвасонъ былъ побѣжденъ датскимъ королемъ Свенономъ и бросился въ море. Онъ не погибъ, а достигъ острова Рюгена (на немъ и городокъ Бергенъ), оттуда перебрался черезъ Европу въ Египетъ, гдѣ и сдѣлался настоятелемъ монастыря. Можетъ быть, лѣтописецъ валаамскiй слышалъ объ этомъ преданьѣ, можетъ быть, извѣстiе о смерти Magnus’а въ волнахъ моря дошло до Валаама, — и вотъ плодомъ этихъ двухъ преданiй явилось сказанiе, что Magnus II не погибъ въ морѣ, а, какъ Тригвасонъ, доплылъ до острова, но не Рюгена, а Валаама, и принялъ схиму подобно тому, какъ Тригвасонъ сдѣлался настоятелемъ.

^{^[183]}На этомъ, сыростью пропитанномъ, монастырскомъ кладбищѣ, меня давило что-то, точно эти бугры и плиты старались навалиться на меня, притянуть къ себѣ, въ сырость и мракъ могилы. Липы и клены печально шуршатъ.^{^[184]}. Блѣдно-алый макъ плачетъ надъ безыменной могилкой, роняя капли еще не пропавшей росы.^{^[185]}

^{^[186]}Я вышелъ и увидалъ солнце.Оно сверкало въ голубоватомъ проливѣ^{^[187]}. Скалы угрюмыя ^{^[188]}повеселѣли, и темный лѣсъ на нихъ теперь уже не такъ теменъ и дикъ… Я вижу, какъ черный монашекъ бредетъ по скалистому берегу съ берестяной корзинкой, вижу, какъ красная лодочка съ гребцами-монахами быстро плыветъ къ островку посреди пролива… ^{^[189]}

// 30

ГЛАВА 8.

Сады. — Восточная трава. — Вѣстникъ далекаго міра.

Я посмотрѣлъ внизъ. Подъ скалой раскинулся садъ монастырскiй, а по самой скалѣ тянутся могучiе клены, подъ ногами близко-близко шелестятъ вершины.

Исторiя валаамскаго монастырскаго сада говоритъ о неизсякаемой энергiи инока.^{^[190]} Когда-то здѣсь былъ каменистый берегъ, одинъ голый камень, луда, какъ говорятъ на Валаамѣ. А теперь правильными шпалерами разсажены коренастенькiя, развѣсистыя яблоньки, груши, вишни. Возлѣ нихъ — подпертые жердями ягодные кусты, а у самыхъ дорожекъ цвѣты. Прижавшись къ гранитной стѣнѣ, поросшей кленами, вязами, рябинами и шиповникомъ, стоитъ деревянная бесѣдка, окутанная зеленью черемухи, сирени, акацiй.

— Садикомъ любопытствуете?^{^[191]} — подошелъ къ оградѣ старичокъ-послушникъ въ остренькой, пожелтѣвшей скуфейкѣ. — Оно, дѣйствительно, удивительно. Камень былъ, а теперь поскольку яблока-то сбираемъ… ^{^[192]}На весь годъ братiи хватаетъ…

Къ намъ подошли богомольцы. Они уже потрапезовали и теперь отправлялись наслаждаться дивами валаамскими.

— Поѣдутъ по скитамъ-то? — спросилъ кто-то у старичка.

— Поѣдутъ. Вишъ, пароходикъ дымитъ — пары развели…

— Весной, чай, знатно, когда дерева зацвѣтутъ…

– Двадцать лѣтъ трудился надъ имъ монахъ Гаврiилъ, землю таскалъ на камни. Деревца своими руками сажалъ… А вонъ поправѣй, у моста черезъ оврагъ, — другой садъ. Тамъ у насъ разная лѣчебная трава растетъ. Тамъ на кажной яблонѣ можетъ десятка по два сортовъ родится трудами о. Никанора премудраго… Награды имѣемъ за яблоки, миндали золотыя^{^[193]}. Въ iюнѣ льдинки еще по озеру ходятъ, а у насъ въ садахъ восточная трава родится.

// 31

— Какая это такая?

— Какая….. — Старикъ перевелъ духъ и торжественно посмотрѣлъ на всѣхъ насъ. — Иссопъ!.... во какая!^{^[194]}

— Ну!. — не сказали, а подкрикнули слушатели.

— Да какъ же не восточная? Давидъ-то гдѣ небось жилъ, на востокѣ?... Ну, а псаломъ-то какъ читается, а? — подступилъ ко мнѣ старичокъ. — О-кро-пи-ши^{^[195]} мя ис-со-помъ и… очищуся! ис-со-помъ!… — повторилъ внушительно старичокъ.

Я одинъ остался у чугунной рѣшетки и смотрѣлъ внизъ, отыскивая одиноко висѣвшiя красноватыя точки яблокъ.^{^[196]}

Изъ-за скалистаго мыска показалась бѣлаятруба парохода и надъ ней длинной полосой густые клубы дыма.^{^[197]}

Видно, какъ за пароходомъ тянется длинный слѣдъ взволновавшейся воды, точно хвостъ исполинскiй.

На островкѣ Никольскомъ двѣ черныя фигуры показались. Вышли, должно быть, отшельники-скитяне изъ своихъ темныхъ келiй глянуть на вѣстника далекаго мiра.^{^[198]}

(— «Господь на небеси уготова[199] Престолъ Свой, и царство Его всѣми обладаетъ»… — можетъ быть, сейчасъ будутъ читать они эти наизусть выученныя слова, а бѣдный контуръ парохода все еще будетъ рисоваться предъ ними.)

А пароходъ ближе подходилъ^{^[200]}. Тонкая струя бѣлаго пара пронизала воздухъ, и долгiй свистокъ прокатился по обставленному скалами тихому проливу. Мимо островка бѣжитъ пароходъ, мимо соймы, одиноко стоящей на немъ, пробитой подводными камнями

// 32

въ одну изъ непогодъ грознаго озера…

Монастырская телѣжка съ грохотомъ спускается отъ монастыря къ пристани. Полный монахъ съ книгой важной поступью сходитъ по гранитной лѣстницѣ. Бѣгутъ богомольцы по горѣ… Къ чугунной рѣшеткѣ подходятъ свободные въ этотъ часъ монахи-пѣвчiе. Всѣ смотрятъ на проливъ. Монастырь ждетъ новыхъ гостей.

ГЛАВА 9.

За монастырской трапезой. — Старички-олончане.

— Господи Боже нашъ, молитвами святыхъ отецъ нашихъ помилуй насъ…^{^[201]}

Хлопанье ногой въ дверь.^{^[202]}

Входитъ братъ Василiй.

— Вы бы въ трапезную пошли, — посмотрѣли… ^{^[203]}Тамъ у насъ чинно все. ^{^[204]}

— Только вы поскорѣй… Братiя ужъ теперь за столами сидитъ.

Иду въ трапезную.^{^[205]}^{^[206]}

Низенькая со сводами палата. Кой-гдѣ изображенiя святыхъ иноковъ въ одеждахъ схимонаховъ съ крестами и черепами. (Эти изображенiя — точно рѣдкiя черныя пятна на голыхъ стѣнахъ.)^{^[207]}Чинно, безмолвно сидятъ монахи, сложивъ руки, въ ожиданiи, когда подадутъ кушанье. На столахъ оловянныя чаши съ квасомъ, груды хлѣба. ^{^[208]}Все занято, — только въ самомъ концѣ столовъ, вижу, есть свободныя мѣста. Сажусь.

Противъ меня два купца почтеннаго вида сосредоточенно, точно на счетахъ считаютъ, размѣренными жестами хлебаютъ квасъ. Рядомъ со мной тощiй, длинный монахъ. До насъ доносятся отрывочные возгласы очередного чтеца, протяжно и звучно читающаго поученiя св. отцовъ. Въ поученiи шла рѣчь о богатомъ человѣкѣ и его обязанностяхъ къ бѣднымъ.

Вправо отъ меня, наискось, — два старичка въ крестьянскихъ потертыхъ сермягахъ, сѣденькiе, пришедшiе на Валаамъ изъ Олонецкой губернiи. Они вздыхали и покачивали головами.^{^[209]}

— «Богатый въ питiяхъ и яствахъ^{^[210]} пребываетъ, а о бѣдныхъ и о душѣ забываетъ» — звучитъ въ палатѣ. <нрзб.>^{^[211]}^{^[212]}

Рядомъ съ ними^{^[213]} сидятъ два новгородскихъ купца, повидимому, богатѣи и напряженно выхлебываютъ изъ чашки квасъ съ капустой, пропуская мимо ушей слова монаха.

Два старичка — олончане явственно врѣзались мнѣ въ памяти. Они сидѣли смиренно, почти неподвижно, точно боялись, что вотъ-вотъ скажетъ имъ кто-нибудь: — «а ступайте-ка отсюда… не для васъ тутъ мѣсто». Они не поднимали глазъ отъ чашекъ съ ѣдой и ^{^[214]}вздыхали.

— Ѣшьте, ѣшьте, на здоровье, братики^{^[215]}… — тихо сказалъ имъ тощiй монахъ, сидѣвшiй возлѣ меня, и подлилъ старичкамъ густой перловой похлебки съ картофелемъ.

— Не часто, небось, приходится такъ-то обѣдать… — тоже тихо сказалъ сидѣвшiй передо мной новгородскiй купецъ своему товарищу.

— Бѣдный народъ — эти олончане да корелы! — <нрзб.>[216]вздохнулъ другой купецъ въ синихъ очкахъ, <нрзб.>^{^[217]}

На столъ ставилась большая оловянная чаша съ варевомъ на четверыхъ, и каждый наливалъ изъ нея оловянной же

// 34

ложкой себѣ въ глиняную миску.

Сперва ѣли мы квасъ съ капустой, потомъ вареный тертый картофель съ солеными грибами, масломъ и лукомъ. Потомъ подали густую похлебку изъ перловой крупы и картофеля съ грибами, потомъ щи, засыпанные гречневой крупой, потомъ каша съ масломъ и безъ масла для говѣющихъ. Послѣ этого на дессертъ подана была красная смородина изъ Валаамскихъ садовъ. Говорятъ, что въ этотъ день было собрано ея около пяти пудовъ, и она вся ушла на обѣдъ.

— А знатная похлебка! — похвалилъ новгородскiй купецъ.

— Чай, не лучше^{^[218]} ухи-то! — замѣтилъ другой.

— Уха не въ постъ, а по посту и это хорошо…

— Тише!.. у насъ за трапезой молчанiе полагается, — не поднимая головы строго прошепталъ тощiй монахъ.

Купцы умолкли, а одинъ старичокъ даже другого въ бокъ толкнулъ: — «смотри, молъ… богатѣи, а и имъ спуску не даютъ… хформенно»... ^{^[219]}

Кончилась трапеза. Пропѣли^{^[220]} благодарственную молитву, и всѣ потянулись къ выходу

— А хо-рошъ квасокъ, да… дюже хо-рошъ… — говоритъ старичокъ-олончанинъ…. — Зна-атный квасокъ, значитъ… Кабы да всегда-то такой хлебать… да…-а… ^{^[221]}

// 35

— А наше хозяйство видали, — мастерскiя, водопроводъ?

— Нѣтъ еще… думаю.

— Ну, благослови Богъ… посмотрите… Хоть и въ лѣсахъ живемъ, а все у насъ по-хорошему приспособлено…

ГЛАВА 10.

Въ кузницѣ и литейной. — Механики. — Великая сила — служеніе идетъ. — Гигантское сооруженіе. — Инженеръ-самоучка. — Великое смиреніе. — Разсказъ монаха. — Трудовое царство.

На высокой гранитной скалѣ, саженъ 30 высотой, стоитъ трехъэтажное бѣлое зданiе мастерскихъ и водопровода^{^[222]}. Подходя къ этому мѣсту — центру дѣятельности валаамскихъ монаховъ-мастеровъ, я слышалъ внутреннюю работу.Идемъ^{^[223]} мимо открытыхъ сараевъ-навѣсовъ, гдѣ стоятъ монастырскiя земледѣльческiя машины: плуги, вѣялки, молотилки и т.-п. — всъ въ ^{^[224]}порядкѣ.

Рядомъ съ главнымъ зданiемъ мастерскихъ и водопровода — навѣсъ для ковки лошадей. Старичокъ-монахъ, съ подвязанными ремешкомъ клочьями сѣдыхъ волосъ, куетъ лошадь. Лошади монастырскiя — молодыя, крѣпкiя; старичку <нрзб.> боязно^{^[225]}.

Поэтому здѣсь практикуется такой способъ ковки: подъ животъ лошади пропускаютъ подпругу и <нрзб.>^{^[226]}подтягиваютъ на воздухъ, а чтобы она не брыкалась, нужную ногу привязываютъ къ обитому кожей столбу. Съ ловкостью^{^[227]} заправскаго кузнеца постукивалъ молоточкомъ, обтачивалъ подпилкомъ копыта. Потъ крупными каплями падалъ съ его покраснѣвшаго носа, со лба, разрисованнаго крупными синими жилами.

Въ нижнемъ этажѣ обширнаго зданiя мастерскихъ-черное, закопченное^{^[228]} отверстiе кузницы. Мальчикъ-монашекъ надѣваетъ^{^[229]} на колесо машинный приводъ, и огромный мѣхъ силою машины, помѣщенной въ центрѣ зданiя, начинаетъ^{^[230]} работать, вздымая изъ горна миллiоны^{^[231]} искръ. Монахъ, начальникъ кузницы, молча взглянулъ на насъ и молча поклонился.^{^[232]} Могучiя жилистыя руки его равномѣрно поднимаютъ и опускаютъ^{^[233]} тяжлый молотъ на раскаленную полосу желѣза. Кругомъ его, надъ головой, на одеждѣ,

// 36

въ бородѣ даже, — тысячи искръ потухающихъ и снова вспыхивающихъ. Сѣдые волосы ремнемъ подхвачены, грудь раскрыта, и видно, какъ по ней тянутся темныя линiи пота.

— О. Лука… — шепчетъ^{^[234]} провожавшiй меня монахъ, — хозяинъ…

Все время, пока мы стояли въ кузницѣ, о. Лука ни разу не глянулъ въ нашу сторону, погруженный въ свою тяжелую работу. Только и было видно, каък поднимался тяжелый молотъ, да при каждомъ ударѣ что-то крякало въ красной, точно мѣхъ раздувающейся могучей груди старика. Намъ жарко было стоять даже у порога.

Тутъ же и литейная — темное помѣщенiе съ грудой мелкой черной земли для формовки. Грязный, прокопченый монахъ съ маленькой, безъ стекла, лампочкой-коптилкой возится^{^[235]} въ углу въ кучѣ земли и формуетъ^{^[236]} колесо привода. Онъ такъ ^{^[237]}увлеченъ работой, такъ тщательно подправляетъ и подчищаетъ^{^[238]} деревянной лопаточкой половину отформованного въ чугунной опокѣ колеса, что не замѣчаетъ насъ.^{^[239]}

— У насъ надсмотрщиковъ не надо, — говоритъ^{^[240]}провожатый. — Всякъ свое дѣло дѣлаетъ. Для Бога сюда идемъ работать-то, а рази Бога-то обманешь… Вотъ и работаемъ безъ понуды.

Въ нижнемъ же этажѣ помѣщается лѣсопильный станокъ, который приводится въ движенiе машиной, чтò^{^[241]} стоитъ въ центрѣ зданiя.

— У насъ здѣсь, что угодно, выпилить можно: и доски, и планки, и шашки, и тесъ, и дрань, и бортовыя доски, — ко всему машина приспособлена. Сами и машину сдѣлали… А вотъ станокъ вздвижной… Положилъ на ево матерiалъ возлѣ^{^[242]} мастерскихъ, сама машина и притащитъ ево… И легко, и скоро… Да у насъ, ежели все какъ слѣдоваетъ осмотрѣть, — все больше машина орудуетъ…

Въ нижнемъ же этажѣ помѣщается и баня для монаховъ и богомольцевъ.

Мы поднялись по каменной лѣсницѣ^{^[243]} во второй этажъ.

Здѣсь цѣлый рядъ мастерскихъ: слесарная, сверлильная, точильная, токарная. Работа кипитъ. Стучатъ молотки, визжатъ станки.

// 37

— Богъ въ помощь! — говоритъ провожавшiй меня монахъ, входя въ новое отдѣленiе.

Никто изъ работавшихъ не понималъ головы, только хозяева-мастерà молча кланялись, приглашая посмотрѣть на работу.

За однимъ изъ станковъ стоялъ богомолецъ въ пиджакѣ. Онъ, какъ я узналъ, уже другую недѣлю трудится Бога-ради по обѣту. Тутъ же работаютъ мальчики подростки.

— Матерьялецъ портятъ, — сказалъ проводникъ. — А потомъ и наловчаются. У насъ это скоро: мѣсяцевъ шесть^{^[244]} всего надоть, не какъ въ городу-то… ^{^[245]}Обучился одному рукомеслу, — на другое… Вотъ, извольте взглянуть, — малышъ, а у строгалки заправляетъ.

Дѣйствительно, у строгальной машины стоялъ «монашонокъ» лѣтъ 13 и зорко слѣдилъ, какъ машина медленными, полными силы движенiями обтачивала укрѣпленный въ станокъ цилиндръ.

— Давно вы при машинѣ? — спросилъ я.

— Второй мѣсяцъ.

Въ слесарной мастерской стоятъ огромные часы съ гирями въ 10 пудовъ.

— Вѣрны необыкновенно, только стоятъ… — сообщилъ мнѣ монахъ. — Своей работы-съ. ^{^[246]}

Въ большинствѣ случаевъ начальники мастерскихъ — всѣ превосходные мастера-спецiалисты, учившiеся на питерскихъ или финляндскихъ заводахъ, знатоки ^{^[247]}дѣла.

Нельзя не отдать справедливости дѣятельности братiи валаамской. Это цѣлое царство труда, сметки, кипучей дѣятельности. Нѣтъ, конечно, ничего удивительнаго, что монахи-крестьяне оказываются хорошими трудолюбивыми мастерами, вѣдь и въ городѣ мастера — тѣже крестьяне, таже^{^[248]} у нихъ и способность къ работѣ; слѣдовательно, въ валаамскихъ монахахъ нѣтъ ни генiальности,

// 38

ни чудодѣйственности. Точно также можно удивляться русскому мужику и въ городѣ, входя въ различныя мастерскiя, гдѣ все тотъ же русскй мужичокъ искушается и на болѣе сложныхъ работахъ. ^{^[249]}

Мы спустились въ нижнiй этажъ, прошли мимо бани. Проводникъ отворилъ дверь, и я увидалъ передъ собой узкiй, уходящiй въ темную глуьину тоннель. Внизу ничего не было видно. Полосы свѣта, проникавшiя сверху, сквозь рядъ оконъ, продѣланныхъ въ горѣ, въ глуьинѣ которой шелъ тоннель, тускло освѣщали безконечныя ступеньки.

— Осторожнѣй, — сказалъ проводникъ. — Въ горѣ до 30 саженъ…

Мы стали постепенно сходить внизъ, въ безконечную, какъ мнѣ казалось, глубь земную.^{^[250]}

— Въ этой лѣсницѣ^{^[251]} 142 ступени, — тихимъ голосомъ шепчетъ братъ Артемiй.

Съ правой стороны лѣстницы тянется стержень поршня, составленный изъ многихъ отдѣльныхъ стержней; слѣва лежитъ труба, по которой бѣжитъ вода въ гору.

На этотъ разъ баки были полны, и водопроводъ не работалъ. Узкiй, едва освѣщенный тоннель тянулся внизъ постепенно суживающимся коридоромъ. Наконецъ мы спустились. Братъ Артемiй приподнялъ послѣднюю ступеньку, и я увидалъ, что въ этомъ мѣстѣ труба соединялась съ крошечнымъ циллиндромъ (насосомъ).

— Тутъ клапаны. ^{^[252]}А

// 39

вотъ колодецъ^{^[253]}^{^[254]}.

— Не угодно ли взглянуть… Не глубоко, — сажени четыре… — спокойно сказалъ братъ Артемiй, поднялъ рѣшетку и, ставъ на колѣни у края «окна», сталъ глядѣть въ темную глуьину колодца, гдѣ не видѣлась, а скорѣе чувствовалась черная поверхность холодной воды.

— Въ гранитной скалѣ этотъ колодецъ^{^[255]} прорванъ, — сказалъ братъ Артемiй. — Сажени на двѣ отъ берега въ него ведетъ изъ озера труба.

Иницiаторомъ этого перла валаамскихъ сооруженiй, (этого яркаго знаменателя силы духа иноковъ валаамскихъ,) былъ настоятель Дамаскинъ: онъ изыскивалъ средства, какъ бы поднять воду на гору. Мысль его привелъ въ исполненiе iеромонахъ Iонафанъ.

Монахи разсказываютъ, что одинъ инженеръ просилъ вознагражденiя въ 10,000 р. за планъ и руководство сооруженiемъ водопровода. ИгуменъДамаскинъ^{^[256]} со вздохомъ сказалъ: — «гдѣ намъ, такими деньгами швыряться,» — и отвергъ предложенiе инженера. Энергичный старецъ рѣшилъ дѣйствовать хозяйственнымъ способомъ. Инженера онъ нашелъ изъ своихъ же монаховъ. Это^{^[257]} былъ iеромонахъ Iонафанъ. Онъ^{^[258]} былъ знатокъ механическаго дѣла, долгое время жившiй на одномъ петербургскомъ заводѣ. Онъ одинъ, можно сказать, вынесъ на своихъ плечахъ всю трудность сооруженiя. Весь монастырь работалъ подъ его руководствомъ, и въ результатѣ четырехлѣтней работы явилось чудо, да: чудо для Валаама, которое настолько потрясло монаховъ, что и теперь, — 33 года спустя, иноки восхищаются своимъ водопроводомъ и спѣшатъ обратить на него вниманiе заѣзжаго богомольца. Но они не приписываютъ этого сооруженiя себѣ, они чуть ли даже^{^[259]}не забыли имя строителя.

Прочтите книги, изданныя Валаамскимъ монастыремъ, и вы не найдете имени строителя.

«Въ 1860 году о. Дамскинъ началъ и въ четыре^{^[260]}года кончилъ весьма важное для монастыря и замѣчательное само по себѣ сооруженiе».*)^{^[261]}

// 40

Только и всего, что «замѣчательное само по себѣ».^{^[262]}

Въ камерѣ тоннеля высѣчена лаконическая надпись, которая также не говоритъ объ имени строителя:

«Поднята вода 1863 года декабря въ 12 день».

Точно такiя же надписи вы можете встрѣтить во многихъ мѣстахъ Валаама.

Напр.: «Сей мостъ сооруженъ 1848 года.» «Проведена сiя канава лѣта 1863.» Только и всего.^{^[263]}^{^[264]}

Потомъ братъ Артемiй показалъ мнѣ сушильню, гдѣ бѣлье паромъ сушится; потомъ гидравлическiй прессъ для выжимки бѣлья, подъемный кранъ, подымающiй грязное бѣлье изъ бани въ прачешную.

И тутъ я вспомнилъ слова купца на пароходѣ въ Шлиссельбургѣ: «На нее у нихъ машина». Но то, что я увидалъ, было далеко не все, къ чему приложена эта неустанная^{^[265]}труженица-машина.

// 41

На фермѣ, на скотномъ дворѣ, на пристаняхъ, въ мастерскихъ, — все машины да механическiя приспособленiя.

Я поблагодарилъ проводника, отца Артемiя, и, освсѣмъ забывъ о статьѣ устава, сталъ предлагать ему «на чай». Это было на пустынной лѣстницѣ нижняго этажа.

Братъ Артемiй покачалъ головой.

— Нѣтъ… не надо. Мы не беремъ денегъ.

Есть на Валаамѣ правило, что монахъ не долженъ имѣть собственности, — и это такъ на самомъ дѣлѣ: собственности у валаамскихъ монаховъ нѣтъ.

Да, нельзя съ чувствомъ уваженiя не пожать грубую мозолистую руку, которую смиренно протягиваетъ вамъ вѣчный труженикъ^{^[266]}. И рука эта принадлежитъ крестьянину. Сюда, на эти дикія скалы Валаама, внесъ онъ свою способность къ вѣчной работѣ, свое простое мiросозерцанiе.

— Ну, какъ вамъ нашъ водопроводъ?.. — встрѣтилъ меня монахъ, начальникъ мастерскихъ.

Я передалъ ему мое восхищенiе.

— Да… да… всѣ удивляются… — радостно заговорилъ онъ. — У насъ англичане бываютъ часто, — горы копаютъ, — такъ тоже дивуются… дотошные… А то вотъ прiѣзжалъ ученый одинъ — знатокъ, осматривалъ у насъ все до послѣдняго гвоздя. — «А гдѣ у васъ водопроводъ?» — спрашиваетъ. Спустился я съ нимъ къ колодцу самому и оставилъ тамъ одного, — самъ онъ меня отослалъ. — «Я, говоритъ, долго его разсматривать буду.» Часъ времени прошелъ, а онъ все не вылазiетъ. — Что, думаю, съ нимъ подѣлалось. Ужъ въ трубу не ввалился ли, избави Богъ… Сталъ спускаться самъ, — обрадовался. Сидитъ, вижу, онъ на корточкахъ у самой дыры, обхватилъ голову руками, — вотъ эдакъ вотъ, — и не движется… Въ родѣ точно мысль гвоздемъ его долбитъ.

— «Господинъ!» — кричу я ему. — «Что?» — говоритъ онъ, да таково печально. — «Не простудитесь!» — говорю. Потому нельзя жъ ему сказать, что долго сидитъ, – графъ вѣдь. — «А?» —говоритъ. Только и слышно, что «а?» да «что?» И жалко мнѣ тутъ его стало. —«Пойдемте, говорю, наверхъ, господинъ». — А они эдакъ на меня глянули слезно да и говорятъ: «Не могу я наверхъ идти… не могу, о. святой….» —да-а. — «Не могу» — говоритъ… — «Почему же, спрашиваю, вы наверхъ, идти не можете?» — А потому, говоритъ, не могу я идти наверхъ, что оченно пораженъ!». Вотъ какъ!

// 42

Я не стану описывать множество мастерскихъ, помѣщающихся въ обширныхъ владѣнiяхъ монастырскихъ. На Валаамѣ вы можете встрѣтить любое ремесло. Здѣсь есть сапожники, портные, токари, столяры, маляры, кровельщики, рѣзчики по дереву и металлу, мѣдники, суконщики, золотильщики, иконописцы, переплетчики, фотографы и т. д. Хозяйство на Валаамѣ широко поставлено. На немъ работаютъ нѣсколько заводовъ: кирпичный, свѣчной, кожевенный, скудельный, гончарный; фабрика приготовленiя суконъ, лѣсопильня, конный заводъ. Въ огрмныхъ печахъ обжигаютъ мраморъ на известь, жгутъ уголь, гонятъ деготь, добываютъ скипидаръ. На Валаамѣ прекрасно рубятяъ и шлифуютъ гранитъ и мраморъ. Чего только нѣтъ на Валаамѣ. Садоводство, земледѣлiе, молочное хозяйство въ обширныхъ размѣрахъ, рыболовство и даже рыбоводство. На Валаамѣ вы встрѣтите и библiотеку въ 12000 томовъ, и аптеку, и больницу, и фотографію, и школу для ребятишекъ и монаховъ, и школу живописи, и страннопрiивный домъ для бѣдныхъ окрестныхъ жителей. Валаамъ — точно маленькiй промышленный городокъ, убѣжавшiй отъ мiра и разбросавшiй свои постройки на скалахъ среди лѣсовъ и проливовъ, на неспокойныхъ водахъ непрiютной Ладоги.

ГЛАВА 11.

На пароходикѣ по проливамъ. — Инокъ-поэтъ. — Валаамская пѣснь. — Маленькое приключеніе.

Въ сѣняхъ гостинницы, у столика, монахъ^{^[267]} продаетъ билеты на пароходъ. Собираются ѣхать въ часовню Андрея Первозваннаго, расположенную на горѣ у Никонова залива^{^[268]}.

Эта часовня не представляетъ ничего особеннаго въ ряду другихъ двадцати часовенъ, разбросанныхъ по скаламъ Валаама, среди лѣсовъ, на поворотахъ пустынныхъ дорогъ, на уединенныхъ, глухихъ островахъ. Но путь къ ней тянется проливами, мимо молчаливыхъ береговъ, подъ грандiозными стѣнами дикаго, мохомъ и плѣсенью одѣтаго камня, исполосованнаго трещинами, въ виду озера, кторое иногда вдругъ откроется за скалистымъ мысомъ.

// 43

Монашонки-пѣвчiе благопристойно спускаются къ пристани. Толпа богомольцевъ наперерывъ размѣщается въ лодкахъ.

Яркiй и теплый день напрасно поманилъ^{^[269]} прощальной августовской прелестью. Наползли тучи^{^[270]}, лѣсъ на скалахъ потемнѣлъ, бросилъ длинную тѣнь на проливъ, на сѣрый гранитъ горъ. Верещавшiя вокругъ колокольни ласточки пропали куда-то, и только одни пушистые воробьи беззаботно купались въ пыли дороги.

Маленькiй пароходикъ «св. Николай» кутался въ ѣдкомъ дыму и шипѣлъ слабой машиной.

Машинистъ, коренастый послушникъ, лѣтъ 30^{^[271]}, сидѣлъ на дровахъ, поджидая богомольцевъ. Онъ, какъ говорили, хорошо зналъ свое дѣло и совершалъ большiе концы по озеру на другомъ монастырскомъ пароходѣ «Валаамъ».

— А не разорветъ котла? — спрашиваю я одного изъ хлопотавшихъ возлѣ машины послушниковъ.

— Что? — съ недоумѣніемъ^{^[272]}спросилъ меня тотъ, точно^{^[273]} не слыхалъ никогда, что котлы лопаются.

— Котла, спрашиваю, не разорветъ?

— Да развѣ это возможно? Что, вы-съ...

— Да почему же нѣтъ?

— Да нельзя-съ… какъ же это — разорветъ!.. Да вѣдь тогда сколькимъ людямъ смерть-то!...

— Вотъ я про то-то и говорю…

— Нѣтъ-съ… Этого у насъ незаведено-съ… чтобы котлы рвало-съ… Бываетъ такъ, что и не умѣмши машиной заправляетъ… Тамъ привернетъ, тамъ отвернетъ, а ничего-съ… не разрываетъ, — сипитъ только машина.

Слушая слова «брата», механикъ, сидѣвшiй на дровахъ, улыбался. Его улыбка ясно говорила: «да развѣ мы это допустимъ? мы тоже все очень хорошо понимаемъ».^{^[274]}^{^[275]}

// 44

^{^[276]}Богомольцы наполнили лодки, пароходъ «Св. Николай» далъ хриплый свистокъ, машина зашипѣла, засвистѣла, бортъ скрипнулъ, — точно вотъ-вотъ весь старый пароходишко разсыплется по швамъ, — и мы черепашьимъ ходомъ поплыли проливомъ. Двѣ огромныя лодки, биткомъ набитыя богомольцами, на буксирѣ потянулись за нами. На кормахъ катеровъ въ живописныхъ позахъ стали монахи съ шестами. Пароходику нашему грузъ, очевидно, былъ не по силамъ. Машина хрипѣла и сопѣла такъ тяжко, точно несчастный пароходикъ старался поскорѣй испустить послѣднiй вздохъ, чтобы только раздѣлаться съ непосильнымъ бременемъ.

Послушники пѣвчiе, запѣли басами «Волною морскою».

— Трубу! Трубу!^{^[277]} — крикнулъ рулевой.

Мы подъѣзжали къ каменной аркѣ Владимiрскаго моста черезъ проливъ^{^[278]}. (Этимъ мостомъ идетъ дорога изъ монастыря въ большой скитъ Всѣхъ Святыхъ.)

Труба снята, и пароходикъ благополучно проползъ подъ мостомъ, окутавъ насъ на мгновенiе ѣдкимъ дымомъ.^{^[279]}

// 45

— Вонъ маякъ торчитъ… — показываетъ пальцемъ мальчикъ-монашекъ.

Впереди, на угловомъ утесѣ, окруженномъ лѣсомъ, стоитъ на подпоркѣ большой бѣлый фонарь, утвержденный на грудѣ скалъ.

Мы — въ обширномъ Никоновомъ заливѣ, глубина котораго доходитъ до 40 саженъ^{^[280]}. Когда на озерѣ буря, маякъ призываетъ корабли въ тихiй заливъ. Влѣво деревянная пристань, на берегу домикъ для рыбаковъ. Тихо подошелъ пароходикъ къ пристани. Какъ разъ въ это время полилъ сильный дождь.

Ѣхавшій съ нами іеромонахъ сталъ служить молебенъ. Богомольцы жались отъ дождя подъ густыми вѣтвями елей. Съ высокой горы видно озеро, теперь задернутое туманной сѣткой ливня, выступившiе изъ водъ утесы, лѣса на нихъ, золотой крестъ заброшеннаго на высокую скалу скита. Возлѣ простенькой часовенки стоитъ деревянный крестъ одиноко подъ елью, знаменуя собой тотъ крестъ, который, по преданiю, апостолъ Андрей водрузилъ на горахъ Валаама.

«Андрей Апостолъ, — есть преданье, —

«Крестомъ разсѣялъ мракъ грѣха,

«Предрекши вѣры процвѣтанье,

«Поста, молитвы и труда.» (Вал. стихъ).

// 46

Дождь все сильнѣй и сильнѣй. Народъ поспѣшно бѣжитъ съ горы, по скользкой тропинкѣ, раскатываясь на сосновыхъ иглахъ,схватываясь на поворотѣ за стволы сосенъ. Сходимъ къ пристани. Дождь льетъ цѣлымъ потокомъ. Пароходикъ едва двигается, такъ какъ изъ лодокъ набралось много народу.^{^[281]}

Подъѣзжаемъ^{^[282]} къ канавѣ, вступаемъ въ нее, — и вдругъ дно пароходика начинаетъ шуршать, пароходикъ вздрагиваетъ и останавливается.

— Готово! Стопъ машина!.. —кричатъ^{^[283]} съ лодокъ.

Мальчикъ-монашонокъ свѣшиваетъ голову за бортъ и заглядываетъ на дно.

— Что, братъ ты мой! Сѣли на мели!^{^[284]} — шутливо говоритъ онъ мнѣ и хлопаетъ по плечу.

— Зимовать што ль будете? — острятъ съ лодокъ. — Поддай пару машинистъ!.. Теперича съ голоду здѣсь помирать, што ли?…

// 47

— Господа! господа!! — кричитъ машинистъ. — На носъ перейдите!.. — корма сѣла…^{^[285]}

Двѣ одки остановились одна за другой. Многiе богомольцы повыскакали на островки и принялись рвать бруснику. Монахи въ живописныхъ позахъ съ длинными шестами въ рукахъ точно закаменѣли на носахъ лодокъ. На самомъ пароходикѣ качегаръ и машинистъ уперлись шестами въ каменные берега и точно повисли въ воздухѣ надъ тихой водой. Богомольцы внимательно заглядываютъ на дно, мальчики пѣвчiе шмыгаютъ съ кормы на носъ и обратно, вселяя въ богомольцевъ духъ бодрости.

— Братъ Петръ! эй, налега-ай!... — кричатъ съ лодокъ.

— Дубинушку бы спѣть, — совѣтовалъ старичокъ въ какой-то линючей плюшевой кофтѣ. — Много помогаетъ…

— Нѣтъ, она къ святымъ мѣстамъ не подходитъ. Тутъ молитва верхъ беретъ.

Наконецъ послѣ совмѣстныхъ усилiй богомольцевъ, монаховъ и машины, послѣ тропаря и дубинушки, которую пѣли на лодкахъ тихимъ голосомъ, причемъ старичокъ въ плюшевой кофтѣ отбивалъ тактъ головой, пароходикъ высвободился изъ тисковъ, царапая скрипучими бортами, — и опять передъ нами начала проходить вереница заливовъ тихихъ, нѣмыхъ гранитныхъ громадъ, сосновый боръ на высотахъ — безмолвный, таинственный. Уже монастырь виденъ. Виденъ и скитъ Никольскiй.

— «Преобразился еси на горѣ»…. — запѣли богомольцы на лодкахъ…

ГЛАВА 12.

Прогулка въ Большой скитъ. — Въ лѣсахъ Валаама. — Отшельникъ.

— А какъ мнѣ въ большой скитъ пройти?

— Авы проѣзжей дорогой, черезъ Владимiрскiй мостъ — версты четыре^{^[286]}. Лѣсомъ все… Звѣрья у насъ нѣтъ, развѣ олень рогатый попадется.

Когда я выходилъ изъ гостиницы^{^[287]}, былъ 8-й часъ вечера.

// 48

Солнце уже опустилось за архипелагъ валаамскiй. Въ воздухѣ носилась туманная дымка приближающейся ночи. Прохожу мимо пустынной пристани. На берегу возится старичокъ монахъ, складывая въ кучу щепу для парохода. Налѣво отъ пристани, монахи растягиваюютъ на перилахъ толко что просмоленныя сѣти. Запахъ смолы одуряетъ меня. Я увѣренъ, что если услышу гдѣ-нибудь этотъ запахъ свѣжей смолы у воды, предо мной встанетъ картина валаамскаго пролива. Услышу я стукъ молотка по борту лодки, увижу растянутыя сѣти, просмоленыя лодки, лежащiя на берегу вверхъ днищами, таинственный сумракъ лѣса, потемнѣвшiя скалы и притаившiйся боръ съ его нѣмымъ шорохомъ гдѣ-то въ глубинѣ.

Вонъ раскинулась на берегу картина царства каменотесовъ. Рубятъ гранитъ, шлифуютъ, пилятъ. Все тише и тише постукиваютъ молотки, монахи-трудники и финны-рабочiе уже подолгу засижываются на гранитныхъ глыбахъ. Тишина, дрема ползутъ по водѣ изъ темнаго лѣса. Скоро доползутъ они до собора, служка ударитъ въ колоколъ, и день кончится… кончится день на Валаамѣ, а тамъ позади, на островахъ, точно заря встаетъ, точно ночь и не заглянетъ туда. Тамъ открытое озеро, тамъ еще солнце чуть-чуть выглядываетъ изъ-за водяной полосы.

Быстро иду я по убитой дорогѣ, во мракъ и дрему лѣсныхъ нѣдръ. Вотъ монастырское поле. На немъ еще зеленѣетъ ячмень.^{^[288]} Дорога поворачиваетъ^{^[289]} вправо, ползетъ въ гору. Подъ ногами^{^[290]} гранитъ. На поворотѣ дороги, влѣво, высокая сосна.

Съ холма вижу я, какъ передо мной извивается дорога, вижу, какъ на поворотахъ дремлютъ сосны. Зашумѣла птица^{^[291]} и затерялась въ вершинахъ. Лѣсъ слѣва поднялся на высокую гранитную стѣну; точно въ пропасть какую-то опустилась дорога, и я почувствовалъ себя потеряннымъ передъ громадной скалой, на которую убѣжалъ лѣсъ. Въ стѣнѣ надпись: «Проведена сiя дорога 1865». Этотъ годъ мнѣ кажется почему то очень далекимъ.

Перехожу черезъ каменный мостъ. У моста часовня. Вижу образъ Богоматери, ленту на немъ, старенькiй подсвѣчникъ и бѣгу дальше. Лѣсъ, все тотъ-же молчаливый лѣсъ, все тѣ же на поворотахъ исполинскiя сосны. Влѣво сверкнула лагуна. Вонъ прорѣзанное канавой поле. Слышится звонъ бубенцовъ, трескъ валежника, —

// 49

и ^{^[292]}на дорогу<нрзб.>^{^[293]} монастырская лошадь и суетъ мнѣ въ руку мохнатую мордочку, прося хлѣба. Вотъ на полянкѣ точно вдругъ выросъ передо мной высокiй гранитный крестъ.

«Сей крестъ поставленъ трудами валаамской братiи совмѣстно съ иг. Дамаскиномъ 186… года» — читаю я, и на меня опять пахнуло стариной, и величавый образъ Дамаскина точно отдѣлился изъ сгустившагося лѣсного мрака. Отшельники, когда то скитавшiеся въ этихъ лѣсахъ, начинали мерещиться мнѣ между вѣтвей, въ просвѣтѣ далекаго неба. Я былъ въ какомъ-то напряженномъ состоянiи, точно ожидалъ, что вотъ-вотъ встанетъ передо мной на пустынной дорогѣ высокая фигура схимонаха и костлявой рукой <нрзб.>^{^[294]}

Опять^{^[295]} часовня. Между деревьями на горкѣ забѣлѣется^{^[296]} каменная стѣна скита съ башнями по угламъ. Калитка отзаперта^{^[297]}. Я вижу пустынный дворъ и кирпичный^{^[298]} храмъ посреди.

Влѣво, въ лощинѣ, огородъ, обнесенный чернымъ деревяннымъ заборомъ. Гдѣ то внизу сверкатеъ вода, а въ сторонѣ, въ рощѣ, чернѣетъ чья-то могила. Черезъ огородъ прошелъ я на пустынный дворъ скитскiй. На дворѣ ни души.

Я хотѣлъ было итти къ кельямъ, но въ эту минуту изъ храма появился схимонахъ и пошелъ на меня.

— Поздненько вы… у насъ трапезуютъ… Издалече?

— Изъ Москвы.

— А…. далеко. Отъ насъ все далеко. Отъ земли дальше — къ небу ближе…

Онъ указалъ пальцемъ въ небо.

— Пойдемте… покажу храмъ.

Мы пошли.

Въ полусвѣтѣ храма я замѣтилъ только величавыя фигуры иноковъ на колоннахъ. У клироса, передъ орѣховымъ съ золотомъ иконостасомъ, — аналой и на немъ псалтырь.

— Только что читать кончилъ…. — сказалъ схимонахъ. — День и ночь читаемъ мы по 2 часа.

Псалтырь былъ раскрытъ, и я прочелъ на желтыхъ листахъ его: «Скажи мнѣ, Господи, путь, въ оньже пойду, яко къ Тебѣ

// 50

взяхъ душу мою».

Вышли^{^[299]} изъ храма.

— Вы точно въ крѣпости… — указалъ я на стѣны и башни^{^[300]}.

— Отъ грѣха оплотъ. Съ кѣмъ намъ воевать… Въ лѣсу живемъ, по чапыгѣ полземъ… незамѣтно, тихо… Анъ къ могилѣ-то и подползъ… и зарыли. Вотъ и вся наша жизнь.

— Чѣмъ же вы питаетесь?

— А капусткой, картошкой, кашкой, водицей, хлѣбцемъ… чего намъ еще надоть? живы… Все равно червю могильному на съѣденiе прiуготовляемся… А душа-то… туда!.. — сказалъ онъ вдохновенно и, простившись, пошелъ въ трапезную питать свое бренное тѣло.

Я съ грустью окинулъ взглядомъ каменныя стѣны и башни, воздвигнутыя для борьбы съ грѣхомъ, и вышелъ изъ этой громадной могилы живыхъ людей, чтобы никогда болѣе не вступать въ нее. Было ^{^[301]}темно. Восемь прислонившихся къ стѣнѣ келеекъ слились въ одну сплошную казарму. Наконецъ то я опять на свободѣ! темный лѣсъ опять <нрзб.>^{^[302]} меня.^{^[303]}

Темно^{^[304]} въ лѣсу. За часовней^{^[305]} могила и крестъ на ней. Сосна на поворотѣ кажется длинной черной колонной. Лошади все еще брякаютъ бубенцами.

Ударъ^{^[306]} колокола разбудилъ тишину, и точно зашевелились сонныя иглы сосенъ. Въ монастырѣ звонили къ трапезѣ.

Когда я шелъ берегомъ пролива, каменотесы покончили работу, и только черныя массы гранита прихотливыми фигурами маячили на берегу. Монахъ-старичокъ ковылялъ въ гору къ монастырю.

— Трапезовать, батюшка, пора… кончился день… Слава Владыкѣ Всевышнему… Помилуй насъ грѣшныхъ, Iисусе Спасе!.. охъ-хо-хо…

Когда я поднялся на гору, лѣсное царство на скалахъ за проливомъ потонуло въ тѣняхъ ночи. Гдѣ-то за лѣсами подымался серпъ мѣсяца. Весь бѣлый соборъ Валаамскiй сверкалъ своими крестами въ голубомъ небѣ.

// 51

ГЛАВА 13.

Встрѣча въ лѣсу. — Перелетъ журавлей. — Мечты странника.

Куда бы вы ни пошли на Валаамѣ, — вездѣ вы встрѣтите или крестъ, или часовню.

Зайдешь далеко въ лѣсъ. Дорога неизвѣстно куда уходитъ. И вдругъ на поворотѣ дороги часовня. Двери открыты, евангелiе, крестъ, кадильница, книги, а со стѣны глядитъ обрахъ Богоматери, или Спаситель призываетъ къ Себѣ трудящихся и обремененныхъ. А кругомъ первобытный лѣсъ шумитъ, и легкiй вѣтеръ заноситъ въ часовню смолистый запахъ вѣтвей.

Птицы перекликаются, бѣлки прыгаютъ по вершинамъ, роняютъ шишки. Или вдругъ изъ чащи лѣса выйдетъ на дорогу олень или лось, поглядитъ въ обѣ стороны, заслышитъ грохотъ колесъ или молитву монаха и неспѣшно повернетъ въ чащу, хрустя буреломомъ.

Какъ-то задумчиво шелъ я лѣсной дорогой. Впереди темнѣла своими сѣрыми стѣнами часовня. Темныя ели положили на ея крышу свои широкiя вѣтви. На порогѣ сидитъ старичокъ въ полушубкѣ и чертитъ длинной клюкой по песку дороги. Мы разговорились. Онъ пришелъ изъ Воронежской губ. поклониться угодникамъ.

— Жена померла, сынъ невѣдомо гдѣ шатается… Такая на меня тоска напала, и ушелъ я изъ дому…^{^[307]} Вотъ поживу здѣся, а тамъ въ Соловки на зиму пойду… — сказалъ онъ и замолкъ.

— Нравится вамъ здѣсь?

— Хорошо здѣся… Не ушелъ бы совсѣмъ. А остаться не могу, — силы въ себѣ не чувствую… Тянетъ съ одного мѣста на другое…. Третiй годъ я такъ-то брожу, нигдѣ подолгу не засиживаюсь.

Передо мной, очевидно, былъ странникъ, типъ любопытный на Руси.

— А что, сказываютъ, быдто скоро свѣту конецъ будетъ? а?

— Да кто сказываетъ-то?

— А шелъ, теперича сказать, я Тверской губерней… Такъ въ одномъ селѣ на ночевку остановился. Ну, тамъ богомолка

// 52

одна сказывала… «Какъ, гытъ, будетъ Вознесенье въ пятницу Благовѣщенье на пасхѣ въ понедѣльникъ, ^{^[308]}такъ и ждите свѣту конецъ»… И это, гытъ, ей одинъ человѣкъ по секрету сказывалъ… Ну, а я такъ думаю, что пустое все это она наплела. Сколько на свѣтѣ грѣшниковъ нераскаянныхъ, и вдругъ свѣту конецъ… А не слыхали вы, будемъ говорить, быдто звѣзда оборвалась на небѣ?

— Какая же это звѣзда?

— Да самая, говорятъ, большая… И летитъ та звѣзда на нашу землю… Аль не слыхали.

— Не слыхалъ.

— А мнѣ странникъ одинъ сказывалъ… На тѣхъ звѣздахъ тоже люди живутъ… Ну, и какъ нагрѣшатъ тѣ люди, земля-то и не сдержитъ, и оборвется… Вотъ, сказывалъ, и летитъ та звѣзда тыщу лѣтъ, и летѣть ей еще тыщу, а тады прямо на нашу землю упадетъ…

— Пустяки, — сказалъ я.

— Какъ же пустяки?.. А вѣдь летаютъ звѣзды?… Я самъ сколько ихъ видалъ… Кто-жъ ихъ оттеда сошвыриваетъ-то?

Я постарался объяснить ему, какъ это звѣзды летаютъ.

— Можетъ и такъ… — соглашался онъ. — Кто е знаетъ. Сказываютъ старики, что звѣзды тѣ въ окiянъ-море валятся, и потому тамъ и вода въ моряхъ теплой зовется, и тепло тамъ… зимы не бываетъ. Есть такiя страны, сказываютъ… Вотъ отъ насъ сколько народу пошло туда — земли искать… За море, што ли. Земля-то наша, только тамъ много турки разной, нехристя, живетъ… Такъ тамъ, сказываютъ, чи-истый рай! Вотъ наши и пошли туда. Распродали все и побрели… Меня звали. Да куда я пойду съ одной головой?.. Таскаться видно мнѣ опредѣлено,— по чужимъ дворамъ ночевать…

Онъ опустилъ свою шершавую голову и задумчиво чертилъ клюкой <нрзб.>^{^[309]}

Позади, за часовней, свистѣла поздняя птичка, глухо стукали шишки, падая на каменистую почву. Просвѣтъ неба тянтся съ вышинѣ голубой тканью, по которой протянулись длинными нитями отсвѣты лучей золотого солнца. Я задумался…

Легкiй звонъ…^{^[310]} Точно серебро загремѣло гдѣ-то, точно на серебряныхъ струнахъ кто-то аккордъ взялъ. Нѣсколько звенящихъ нотъ прорѣзали застывшiй воздухъ. За первыми нотами

// 53

еще прозвучало, цѣлый аккордъ все сильнѣй и звучнѣй. Весь воздухъ заволновался… Казалось, каждая воздушная струйка играла, звенѣла, пѣла…^{^[311]}

Я посмотрѣлъ въ небо…

Съ сѣвера на югъ, на голубомъ фонѣ далекаго неба, тянется, сверкая своей бѣлизной, серебряная^{^[312]} полоса. ^{^[313]}То журавли летятъ съ сѣвера къ солнцу,^{^[314]} къ теплу, спѣшатъ поскорѣй отъ суровой зимы за море, на теплыя озера, догоняютъ горячее солнце.

— И-ихъ ты!..какъ несетъ ихъ… ровно машина! — сказалъ странникъ. — Далеко, поди, летятъ?

— За море… въ теплыя страны, на свѣтлыя озера.

— Хорошо тамъ, за моремъ, должно, что летятъ они туда… — говоритъ задумчиво странникъ. — Туда и наши пошли^{^[315]}… Хлѣбъ, говорятъ, въ тѣхъ странахъ самъ родится, не то што у насъ… Травы тамъ, говорятъ, подъ самую крышу… Эхъ! житье тамъ…^{^[316]}

Сплошная серебряная полоса скрылась за лѣсомъ. (Рѣже и рѣже льются крикливые звуки, все бóльшiе клочья неба виднѣются вверху. Вонъ и отсталые летятъ нестройной толпой.)

— Пропали! Шабашъ…осень подошла….^{^[317]}

Я долго глядѣлъ въ свѣтлое небо и когда опустилъ голову, лѣсъ показался мнѣ^{^[318]} мрачнымъ. Его тишина, такъ усыплявшая раньше, теперь пугала.^{^[319]}^{^[320]}

// 54

ГЛАВА 14

Поѣздка въ Коневскій скитъ. — Тихій старичокъ. — О. Дамаскинъ. — Его келлія. — Любитель политики.

Ѣду^{^[321]} въ Коневскiй скитъ*)^{^[322]}, въ 6 верстахъ отъ монастыря. Къ крыльцу поданъ тарантасъ, запряженный сивой лошадкой. Мальчикъ корелъ, угрюмый и неразговорчивый, сидитъ^{^[323]} на козлахъ точно приклеенный. Во всю дорогу къ скиту онъ^{^[324]} не издалъ ни одного звука. Или онъ не понималъ русскаго языка, или ужъ привыкъ молчать, считая себя по уставу «слугой безсловеснымъ».

Погода дождливая. Ѣдемъ^{^[325]} лѣсомъ. Мокрыя вѣтви задѣваютъ за наши головы. Тарантасъ гремитъ на гранитныхъ плѣшинахъ, выступившихъ изъ почвы. (Разноцвѣтный мохъ и лишаи постепенно затягиваютъ эти гранитные пласты, и на нихъ можно видѣть процессь образованiя верхнаго слоя почвы.)Нѣсколько крутыхъ спусковъ и подъемовъ — и впереди, поперекъ дороги, протянулся заборъ изъ хвороста.

Корелъ молча остановилъ лошадь т остался сидѣть изваяньемъ, даже не обернулся.^{^[326]}

Мы спустились съ горки, прошли мимо^{^[327]} огородовъ и подошли къ маленькой деревянной церковкѣ. Церковь заперта, кругомъ ни души. Дождь льетъ мелкой сѣткой. Тоскливо, неуютно, пустынно. Передъ огородомъ, на холмикѣ, двѣ деревянныя кельи, соединенныя сѣнями. Поднявшись по выбитой въ скалѣ лѣсенкѣ къ кельямъ и заглянувъ въ сѣни, я увидалъ такую сцену. — На полу сидятъ трое — сѣдой, худощавый старичокъ съ умнымъ восковымъ лицомъ — схимонахъ Сысой, черный монахъ лѣтъ 40 и еще послушникъ лѣтъ 16, бѣлокурый, худой, съ длинными локонами золотистыхъ волосъ, — и рѣжутъ лукъ, отдѣляя отъ головокъ ботву.

— Здравствуйте… Богъ въ помощь.

— Благодаримъ…. Господи помилуй… — сказалъ схимонахъ Сысой.

Остальные двое молча поклонились.

Я попросилъ показать храмъ и келью Дамаскина.

— Возьми ключи, покажь… — сказалъ схим. Сысой послушнику.

// 55

Мальчикъ отперъ церковь т попросилъ войти.

Простенькiй иконостасъ, деревянныя, безъ всякаго укаршенiя, стѣны, досчатый полъ. Самая обыкновенная скитская церковь.

— Давно вы здѣсь? — спросилъ я мальчика.

— 6 мѣсяцевъ… Я изъ Петербурга.

— Что это васъ заставило сюда удалиться?

— Да и самъ не знаю. Понравилось, какъ живутъ здѣсь… Читалъ раньше про Валаамъ.

— Но вѣдь ужасно жить въ этойобстановкѣ, я думаю, особенно послѣ жизни въ городѣ?

— Что же дѣлать!… св. отцы жили… — сказалъ онъ.

Мы подошли къ двумъ озеркамъ. Ихъ соединялъ деревянный мостикъ. По берегамъ озерки заросли осокой.

— Здѣсь у насъ уха чистая. Рыба кишитъ. Ловимъ на монастырь…

Къ намъ подошелъ схим. Сысой.

— Вотъ здѣсь, — указалъ онъ на камень возлѣ воды, — птицы гагары гнѣздо вьютъ, птенцовъ водятъ… И насъ не боятся. Такъ, сказываютъ, лѣтъ 50 ведется. Каждый годъ одна пара прилетаетъ.

— И сегодня прилетали?

— Нѣтъ… нынче что-то не воротились. И первый годъ только…. а то всегда. ^{^[328]}

— Издалече вы?

— Изъ Москвы.

— Ну, дай Богъ, дай Богъ получить, за чѣмъ прiѣхали… Проводи ихъ, покажь келью батюшки Дамаскина… — сказалъ схим. Сысой послушнику. — А я пойду. Лучокъ рѣжемъ… Ну, спаси Вась Богъ…

Онъ заковылялъ къ своей кельѣ на скалѣ, а мы перешли мостикъ и поднялись на холмикъ, гдѣ въ тѣни дубковъ, кленовъ и липъ стояла пустая теперь келья игумена Дмаскина.

// 56

Въ этой небольшой деревянной клѣткѣиспытывалъ онъ силу духа, черпалъ мужество въ борьбѣ съ грѣхомъ.

На стѣнѣ сруба прибитъ 4-хъ аршинный крестъ работы Дамаскина.

Съ 20 лѣтъ юный Дамiанъ (мiрское имя его) началъ свое странствованiе по монастырямъ, пока не водворился на Валаамѣ. Явился онъ сюда цвѣтущимъ юношей.^{^[329]}<нрзб.>^{^[330]}нѣсколько странныхъ явленiй какъ бы толкаютъ его на ту дорогу, къ которой онъ самъ сознательно или безсознательно стремился.

Когда онъ шелъ впервые на Валаамъ, встрѣтились ему старцы съ Бѣлаго моря, шедшiе съ Валаама въ монастырь Александра Свирскаго. Эти старцы низко поклонились ему, одѣтому въ простое крестьянское платье.

Когда онъ явился на Валаамъ и шелъ лѣсной дорогой въ скитъ Всѣхъ Святыхъ, встрѣтился ему монахъ Феодоритъ и сказалъ: «Оставайся-ка у насъ… Трудись на послушанiяхъ».

Какое впечатленiе должна была произвести эта встрѣча въ глухомъ лѣсу на искавшее пути сердце юноши!

Когда онъ пришелъ въ скитъ Всѣхъ Святыхъ, старецъ Евфимiй, прозванный монахами «духовной удицей» за умѣнье «уловлять» души, земно поклонился новоприбывшему.

И вотъ юноша остался въ лѣсахъ Валаама. «Духовная удица» видѣлъ въ своихъ рукахъ молодую жизнь, готовую итти по тѣмъ путямъ, которые будутъ начертаны ей.

Старецъ Евфимiй устраиваетъ съ этой цѣлью длинную выдвижную палку и каждую ночь въ 12 ч. приходитъ будить своего ученика на полунощную молитву и стучитъ палкой въ окно второго этажа, гдѣ была келья Дамiана. И юноша бурной зимней ночью, по поясъ въ снѣгу, шелъ къ полунощницѣ въ монастырь изъ рабочаго дома.

По благословенiю игумена Дамаскинъ удалился за 6 в. отъ монастыря въ непрходимую глушь лѣсную и поселился на берегу двухъ озерковъ, имѣя отъ роду 32 года. Онъ сталъ избѣгать встрѣчъ и разговоровъ съ людьми. Онъ ѣлъ гнилую пищу, изнурялъ свое тѣло, носилъ вериги.

Мы вошли въ его келью. Изба перегорожена на 4 клѣтушки. Въ одной онъ работалъ, въ другой молился, въ третьей

// 57

переписывалъ св. книги, въ четвертой спалъ.

— Вотъ его молельня….. — сказалъ послушникъ.

Комнатка шириной въ аршинъ, длиной въ два. Аналой, передъ нимъ икона, стулъ. Въ маленькое окошечко видна часть озерка, гора, поросшая лѣсомъ.

Въ бурныя осеннiя ночи дождь стучалъ въ стекла, вѣтеръ вылъ въ трубѣ, глухой боръ гремѣлъ тысячами страшныхъ голосовъ, а о. Дамаскинъ[331] стоялъ на молитвѣ. Что испытывалъ онъ въ своей живой могилѣ? Неужели никогда страхъ одиночества не закрадывался въ его душу? Можетъ быть, въ бурныя ночи, пробужденный шумомъ и вовемъ, вставалъ Дамаскинъ съ своего жесткаго ложа и испуганно вглядывался въ тьму ночи. И такъ семь долгихъ лѣтъ.

— А вотъ его постель.

Въ каморкѣ у самаго окна на полу досчатый гробъ и въ немъ рогожка.

Иногда по ночамъ изъ сосѣдняго озерка подымался «человѣкъ съ растрепанными волосами», подходилъ къ окну его кельи, ломился въ двери. Иногда «тьма бѣсовъ» возилась и плясала вокругъ его кельи, такъ что избушка вздрагивала. Это были видѣнія растроеннаго мозга.

Потомъ утомительная жизнь въ скиту Всѣхъ Святыхъ, потомъ долголѣтнее игуменство, полное кипучей дѣятельности, пока параличъ не прекратилъ его существованье.

Мы вышли изъ кельи Дамаскина.

Капли дождя висѣли на листьяхъ деревъ, выплывшее изъ тучи солнце играло въ озеркахъ. Какая пустыня кругомъ! За озеркомъ схимонахъ Сысой копаетъ лукъ въ огородѣ.

— Прощайте, о. Сысой! — подошелъ я къ нему.

— Богъ проститъ, Богъ проститъ…. простите насъ грѣшныхъ…

Я пожалъ худую руку старца, и мнѣ вдругъ стало жалко его…. Жалко было оставить его умирать въ этомъ заброшенномъ уголку суроваго Валаама, жалко было этой ушедшей жизни, которую уже не воротить. Я увѣренъ, что онъ забылъ свое дѣтство, свою мать, деревню.

— Ну, прощайте… не увидимся… — грустно сказалъ онъ, и его глаза упорно смотрѣли на меня, и въ нихъ было затаенное

// 58

что-то, чего я не могъ понять.

Я вошелъ въ сѣни. Чорный монахъ все еще обрѣзалъ лукъ. ^{^[332]}

— А… уходите… — и онъ пртянулъ руку.

— Вы уйдете, а мы останемся… да… А скажите, пожалуйста… Слыхалъ я, что нѣмцы войну воевать хотятъ… не слышно? — таинственно спросилъ онъ.

— Нѣтъ, не слышно.

— Ну, а какъ у васъ тамъ, въ Россiи, ничего?

— Ничего.

— А вотъ мнѣ богомолецъ сказывалъ, что…

Я поспѣшилъ удовлетворить его запросомъ. Этотъ еще интересовался жизнью, можетъ быть потому, что недавно покинулъ ее.

Я простился съ монахомъ.

— Можетъ быть, на будущее лѣто завернете къ намъ, разскажете, что новенькаго… А то мы здѣсь въ лѣсу… Птица пролетитъ — не скажетъ, хоть и многое видитъ… А мы только смотримъ ей вслѣдъ.

Я поднялся на горку, глянулъ на этотъ дикiй уголокъ Валаама, на деревянную церковку, такъ сиротливо стоящую на берегу озерка, заслоненную лѣсами отъ живого глаза, и сѣлъ въ тарантасъ. Молчаливый корелъ тронулъ вожжами. ^{^[333]}

ГЛАВА 15.

Отъѣздъ. — Съ хлѣбомъ солью. — Прощай Валаамъ.^{^[334]}

// 59

Въ сѣняхъ гостинницы у косяка стоитъ о. Антипа съ блюдомъ. Черный худощавый монахъ также стоитъ на своемъ посту, сторожитъ уставъ монастырскiй.

— Неужто уѣзжаете? — говоритъ печально о. Антипа, видя, что я выношу изъ кельи свою поклажу.

— Маловато погостили… маловато.

Мы обнялись съ нимъ и поцѣловались.

— Заѣзжайте провѣдать… не забывайте насъ… Люди все же мы, хоть и отбились отъ мiра… — и онъ крѣпко жметъ мои руки своими морщинистыми ладонями.

Положивъ на блюдо свою лепту за недѣльное гостепрiимство обители, я отправился проститься съ игуменомъ Гаврiиломъ^{^[335]}. ^{^[336]}

// 60

(Сердечно простившись я направился къ пристани.)

Пароходъ ^{^[337]}привезъ новую толпу богомольцевъ на праздникъ, и новоприбывшiе уже тянулись въ гору къ гостинницѣ.

Я поднялся на палубу.

Внизу монахи тянутъ «Достойно».

— Вамъ-съ…

На меня смотритъ послушникъ и протягиваетъ что то завернутое въ бумагу.

— Отъ монастыря вамъ… — говоритъ онъ. — Обители благословенiе на путь…

Въ бумагѣ оказалась краюха монастырскаго хлѣба фунтовъ въ пять.

Второй свистокъ….

Матросы закрыли бортъ Мальчики-монашонки звонко выпѣваютъ: «Преобразился еси»…

Третiй свистокъ…

Пароходъ отходитъ отъ пристани. Машутъ платками богомольцы.

На скалѣ, за рѣшеткой, монахи прощальнымъ взоромъ провожаютъ насъ. Длинный водяной хвостъ ползетъ за нами по проливу, и пробужденныя волны ударяютъ скалистые берега. Величественный соборъ красиво вырисовывается на высотѣ.

— Прощай, Валаамъ! — до будущаго года! — сказалъ знакомый^{^[338]} купчикъ и перекрестился въ раскачку.

— Вы каждый годъ ѣздите?

— Обязательно… Нагрѣшишь за годъ, а тутъ и покаешься. Намъ безъ покаянiя невозможно-съ…

Мы плывемъ мимо скита Никольскаго. На пустынномъ берегу ни души. Одинокiй гранитный крестъ стоитъ у воды, а около него зонтомъ изогнулась сосна надъ проливомъ. У пристани колыхается на волнахъ лодочка. Влѣво, на скалахъ, лѣсъ съ своимъ таинственнымъ мракомъ, тихимъ звономъ вершинъ. За его зеленой стѣной — скитъ Всѣхъ Святыхъ, объятый тишиной могилы.

Проливъ остался за нами. Я вижу весь архипелагъ валаамскiй, выставившiй въ морѣ острые зубья своихъ утесовъ. Деревянная церковка прилѣпилась на высокой скалѣ за соснами. Это

// 61

скитъ Александра Свирскаго.

Соборъ Валаама заснулъ на утесахъ, усыпленный солнцемъ. Голубые купола его потонули въ голубомъ небѣ. Бѣлыя стѣны ярко блестятъ на зеленой каймѣ разбросанныхъ по высотамъ лѣсовъ. Высокая бѣлая колокольня горящей свѣчей ушла высоко въ небо, блистая золотосъ сверкающаго креста.

Море плещется въ бортъ парохода. Впереди уже начинаютъ чернѣть финскiя^{^[339]} шхеры. ^{^[340]}

Подпись: Иванъ Шмелевъ.

// 62

^{^[1]} Далее был незачеркнутый вариант: Ладоги

^{^[2]} Далее было: Калашниковой

^{^[3]} Далее было вписано: въ Петербургѣ. Далее было: Здѣсь, слегка покачиваемый расходившейся Невой, стоялъ пароходъ «Александръ», на палубѣ котораго матросы финны энергично дѣйствовали швабрами.

— Опоздали…. «Петръ» съ полчаса, какъ ушелъ… — сказалъ сторожъ.

— А этотъ?...

— Этотъ въ понедѣльникъ идетъ.

^{^[4]} Вместо: берегъ — было: бортъ парохода. Далее было — Ишь претъ-то какъ… – замѣтилъ сторожъ.

^{^[5]} Далее было: — На Валаамъ

^{^[6]} Вместо: на Ладогѣ — было: на озерѣ

^{^[7]} Далее было: Вотъ и этотъ, теперича, — указалъ онъ на пароходъ — едва добрался… Чуть, сказываютъ, волной не захлестнуло…

^{^[8]} Вместо: А вы ступайте-ка — было: Ступайте-ка

^{^[9]} Далее было: а не догоните, «Александра» подождете. Далее было: Я рѣшилъ ѣхать въ Шлиссельбургъ. Скоро подошелъ пароходикъ, и

^{^[10]} Вместо: <Несколько <нрзб.>> — было: Я рѣшилъ ѣхать въ Шлиссельбургъ.

^{^[11]} Вместо: Шлисс<ельбургу>. — было: къ городу

^{^[12]} Вместо: Плывемъ мимо. — было: Мы плывемъ мимо.

^{^[13]} Вместо: Палуба — было: Обширная палуба

^{^[14]} Вместо: гостиницы — было: гостинницы

^{^[15]} Вместо: Почему «Петръ» бросилъ якорь? — было: По какому случаю «Петръ» бросилъ якорь — спрашиваю я у нихъ.

^{^[16]} Вместо:[Крутило] Тамъ теперь <несколько <нрзб.>> — было:Ну, «Петръ» и сталъ, чтобы богомольцевъ въ сумлѣнiе не вводить!...

^{^[17]} Далее было: Я глянулъ на рѣку.

^{^[18]} Далее было:— Да!! гм… гм… нехорошо… — протянулъ одинъ изъ грузчиковъ.

— Что «нехорошо»?... — спросилъ я его.

— То-есть, оно конечно… только что … тутъ ежели нащотъ волны, — такъ ко дну-съ можно… Далее было:— Вѣрное дѣло… — помогалъ другой.

^{^[19]} Вместо: Но ихъ порывъ оказался напраснымъ — было: Но и на этотъ разъ ихъ благородный порывъ оказался напраснымъ.

[20]Вместо: Я вошелъ въ лодку, и она запрыгала и завертелась, на гребняхъ. — было: Я спустился въ лодку, и она понеслась, высоко поднимаясь на гребняхъ.

^{^[21]} Далее было: его

^{^[22]} Далее было: можно различить отдѣльныя фигуры

^{^[23]} Вместо: Волны бьютъ въ бортъ, бѣгутъ, <<нрзб.>>лодку, — было: Волны бьютъ въ бортъ парохода, бѣгутъ, мѣшая нашей лодкѣ, не пускаютъ ее подойти.

^{^[24]} Далее было: — Гдѣ у ево бокъ-то открывается? эй, трррапъ! — оретъ матросъ.

— Оттеда заходи! — кричитъ сверху хриплый голосъ.

^{^[25]} Вместо: Заѣзжаемъ сбоку — было: Мы заѣзжаемъ сбоку

^{^[26]} Далее было: Люди все почтенные. Далее было: Я прошелъ на палубу.

^{^[27]} Вместо: На палубѣ народъ попроще — было: Здѣсь народъ попроще.

^{^[28]} Далее было: давнымъ-давно знакомое.

^{^[29]} Вместо: И на кажномъ-то у нихъ мѣстѣ — было: И на каждомъ-то мѣстѣ

^{^[30]} Далее было:— Машина? — вскрикиваетъ кто-то. Далее было: — Разумѣется.

^{^[31]} Далее было: — А какъ?

^{^[32]} Вместо: — Ишь ты. Вѣдь эт-то что!.. — было: Да ну?!

^{^[33]} Вместо: Да это что… — было: Да это все ничего…

^{^[34]} Вместо: Ну, это, ужъ ты, братъ, того, врешь… — было: Ну, это братъ, врешь…

^{^[35]} Вместо: у нихъ — было: есть

^{^[36]} Вместо: высокія — было: высокіе

^{^[37]} Вместо: Иногда прокатывались по рѣкѣ голоса барочниковъ — было: По временамъ прокатывался по рѣкѣ грубый голосъ барочниковъ

^{^[38]} Далее было: у самой рѣки

^{^[39]} Вместо: <<нрзб.>>. — было: возлѣ нашего парохода

^{^[40]} Далее было: — говоритъ кто-то.

^{^[41]} Вместо: Никакъ сыматься хочетъ!.. — было: никакъ сыматься хочетъ…

^{^[42]} Вместо: <<нрзб.>> — было: пропадаютъ въ темномъ отверстіи борта.

^{^[43]} Вместо: крикнули съ нашего парохода — было: крикнулъ кто-то съ нашего парохода

^{^[44]} Вместо: <<нрзб.>> — было: покачаетъ его; ~ Вместо: А мы, должно — было: Ну, а мы, должно

^{^[45]} Вместо: огонекъ — было: огонекъ-сигналъ; ~ Вместо: тишина, хотя <<нрзб.>> — было: тишина, невозмутимая, хотя на немъ около пятисотъ человѣкъ.

^{^[46]} Далее было: стоятъ въ воздухѣ печальныя ноты постнаго напѣва.

^{^[47]} Вместо: <<нрзб.>> — было: Когда я сталъ засыпать, лежа головой къ борту, волны рѣки изрѣдка ударяли въ желѣзную обшивку, и ихъ плескъ, проникая въ круглое окошко надъ моей головой, усыплялъ меня.

^{^[48]} Вместо: иллюминаторъ — было: кругленькое окошко. Далее: <<нрзб.>>

^{^[49]} Далее было: Дальше и дальше бѣжитъ отъ насъ убогое селенье…

^{^[50]} Далее было: Длинная полоса кустовъ надъ сонной рѣкой… Все

^{^[51]} Далее было: кутаются въ водяныхъ парахъ

^{^[52]} Далее было: Шлиссельбургская крѣпость отступаетъ назадъ, меньше и меньше становятся ея высокiя стѣны.

Опять слышу я, какъ шлепаютъ волны, прямо на носъ бѣгутъ, обдавая прозрачной розовой пѣной.

^{^[53]} Вместо: иллюминаторъ — было: круглое окошко

^{^[54]} Вместо: бываетъ во снѣ въ дѣтствѣ — было: во время перваго сна въ дѣтствѣ

^{^[55]} И кружится голова, и томитъ, томитъ — вписано.

^{^[56]} Вместо: забытье охватываетъ меня — было: Нѣга забытья охватываетъ меня…

^{^[57]} Вместо: бросаютъ, мучатъ — было: бросаютъ меня,мучаютъ

^{^[58]} Вместо: Едва нахожу силы взглянуть — было: Смотрю

^{^[59]} Вместо: деревянной — было: искуственной

^{^[60]} Вместо: въ гору, — было: въ гору:

^{^[61]} Вместо: и высокій, тощій старичок-монахъ — было: а подлѣ нея высокій, худой старичокъ-монахъ

^{^[62]} Далее было: дуетъ въ его худое, подвигами истомленное лицо

^{^[63]} Вместо: быстро — было: духомъ

^{^[64]} Далее было: — Вотъ и келейка вамъ… сейчасъ и обѣдъ принесутъ.

^{^[65]} Голыя — вписано.

^{^[66]} Вместо: И какіе старцы!.. — Вотъ схимникъ — было: и какіе старцы… абзац— Вотъ схимникъ

^{^[67]} Вместо: оттеда — было: оттуда

^{^[68]} Вместо: змеѝ у насъ — было: змеѝ и у насъ ~ вместо: гора кривая — было: она кривая

[69] Далее было вписано: святые люди..

^{^[70]} Вместо: <<нрзб.>> — было: видимо, на себѣ благодать Божію носитъ…

^{^[71]} Далее было: Вы что на это скажете?

^{^[72]} Далее было: Мы идемъ лѣсомъ. Вправо валъ, за валомъ шумитъ Ладога… Камни, поросшiе мохомъ, по сторонамъ дороги…

— Вотъ онъ, «Конь—то камень» — сказалъ монахъ.

Темныя ели обступили поляну. На ней гранитная масса, точно гигантскiй хребетъ ушедшаго въ землю животнаго.

На двухсаженную его высоту всползала деревянная лѣстница. На вершинѣ его часовенка. Грандiозная гранитная масса, памятникъ сѣдой древности, могучей силой заброшенный на песочный островъ.

^{^[73]} Далее было: среди дремучаго лѣса

^{^[74]} Далее было: наводя страхъ на жителей.

^{^[75]} Далее было: дѣтскихъ

^{^[76]} Вместо: во мракѣ лѣса. — было: подъ мракомъ суроваго лѣса.

^{^[77]} Вместо: <<нрзб.>> — было: Во мракѣ лѣса

^{^[78]} Далее было:чтò таится подъ гранитной скалой, прячется во мракѣ лѣсовъ.

^{^[79]} Вместо: Арсентію — было: Арсенію

^{^[80]} Далее было: отъ діавольской лести…

^{^[81]} Вместо: совершилось, какъ повѣствуетъ лѣтопись Коневецкаго монастыря, чудо — было: совершилось чудо, отмѣченное въ лѣтописяхъ Коневецкаго монастыря

^{^[82]} Далее было: св. водой

^{^[83]} Далее было: Это поэтичное, пережившее нѣсколько вѣковъ сказанье является яркимъ памятникомъ, живымъ отголоскомъ старины.

^{^[84]} Далее было: а рада-бы, да не можетъ

^{^[85]} Вместо: Я не хотѣлъ разочаровывать его и не сказалъ — было: Очевидно, онъ все это говорилъ, чтобы урезонить меня, и я не хотѣлъ его разочаровывать и потому не сказалъ

^{^[86]} Вместо: Нигдѣ, такого нѣтъ, только у насъ... —было: Нигдѣ, говорятъ, такого нѣтъ, только у насъ… — повѣствовалъ монахъ.

^{^[87]} Прося хлѣба — вставлено.

^{^[88]} Далее было:— За хлѣбомъ повадились… — пояснилъ монахъ. — Братiя избаловала.

^{^[89]} Вместо: плетями — было: ветками.

^{^[90]} Вместо: Вотъ и скитъ — было: Наконецъ мы увидѣли скитъ.

^{^[91]} Далее было: не доносится иноческая молитва изъ дверей храма.

^{^[92]} Далее было: удивленно

^{^[93]} Вместо: тридцать — было: 30

^{^[94]} Вместо: <<нрзб.>> — было: значитъ

^{^[95]} Далее было: — спросилъ старецъ.

^{^[96]} Вместо: <<нрзб.>> — было: моими дѣйствіями

^{^[97]} Вместо: переспросилъ — было: спросилъ

^{^[98]} Вместо: переспросилъ — было: спросилъ

^{^[99]} Вместо: Іоаннъ — было: Иоаннъ

^{^[100]} Далее было: Пожалуйста

^{^[101]} Вместо: осень наступитъ, и-и… Лѣсъ гудетъ — было: осень наступитъ — страшно. Лѣсъ позади гудетъ

^{^[102]} Далее было: Про патретикъ-то не забудьте!..

^{^[103]} Вместо: И лѣтописи коневецкiя не богаты сказанiями, какъ лѣтописи валаамскiя. — было: Лѣтописи коневецкiя не богаты сказанiями о могучихъ духомъ схимонахахъ и отшельникахъ, какъ лѣтописи валаамскiя.

^{^[104]} Вместо: третьяго — было: 3-го

^{^[105]}Далее было: темными

^{^[106]}Вместо: <<нрзб.>> — было: красными

^{^[107]} Вместо: И показалось мнѣ — было: И мнѣ показалось

^{^[108]} Далее было: — Спасибо! — сказалъ я, весь проникнутый любовью къ этому неизвѣстному мнѣ человѣку, въ сердцѣ котораго осталось еще такъ много человѣческаго чувства.

^{^[109]} Далее было: на чистый воздухъ.

^{^[110]} Вместо: <<нрзб.>> — было: образуя

^{^[111]} Далее было: на прощанье

^{^[112]} Вместо: Сбегаю съ горы — было: Я сбѣгаю съ горы

^{^[113]} Далее было: съ привешенными у пояса ножами

^{^[114]} Вместо: <нрзб.> быстро бѣжитъ <нрзб.> — было: На горизонтѣ, точно на ниточкѣ, быстро бѣжитъ пароходъ

^{^[115]} Вместо: опять стали <нрзб.>подтягивать — было: Прибѣжали матросы и опять стали натягивать

^{^[116]} Вместо: За частой сѣткой дождя <нрзб.> Синія очертанія острова.— было: За частой сѣткой дождя опять показались на горизонтѣ синія очертанія острова.

^{^[117]} Далее было: слышу я.

^{^[118]} Вместо: Проливъ Монастырскій — было: Великолѣпный проливъ Монастырскій

^{^[119]} Далее было: на «Петрѣ І».

^{^[120]} Вместо: пароходъ — было: «Александръ»

^{^[121]} Далее было: на твердую землю.

^{^[122]} Вместо: Начался благодарственный молебенъ — было: Передъ иконой Матери Божіей начался благодарственный молебенъ

^{^[123]} Вместо: прядями — было: космами

^{^[124]} Вместо: Богомольцы изъ Москвы — было: Надо замѣтить, что богомольцы изъ Москвы

^{^[125]} Далее было: братъ Василій

^{^[126]} Вместо: Физіономія его сіяетъ — было: Физіономія его, украшенная толстымъ носомъ, сіяетъ

^{^[127]} Далее было: значитъ…

^{^[128]} Вместо: какъ — было: что

^{^[129]} Далее было: стоитъ

^{^[130]} Далее было: Я прожилъ на Валаамѣ недѣлю и за это короткое время успѣлъ убѣдиться въ искренности и справедливости словъ брата Василiя… Въ человѣкѣ не затирали души, хотя требовали отъ него отсѣченiя воли. Человѣка не унижали, напротивъ, давали возможность развиваться его стремленiямъ, давали ему въ руки то дѣло, которое онъ знаетъ, и въ этомъ дѣлѣ онъ являлся вполнѣ отвѣтственнымъ, самостоятельнымъ хозяиномъ.

^{^[131]} Вместо: Десять — было: 10

^{^[132]} Далее было: еще

^{^[133]} Далее было:— «Вре-мя… пѣ…нi…ю… мо…ли… твѣ часъ»… — опять тянетъ надъ моимъ ухомъ монахъ. Голосъ печальный, даже жутко становится отъ тишины ночи, пробужденной нотами замогильнаго напѣва… — «Господи Боже нашъ, помил-у-уй насъ»…

^{^[134]} Вместо: <нрзб.> — было: Раздались поспѣшные

^{^[135]} <нрзб.> теперь не уснуть! — вписано.

^{^[136]} Далее было: Я не пошелъ къ полунощницѣ и старался заснуть, но не спалось что-то.

^{^[137]} Вместо: далеко видно — было: позволяетъ далеко видѣть.

^{^[138]} Вместо: У чугунной рѣшетки, монахъ смотритъ въ озеро, туда, гдѣ за широкой водяной дорогой лежитъ родная сторона. — Было: Впереди у чугунной рѣшетки, что по скалѣ протянулась, монахъ тоскливо смотритъ въ озеро, туда, гдѣ за широкой водяной дорогой лежитъ родная сторона, гдѣ брошено навсегда самое дорогое, что есть у человѣка.

^{^[139]} Вместо: съ поклономи. — было: и съ молчаливымъ поклономъ впустилъ въ прихожую.

^{^[140]} Далее было: дожидаясь о. игумена. Мы прошли въ первую комнату.

^{^[141]} Вместо: <нрзб.> — было: преподнесенныхъ г.г. художниками, проживавшими цѣлые мѣсяцы на гостепрiимномъ Валаамѣ…

^{^[142]} Вместо: производятъ впечталѣнiе добродушiя и думы. — было: производили впечталѣнiе добродушiя, думы, чистоты и располагали къ нему.

^{^[143]} <нрзб.>вставлено.

^{^[144]} Вместо: панорама — было: прелесть

^{^[145]} Далее было: О. Гаврiилъ оказался очень радушнымъ и предупредительнымъ, познакомилъ насъ вкратцѣ съ условiями валаамской жизни и на прощанье благословилъ все осмотрѣть.

— А Донской монастырь въ Москвѣ знаете?

— Какъ же…

— Я тамъ мальчикомъ въ духовномъ училищѣ учился… Мнѣ Москва-то — родная сторона… — и грустно улыбнулся. — Хозяйство у насъ большое, производства раныя, машины, великiе памятники дѣятельности покойныхъ игуменовъ — Дамаскина и Іонафана.

[146]Далее было: Получить разрѣшенiе не осмотръ владѣнiй валаамскихъ было весьма важно для меня, ибо безъ благословенiя игумена на Валаамѣ, что называется, нельзя и шагу ступить. Ни одинъ монахъ безъ благословенiя о. игумена и показывать не поведетъ.

На Валаамѣ есть что посмотрѣть, надъ чѣмъ пораздумать, а между тѣмъ вы рѣдко отъ кого услышите хвастливую фразу…

Какая-то суровая простота, — отличительная черта иноковъ валаамскихъ, точно иначе и быть не можетъ.

^{^[147]} Вместо: Все это сооружено монахами, (тѣми иноками, которые такъ смиренно раскланиваются съ вами, покрытые бѣлыми и сѣренькими потрепанными рясками). — было:И вся эта величественная, прекрасная масса сооружена иноками, тѣми иноками, которые такъ смиренно раскланиваются съ вами, покрытые бѣлыми и сѣренькими потрепанными рясками.

^{^[148]} Вместо: вступилъ я — было: вступили мы

^{^[149]} Далее было: Изящный иконостасъ, въ которомъ золото перемѣщалось съ голубой, бѣлой и красной краской, представляетъ собой съ большимъ вкусомъ сдѣланной сочетаніе разныхъ колонокъ, причудливыхъ узоровъ и витiеватыхъ разводовъ… Вправо, между двумя четырехугольными колоннами — серебряная рака съ мощами преп. Сергiя и Германа.

^{^[150]} Далее было:— Да… работа братiи.

— И иконы?

— И иконы…

— И кресты на соборѣ?

— Да… — и сталъ спокойно перебирать четки.

^{^[151]} Тутъ — вписано.

^{^[152]} Вместо: Трубу на колокольнѣ воздвигли. — было: Трубу вѣдь на колокольнѣ воздвигали.

^{^[153]} Вместо: Подозрительную — было: Замѣчательную.

^{^[154]} Даже — вписано.

^{^[155]} Вместо: — <нрзб.> туманъ на озерѣ, не идетъ пароходъ — было: — Туманъ теперича на озерѣ. Не идетъ пароходъ.

^{^[156]} Вместо: Лѣзетъ — было: Ну и лѣзетъ

^{^[157]} Далее было: Недалеко отъ раки, возлѣ гранитнаго подоконника, — высокая, согнутая фигура схимонаха. Я долго ждалъ, когда же наконецъ подниметъ онъ голову, но схимонахъ точно застылъ. И такъ всю долгую службу…

^{^[158]} Вместо: отдѣлка его еще не была закончена — было: отдѣлка великолѣпнаго храма Преображенія не была закончена

^{^[159]} Лѣсъ — вписано.

^{^[160]} Вместо: десять — было: 10

^{^[161]} Вместо: Дисциплина монастырская — было: Смиреніе, дисциплина монастырская

^{^[162]} Вместо: Поднялись на колокольню по широкой гранитной лѣстницѣ. — было: Потомъ онъ повелъ меня на колокольню по широкой гранитной лѣстницѣ, уставленной лѣсами.

^{^[163]} Вместо: Въ первомъ пролетѣ виситъ колоколъ въ 1000 пудовъ. — было: Здѣсь виситъ громадный колоколъ въ 1000 пудовъ, отлитый при Дамаскинѣ.

^{^[164]} что — вписано.

^{^[165]} Далее было: въ морѣ пропадаетъ

^{^[166]} Далее было: возлѣ него два маленькіе монаха.

^{^[167]} Далее было:— На этомъ-то колоколѣ, — сказалъ вдругъ о. Федулъ, — чудо сказалось.

— Чудо?

— Вѣра дивная, горами двигающая. Потому состоимъ мы въ отсѣченiи воли своея и что приказано намъ, — исполняемъ, ежели и не разумѣемъ, а по вѣрѣ все намъ дано есть…

Сказавъ такую длинную фразу, о. Өедулъ перевелъ духъ и уставился на меня глазами, ожидая, какое впечатлѣенiе произвела на меня его рѣчь.

— Какое же чудо-то?

— Ну, чудо оно, положимъ, не чудо, а и чуду не уступитъ. У насъ вѣдь какъ…. Пришелъ человѣкъ въ монастырь, — сейчасъ спросъ: что работать знаетъ… Ну, сейчасъ его къ дѣлу и приспособятъ, и присматривается мужичокъ… Сейчасъ о. игуменъ и посылаетъ на послушанiе: иди, молъ, и орудуй… Тотъ, хоть и не умѣетъ, а идетъ, — поковыяется и сдѣлаетъ. Потому вѣра да молитва… Такъ вотъ и о. Леонидъ теперь — въ кузницѣ… Литейщикомъ былъ и возревновалъ: мало, говоритъ, мнѣ дѣла въ литейной. Пошелъ къ о. игумену… — «Благословите, батюшка, въ кузницѣ поработать». — О. Дамаскинъ и благословилъ… «Иди, говоритъ, только духомъ не возгордись»… Ладно… Ну, работаетъ тамъ подковки, гвоздочки и все такое… А къ тому времени привезли изъ Питера колоколъ въ тыщу пудовъ, — вотъ этотъ самый… Привезли этто изъ Питера колоколъ и ввезли на гору, поставили у часовни… Надоть теперь его на столбы повѣсить, потому соборъ еще не начинали сооружать, а только матерiалы заготовляли. Какъ на грѣхъ, хозяинъ-то кузницы, монахъ, въ больницѣ лежалъ. Вотъ игуменъ Дамаскинъ и посылаетъ казначея къ о. Леониду…. — «Возвѣси ему, говоритъ, чтобы сковалъ восемь хомутовъ, чтобы колоколъ на столбахъ держали»… Пришелъ о. казначей къ о. Леониду и возвѣстилъ ему: — Благословилъ тебя игуменъ хомуты для колокола копать… — О. Леонидъ гвоздочки да подковки ковать только и умѣлъ… Убоялся, заплакалъ…. — «Не могу, говоритъ, я сіе послушанiе принять… Не токмо што, говоритъ, ковать, а и видать-то не видалъ, какiе такiе хомуты бываютъ»… — Пошелъ о. казначей къ игумену и возвѣстилъ… — «Иди и возвѣсти, говоритъ игуменъ Дамаскинъ, чтобы дѣлалъ хомуты… благословляю я его.» — Пошелъ о. казначей… О. Леонидъ плачетъ, въ ноги кланяется игумену, чтобы снялъ съ него послушанiе… Возвѣстилъ игумену о. казначей. Подумалъ о. Дамаскинъ… на молитву сталъ…. — «Иди, говоритъ, возвѣсти о. Леониду: сдѣлаетъ онъ хомуты… благословляю я его… Только чтобы духомъ не превозносился.» — Что ты будешь дѣлать?... поклонился о. Леонидъ… — «Принимаю, говоритъ, благословенiе… стану дѣлать хомуты… Только покажите, какой видъ-то у нихъ, у хомутовъ-то?»… — О. казначей рисовать умѣлъ… сталъ ему на бумагѣ показывать… — «И што только и сдѣлалось тутъ со мной»… — самъ такъ о. Леонидъ разсказывалъ: — точно просвѣтлѣнiе меня вдругъ осiяло»… — Что же бы вы думали, — вдругъ воззрился на меня о. Федулъ, — вѣдь состроилъ хомутыт-то… да расчудесные… Мастера изъ Питера прiѣзжали, — дивились.

^{^[168]} Далее было: живописно

^{^[169]} Далее было: А потомъ?

^{^[170]} <нрзб.> 33 сажени <нрзб.> — вписано.

^{^[171]} Далее было: — Почему?

— Благословенiе… воли отсѣченiе… — Лѣзь, о. Анфимъ! — говоритъ игуменъ, — онъ и лѣзетъ, и молитвы нараспѣвъ… А тридцать три сажени!

— Можно о. Анфима повидать? — спросилъ я о. Федула. О. Федулъ головой покачалъ.

— Нѣтъ… Теперь о. Анфимъ горняя позналъ.

— Отъ старости?

— Нѣтъ…. Видно, ужъ ему такъ отъ Господа начертано было, чтобы на послушанiи дни свои покончить. Съ крыши сорвался…

— Да неужели?

^{^[172]} <нрзб.> — вписано.

^{^[173]} Далее было: бѣлая невысокая стѣна закрыла видъ на тихiй проливъ Монастырскiй… И за эту каменную стѣну, на это небольшое кладбище перебралась могильная тишина.

^{^[174]} Вместо: Сырость, и тишь, и печаль охватили меня — было: Я вошелъ въ ограду, — и сырость, и тишь, и печаль охватили меня, окутали своей траурной пеленой…

^{^[175]} Далее было: Почти совсѣмъ нѣтъ памятниковъ надгробныхъ, несмотря на обилiе матерiала: — иноки не любятъ гробницъ… Гробницы не прибавятъничего къ ихъ земной славѣ. Круглые камешки на едва замѣтныхъ буграхъ…

^{^[176]} Смотрѣлъ я. — вписано.

^{^[177]} Далее было: Забытыя могилы, одна за другой, начинали разсказывать длинныя исторiи, и эти исторiи блѣдной нитью тянулись въ моемъ мозгу, и я напрасно старался понять ихъ, — разобраться въ массѣ охватившихъ меня чувствъ.

Мнѣ перечесть не хватитъ силы

Твоихъ подвижниковъ святыхъ;

Но ихъ поросшiя могилы

Легко пополнить могутъ стихъ…

вспомнилъ я отрывокъ стихотворенiя инока валаамскаго.

^{^[178]} <нрзб.> — вписано.

^{^[179]} Далее было: съ хронологическими данными

^{^[180]} Далее было: все

^{^[181]} и — вписано.

^{^[182]} Вместо: самозванца — было: другого, выдававшаго себя за короля

^{^[183]} Далее было: За все время, пока я былъ

^{^[184]} Далее было: ни одной птички не видно.

^{^[185]} Вместо: Блѣдно-алый макъ плачетъ надъ безыменной могилкой, роняя капли еще не пропавшей росы. — было: Только блѣдно-красный макъ точно плакалъ надъ безыменной могилой, роняя въ сырую траву капли еще не пропавшей росы.

^{^[186]} Далее было: Я вышелъ изъ воротъ кладбища и остановился у чугунной рѣшетки, которая вилась по краю высокой гранитной скалы.

^{^[187]} Вместо: Я вышелъ и увидалъ солнце. Оно сверкало въ голубоватомъ проливѣ. — было: Я увиделъ солнце, которое въ небѣ нестерпимо-ярко горѣло и сверкало въ голубоватомъ проливѣ

^{^[188]} Далее было: теперь точно

[189]Далее было: А вправо — широкая Ладога, на этотъ разъ почти спокойная. Рѣдко-рѣдко закипитъ бѣлой пѣной синяя волна у подводныхъ камней Никольскаго острова. Скитъ на островкѣ точно вымеръ: не видно ни одной ряски. Прямо противъ него, точно другой стражъ безмолвiя лѣсного царства, торчитъ, отражая солнце на золотомъ крестѣ, серебряная колокольня скита Всѣхъ Святыхъ.

^{^[190]} Вместо: Исторiя валаамскаго монастырскаго сада говоритъ о неизсякаемой энергiи инока. — было: Исторiя монастырскаго сада говоритъ о неизсякаемой энергiи инока валаамскаго

^{^[191]} Вместо: — Садикомъ любопытствуете. — было: — Садикъ любопытствуете?

^{^[192]} Далее было: Налима, примѣрно

^{^[193]} Вместо: золотыя — было: золотые

^{^[194]} Далее было: съ апломбомъ отхватилъ монахъ

^{^[195]} Вместо: О-кро-пи-ши — было: О-кро-пи-ша

^{^[196]} Далее было: Я смотрѣлъ на проливъ, чудную голубую полосу спокойной воды, точно погруженной въ дрему горячимъ солнцемъ. Я глядѣлъ на дремлющiй лѣсъ на высокомъ берегу пролива, на удаляющуюся фигуру монаха съ берестяной корзинкой, я любовался, какъ въ небѣ далекомъ сталкивались пушистыя облака.

^{^[197]} Вместо: Изъ-за скалистаго мыска показалась бѣлая труба парохода и надъ ней длинной полосой густые клубы дыма. — было: Изъ-за скалистаго мыска бѣлая труба парохода показалась и надъ ней длинной полосой густые клубы дыма.

^{^[198]} Далее было: который они все еще не могутъ забыть, проводили холодными взглядами пароходъ, черную толпу людей на палубѣ и побрели назадъ читать неумолчно псалтырь, въ пропитанную ладаномъ атмосферу церкви, за укапанный воскомъ анолой…

^{^[199]} Вместо: уготова — было: уготовалъ

^{^[200]} Вместо: Ближе подходилъ пароходъ. — было: А пароходъ ближе подходилъ.

^{^[201]} Вместо: молитвами святыхъ отецъ нашихъ помилуй насъ… — было: молитвами св. отецъ помилуй насъ…

^{^[202]} Далее было: — Аминь.

^{^[203]} Далее было:О. Антипа говоритъ, «чтобъ ему, — вамъ, то-ись, — въ общую не сходить»…

^{^[204]} Далее было:— Что-жъ… съ удовольствiемъ.

^{^[205]} Иду в трапезную. — вписано.

^{^[206]} Далее было: Я поспѣшно пошелъ въ трапезную, помѣщавшуюся во внутреннемъ четырехугольникѣ монастырскихъ строенiй, противъ собора.

^{^[207]} Далее было: За столами братiя въ черныхъ рясахъ.

^{^[208]} Далее было: Я было присѣлъ на лавку къ одному изъ столовъ, но сѣдой монахъ молча указалъ мнѣ пальцемъ впередъ, въ другое отдѣленiе трапезной. Оказалось, что мѣсто было занято. Я пошелъ дальше, мимо черныхъ рядовъ молчаливыхъ монаховъ, во вторую палату, все съ тѣми же схимонахами и иноками на голыхъ стѣнахъ и рядами монаховъ, перемѣшанныхъ съ богомольцами.

^{^[209]} Далее было: всякiй разъ, какъ звучный голосъ монаха разносился подъ суровыми сводами трапезной.

^{^[210]} Вместо: яствахъ — было: явствахъ

^{^[211]} <нрзб.> —вставлено.

^{^[212]} Далее было: И я отчетливо понимаю, что происходитъ въ душахъ этихъ двухъ старичковъ-олончанъ, состарившихся подъ неблагодарнымъ трудомъ. Они отлично знаютъ, что богатые о бѣдныхъ не помышляютъ, знаютъ эту истину около семидесяти лѣтъ и вздыхаютъ…

^{^[213]} Вместо: Рядомъ съ нами — было: А рядомъ съ нами

^{^[214]} Далее было: то-и-дѣло

^{^[215]} братики — вписано.

^{^[216]} <нрзб.> — вписано.

^{^[217]} <нрзб.> — вписано. Далее было: пропуская мимо ушей слова сладкогласнаго монаха о богатомъ.

^{^[218]} Вместо: лучше — было: лучьше

^{^[219]} Далее было:Намъ прислуживали послушники-подростки. Они быстро, какъ метеоры, собирали миски, разносили хлѣбъ, ставили на столы чаши чъ кушаньемъ, — и все молча, точно нѣмые.

Тихо за столами, точно нѣтъ людей вовсе. Только слышно чавканье, причмокиванье да лязгъ ложекъ, да звонкiй голосъ чтеца.

^{^[220]}Вместо: Пропѣли — было: Монахи пропѣли

^{^[221]} Далее было: Мы вышли изъ трапезной. Богомольцы разбрелись по монастырю. Многiе пошли въ рѣшеткѣ глядѣть на чудесную картину пролива, любоваться просторомъ Ладоги. Кой-кто спустился къ пристани посидѣть на бережку въ холодкѣ, въ ожиданiи часа, когда можно будетъ идти пить чай. По уставу монастырскому, пить чай раньше половины 3-го не полагается. Подошелъ я къ гостинницѣ. На порогѣ о. Антипа встрѣчаетъ, разставляя руки, — чудесный старичокъ, право.

— Ну, что? видали, какъ у насъ трапезуютъ?

— Видалъ, о. Антипа.

^{^[222]} Вместо: водопровода — было: водопроводовъ

^{^[223]} Вместо: Идемъ — было: Мы идемъ

^{^[224]} Далее было: отменномъ

^{^[225]} Вместо: <нрзб.> — было: ихъ ковать

^{^[226]} <нрзб.> — вписано.

^{^[227]} Вместо: Съ ловкостью — было: Старичокъ съ ловкостью

^{^[228]} Вместо: закопченное — было: закопчено

^{^[229]}Вместо: надѣваетъ — было: надѣвалъ

^{^[230]} Вместо: начинаетъ — было: начиналъ

^{^[231]} Далее было: яркихъ

^{^[232]} Вместо: Монахъ, начальникъ кузницы молча кланяется. — было: Монахъ, начальникъ кузницы, молча взглянулъ на насъ и молча поклонился.

^{^[233]} Вместо: поднимаютъ и опускаютъ — было: поднимали и опускали

^{^[234]} Вместо: шепчетъ — было: шепнулъ

^{^[235]} Вместо: возится — было возился

^{^[236]}Вместо: формуетъ — было: формовалъ

^{^[237]} Далее было: былъ

^{^[238]} Вместо: подправляетъ и подчищаетъ — было подправлялъ и подчищалъ

^{^[239]}Вместо: что не замѣтилъ насъ — было: что не замѣчаетъ, какъ мы вошли и наблюдали за нимъ.

^{^[240]} Вместо: говоритъ — было: сказалъ

^{^[241]} Вместо: чтò — было: которая

^{^[242]} Вместо: возлѣ — было: возля

^{^[243]} Вместо: лѣсницѣ — было: лѣстницѣ

^{^[244]} Вместо: шесть — было: 6

^{^[245]} Далее было: Господь умудряетъ

^{^[246]} Далее было: Мы и на колокольню часы соорудимъ. Вы на машины да станки гляньте, — многое сами дѣлаемъ.

— Есть у васъ механики?

— Механики?.. Ну, такихъ нѣтъ. А придетъ къ намъ кой человѣкъ и сдѣлаетъ какую-нибудь штукенцiю, мы и переймемъ. Къ намъ съ питерскихъ заводовъ многiе приходятъ. Ну, они у насъ и есть суть главные мастера и насъ направляютъ.

^{^[247]} Далее было: своего

^{^[248]} Вместо: тѣ же крестьяне, та же у нихъ — было: тѣже крестьяне, таже у нихъ

^{^[249]} Далее было: Нѣтъ… по моему, надо удивляться другому: надо удивляться той внутренней силѣ, которая побуждаетъ, приводитъ въ дѣйствiе способности тѣла и духа, той нравственной силѣ, которая кроется подъ черной ряской валаамскихъ монаховъ.

— А можно мнѣ на водопроводъ взглянуть?

— А что же? Вотъ сейчасъ спустимся.

^{^[250]} Далее было: Съ пролива монастырскаго видна высокая, саженъ въ 30 гранитная скала. Ее-то и прорвали порохомъ, въ ней-то и устроили водопроводъ все тѣ же валаамскiе монахи, которые за всенощнымъ бдѣнiемъ въ темныхъ уголкахъ собора, припавъ къ каменнымъ плитамъ, смиренно перебираютъ четки.

^{^[251]} Вместо: лѣсницѣ — было: лѣстницѣ

^{^[252]} Далее было: Когда портятся, развинтимъ трубу и починимъ… Здѣсь зимой, ежели замерзаетъ, печку стаивмъ…

^{^[253]} Вместо: колодецъ — было: колодезь

^{^[254]} Далее было: Тоннель кончается небольшой камерой, выложенной кирпичомъ и покрытой слизью и водяными каплями. Въ полу камеры «окно» въ 4 квадр. арш., закрытое деревянной рѣшеткой.

^{^[255]} Вместо: колодецъ — было: колодезь

^{^[256]} Вместо: Игуменъ дамаскинъ — было: Иг. Дамаскинъ

^{^[257]} Вместо: Это былъ — было: Имъ былъ

^{^[258]} Вместо: Онъ былъ — было: Это былъ

^{^[259]} Даже: вписано.

^{^[260]} Вместо: четыре — было: 4

^{^[261]} *) Жизнь и дѣятельность иг. Дамаскина. — 1892 г.

^{^[262]} Далее было: Смиренiе поразительное!

^{^[263]} Далее было: — Въ третiй этажъ пойдемте, — сказалъ братъ Артемiй. — Тамъ баки у насъ.

^{^[264]} Далее было: Мы стали подниматься по безконечной лѣстницѣ тоннеля. Непривычныя къ этому ноги начинали деревенѣть, когда, наконецъ, братъ Артемiй толкнулъ выходную дверь. Я оглянулся назадъ, туда, гдѣ подъ рѣшеткой таится вода въ темномъ колодцѣ, и не разглядѣлъ ничего. Однѣ только чередующiяся полосы свѣта изъ верхнихъ окошекъ да безчисленныя ступени.

Мы поднялись въ третiй этажъ. Тамъ стояли два бака, откуда вода распредѣлялась по трубамъ во всѣ уголки монастыря. На поверхности воды въ бакѣ плавалъ металлическiй кругъ, отъ котораго шла цѣпочка кверху, проходила по блоку и спускалась во второй этажъ, гдѣ стояла машина.

— Это водомѣръ нашъ. Внизу устроена дощечка, и на ней обозначена глубина бака. Цѣпочка эта съ гирькой и показываетъ, сколько въ бакѣ воды. Это одинъ нашъ монахъ-мастеръ устроилъ. А какъ вода дойдетъ до краевъ, сейчасъ гирька на звонокъ и надавитъ, и будетъ на него звонить. Я сейчасъ ремень съ привода долой, — насосъ и перестанетъ работать…

^{^[265]} Вместо: неустанная — было: вѣчная

^{^[266]} Вместо: труженикъ — было: труженникъ

^{^[267]} Далее было: Iосифъ, симпатичный худощавый блондинъ,

^{^[268]} Далее было: и тамъ служить молебенъ

^{^[269]} Далее было: насъ своей

^{^[270]} Вместо: Наползли тучи — было: Показались дождевыя облака

^{^[271]} Вместо: коренастый послушникъ, лѣтъ 30, сидѣлъ на дровахъ — было: послушникъ лѣтъ 30, коренастый, рыжеватый, сидѣлъ на дровахъ

^{^[272]} Вместо: съ недоумѣніемъ — было: съ выраженiемъ неподдѣльнаго испуга

^{^[273]} Далее было: онъ

^{^[274]} Вместо: «мы все очень хорошо понимаемъ». — было: «да развѣ мы это допустимъ? мы тоже все очень хорошо понимаемъ».

^{^[275]} Далее было: Его самоувѣренный видъ говорилъ, что все исправно.

— А на томъ пароходѣ, — указалъ я на «Валаамъ», — кто заправляетъ?

— Онъ же, — указалъ послушникъ на машиниста. Онъ-то, «Валаамъ», мало что на лодку похожъ, а «Петра» въ Питеръ водилъ.

^{^[276]} Далее было: — Какъ такъ?

— А сломалъ «Петръ» винтъ, — на скалу заднимъ ходомъ наткнулся. Ну, развелъ пары, а «Валаамушка» нашъ его и повелъ по озеру, путь дорогу установлялъ. Во какой!..

^{^[277]} Далее было: сымай!

^{^[278]} Вместо: къ каменной аркѣ моста черезъ проливъ. — было: къ каменной аркѣ Владимiрскаго моста.

^{^[279]} Далее было: Пропѣли пѣвчiе «Достойно»… еще нѣсколько молитвъ и перешли на духовные стихи.

Я позволю себѣ привести нѣсколько строфъ довольно длиннаго стихотворенiя, произведенiя инока валаамскаго о. Петра. О. Петръ теперь уже рясофорный монахъ и живетъ въ скиту Александра Свирскаго, собираясь принять полный иноческiй чинъ. Вотъ начальныя строфы его произведенья:

«О, дивный островъ Валаамъ!

«Рука божественной судьбы

«Воздвигла здѣсь обитель рая,

«Обитель высшей чистоты.

«Богоизбранная обитель,

«Причудный островъ Валаамъ!

«Тебя дерзнулъ воспѣть твой житель:

«Прими его ничтожный даръ.

Не знаю, какъ воспѣть съумѣю

Твои долины и поля,

Твои лѣса; твои заливы,

Твои священныя мѣста.

Далѣе о. Петръ описываетъ далекое прошлое обители.

Но было здѣсь иное время:

Стояло капище боговъ,

И жизнь грѣховная кипѣла

Подъ окомъ бдительныхъ жрецовъ и т. д.

Оригинальнымъ печальнымъ напѣвомъ поютъ монахи эти строки, а пароходикъ пыхтитъ, медленно разсѣкая воды пустынныхъ проливовъ. Кругомъ тишина такая глубокая, что между пѣньемъ строфъ слышно, какъ плещутся волны въ открытомъ просторѣ Ладоги, какъ гудитъ сосновый лѣсъ своими зелеными иглами, какъ ручей журчитъ, сбѣгая по черной трещинѣ утеса въ тихiя воды. Прокричалъ куличокъ въ отдаленной лагунѣ, и дикая утка-нырокъ шлепнула объ воду крыльями.

^{^[280]} Вместо: саженъ — было: саженей

^{^[281]} Далее было: — Вы откуда? — спросилъ меня худощавый монахъ, ѣхавшiй съ нами.

— Изъ Москвы.

— Я самъ послѣ завтра ѣду туда. А оттуда въ Восточную Сибирь.

— Зачѣмъ же?

— Да посылаютъ насъ во Владивостокъ. Монастырь тамъ открывается….

— А давно вы здѣсь?

— Лѣтъ 15. Жаль разставаться. Все точно родное. Вотъ и ѣзжу теперь по скитамъ, — прощаюсь. Хорошо у насъ — вѣкъ бы не ушелъ.

И онъ грустно сталъ смотрѣть на ряды сѣрыхъ скалъ, на лѣсокъ, чтò густо разросся на отвѣсныхъ утесахъ.

— И не повѣрите, какъ жалко. Въ Сибири — чужое все… А здѣсь у насъ братство. Я крестьянинъ вѣдь… Тамъ, въ деревняхъ — бѣдность… А здѣсь — братство у насъ.

И онъ опять сталъ съ грустью смотрѣть на прiютившiя его скалы, на суровую природу, которая закрыла отъ него остаьной мiръ, гдѣ такъ трудно стало жить бѣдняку.

^{^[282]} Вместо: Подъѣзжаемъ — было: Мы подъѣзжаемъ

^{^[283]} Вместо: кричатъ — было: орутъ

^{^[284]} Вместо: сѣли на мели! — было: сѣли на мель

^{^[285]} Далее было: Интересную картину представлялъ узкiй проливчикъ, въ которомъ застрялъ нашъ пароходикъ.

^{^[286]} Вместо: четыре — было: 4

^{^[287]} Вместо: гостиницы — было: гостинницы

^{^[288]} Далее было: но часть его уже сжата.

^{^[289]} Вместо: поворачиваетъ — было: ворочаетъ

^{^[290]} Вместо: Подъ ногами — было: Я чувствую подъ ногами

^{^[291]} Вместо: Зашумела птица — было: Надъ моей головой зашумѣла крыльями птица

^{^[292]} Далее было: вдругъ передо мной выходитъ

^{^[293]} <нрзб.> — вписано

^{^[294]} Далее было: удержитъ меня, не допуститъ въ мирные скиты иноковъ. <нрзб.> — вписано.

^{^[295]} Далее было: на поворотѣ дороги

^{^[296]} Вместо: забѣлѣется — было: бѣлѣется

^{^[297]} Вместо: отперта — было: заперта

^{^[298]} Вместо: кирпичный — было: красный

^{^[299]} Вместо: Вышли изъ храма — было: Мы вышли изъ храма

^{^[300]} Вместо: на стѣны и башни — было: на стѣны башни

^{^[301]} Далее было: почти

^{^[302]} Вместо: <нрзб.> — было: обступилъ

^{^[303]} Далее было: ночная сырость пронизываетъ тѣло неуловимыми струйками.

^{^[304]} Вместо: Темно въ лѣсу — было: Совсѣмъ темно въ лесу.

^{^[305]} Далее было: виднѣется

^{^[306]} Вместо: Ударъ колокола — было: Вдругъ влѣво ударъ колокола

^{^[307]} Вместо: Тоска напала, и ушелъ изъ дому… — было: Такая на меня тоска напала, и ушелъ я изъ дому…

^{^[308]} Вместо: будетъ Вознесенье въ пятницу на пасхѣ, — было: будетъ Благовѣщенье на пасхѣ въ понедѣльникъ,

^{^[309]} Вместо: и задумчиво чертилъ клюкой по <нрзб.> — было: и сталъ задумчиво чертить клюкой по грунту дороги.

^{^[310]} Вместо: Легкій звонъ — было: Вдругъ — легкій звонъ

^{^[311]} Далее было: Я оглянулся. Ничего не видно, только звенитъ кругомъ воздухъ, вздрагиваетъ такъ прiятно, такъ нѣжно, — тчно это иглы сосенъ зазвенѣли надъ нашими головами.

^{^[312]} Далее было: постепенно расширяющаяся снѣжная

^{^[313]} Далее было: И отъ этой полосы во всѣ стороны въ спокойномъ воздухѣ расплываются звуки разныхъ тембровъ, словно серебро протянулось въ небѣ, и звенятъ серебряныя полосы, ударяя одна другую…

^{^[314]} Вместо: съ севера къ солнцу — было: съ дикаго севера къ югу, къ солнцу

^{^[315]} Вместо: наши пошли — было: наши воронежцы поплелись

^{^[316]} Далее было: И онъ вздохнулъ.

— Что жъ ты не пошелъ со своими?

— Да съ чѣмъ итить то?.. — гроша въ карманѣ не было. Да и одинъ я. — И онъ опять вздохнулъ.

^{^[317]} Вместо: Шабашъ… осень подошла… — было: Шабашъ теперь… Кончилось лѣто красное, осень подошла… — сказалъ странникъ.

^{^[318]} Далее было: темнымъ

^{^[319]} Вместо: Его тишина пугала. — было: Его тишина, такъ усыплявшая раньше, теперь пугала.

^{^[320]} Далее было: — Въ монастырь пойдемте, — чай скоро пить будутъ… — сказалъ странникъ, и мы пошли изъ этого лѣса, гдѣ спятъ великiе духомъ люди въ своихъ темныхъ могилахъ, гдѣ гнiютъ великаны лѣсного царства, одѣтые серебрянымъ мохомъ.

^{^[321]} Вместо: Ѣду — было: Мы ѣдемъ

^{^[322]} *)Скитъ во имя Коневской Божіей Матери на Валаамѣ.

^{^[323]} Вместо: сидитъ — было: сидѣлъ

^{^[324]} Вместо: онъ — было: сей «слуга»

^{^[325]} Вместо: Ѣдемъ — было: Мы ѣдемъ

^{^[326]} Далее было: къ намъ

^{^[327]} Вместо: Спустился съ горки, прошелъ мимо — было: Мы спустились съ горки, прошли мимо

^{^[328]} Далее было: — Много у васъ тутъ рыбы?

— Да… Божье дѣло, Божье… Днемъ то… на солнышкѣ она играетъ — туча-тучей. А мы смотримъ и плотъ смиряемъ.

^{^[329]} Далее было: душа котораго жаждала совершенствованiя.

^{^[330]} Вместо: <нрзб.> — было: Замѣчательно, что

^{^[331]} Вместо: а о. Дамаскинъ — было: о. Дамаскинъ

^{^[332]} Я вошелъ въ сѣни. Чорный монахъ все еще обрѣзалъ лукъ. — вписано.

^{^[333]} Далее было: Я ѣхелъ назадъ тою же дорогой — съ холма на холмъ, по гранитнымъ выступамъ, мимо гранитныхъ массъ и чувствовалъ, что я въ странѣ грандiознаго. Въ самомъ дѣлѣ: грандiозенъ аскетизмъ схимонаховъ недавняго времени, грандiозны хозяйственныя сооруженiя, величественны картины природы, великолѣпенъ своей массой соборъ на высотахъ, обворожитеьны глушью и простотой скромные скиты по островамъ и дебрямъ. Все окружающее меня давило этой своей грандiозностью, задавало мучительные вопросы, и не хотѣлось ѣхать съ этого Валаама, который навсегда, можетъ быть, скроется въ прiозерномъ туманѣ…

^{^[334]} Далее было: Мнѣ думается, трудно описать все, что заключаетъ въ себѣ Валаамъ. Хозяйство его такъ обширно, такъ разнообразно, что не только описать, осмотрѣть его во всехъ подробностяхъ трудно, такъ какъ оно разбросалось на многихъ, другъ отъ друга удаленныхъ островахъ.

Валаамъ много работаетъ, но работаетъ не для себя только. Мнѣ приходилось видѣть и слышать, какъ монастырь помогаетъ бѣдному окрестному люду — кореламъ и финнамъ. Онъ снабжаетъ ихъ лѣкарствами, топливомъ, одежой, даетъ прiютъ въ страннопрiимномъ домѣ, кормитъ, раздаетъ денежныя пособiя.

Я осмотрѣлъ скиты валаамскiе, всходилъ на гранитные утесы и скалы, любовался картиной спокойнаго и бурнаго озера, испыталъ массу разнообразныхъ ощущенiй. Я не стану описывать чудную картину скита преп. Александра Свирскаго, на высочайшей, отвѣсомъ падающей въ море, скалѣ. Трудно выразить словами всю прелесть, неожиданное очарованiе, которое овладѣло мной, когда я любовался съ вершины скалы на освѣщенное солнцемъ тихое озеро. Лучше самимъ ѣхать и посмотрѣть, испытать всю неизъяснимую прелесть дикой природы.

^{^[335]} Вместо: съ игуменомъ Гавріиломъ — было: съ иг. Гавріиломъ

^{^[336]} Далее было: — А вещи ваши мы на пристань доставимъ… — кричалъ намъ въ догонку о. Антипа. — Да къ угодничкамъ приложитесь, къ Сергiю да Герману… батюшкамъ нашимъ. Они васъ въ пути уберегутъ…

Я поднялся въ келью игумена, чтобы, по обычаю валаамскому, получить благословенiе на дорогу.

— Ну, какъ вамъ у насъ? — спросилъ онъ.

Что могъ сказать ему я? Я сказалъ только, что не ожидалъ найти то, что нашелъ.

^{^[337]} Далее было: «Петръ»

^{^[338]}Сказалъ знакомый — вписано.

^{^[339]} Вместо: финскія — было: финнскія

^{^[340]} Далее было: Валаамъ пропалъ за туманной линiей горизонта… Иногда мнѣ казалось, что высокiй соборъ на скалахъ точно вдругъ прорѣзывалъ сгустившiйся воздухъ и вставалъ предо мной во всей красотѣ своей… Но это только казалось. Волшебное царство валаамское пропало въ прiозерномъ туманѣ.

Но еще по временамъ оно встаетъ въ моей душѣ. По вечерамъ, когда я задумчиво сижу въ своей комнатѣ, на меня вдругъ пахнетъ свѣжестью и мракомъ угрюмаго лѣса, увижу я часовню въ чащѣ, крестъ на пустынной дорогѣ, и скитскiй колоколъ грустно зазвучитъ въ моихъ ушахъ, и слышу я, какъ нѣжно плещутся волны на скалистыхъ уступахъ.