Выберите букву, с которой начинается искомая словоформа:
І Љ Њ А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Ъ Ы Ь Э Ю Я Ѣ ѲИВ. ШМЕЛЕВЪ ЛѢТО ГОСПОДНЕ ПРАЗДНИКИ – РАДОСТИ – СКОРБИ Два чувства дивно близки намъ – Въ нихъ обрѣтаетъ сердце пищу – Любовь къ родному пепелищу, Любовь къ отеческимъ гробамъ. А. Пушкинъ. I ПРАЗДНИКИ ВЕЛИКIЙ ПОСТЪ ЧИСТЫЙ ПОНЕДЕЛЬНИКЪ Я просыпаюсь отъ рѣзкаго свѣта въ комнатѣ: голый какой-то свѣтъ, холодный, скучный. Да, сегодня Великiй Постъ. Розовыя занавѣски, съ охотниками и утками, уже сняли, когда я спалъ, и оттого такъ голо и скучно въ комнатѣ. Сегодня у насъ Чистый Понедѣльникъ, и все у насъ въ домѣ чистятъ. Сѣренькая погода, оттепель. Капаетъ за окномъ – какъ плачетъ. Старый нашъ плотникъ – «филенщикъ» Горкинъ сказалъ вчера, что масляница уйдетъ – заплачетъ. Вотъ и заплакала – кап… кап… кап… Вонъ она! Я смотрю на растерзанные бумажные цвѣточки, назолоченый пряникъ «масляницы» - игрушки, принесенной вчера изъ бань: нѣтъ ни медвѣдиковъ, ни горокъ, - пропала радость. И радостное что-то копошится въ сердцѣ: новое все теперь, другое. Теперь ужъ «душа начнется», -Горкинъ вчера разсказывалъ, - «душу готовить надо». Говѣть, поститься, къ Свѣтлому дню готовиться. - Косого ко мнѣ позвать! – слышу я крикъ отца, сердитый. Отецъ не уѣхалъ по дѣламъ: особенный день сегодня, строгiй, - рѣдко кричитъ отецъ. Случилось что-нибудь важное. Но вѣдь онъ же его простилъ за пьянство, отпустилъ ему всѣ грѣхи: вчера былъ прощеный день. И Василь-Василичъ простилъ всѣхъ насъ, такъ и сказалъ въ столовой на колѣнкахъ – «всѣхъ прощаю!» Почему же кричитъ отецъ? Отворяется дверь, входитъ Горкинъ съ сiяющимъ мѣднымъ тазомъ. А, масляницу выкуривать! Въ тазу горячiй кирпичъ и мятка, и на нихъ поливаютъ уксусомъ. Старая моя нянька Домнушка ходитъ за Горкинымъ и поливаетъ, въ тазу ...
РУССКАЯ БИБЛИОТЕКА ИВ. ШМЕЛЕВЪ БОГОМОЛЬЕ Бѣлградъ священной памяти короля югославiи АЛЕКСАНДРА I СВОЙ ТРУДЪ БЛАГОГОВѢЙНО ПОСВЯЩАЕТЪ АВТОРЪ ПОСМЕРТНЫЙ ЗЕМНОЙ ПОКЛОНЪ ВЕЛИКОМУ И ДОБЛЕСТНОМУ РУССКАЯ БИБЛИОТЕКА ИВ. ШМЕЛЕВЪ БОГОМОЛЬЕ О, вы, напоминающiе о Господѣ, - Не умолкайте!” Пр. Исаiи, гл. 62, ст. 6. Бѣлградъ Всѣ права сохрнены. Tous droits réservés. Alle Rechte vorbehalten. Copyright by the author. ЦАРСКIЙ ЗОЛОТОЙ Петровки, самый разгаръ работъ, - и отецъ цѣлый день на стройкахъ. Прикащикъ Василь-Василичъ и не ночуетъ дома, а все въ артеляхъ. Горкинъ свое уже отслужилъ, - “на покоѣ”, - и его тревожатъ только въ особыхъ случаяхъ, когда требуется свой глазъ. Работы у насъ большiя, съ какой-то “неустойкой”: не кончишь къ сроку – можно и прогорѣть. Спрашиваю у Горкина – “это что же такое – прогорѣть?” - А вотъ, скинутъ послѣднюю рубаху, - вотъ те и прогорѣлъ! Какъ прогораютъ-то… очень просто. А съ народомъ совсѣмъ бѣда: къ покосу бѣгутъ домой, въ деревню, и самыя-то золотыя руки. Отецъ страшно озабоченъ, спѣшитъ-спѣшитъ, лѣтнiй его пиджакъ весь мокрый, пошли жары, “Кавказка” всѣ ноги отмотала по постройкамъ, съ утра до вечера не разсѣдлана. Слышишь – отецъ кричитъ: - Полуторное плати, только попридержи народъ! Вотъ бѣдовый народишка… рядились, черти, - обѣщались не уходить къ покосу, а у насъ неустойки тысячныя… Да не въ деньгахъ дѣло, а себя уронимъ. Вбей ты имъ, дуракамъ, въ башку… втрое, вѣдь, у меня получатъ, чѣмъ со своихъ покосовъ!.. - Вбивалъ-съ, всю глотку оборвалъ съ ими… - разводитъ безпомощно руками Василь-Василичъ, замѣтно похудѣвшiй, - ничего съ ними не ...
Фонд № 387 Шмелев И. С Шмелев Иван Сергеевич Картон № 3 Ед. хран. № 9 «Мистификация» — шутка в одном действии 1908 Машинопись с авторской правкой. 43 лл. Название и адрес на обложке рукой И.С.Шмелева. На обложке — цензурное разрешение и печати. Помят, надорван лист обложки. Общее количество листов 43 // карт. Машинопись с авторской правкой. 43 лл. // карт. 1й экземпляръ. Мистификацiя. Шутка въ I дѣйствiи. Авторъ Иванъ Сергѣевичъ Шмелевъ Владимiръ Губ., Царицынская ул. д. Стариковой. // титульный лист М И С Т И Ф И К А Ц I Я . Шутка въ I дѣйствiи. Д Е Й С Т В У Ю Щ I Я Л И Ц А . КОСТОЧКИНЪ, Василiй Ивановичъ, секретарь земской управы, лѣтъ за 30. РУБИНИНЪ, Владимiръ Александровичъ, молодой беллетристъ съ именемъ, ...
ВЪ ГОРОДКѢ Пьеса въ 4 дѣйствiяхъ. Авторъ – Иванъ Сергѣевичъ Шмелевъ* Изд. Москва, Житная, 10. На паяхъ. I-ый экземпляръ. (ВЪ ГОРОДКѢ) Пьеса въ 4 дѣйствияхъ. Ив. Шмелевъ. Дѣйствующiя лица. НАГИБИНЪ, Евграфъ Данилычъ, фабрикантъ, директоръ правленiя „Т-ва М-ръ Данилы Нагибинъ съ С-мъ“. НАГИБИНА, Надежда Семеновна, его жена. НАГИБИНЪ, Данила Евграфычъ, сынъ ихъ, директоръ правленiя Т-ы, директоръ городского ремесленнаго училища, инженеръ, гласный думы. НАГИБИНА, Люба, дочь ихъ. НАГИБИНЪ, Данила Данилычъ, основатель фирмы, страдаетъ тихимъ помѣшательствомъ. НАГИБИНА, Марфа Прохоровна, жена его, мать Евграфа Нагибина. ПОХЛЕБОВЪ, Герасимъ Никонычъ, зять Евргафа Нагибина, фабрикантъ, директоръ правленiя Т-ва, городской голова. ПОХЛЕБОВА, Варвара, его жена, урожденная Нагибина. ЛИЛЯ чужая жена, живетъ у Данилы Евграфыча Нагибина. КРАЧЪ, повѣренный по дѣламъ Т-ва и Похлебова. ИВАНЪ ВАСИЛЬИЧЪ, изъ приказчиковъ, правая рука Евграфа Нагибина. АВЕРЬЯНЪ ИЛЬИЧЪ, бухгалтеръ Т-ва. ЛУКЕРЬЯ, горничная у Нагибиныхъ. ШВЕЙЦАРЪ, при училищѣ, изъ солдатъ. МАЛЬЧИКИ при конторѣю ГОРНИЧНАЯ, у молодого Нагибина. Полотеры, конторщики. ---------------- Дѣйствiе происходитъ въ фабричномъ городкѣ. О дѣйствующихъ лицахъ. Нагибинъ, Данила Данилычъ. Худой, подвижной, лѣтъ за 70, съ рѣденькой бородкой клинушкомъ и лысинкой, съ бахромкой волосъ у затылка. Лицо подъ пергаментъ, морщинистое. Часто растерянно, по-дѣтски, улыбается, трескуче смѣется. Пугается крика, рѣзкихъ движенiй, – боится, что его ударятъ. Руки непокойны, все хотятъ взять что- ...
РАСПАДЪ. I. Изъ-за двойныхъ рамъ въ нашу комнатку доносится неясный гулъ со двора. Мы бросаемся къ окнамъ и видимъ знакомую картину: дядя Захаръ разсчитываетъ кирпичниковъ. Это цѣлое событiе въ нашей монотонной жизни. Если дядя Захаръ “разсчитываетъ”, значитъ - скоро пойдетъ снѣгъ, придетъ зима, и намъ купятъ маленькiя лопатки; косой дворникъ Гришка, - такъ зовутъ его всѣ на дворѣ, - будетъ ходить въ валенкахъ и носить въ комнаты осыпанныя снѣгомъ дрова, а липкая грязь на дворѣ пропадетъ подъ бѣлой, хрустящей пеленой. Этотъ “разсчетъ”, что производится сейчасъ въ маленькой конторѣ, гдѣ на высокомъ стулѣ сидитъ юркiй Александръ Ивановъ, дядинъ конторщикъ, -сулитъ намъ много интереснаго и помимо идущей зимы. На грязномъ дворѣ, на бочкахъ, доскахъ, колодцѣ и даже помойной ямѣ съ прыгающими по ней воронами, сидятъ кирпичники. Это особый мiръ, - люди, мало похожiе на окружающихъ насъ. Это, пожалуй, даже и не люди, а именно “кирпичники”, появляющiеся на нашемъ дворѣ дважды въ годъ: передъ зимой, на грязи, когда имъ даютъ “разсчетъ”, и на Пасхѣ, когда ихъ “записываютъ” на заводъ. Кирпичники, какъ и погода на дворѣ, мѣняются. На Пасхѣ они, обыкновенно, озабоченно и молча толкутся и поминутно срываютъ рыжiе картузы, когда конторщикъ дробью скатывается съ галереи отъ дяди и, не отвѣчая на поклоны, несется съ большой книгой въ конторку. На Пасхѣ кирпичники терпѣливо съ ранняго утра до поздней ночи кланяются всѣмъ на нашемъ дворѣ: и дворнику Гршкѣ, который почему-то все время перебираетъ пятаки на ладони и метлой гоняетъ кирпичниковъ съ крыльца, и мыкающейся съ дворникомъ бабкѣ Василисѣ, и кучеру Архипу, въ плисовой безрукавкѣ, грызущему сѣмечки на крыльцѣ, и даже намъ. Да, это особый народъ, эти кирпичники! Они пришли “оттуда”, изъ того тридесятаго царства, котраго мы не знаемъ, а ...
Ш М Е Л Е В Ъ Солнце мертвыхъ Эпопея КНИГОИЗДАТЕЛЬСТВО „ВОЗРОЖДЕНIЕ“ – „LA RENAISSANCE“ 2, rue de Séze, 2. Paris (9e) Переводы „СОЛНЦА МЕРТВЫХЪ“ на иностранные языки: на нѣмецкомъ языкѣ – изд. S. Fischer, Berlin, 1925. на англiйскомъ языкѣ – изд. Dent and Sons, 1926 (выход. Осенью) на чешскомъ языкѣ – изд. Otto, Praha, 1926 (выходитъ осенью) на французскомъ языкѣ – I-VII главы – «Mercure de France» 15-го Сент. 1926. Tome CLXVI. ________ Книги ИВ. ШМЕЛЕВА, вышедшiя заграницей: 1) «Неупиваемая Чаша» 1921 г. Парижъ, Кн-во «Русская Земля». 2) «Это было», 1923 г. Бердинъ, Изд-во «Гамаюнъ». 3) «Какъ мы летали», 1923 г. Берлинъ, Из-во «Гамаюнъ». 4) «Неупиваемая чаша», 1924 г. Прага. Книг-во «Пламя». _______ Книги ИВ. ШМЕЛЕВА, издававшiяся въ Россiи: 1) Распадъ. 2) Подъ небомъ. 3) Человѣкъ изъ ресторана. 4) Пугливая тишина. 5) Волчiй перекатъ. 6) Карусель. 7) Суровые дни. 8) Ликъ Скрытый. Для дѣтей и юношества: 1) Къ свѣтлой цѣли. 2) Служители правды. 3) Въ новую жуть. 4) Рваный Баринъ. ...
И С Т О Р I Я Л Ю Б О В Н А Я I Была весна, шестнадцатая в моей жизни, но для меня это была первая весна: прежнiя всѣ смѣшались. Голубое сiянье въ небѣ, за голыми еще тополями сада, сыплющееся сверканье капель, бульканье въ обледенѣлыхъ ямкахъ, золотистыя лужи на дворе съ плещущимися утками, первая травка у забора, на которую смотришь-смотришь, проталинка въ саду, радующая н о в ы м ъ – черной землей и крестиками куриныхъ лапокъ, – осл–пительное блистанье стеколъ и трепетанье «зайчиковъ», радостный перезвонъ на Пасхѣ, красные-синiе шары, тукающiеся другъ о дружку на вѣтеркѣ, сквозь тонкую кожицу которыхъ видятся красныя и синiя деревья и множество солнцъ пылающихъ… – все смѣшалось въ чудесном и звонкомъ блескѣ. А въ эту весну все, какъ-будто, остановилось и дало на себя глядѣть, и сама весна заглянула въ мои глаза. И я увидалъ и почувствовалъ всю ее, будто она моя, для меня одного такая. Для меня – голубыя и золотыя лужи, и плещется в нихъ весна; и сквозистый снѣжокъ въ саду, разсыпающiйся на крупки, въ бисеръ; и ласкающiй нѣжный голосъ, отъ котораго замираетъ сердце, призывающiй кошечку въ голубомъ& ...
Ив. Шмелевъ ПУТИ НЕБЕСНЫЕ романъ книгоиздательство “ВОЗРОЖДЕНiЕ” - “LA RENAISSANCE” 73, Avenue des Champs-Elysées, Paris-8 1937 Эту книгу - послѣднюю написанную мной при жизни незабвенной жены моей Ольги Александровны и при духовномъ участiи ея - съ благоговѣнiемъ отдаю ея светлой Памяти ИВ. ШМЕЛЕВЪ 22 декабря 1936 г. Boulogne-sur-Seine 1. - ОТКРОВЕНIЕ. Эту ч у д е с н у ю истрорiю – въ ней земное сливается съ небеснымъ – я слышалъ отъ самого Виктора Алексѣевича, ав заключительныя ея главы проходили почти на моихъ глазахъ. Викторъ Алексѣевичъ Вейденгаммеръ происходилъ изъ просвѣщенной семьи, въ которой прермѣшались вѣроисповѣданiя и крови: мать его была русская, дворянка; отецъ – изъ нѣмцевъ, давно обрусѣвшихъ и оправославивишихся. Фамилiя Вейденгаммеръ упоминается въ истроiи русской словесности: въ 30-40-хъ годахъ прошлаго вѣка въ Москвѣ былъ «благородный пансiонъ» Вейденгаммера, гдѣ подготовлялись къ университету дѣти именитыхъ семей, между прочимъ – И. С. Тургеневъ. Старикъ Вейденгаммеръ былъ педагогъ требовательный, но добрый; онъ напоминалъ, по разсказамъ Виктора Алексѣевича, Карла Ивановича, изъ «Дѣтства и Отрочества». Онъ любилъ вести со своими питомцами бесѣды по разнымъ вопросамъ жизни и науки, для чего имѣлась у него толстая тетрадь въ кожанномъ переплетѣ, прозванная остряками – «кожанная философiя»: бесѣды были расписаны въ ней по днямъ и мѣсяцамъ, - своего рода «нравственный календарь». Зимой, напримѣръ, бесѣдовали о благотворномъ влiянiи суроваго климата на волю и характеръ; великимъ постомъ – о душѣ, о старстяхъ, о пользѣ самоограниченiя; въ маѣ – о влiянiи кислорода на организмъ. Въ семьѣ хранилось воспоминанiе, какъ старикъ ...
ПОДЪ ГОРАМИ. _______ I. Горы еще дремали въ туманѣ, а на сѣрыхъ уступахъ уже сидѣли орлы, недвижные, какъ куски камня, и ждали солнца. Оно скоро покажется. Свѣтлѣетъ по востоку, ширится и краснѣетъ. Брызжетъ алымъ огнемъ, плыветъ золотымъ потокомъ по взгорьямъ, вливаетъ въ лѣсныя чащи. Дрогнули и поднялись орлы. Козы выбѣжали къ утесамъ, нюхая золотой воздухъ. Олень уходилъ въ чащу съ тяжелымъ трескомъ. Жаркимъ стукомъ застучали цикады. Тонкiй и длинный, какъ зовъ далекой серебряной трубы, вытянулся подъ небомъ крикъ, вздрагивающiй и печальный… Это Ганѣмъ встрѣчалъ солнце. Какъ стрѣлка часовъ, двигался онъ по каменному помосту, надъ вершинами старыхъ орѣховъ, и звалъ, играя молодымъ горломъ: – Ал-ла-а-а-а… ил-ла-а-а… ил-ал-ла-ааа… Слушали горы. И виноградники, и сады, и бѣлыя ленты дорогъ, и кровли. Слушали. – Ре-сюл-ла-а-а-ааа… Срипитъ старая мажара Керимэ, ползетъ въ горы за буковыми дровами. – Аго-ой! Кричи, кричи… весело!.. А-гой!.. И лопоухiй буйволы мѣряютъ бѣлую пыль дороги, роняя слюну. Чокаютъ бодрымъ топотомъ кони къ горамъ. Свѣжiй молодой голосокъ звонко смѣется и дразнитъ: – Ля-ля-ля-ля-ля-ааааа!.. И перебой копытъ, и свистъ хлыста, и смѣхъ… А вотъ уже и старый Мустафа, корявый и хмурый, какъ придорожная маслина, выбирается изъ своей мазанки и усаживается, скрестивъ ноги, на земляной кровлѣ. Кланяется къ востоку, прикладывая пальцы къ ушамъ, и поблескиваетъ на его спинѣ затертый халатъ. Ярче играетъ звонкiй голосъ Ганэма и теперь кричитъ не горамъ и не городу. Не ...
НА ПУНКТѢ. По бѣлому тракту тянутъ и тянутъ телѣги, все въ одну сторону, къ городку. Съ боковыхъ дорогъ, съ большака и проселковъ, вливаются точно такiя же, медленныя, тарахтящiя, перегруженныя, − словно на ярмарку ѣдутъ, на большой праздникъ: везутъ по цѣлому семейству. И въ каждой телѣгѣ молодыя бабы въ бѣлыхъ платочкахъ, старухи − въ темныхъ, повязанныхъ натуго, − вѣтренная погода сегодня, − и пожилые мужики; эти больше идутъ сбоку, чертятъ въ раздумьи кнутьями по шоссе. А позади, на грядкѣ, свѣсивъ ноги и заломивъ картузы, − призываемые къ оружiю. Тянутъ на призывной пунктъ. Ѣдутъ молча, въ серьезномъ раздумьи. И по тому, какъ сидятъ въ бѣлыхъ платочкахъ, плотно сжавъ губы, молодыя бабы и старухи, напустивъ на глаза платки, и по тому, какъ шагаютъ бородатые мужики, и какъ поглядываютъ задумчиво запасные, иные уже въ свой формѣ, въ которой еще недавно пришли со службы, парадной и сверкающей галунами, радостной формѣ отпуска, − видно, что захвачены всѣ большой и тяжелой думой, и что всѣхъ ждетъ тамъ, куда ѣдутъ, − большое и важное. Говорятъ мало, разсѣянно грызутъ подсолнухи. Доносится отрывочное, не захватывающее глубоко, − трудно молчать: − Овсы-то какiе плохiе… − Зятю мою гармонью не давай… На Спаса дай, а потомъ опять въ укладку прибери… − Буде скулить-то… На лицахъ шагающихъ мужиковъ суровая маска − ничего не прочесть. Не то прикидываетъ что, не то опечаленъ. Не понукаютъ лошадей. И лошади идутъ мѣрно, раздумчиво. Точно и онѣ знаютъ, что и имъ скоро призывъ: ...
ГРАЖДАНИНЪ УКЛЕЙКИНЪ. I. - Уклейкинъ идетъ! Уклейкинъ идетъ!... Мальчишки бросали бабки, собирали змѣи и бѣжали на улицу. Полицейскiй, кидавшiй въ ротъ сѣмечки у окна прачешной, выдвигался на мостовую. Въ самоварномъ заведенiи Косорылова стихалъ лязгъ, и чумазые мѣдники высыпали къ воротамъ. Портнихи вытягивались изъ оконъ, роняя горшки герани. - Идетъ!.. Твердо идетъ нонеча… Головы поворачиваются къ “посту”. - Ладушкинъ дежуритъ… - А што твой Ладушкинъ!... Махнетъ проулкомъ… Какъ намедни-то въ одной опоркѣ стеганулъ“… - Ужли не прорвется, а? - Сурьезный нонче штой-то… Всѣмъ хочется, чтобы Уклейкинъ прорвался на Золотую улицу, въ публику. За нимъ ринутся, и будетъ скандалъ. Уклейкинъ начнетъ откалывать, прохватывать и печатать, начиная съ головы и кончая подчаскомъ. Пока захватятъ и погрузятъ на извозчика, онъ высыплетъ много кое-чего, о чемъ не говорятъ громко, а разносятъ изъ дома въ домъ такъ, что сейчасъ же узнаютъ на задворкахъ; что казалось забытымъ и вдругъ всплываетъ; что было даже одобрено про себя, но чего въ открытую еще стыдятся; что шмыгнуло мимо портфелей слѣдователя и прокурора, ловко избѣгло печатнаго станка и вдругъ, непонятнымъ процессомъ встряхнулось въ помраченныхъ мозгахъ и гулко выкатилось на улицу изъ сиплой готки полупьянаго сапожника. - Чего гляди-то?... Уклейкинъ что ли-ча идетъ? - спрашиваютъ сверху портнихи. - Мчитъ! Спущайтесь, Танечка! - А ну васъ… Намъ и здѣсь хорошо. - Имъ не годится середь публики въ открытомъ видѣ. - Варька-то, Варька-то расползлась! Ровно какъ мягкая… - Со щиколаду. Ее кажинный вечеръ мухинскiй конторщикъ щиколадомъ удовлетворяетъ. Уклейкинъ идетъ рѣшительно, высоко подымая тощiя, узловатыя ноги, точно выдергиваетъ ихъ изъ мостовой. Какъ гремучая змѣя хвостомъ, шмурыгаетъ онъ опорками, подтягивая на ходу ...
ЧЕЛОВѢКЪ ИЗЪ РЕСТОРАНА. I. …Я человѣкъ мирный и выдержанный при моемъ темпераментѣ, - тридцать восемь лѣтъ, можно такъ сказать, въ соку кипѣлъ, - но послѣ такихъ словъ прямо какъ ожгло меня. Съ глазу-на-глазъ, я бы и пропустилъ отъ такого человѣка… Захотѣлъ отъ собаки кулебяки! А тутъ при Колюшкѣ и такiя слова!.. - Не имѣете права елозить по чужой квартирѣ! Я вамъ довѣрялъ и комнату не запиралъ, а вы съ посторонними лицами шарите!.. Привыкли въ ресторанахъ по карманамъ гулять, такъ, думаете, допущу въ отношенiи моего очага!.. И пошелъ… И даже не пьяный. Чисто золото у него тамъ… А это онъ мстилъ намъ, что съ квартиры его просили, чтобы комнату очистилъ. Натерпѣлись отъ него всего. Въ участкѣ писаремъ служилъ, но очень гордый и подозрительный. И я его честью просилъ, что намъ невозможно въ одной квартирѣ при такомъ гордомъ характерѣ и постоянно нетрезвомъ видѣ, и вывѣсилъ къ воротамъ записку. Такъ ему досадно стало, что я комнату его показалъ, и накинулся. За человѣка не считаете, и то - и се!.. А мы, напротивъ, съ нимъ всегда очень осторожно и даже стереглись, потому что Колюшка предупреждалъ, что онъ можетъ быть очень зловредный при своей службѣ. А у меня съ Колюшкой тогла часто разговоръ былъ про мое занятiе. Какъ онъ выросъ и сталъ образованный, очень было не по немъ, что я при ресторанѣ. Вотъ Кривой-то, жтлецъ-то нашъ, -фамилiя ему Ежовъ, а это мы его промежду собой звали, - и ударилъ въ этотъ пунктъ. По карманамъ гуляю! Чуть не зашибъ я его за это слово, но онъ очень хитрый и моментально заперся на ключъ. Потомъ записку написалъ и переслалъ мнѣ черезъ Лушу, мою супругу. Что отъ огорченiя это онъ и неустройства, и предлагалъ набавить за комнату полтинникъ. Плюнулъ я на эти пустыя слова, когда онъ и раньше-то по полтинникамъ платилъ. Только бы очистить ...
ИВ. ШМЕЛЕВЪ ТОМЪ ШЕСТОЙ КАРУСЕЛЬ РАЗСКАЗЫ КНИГОИЗДАТЕЛЬСТВО ПИСАТЕЛЕЙ ВЪ МОСКВѣ. КАРУСЕЛЬ. I. Часъ раннiй, − шести нѣтъ, − а чашкинскiй лавочникъ Иванъ Акимычъ уже крестится на синiе купола Троицы, черезъ дорогу. Вi небѣ, за церковью, золотое сiянье: тамъ солнце. Церковныя березы, осыпанныя гнѣздами, тронуты золотцемъ, за ними сквозитъ бурая крыша мухинской усадьбы. Иванъ Акимычъ молится и на Всевидящее Око въ широкомъ золотомъ треугольникѣ надъ входомъ, приглядывается и къ мухинской крышѣ и затаенно думаетъ − пошли, Господи! Вѣритъ, что все будетъ ладно, − и бойкая торговля, и мухинская усадьба не убѣжитъ: зарвалась по заборной книжкѣ и по второй закладной за три тысячи. Ужъ коли пойдетъ − такъ пойдетъ. Надо было, чтобы рѣка вскрылась до праздника, дала ходъ покупателю изъ Пирогова и Божьихъ Горокъ, − какiя тамъ лавки! − послалъ жену подъ четвергъ ко всенощной поставить свѣчу Антипiю-Половоду, а на пятницу въ ночь, за евангелiями, и прошла рѣка, и уже паромъ налаженъ. Теперь такъ и повалятъ. Вонъ ужъ и погромыхиваетъ по холодку. Въ ночь прихватило. Въ колеяхъ, передъ лавкой, точно молоко, пролито, − послѣднiя, вешнiя пленки, въ воздухѣ погожая свѣжесть, небо синѣй, на примосткахъ, у лавки, дожидается солнышка ранняя, охолодавшая муха. Грохаютъ желѣзные засовы съ оконныхъ затворовъ, изъ раствора густо шибаетъ харчевымъ духомъ − соленой рыбы, мяты и бакалеи; отъ окоренка съ красными и лиловыми яйцами праздничное сiянье; за стекломъ веселый товаръ − мылà и пузыречки съ духами; на солониннымъ чаномъ и головастой тушкой сомовины съ ...
... … – сказалъ, присматриваясь къ нему, капитанъ. – Меня граната контузила, а васъ волшебная картина боя потрясла. Теперь и съ зарядцемъ! У курсистокъ молоденькихъ такъ бы- - 11 - ваетъ. Новенькое узнали, а сами зеле-ненькiя еще… и сейчасъ у нихъ и словечки новенькiя, по спецiальности: и абсцессъ, и процессъ… такъ и сыпятъ! На собранiи разъ послушалъ ...
БЛАЖЕННЫЕ Я прощался съ Россiей, прежней. Многое въ ней потоптали-разметали, но прежняго еще осталось – въ Россiи деревенской. Уже за станцiей – и недалеко отъ Москвы – я увидалъ мужиковъ и бабъ, совсѣмъ-то прежнихъ, тѣхъ же лошадокъ-карликовъ, въ телѣжкахъ и кузовкахъ, тѣ же деревушки съ пятнами новыхъ срубовъ, укатанные вертлявые проселки въ снятыхъ уже хлѣбахъ, возки съ сѣномъ, и телятъ, и горшки, и рухлядь на базарѣ уѣзднаго городка. Даже «милицейскiй» съ замотанными ногами чѣмъ-то напоминалх былого уѣзднаго бутошника, – оборвался да развинтился, только. А когда попался мнѣ на проселкѣ торговаго вида человѣкъ, въ клеенчатомъ картузѣ и мучнистаго вида пиджакѣ, крѣпкой посадкой похожiй на овсяной куль, довольный и краснорожiй, поцикивавшiй привольно на раскормленнаго «до масла» вороного, я поразился, – дочего же похоже на прежнее!.. – Это не Обстарковъ ли, лавочникъ? – спросилъ я везшаго меня мужика. – Самый и есть Обстарковъ, Василiй Алексѣичъ! – радостно сообщилъ мужикъ, оглядываясь любовно. – Отъ всего ушелъ, не сгорѣлъ. Какъ ужъ окорочали, а онъ – на-вонъ! До времени берегся, а теперь опять четырехъ лошадей держитъ, съ т ѣ м и водится… Очень всѣ уважаютъ. За что уважаютъ-то?.. А… духу придаетъ! Какъ разрѣшили опять торговать, сразу и ...
ВЕСЕННIЙ ПЛЕСКЪ Я стою у чужой рѣки. Она идетъ полноводно, ровно, какъ мѣсяцъ тому, какъ годъ. Въ оправѣ течетъ она, зеленоватая на зарѣ, дымно-молочная въ мутный вечеръ. Не засмѣется, не зашумитъ. А гдѣ же… весеннiй плескъ? Чергые сучья чужихъ деревьевъ… Золото голубое – гдѣ?.. Надо закрыть глаза – и черезъ узенькую-узенькую щелку, черезъ деревья, глядѣть на небо. Лучше пройти за рѣшетку сада, сѣсть гдѣ-нибудь потише, на солнышкѣ, и такъ вотъ смотрѣть и слушать.. Воробьи?.. Это они чирикаютъ, бойко, трескуче-бойко, радостно по веснѣ. И вотъ… – …Великая лужа, на черномъ дворѣ, вся въ блескѣ. Великая, во всеь дворъ, лужа. Бурая въ ней вода, – густое сусло. Плаваютъ – золотятся на ней овсинки, ходитъ вѣтромъ утиный пухъ. Чуется бѣлый ледокъ подъ нею. Кругомъ, – у заборовъ, у садовой рѣшетки, у сараевъ, подъ бревнами, – голубовато снѣжкомъ бѣлѣетъ. Онъ уже сдалъ, искололъ лучами солнца, сочится стекляннымъ блескомъ, день-ото-дня блѣднѣетъ, уходитъ въ землю. Гонитъ его перезвонъ пасхальный, звяканье рухающихъ сосулекъ, бугроватыхъ. Налитыя молочной мутью, ржавчиной янтарной, повисли онѣ съ сараевъ, звонко постукиваютъ о бревна и разлетаются въ сольи блескъ. Холодкомъ покусываетъ съ воды, но бѣлыя утки полощутся, – къ садовому забору, гдѣ поглубже; жесткiе ихъ носы вылущиваютъ что-то сочно, вспыхиваютъ на ...
Какъ мы открывали Пушкина Про солнце можно писать свободно, воспѣвать блистающiе его восходы и закаты, – какъ оно озаряетъ вершины горъ, зажигаетъ огнями океаны. И тихое, и простое писать можно: какъ оно пригрѣваетъ поля родныя, заглядываетъ и въ глушь, въ оконце лѣсной избушки, играетъ на бѣдной люлбкѣ, въ глазахъ несмышленаго ребенка. Солнце – всегда солнце. И о Пушкинѣ можно говорить свободно. Онъ – „явленiе чрезвычайное“. Онъ – стихiя, и для него нѣтъ мѣрокъ. И на высотахъ, и въ низинкахъ жизни Пушкинъ – всегда Пушкинъ. И такъ, попробую разсказать простое и маленькое: какъ мы открывали Пушкина. Мы… Это все маленькiе люди, дѣтской и обыденной жизни, обитающiе на одномъ мѣстѣ. До событiя, о которомъ я поведу разсказъ, всѣ мы знали одного Пушкина – съ нашего рынка мясника. Я и теперь еще вспоминаю странное ощущенiе, когда въ книжечкѣ Ступина увидалъ я красивый корабликъ съ парусами и прочиталъ по складамъ стишки: „Вѣтеръ по морю гуляетъ „И корабликъ подгоняетъ: „Онъ бѣжитъ себѣ въ волнахъ, „На раздутыхъ парусахъ. Подъ нимъ я прочиталъ: „Пу-шкинъ“. Это „П“, похожее на наши ворота, было точно такое же, какъ и толстое золотое „П“ на мясной лавкѣ, и всѣ буковки были тѣ же: я только что выучился читать по вывѣскамъ. И т у т ъ „Пушкинъ“! Я не раздумывалъ, тотъ& ...
... ,[85] въ <нрзб.>[86] изъ сѣрой бумаги пару осетровъ[87] балыковъ — для себя и понимающ. покупателей[88], — и вывѣши- // л. 5 ваетъ за дверь[89] — провѣтрить. А съ тракта уже заворачиваютъ подъ ветла подводы съ тесомъ громыхающiе, — <нрзб.>[90] на станцiю. Двое мужиковъ въ драныхъ шапкахъ ...
Конкорданс создается в рамках проекта РФФИ 18-012-00381 "Раннее творчество И. С. Шмелева в рукописных источниках: исследование и публикация"