Выберите букву, с которой начинается искомая словоформа:
І Љ Њ А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Ъ Ы Ь Э Ю Я Ѣ ѲСТѢНА. I. Съ громыхающаго тракта дорога повернула на мягкiй проселокъ и пошла зеленѣющими полосами ржи. Тутъ Василiй Мартынычъ придержалъ сѣраго въ яблокахъ Пугача и накрѣпко отжалъ взмокшiй зтылокъ. - Ффу… благодать!.. Парило въ поляхъ послѣ ночного дождя. Мерцаньемъ курились дали. У Василiя Мартыныча на спинѣ выступили по чесучевому пиджаку темныя пятна и заблестѣла багровая складка у затылка. Запотѣлъ и Пугачъ послѣ трехверстнаго гона и шелъ лѣнивой развалкой, растирая въ потныхъ мѣстахъ бѣлые сгустки. Покашивался на сочныя зеленя. …Ухарь купецъ… у-ухарь купецъ… ухарь купе-ецъ - удалой молодецъ!.. - Тьфу ты, чортъ! Всю дорогу отъ города прыгалъ этотъ игривый напѣвъ въ головѣ, прыгалъ подъ дробный топотъ копытъ Пугача и подъ встряхиванье шарабанчика и до того надоѣлъ, что василiй Мартынычъ плюнулъ. Еще со вчерашней ночи привязался, когда пѣла вертлявая Фирка. Захотѣлось покурить, и Василiй Мартынычъ увидалъ затиснутую въ папиросы сигару съ ободочкомъ. - Вотъ, черти малиновые… что удумали! Сигара опять напомнила, что было вчера и сегодня ночью, и какъ его почтили. Такъ почтили, что теперь прямо на вѣки вѣчные будетъ о немъ извѣстно. Всѣперемрутъ, и самъ онъ умретъ, и губернаторъ - дай ему Богъ здоровья! - умретъ, и всѣ дома перестроятъ, а навсегда будетъ извѣстно, что вотъ онъ, подрядчикъ каменныхъ работъ. Василiй Мартынычъ Бынинъ, почтенъ. Потому камню ничего не страшно. Будетъ себѣ лежать, и никто его не вытащитъ изъ-подъ кладки. ...
Ив. Шмелевъ ПУТИ НЕБЕСНЫЕ романъ книгоиздательство “ВОЗРОЖДЕНiЕ” - “LA RENAISSANCE” 73, Avenue des Champs-Elysées, Paris-8 1937 Эту книгу - послѣднюю написанную мной при жизни незабвенной жены моей Ольги Александровны и при духовномъ участiи ея - съ благоговѣнiемъ отдаю ея светлой Памяти ИВ. ШМЕЛЕВЪ 22 декабря 1936 г. Boulogne-sur-Seine 1. - ОТКРОВЕНIЕ. Эту ч у д е с н у ю истрорiю – въ ней земное сливается съ небеснымъ – я слышалъ отъ самого Виктора Алексѣевича, ав заключительныя ея главы проходили почти на моихъ глазахъ. Викторъ Алексѣевичъ Вейденгаммеръ происходилъ изъ просвѣщенной семьи, въ которой прермѣшались вѣроисповѣданiя и крови: мать его была русская, дворянка; отецъ – изъ нѣмцевъ, давно обрусѣвшихъ и оправославивишихся. Фамилiя Вейденгаммеръ упоминается въ истроiи русской словесности: въ 30-40-хъ годахъ прошлаго вѣка въ Москвѣ былъ «благородный пансiонъ» Вейденгаммера, гдѣ подготовлялись къ университету дѣти именитыхъ семей, между прочимъ – И. С. Тургеневъ. Старикъ Вейденгаммеръ былъ педагогъ требовательный, но добрый; онъ напоминалъ, по разсказамъ Виктора Алексѣевича, Карла Ивановича, изъ «Дѣтства и Отрочества». Онъ любилъ вести со своими питомцами бесѣды по разнымъ вопросамъ жизни и науки, для чего имѣлась у него толстая тетрадь въ кожанномъ переплетѣ, прозванная остряками – «кожанная философiя»: бесѣды были расписаны въ ней по днямъ и мѣсяцамъ, - своего рода «нравственный календарь». Зимой, напримѣръ, бесѣдовали о благотворномъ влiянiи суроваго климата на волю и характеръ; великимъ постомъ – о душѣ, о старстяхъ, о пользѣ самоограниченiя; въ маѣ – о влiянiи кислорода на организмъ. Въ семьѣ хранилось воспоминанiе, какъ старикъ ...
ТѢНИ ДНЕЙ И въ тихую область видѣнiй и сновъ Врывалася пѣна ревущихъ валовъ. Ө. Т ю т ч е в ъ. I Будто я на Place de l’Etoile, въ толпѣ. Вечеръ или ночь −не знаю. Черное, какъ копоть, небо − нависло, давитъ. Ни одной звѣзды не видно. Подъ смутной Аркой, на могилѣ Неизвѣстнаго Солдата, − вѣтеръ: неугасающее пламя рвется. Блѣдные огни такси тревожно убѣгаютъ, оглядываясь краснымъ глазомъ. Торопятся уйти трамваи. Всѣ чего-то ждутъ, въ тревогѣ. Лицъ не видно, все головы да шляпы; и всѣ − т у д а. А пламя уже полыхаетъ, кидается подъ своды Арки. Валитъ дымъ, тяжелый, черный, какъ отъ нефти. Огни рекламъ мутнѣютъ, свѣтятся въ дыму багрово, грязно. Кто-то говоритъ, что нефтяные склады загорѣлись… Я кого-то жду. Смотрю на пламя, − траурный огонь. Я знаю − склады гдѣ-то здѣсь, на Прѣснѣ. Тамъ кладбище, и нефть − оттуда, изъ-подъ земли, густая. Пламя − отъ нея. Мнѣ жутко, я хочу уйти, но − трудно. Гляжу въ тоскѣ: направо, книзу, − Champs-Élysees, раздольные, пустые, въ огонькахъ; свѣтъ блѣдный и печальный, молочно-мутными шарами, какъ въ Москвѣ, въ морозы. Туда мнѣ нужно, но зачѣмъ − не знаю. Тамъ − покой. Кто-то кричитъ: − „Пусти-те..!“ Голосъ истошный, трудный. Я знаю: пробирается ко мнѣ. И жду въ тревогѣ. Это тсаричокъ. Лицо знакомое, но кто онъ − не могу припомнить. Онъ низенькiй, въ поповской шапкѣ, щуплый, глаза слезятся, жидкая бородка, − какъ будто, богадѣльщикъ. Красный узелокъ подмышкой, словно − въ баню; только не бѣлье, а яьлоки или просвирки, выпираетъ. Такъ я ему радъ, родному, съ нашей стороны. Хочу спросить о важномъ. Но онъ моргаетъ: − & ...
... , буковые. Отъ нихъ голова пьяная бываетъ, если много грызть, а то они жи-ирные, вку-усные! Пошли мы… шли-шли… – нѣтъ ничего, все посохло. И черезъ лѣсъ ...
РАСПАДЪ. I. Изъ-за двойныхъ рамъ въ нашу комнатку доносится неясный гулъ со двора. Мы бросаемся къ окнамъ и видимъ знакомую картину: дядя Захаръ разсчитываетъ кирпичниковъ. Это цѣлое событiе въ нашей монотонной жизни. Если дядя Захаръ “разсчитываетъ”, значитъ - скоро пойдетъ снѣгъ, придетъ зима, и намъ купятъ маленькiя лопатки; косой дворникъ Гришка, - такъ зовутъ его всѣ на дворѣ, - будетъ ходить въ валенкахъ и носить въ комнаты осыпанныя снѣгомъ дрова, а липкая грязь на дворѣ пропадетъ подъ бѣлой, хрустящей пеленой. Этотъ “разсчетъ”, что производится сейчасъ въ маленькой конторѣ, гдѣ на высокомъ стулѣ сидитъ юркiй Александръ Ивановъ, дядинъ конторщикъ, -сулитъ намъ много интереснаго и помимо идущей зимы. На грязномъ дворѣ, на бочкахъ, доскахъ, колодцѣ и даже помойной ямѣ съ прыгающими по ней воронами, сидятъ кирпичники. Это особый мiръ, - люди, мало похожiе на окружающихъ насъ. Это, пожалуй, даже и не люди, а именно “кирпичники”, появляющiеся на нашемъ дворѣ дважды въ годъ: передъ зимой, на грязи, когда имъ даютъ “разсчетъ”, и на Пасхѣ, когда ихъ “записываютъ” на заводъ. Кирпичники, какъ и погода на дворѣ, мѣняются. На Пасхѣ они, обыкновенно, озабоченно и молча толкутся и поминутно срываютъ рыжiе картузы, когда конторщикъ дробью скатывается съ галереи отъ дяди и, не отвѣчая на поклоны, несется съ большой книгой въ конторку. На Пасхѣ кирпичники терпѣливо съ ранняго утра до поздней ночи кланяются всѣмъ на нашемъ дворѣ: и дворнику Гршкѣ, который почему-то все время перебираетъ пятаки на ладони и метлой гоняетъ кирпичниковъ съ крыльца, и мыкающейся съ дворникомъ бабкѣ Василисѣ, и кучеру Архипу, въ плисовой безрукавкѣ, грызущему сѣмечки на крыльцѣ, и даже намъ. Да, это особый народъ, эти кирпичники! Они пришли “оттуда”, изъ того тридесятаго царства, котраго мы не знаемъ, а ...
И С Т О Р I Я Л Ю Б О В Н А Я I Была весна, шестнадцатая в моей жизни, но для меня это была первая весна: прежнiя всѣ смѣшались. Голубое сiянье въ небѣ, за голыми еще тополями сада, сыплющееся сверканье капель, бульканье въ обледенѣлыхъ ямкахъ, золотистыя лужи на дворе съ плещущимися утками, первая травка у забора, на которую смотришь-смотришь, проталинка въ саду, радующая н о в ы м ъ – черной землей и крестиками куриныхъ лапокъ, – осл–пительное блистанье стеколъ и трепетанье «зайчиковъ», радостный перезвонъ на Пасхѣ, красные-синiе шары, тукающiеся другъ о дружку на вѣтеркѣ, сквозь тонкую кожицу которыхъ видятся красныя и синiя деревья и множество солнцъ пылающихъ… – все смѣшалось въ чудесном и звонкомъ блескѣ. А въ эту весну все, какъ-будто, остановилось и дало на себя глядѣть, и сама весна заглянула въ мои глаза. И я увидалъ и почувствовалъ всю ее, будто она моя, для меня одного такая. Для меня – голубыя и золотыя лужи, и плещется в нихъ весна; и сквозистый снѣжокъ въ саду, разсыпающiйся на крупки, въ бисеръ; и ласкающiй нѣжный голосъ, отъ котораго замираетъ сердце, призывающiй кошечку въ голубомъ& ...
ИВ. ШМЕЛЕВЪ ЛѢТО ГОСПОДНЕ ПРАЗДНИКИ – РАДОСТИ – СКОРБИ Два чувства дивно близки намъ – Въ нихъ обрѣтаетъ сердце пищу – Любовь къ родному пепелищу, Любовь къ отеческимъ гробамъ. А. Пушкинъ. I ПРАЗДНИКИ ВЕЛИКIЙ ПОСТЪ ЧИСТЫЙ ПОНЕДЕЛЬНИКЪ Я просыпаюсь отъ рѣзкаго свѣта въ комнатѣ: голый какой-то свѣтъ, холодный, скучный. Да, сегодня Великiй Постъ. Розовыя занавѣски, съ охотниками и утками, уже сняли, когда я спалъ, и оттого такъ голо и скучно въ комнатѣ. Сегодня у насъ Чистый Понедѣльникъ, и все у насъ въ домѣ чистятъ. Сѣренькая погода, оттепель. Капаетъ за окномъ – какъ плачетъ. Старый нашъ плотникъ – «филенщикъ» Горкинъ сказалъ вчера, что масляница уйдетъ – заплачетъ. Вотъ и заплакала – кап… кап… кап… Вонъ она! Я смотрю на растерзанные бумажные цвѣточки, назолоченый пряникъ «масляницы» - игрушки, принесенной вчера изъ бань: нѣтъ ни медвѣдиковъ, ни горокъ, - пропала радость. И радостное что-то копошится въ сердцѣ: новое все теперь, другое. Теперь ужъ «душа начнется», -Горкинъ вчера разсказывалъ, - «душу готовить надо». Говѣть, поститься, къ Свѣтлому дню готовиться. - Косого ко мнѣ позвать! – слышу я крикъ отца, сердитый. Отецъ не уѣхалъ по дѣламъ: особенный день сегодня, строгiй, - рѣдко кричитъ отецъ. Случилось что-нибудь важное. Но вѣдь онъ же его простилъ за пьянство, отпустилъ ему всѣ грѣхи: вчера былъ прощеный день. И Василь-Василичъ простилъ всѣхъ насъ, такъ и сказалъ въ столовой на колѣнкахъ – «всѣхъ прощаю!» Почему же кричитъ отецъ? Отворяется дверь, входитъ Горкинъ съ сiяющимъ мѣднымъ тазомъ. А, масляницу выкуривать! Въ тазу горячiй кирпичъ и мятка, и на нихъ поливаютъ уксусомъ. Старая моя нянька Домнушка ходитъ за Горкинымъ и поливаетъ, въ тазу ...
ГРАЖДАНИНЪ УКЛЕЙКИНЪ. I. - Уклейкинъ идетъ! Уклейкинъ идетъ!... Мальчишки бросали бабки, собирали змѣи и бѣжали на улицу. Полицейскiй, кидавшiй въ ротъ сѣмечки у окна прачешной, выдвигался на мостовую. Въ самоварномъ заведенiи Косорылова стихалъ лязгъ, и чумазые мѣдники высыпали къ воротамъ. Портнихи вытягивались изъ оконъ, роняя горшки герани. - Идетъ!.. Твердо идетъ нонеча… Головы поворачиваются къ “посту”. - Ладушкинъ дежуритъ… - А што твой Ладушкинъ!... Махнетъ проулкомъ… Какъ намедни-то въ одной опоркѣ стеганулъ“… - Ужли не прорвется, а? - Сурьезный нонче штой-то… Всѣмъ хочется, чтобы Уклейкинъ прорвался на Золотую улицу, въ публику. За нимъ ринутся, и будетъ скандалъ. Уклейкинъ начнетъ откалывать, прохватывать и печатать, начиная съ головы и кончая подчаскомъ. Пока захватятъ и погрузятъ на извозчика, онъ высыплетъ много кое-чего, о чемъ не говорятъ громко, а разносятъ изъ дома въ домъ такъ, что сейчасъ же узнаютъ на задворкахъ; что казалось забытымъ и вдругъ всплываетъ; что было даже одобрено про себя, но чего въ открытую еще стыдятся; что шмыгнуло мимо портфелей слѣдователя и прокурора, ловко избѣгло печатнаго станка и вдругъ, непонятнымъ процессомъ встряхнулось въ помраченныхъ мозгахъ и гулко выкатилось на улицу изъ сиплой готки полупьянаго сапожника. - Чего гляди-то?... Уклейкинъ что ли-ча идетъ? - спрашиваютъ сверху портнихи. - Мчитъ! Спущайтесь, Танечка! - А ну васъ… Намъ и здѣсь хорошо. - Имъ не годится середь публики въ открытомъ видѣ. - Варька-то, Варька-то расползлась! Ровно какъ мягкая… - Со щиколаду. Ее кажинный вечеръ мухинскiй конторщикъ щиколадомъ удовлетворяетъ. Уклейкинъ идетъ рѣшительно, высоко подымая тощiя, узловатыя ноги, точно выдергиваетъ ихъ изъ мостовой. Какъ гремучая змѣя хвостомъ, шмурыгаетъ онъ опорками, подтягивая на ходу ...
ВОЛЧIЙ ПЕРЕКАТЪ. I. Оставался послѣднiй концертъ - въ сѣверномъ городѣ. Можно было ѣхать по желѣзной дорогѣ, но пѣвица выбрала пароходъ. Баритонъ убѣждалъ, что въ концѣ августа ѣхать по рѣкѣвовсе не интересно, можетъ измѣнитьчся погода, что они, наконецъ, рискуютъ. Говорилъ о туманахъ, о возможности застрять на мели. Но пѣвица настаивала. Она не бывала въ этихъ пустынныхъ краяхъ, гдѣ въ тихихъ селенiяхъ дремлютъ старенькiя церквушки, гдѣ по погостамъ - тамъ есть такiе погосты - притаилась сиротливая жизнь. Наконецъ, хотѣла отдохнуть на водѣ, гдѣ всегда чувствуешь себя хорошо. Ихъ импрессарiо - онъ же и пiанистъ - поѣхалъ впередъ - налаживать дѣло, а баритону пришлось уступить. Пока они сядутъ на небольшой пароходъ, а съ половины дороги - тамъ вода позволяетъ - поѣдутъ на самоновѣйшемъ, большомъ и роскошномъ, со всѣми удобствами. Общество можетъ гордиться своими «американцами», и пусть не подумаютъ, что полный комфортъ можно получить только на Волгѣ. Такъ сказалъ имъ пароходный агентъ. - На этомъ пароходѣ ѣхаль министръ! Агентъ зналъ, съ кѣмъ имѣетъ дѣло, и галантно добавилъ: - Вы дѣлаете намъ честь. Ихъ провожали овацiями. Баритонъ прижималъ руку и посылалъ поцѣлуи, пѣвица разоряла поднесенный букетъ, гимназисты ловили ея пальцы и щекотали губами. Все это очень мѣшало спѣшившимъ съ догрузкой. Катились скрипучiя бочки съ сахаромъ, синiя - съ керосиномъ, неслись на плечахъ дробнымъ шажкомъ, какъ маленькiе дома, громоздкiе ящики, пугали щебечущую толпу& ...
ВЪ УСАДЬБѢ. I. Грачей въ паркѣ была такая сила, что первые дни по прiѣздѣ въ усадьбу генеральша не могла спать, затыкала уши ватой, укрывалась подушкой, принимала вероналъ, − ничто не помогало. Генералъ разносилъ приказчика, почему позволяют грачамъ селиться въ паркѣ, не принимаютъ никакихъ мѣръ, нельзя гулять, вездѣ дрянь, безобразiе. Приказчикъ божился, что мѣры принимаются, всякiй разъ къ прилету разгоняютъ старыя гнѣзда, но такая птица упрямая − знать ничего не хочетъ. − Голотà-съ кругомъ, удержаться-то ей и негдѣ, окромѣ какъ у насъ… Но, впрочемъ, въ Никитовкѣ, въ ближней рощѣ, имѣется нѣкоторое количество… − Значитъ, паркъ, по-твоему, вырубать, умная голова? Залпами выбивай, что хочешь, дѣлай!.. Духу чтобъ ихъ не было у меня!.. На вторую весну, какъ купили усадьбу, рѣшили выбить грачей, но помѣшалъ сынъ Степа, студентъ-первокурсникъ. − Это варварство! Набить вороха и потомъ спать спокойно! Генералъ горячился, доказывалъ, что если не истреблять, разведется такая уйма, что шагу ступить нельзя будетъ, − одни грачи. Вышло смѣшно, даже генеральша смѣялась, и все обошлось. Скоро привыкли, а генералъ сталъ находить, что, пожалуй, даже стильно выходитъ: старый паркъ, глухой прудъ и уныло кричатъ грачи. − Какъ у Левитана! Въ эту весну дѣло обостроилось. ПОслѣ зубной боли у генеральши разыгрались мигрени, генералъ тоже былъ сильно не въ духѣ, − полетѣли его бумаги, на которыхъ онъ думалъ сыграть, − а грача, какъ на грѣхъ налетѣло особенно много, такъ какъ зимой свели ближнюю рощу въ Никитовкѣ. Еще въ февралѣ приказчикъ ...
ЖЕЛѢЗНЫЙ ДѢДЪ I Передъ тѣмъ, какъ уѣхать изъ россiи, я захотѣлъ проститься съ родной природой, и поѣхалъ въ имѣньицѣ давнихъ моихъ знакомыхъ, недалеко отъ Москвы, въ тихомъ лѣсномъ уѣздѣ. Оставались еще тихiя мѣстечки. Имѣньице это было какъ бы «идейное», созданное интеллигентомъ, рѣшившимъ «осѣсть на землю»: повлiялъ на него Толстой. И, какъ ни странно, этотъ интеллигентъ оказался хозяиномъ. Онъ изучилъ сыроваренiе, развелъ коровъ, толкнулъ мужиковъ на клеверъ, – и потекло богатство. Вишенская сыроварня поставляла московскому Бландову чудесные «верещаггинскiе» сыры, а окрестные мужики, называвшiе интеллигента – Сырной Баринъ, – поняли, наконецъ, что такое значитъ – «какъ сыръ въ маслѣ»: за десять лѣтъ прибавили скотины и окрѣпли, а Сырно Баринъ сталъ уже изучать проспекты паровыхъ маслобоекъ и грузовыхъ автомобилей. Словомъ, «Вишенки» процвѣтали. Хозяинъ писалъ мнѣ какъ-то: «Пошлите его къ чорту, бумажный соцiализмъ! Спасенiе – въ личной иницiативѣ. Это неоспоримо!» Но «бумажный соцiализмъ» накрылъ, и Сырной Баронъ, съ капиталомъ «за сотню тыщъ», когда-то поклонникъ Лаврова и Михайловскаго, неожиданно превратился въ конторщика при совхозѣ «Побѣда» и значился за какимъ-то таинственнымъ учрежденiемъ, похожимъ на & ...
НА ПЕНЬКАХЪ (Разсказъ б ы в ш а г о человѣка) I. Вынаходите, что я немножко перемѣнился. Немножко! Увѣряю васъ, что я, въ самомъ подлинномъ смыслѣ, бывшiй, и могу повторить это на семи языкахъ, живыхъ и мертвыхъ, какiе я зналъ когда-то. Ни рисовки, ни горечи, ни сожалѣнiя даже. Да, я − б ы в ш i й. Это вовсе не означаетъ, что я уже никакой теперь. Напротивъ, я теперь очень к а к о й и могъ бы прогуливаться подъ-ручку съ Нитше, если бы были мы въ общемъ планѣ. Но я, какъ бы это сказать… даже и въ никакомъ планѣ! Я, простите, немного непонятенъ, но это потому только, что я еще не привыкъ къ новому состоянiю своему, во мнѣ еще сталкиваются обломки прежняго, и вамъ неизвѣстна метаморфоза. Но вы скоро ее узнаете. Я, прежнiй, вытряхнулся изъ природной своей квартирки, въ которой пребывалъ почти шестьдесятъ лѣтъ, съ самаго дня рожденiя, и теперь я совсѣмъ иной, хоть и ношу знакомую оболочку. Для васъ я, какъ-будто, тотъ же, съ тѣмъ же довольно рѣдкимъ именемъ Өеогностъ, − Өеогностъ Александровичъ Мельшаевъ… ну да, тотъ самый, знакомый по обществу изученiя памятниковъ культуры и тому подобное, по лекцiямъ въ Институтѣ Археологiи и Университетѣ и, какъ вы сказали, по моей, донынѣ классической… − какъ бы я желалъ плюнуть! − книгѣ „Пролетъ Вѣковъ“, − я напишу, погодите, про… „Ледъ Вѣковъ“! Но все это потому, что продолжаю таскаться въ прежней своей ливреѣ. Богъ мой! Съ какой, если бы знали вы, ненавистью и тоской, съ какой усмѣшкой и жалостью я вдругъ улавливаю себя въ зеркалахъ, − ...
ВЕСЕЛЫЙ ВѢТЕРЪ («ВЕРБА») Утромъ бѣлѣлъ на лужахъ сквозной ледокъ, а теперь, за полдень, бѣгутъ ручьи, нѣжатся на солнышкѣ собаки и полощутся бойко воробьи. Вѣтеръ – „вскрышной“, тугой, сыровато-теплый. Потянетъ, рванетъ порой: бойкiй, весеннiй вѣтеръ. Прислушиваешься – шумитъ-смѣется. И небо – въ вѣтрѣ: сквозное-голубое, за золотистыми прутьями тополей. Тепло, и свѣжесть. И въ свѣжести этой – струйки: отъ тающаго снѣга, отъ потеплѣвшей земли и крышъ, отъ бьющихся въ вѣтрѣ прутьевъ, которые посочнѣли и сiяютъ? отъ вѣтра, пронесшагося полями и лѣсами?.. И голубями, какъ будто, пахнетъ… томною воркотнею ихъ, – чуется молодому сердцу, – и теплой сыростью погребовъ, запаздавшихъ съ набивкою, и помягчѣвшимъ льдомъ, зелеными-голубыми глыбами, съ грохотомъ рухающимися въ темные зѣвы лавокъ. Весна… Она засматриваетъ въ глаза разрумяненными „жаворонками“ и бѣлыми колпачками пасокъ въ бумажныхъ розанахъ, киваетъ съ телѣги веселой вербой – красноватыми прутьями и сѣренькими вербешками, золотится крестами въ небѣ, кричитъ въ голосахъ разносчиковъ. Пятиклассникъ Өедя – если бы его звали: Георгiй или Викторъ, что значитъ – „Побѣдитель!“ – а то все – „ахъ, ты, Өедя, съѣлъ медвѣдя!“ – сегодня совсѣмъ весеннiй: купленная для Пасхи легонькая фуражка, съ широкою, модною, тульею и съ настоящимъ „гвардейскимъ“ кантомъ, весенняя& ...
... его… Ру… ря… Что то я читала… Что онъ написалъ?.. (Подымаетъ голову и видитъ гравюры.) Что онъ… на–пи–салъ? Вку–усъ! Женщины… (Смотритъ по стѣнамъ.) Женщины вездѣ, и ни одного мужчины. Формы! И это нравится!.. Гм… КОСТОЧКИНЪ. (Входя порывисто, возбужденный, протягивая фамильярно ...
... , я говорю особенно о высшихъ будемъ просить товарищества у господъ, которые дѣйствуютъ аршиномъ или вѣсами! Ибо тамъ торговцы преобладаютъ. Не знаю, многимъ ли это будетъ по вку<с>у // л. 4. об. Сюрпризъ. I. Клубъ прогоралъ. Собаственно[r], всегда никогда не игравшій въ карты, а размышлявшій о томъ, насколько правъ Ницше и какая разница его съ Шопенгауеромъ ...
... … и грибъ упалъ… Эхъ, журавли! Куда ихъ понесло? Ква-ква-ква-ква-а… Въ послѣднiй разъ – ква-вка-а… (Прячется.) Глухая ночь. Ни звука. Выплываютъ Болотные Огоньки, начинаютъ перебѣгать, быстрѣй и быстрѣй мелькать. Суетятся безъ шума, заглядываютъ своими фонариками ...
ВИНОГРАДЪ. I. Каждый изъ нихъ задалъ паспортъ и получилъ наказъ - во вторникъ, къ часу дня, быть на вокзалѣ, у багажной кассы: тамъ ихъ найдутъ и выдадутъ билеты на проѣздъ. Первымъ явился бѣлоусый парень, въ новомъ синемъ картузѣ и поношенномъ пальтецѣ, съ узелкомъ; тутъ же подошла запыхавшаяся краснощекая дѣвушка съ большимъ бѣлымъ узелкомъ, который она тащила на животѣю Стояли и приглядывались, озабоченно посматривая на часы, показывавшiе уже половину перваго, и сторожили у двери. По черной косыночкѣ, узлу и жакету, съ большими отвисшими пуговицами, парень прикинулъ, что это, конечно, горничная, и спросилъ осторожно, - не въ Крымъ ли онѣ, къ господину Винду?.. Дѣвушка отвѣтила оживленно и радостно: - Какъ же, какъ же… въ Крымъ! И вы тоже въ Крымъ?! - Какъ разъ тоже въ Крымъ! къ господину Вмнду, для пансiона! А вы сюда, к сторонкѣ узелокъ-то… Часъ скоро, а вотъ… никакого результату. Замѣтилъ, что она поглядываетъ на узелокъ, и разсказалъ, что все имущество оставилъ у брата, швейцара, на Басманной, а тутъ, конечно, только самое необходимое. Тащить тоже въ такую далищу, когда. Можетъ, еще и не уживешься! Настоящая его спецiальность - по номерамъ, но лѣтнее время -самый мертвый сезонъ, а самовары-то подавать по пансiону, - да чего же ихъ не подать! А звать его Васильемъ. Дѣвушка разсказала, что все не рѣшалась ѣхать въ такую далищу, но господа уѣхали за-границу до зимы - гдѣ-нибудь надо же служить до ихъ прiѣзда! А зовутъ ее Сашей, Александрой Петровной. Говоря про заграницу, она посмотрѣла на желтый носочекъ баретки, и Василiю показалось, что сказала она это такъ, для ...
... тугихъ керосиномъ. Шелъ черезъ дворикъ въ необходимое мѣсто ʺсвистунъʺ, бритый, чъ чесучовыхъ штанахъ и малиновой рубахѣ, нето аристъ, нето изъ музыкантовъ, самое заводило вка[kk] по ночному пѣнію. Шелъ, посвистывая, и выщелкивая пальцами. А когда возвращался — пѣлъ: — Мило–ордъ, поставь–та самова–арчикъ ...
ИВ. ШМЕЛЕВЪ ТОМЪ ШЕСТОЙ КАРУСЕЛЬ РАЗСКАЗЫ КНИГОИЗДАТЕЛЬСТВО ПИСАТЕЛЕЙ ВЪ МОСКВѣ. КАРУСЕЛЬ. I. Часъ раннiй, − шести нѣтъ, − а чашкинскiй лавочникъ Иванъ Акимычъ уже крестится на синiе купола Троицы, черезъ дорогу. Вi небѣ, за церковью, золотое сiянье: тамъ солнце. Церковныя березы, осыпанныя гнѣздами, тронуты золотцемъ, за ними сквозитъ бурая крыша мухинской усадьбы. Иванъ Акимычъ молится и на Всевидящее Око въ широкомъ золотомъ треугольникѣ надъ входомъ, приглядывается и къ мухинской крышѣ и затаенно думаетъ − пошли, Господи! Вѣритъ, что все будетъ ладно, − и бойкая торговля, и мухинская усадьба не убѣжитъ: зарвалась по заборной книжкѣ и по второй закладной за три тысячи. Ужъ коли пойдетъ − такъ пойдетъ. Надо было, чтобы рѣка вскрылась до праздника, дала ходъ покупателю изъ Пирогова и Божьихъ Горокъ, − какiя тамъ лавки! − послалъ жену подъ четвергъ ко всенощной поставить свѣчу Антипiю-Половоду, а на пятницу въ ночь, за евангелiями, и прошла рѣка, и уже паромъ налаженъ. Теперь такъ и повалятъ. Вонъ ужъ и погромыхиваетъ по холодку. Въ ночь прихватило. Въ колеяхъ, передъ лавкой, точно молоко, пролито, − послѣднiя, вешнiя пленки, въ воздухѣ погожая свѣжесть, небо синѣй, на примосткахъ, у лавки, дожидается солнышка ранняя, охолодавшая муха. Грохаютъ желѣзные засовы съ оконныхъ затворовъ, изъ раствора густо шибаетъ харчевымъ духомъ − соленой рыбы, мяты и бакалеи; отъ окоренка съ красными и лиловыми яйцами праздничное сiянье; за стекломъ веселый товаръ − мылà и пузыречки съ духами; на солониннымъ чаномъ и головастой тушкой сомовины съ ...
РУССКАЯ БИБЛИОТЕКА ИВ. ШМЕЛЕВЪ БОГОМОЛЬЕ Бѣлградъ священной памяти короля югославiи АЛЕКСАНДРА I СВОЙ ТРУДЪ БЛАГОГОВѢЙНО ПОСВЯЩАЕТЪ АВТОРЪ ПОСМЕРТНЫЙ ЗЕМНОЙ ПОКЛОНЪ ВЕЛИКОМУ И ДОБЛЕСТНОМУ РУССКАЯ БИБЛИОТЕКА ИВ. ШМЕЛЕВЪ БОГОМОЛЬЕ О, вы, напоминающiе о Господѣ, - Не умолкайте!” Пр. Исаiи, гл. 62, ст. 6. Бѣлградъ Всѣ права сохрнены. Tous droits réservés. Alle Rechte vorbehalten. Copyright by the author. ЦАРСКIЙ ЗОЛОТОЙ Петровки, самый разгаръ работъ, - и отецъ цѣлый день на стройкахъ. Прикащикъ Василь-Василичъ и не ночуетъ дома, а все въ артеляхъ. Горкинъ свое уже отслужилъ, - “на покоѣ”, - и его тревожатъ только въ особыхъ случаяхъ, когда требуется свой глазъ. Работы у насъ большiя, съ какой-то “неустойкой”: не кончишь къ сроку – можно и прогорѣть. Спрашиваю у Горкина – “это что же такое – прогорѣть?” - А вотъ, скинутъ послѣднюю рубаху, - вотъ те и прогорѣлъ! Какъ прогораютъ-то… очень просто. А съ народомъ совсѣмъ бѣда: къ покосу бѣгутъ домой, въ деревню, и самыя-то золотыя руки. Отецъ страшно озабоченъ, спѣшитъ-спѣшитъ, лѣтнiй его пиджакъ весь мокрый, пошли жары, “Кавказка” всѣ ноги отмотала по постройкамъ, съ утра до вечера не разсѣдлана. Слышишь – отецъ кричитъ: - Полуторное плати, только попридержи народъ! Вотъ бѣдовый народишка… рядились, черти, - обѣщались не уходить къ покосу, а у насъ неустойки тысячныя… Да не въ деньгахъ дѣло, а себя уронимъ. Вбей ты имъ, дуракамъ, въ башку… втрое, вѣдь, у меня получатъ, чѣмъ со своихъ покосовъ!.. - Вбивалъ-съ, всю глотку оборвалъ съ ими… - разводитъ безпомощно руками Василь-Василичъ, замѣтно похудѣвшiй, - ничего съ ними не ...
... ?..[448] Какъ его? Ру… Ря… Что то я читала… Что онъ написалъ?.. (Подымаетъ голову и видитъ гравюры.) Что онъ… на-пи-салъ?[449] Вку-усъ![450] Женщины… (Смотритъ по стѣнамъ.) Женщины[451] вездѣ.[452] И ни одного мужчины![453] Формы! И[454] это нравится!.. Гм…[455] Косточкинъ ...
... себя представляетъ/?/.. [535] Далее было: Что то я читала… [536] Вопросительный знак вписан чернилами. [537] Вопросительный знак вписан чернилами. Далее было: Вку-усъ/!/ Женщины… |Смотритъ по стѣнамъ.| Женщины вездѣ/,/ и ни одного мужчины. Формы/!/ [Й]/И/ это нравится/!/.. Гм… [538] Восклицательный знак вписан чернилами. [539] Восклицательный ...
... . [665] Вместо: гоняя ‑ было: подгоняя [666] Вместо: на керосинѣ – было: керосиномъ [667] Далее было начато: вка [668] Далее было начато: и [669] В тексте ошибочно: сеья [670] Далее было начато: спо [671] и начиналъ оставлен ...
Конкорданс создается в рамках проекта РФФИ 18-012-00381 "Раннее творчество И. С. Шмелева в рукописных источниках: исследование и публикация"