Пластика (РГБ 387. 6. 11.)

Фонд № 387

И. С. Шмелев

Картон № 6

Ед. хран. № 11                                                                                                       Шмелев

Иван Сергеевич

«Пластика» – рассказ, без конца.

1911 дек. 6–8

«Маска» – ранняя редакция

а) Черновой автограф.                               4 лл.

б–в) Две раннихъ редакции.

Машинопись с авторской правкой                     10 лл.

г) Поздняя редакция

Машинопись с авторской правкой          2 лл.

Общее количество

листов

16

// карт.

г) Поздняя редакция                      2 лл.

// карт.

ПЛАСТИКА.

 

I

 

Теперь всѣмъ было ясно, что клубъ прогоралъ. Червецовъ требовалъ за аренду и грозилъ выселить, и какъ это всегда бываетъ передъ погибелью, всѣми овладѣлъ духъ какого–то разудалаго отчаянія. Буфетчикъ отъ клуба отпускалъ бутерброды небывалой толщины, лакеи забывали записывать, члены усиленно требовали въ кредитъ. Такъ, напрмѣръ, учитель математики Черемушкинъ, за которымъ по кухнѣ числилось болѣе двухсотъ рублей, сталъ послѣднее время съѣдать по двѣ порціи телячьихъ котлетъ и вмѣсто кабернэ въ семь гривенъ требовалъ хорошаго лафиту. Даже аккуратнѣйшій человѣкъ, членъ суда, никогда не игравшій въ карты / онъ занимался философіей / тоже попалъ въ заражающую струю и вмѣсто того, чтобы аккуратно заплатить сорокъ копеекъ за порцію рыбки, задумался о пессимизмѣ и сказалъ сонному Василію:

– Запиши, братецъ…

Конечно по разсѣянности, такъкакъ уже въ пальцахъ вертѣлъ два двуггривенныхъ. А можетъ быть потому, что какъ разъ передъ этимъ акцизный сказалъ тоже самое.

Старшина Шуруповъ все чаще хваталъ себя за голову и пробовалъ обуздать:

– Вѣдь гибнемъ, господа!

– Да, надо обсудить… Такъ какъ же, въ открытый, что ли…

Пришлось созвать общее собраніе и открыть книги. Тамъ стояло самое плачевное сальдо. Буфетчикъ доложилъ заборную книжку, въ которой у крчнаго итога каракулями стояло:

«Больше не можемъ отпущать, уплатите долги»

Набросились на старшинъ, зачѣмъ открыли кредитъ. Старшины обвиняли членовъ, почему не плотятъ. Члены не предполагали, что дѣла такъ плохи, а то бы они, конечно, не позволили бы себѣ такъ кредитоваться.

Кое–кто предлагалъ сейчасъ же начать погащеніе, и стали вынимать три рублевки и пятерки, но набралось такъ мало, что не покрыло даже двѣ послѣднія цыфры плачевнпго[a] сальдо. Всѣ накинулись на Черемушкина, но тот<ъ> былъ боленъ и уже дня два не выходилъ изъ дому. Оказались и умершіе, съ которыхъ уже не возьмешь. Казначей прислалъ требованіе немедленно уплатить за взятые въ долгъ карты, такъкакъ перваго ревизія.

Предлагали покончить съ клубомъ и идти въ общественный, но это было

// л. 1.

ит принять позоръ. Идти и простиься къ лавочникамъ и приказчикамъ и в кому же? Тѣмъ, кто никогда и въ мыслялъ не держалъ И откуда же Изъ того клуба, въ которой пропускали какъ въ рай, гдѣ не числилось ни одного члена безъ не принадлежавшаго къ избранному сословію.

– Это невозможно. Лучше погибнуть и баста…

– Мы не имѣемъ права. У насъ традиціи…

– А какой клубъ–то былъ! – сказалъ плаксиво старичокъ изъ опеки, но его сейчасъ же остановили:

– Былъ! Она, слава Богу еще существуетъ.

– Да вѣдь и имя существительное существуетъ… Подсвѣчники эти… от<ъ> министра… А люстра–то! Объ этомъ даже въ архивѣ есть…

– Да будетъ вамъ ныть–то! Такъ какъ же, господа! Вѣдь двѣ тысячи пятьсотъ! Сколько еще членскихъ недоимокъ…

– Если субсидію… – нетвердо предложилъ было, старичокъ изъ опеки.

Спорили долго, поіжи али и опять спорили.

Старшій акцизный надзиратель вытащилъ толстую тетрадь и предложилъ выслушать его докладъ объ оздоровленіи клуба и мѣры имъ придуманныя. Выслушали и, но и докладъ говорилъ лишь о плачевномъ положеніи и въ з<а>ключеніи задавалъ вопросъ: – быть или не быть?...

И уже пора было уходить. Но тутъ появился Ардальонъ Ильичъ. Онъ сразу оживилъ всѣхъ, потому что это былъ человѣкъ съ головой, рѣшительный и къ тому же частный повѣренный, и прекрасный организаторъ. Онъ только потребовалъ отчетъ, погымкалъ, потеръ себѣ лобъ, поправилъ воздушныя бккенбарды[b], пошевелилъ мизинце<м>ъ, съ брилліантомъ т, посмотрйлъ на часы, какъ будто отъ нихъ–то и зависѣло все и сказалъ рѣшительно:

– Пустяки… Это все пустое, обманъ неопытной души…

И сразу ободрилъ.

– И что же?...

– Желаете имѣть деньги? Прекрасно. Сколько? Двѣ тысячи? Будете имѣть три!... Приложилъ палецъ ко лбу и подумалъ:

– Три можно… Дайте вечеръ… Погодите, погодите… Не горячро[c]. Вечеръ въ собпаніи. Помѣщенія можете достать безплатно? Нажмете кнопку? Ага. Администрацію? Ага. Ну и романсъ безъ словъ…

А теперь смотрите…

И онъ съ присущимъ ему жаромъ и талантливостью такъ принялся излагат<ь> что заворожилъ всѣхъ. Сыпались цыфры. Даже дожидавшійся съ подносомъ сонный Василій увлекся.

– Стѣны ломиться будутъ… Что? У насъ же въ уставѣ ясно сказано – общественныя и тому подобные вечера. Деньги на оборудованіе? на двѣ недѣли? Сколько угодно.

// л. 1. об.

– И такъ господа, рѣшайте…

Но такъ какъ время было позднее и не всѣ члены были въ сборѣ, то на завтра было рѣшено созвать всѣхъ на чрезвычайное собраніе и обсудить весо всѣхъ сторонъ.

– Да, это вопросъ– быть или не быть! – сказалъ членъ суда. – Это вѣчный вопросъ… это…

– Запиши, братецъ… – сказалъ че податной инспекторъ.

 

II.

 

Пестрыя афиши по всймъ угламъ и из въ окнахъ магазиновъ въ прихожихъ учрежденій оповѣщали, что Н…. клубъ даетъ «Венеціанскій праздникъ» въ залахъ собранія Въ заголовкѣ только стоялъ гербъ и крупными цыфрами значилось: 10 проц въ пользу пріюта для подкидышей подъ покровительств ея превосходительства. Дальше шло по номерамъ заманчивое и оглушающее чего еще не было съ самаго основанія города.

Поговривали, что клубъ прогораетъ и пускается на послѣднее, но это отходило на задній планъ передъ грандіозной программой. Больше всего язвили въ общественномъ клубѣ, но это было уже такое мѣсто, гдѣ порядочнаго слова не услышишь. Тамъ хоть и устраивались семейные вечера, и маскарады, но всякій зналъ, что послѣ двѣнадцати съ этихъ маскарадовъ порядочные семейные люди уходятъ, а если и остается одинъ отставной генералъ–автомобиль /онъ всегда пыхтѣлъ какъ автомобиль/ такъ конечно по глупости и остается не для чего–нибудь, а лдля[d] отеческаго попеченія и ободренія и милыхъ малюлечекъ, которыхъ онъ всегда радъ одѣлить конфетками…

Въ афишахъ ничего такого не было, печатались они съ разрѣшенія полицеймейстера, человѣка строгаго и не потатчика, печатались въ типографуи губернскаго правленія, въ вечера заинтересована была и генеральша съ пріютомъ, и даже губернаторъ сказалъ старшинамъ, двумъ непремѣннымъ членамъ и одному совѣтнику губернскаго правленія.

– Я очень радъ… радъ… Надѣюсь, господа на васъ… Пожалуйста… чтобы все это…

– Ваше превосходительство!...

Городъ закипѣлъ. Портнихи были завалены. Почтальоны разносили посы<л>ки. Ломались головы надъ костюмами, потому что былъ объявленъ маскарад<ъ> не какой–нибудь, а венеціанскій.

– Особенно положительные люди даже члены клуба отворачивались отъ пес<тры>хъ афишъ и ворчали:

<нрзб.>тъ… Торжище пошло. Охъ, э тотъ Ардальоша!...

// л. 2.

Предварительная продажа билетовъ шла довольно прилично, но вдругъ дн<я> за три до праздника случилось что–то необыкновенное. Билеты разбирались на расхватъ. Столики передъ эстрадой расписывались такъ быстрош[e] что для многихъ желающихъ пришлось увеличить число ихъ. По городу побѣжалъ странный слухъ, что. Передавали, что на праздникѣ будетъ что–то такое, чего никто не ожидаетъ. Просматривали афиши. Лотерея–алгри съ лошадью полицеймейстера. Тортъ– счастья на тысячу персонъ, по полтиннику кусокъ. Карнавалъ с въ маскахъ. Преміи за костюмы. Преміи за наряды. Экспромты. Пластика . исполнитъ……? Очевидно еще не рѣшили кто или не хотятъ говорить. Конечно и пластика была интересна, играло воображеніе, но все это было обычное… Никто не зналъ откуда пущенъ слухъ, но говорили съ упорствомъ, что будетъ необыкновенно

Даже самые серьозные люди, предсѣдатель суда, которвый[f] всегда очень говорилъ только въ засѣданіи да и то очень односложно и старшій совѣтникъ губернскаго праленія, который рѣдко когда и говорилъ, сказали въ одинъ голосъ:

– Очевидно что–то будетъ…

И записали билеты.

За день до праздника пошелъ новый слухъ: будетъ что–то скандальное

 

III.

 

Еще съ утра

// л. 2. об.

6 декабря 1911 года.

I.

 

«Быть или не быть!» вотъ тотъ историческій вопросъ, рѣшилъ который который я ставлю такъ сказать во главу угла настоящаго доклада

Старшій акцизный надзиратель, милѣйшій Семенъ Семеновичъ, замѣчательный винтеръ / онъ игралъ какъ молодой богъ по мѣткому выраженію управляющаго акцизными сборами, съ чѣмъ всѣ согласились/ и постоянный посѣтитель дворя<нрзб.> значительно оглядѣлъ всѣхъ, сня черепаховое пенсне и, сбросилъ его на порядочно толстую тетрадь доклада и попросилъ сельтерской.

Рѣшался вопросъ давно наболѣвшій и многихъ безпокоившій, вопросъ, о которомъ Семенъ Семенычъ выразился хоть и нѣсколько высокопарно, по замѣчанію нѣкоторыхъ, но во всякомъ случаѣ отъ сердца и со всѣхъ сторонъ, о замѣчанію другихъ. И во всякомъ случаѣ вопросъ не безразличный ни для кого. Клубу грозило умираніе. Собственно умирать–то онъ началъ давно съ первыхъ же шаговъ жизни новаго общественнаго клуба, когда началось переметыванье многмхъ[g]членовъ. Пр Но теперь, въ минуту когда докладъ былъ прочитанъ и всѣ язвы вс<к>рыты яркимъ перомъ докладчика, всѣмъ стало очевидно, что ихъ клубъ уже переживаетъ агонію, и всѣ поняли, что приглашеніе ихъ на консиліумъ имѣло полное основаніе.

А язвы были дѣйствительно самыя угрожающіе. Во первыхъ, въ кассѣ клуба не только не было никакой наличности, а напротивъ – по только что сведенному отчеиу[i] арендныхъ деньгахъ. Это въ видѣ примчаніе сообщилъ податный инспекторъ. Съ другой стороны за членами клуба чисьлилось столько всякихъ долговъ, карточныхъ и по кухнѣ и неуплаченныхъ членски<хъ> взносовъ, что если бы сразу потребовать возврата, то, по замѣчанію присяжнаго повѣреннаго Шурупова, пришлось бы кое–кому идти пойти какъ мать родила. Напримѣръ учитель математики наѣлъ котлетъ и напилъ по кухнѣ на двѣсти восемьдесятъ рублей Сорокъ копеекъ да по картамъ состоялъ пи сотнѣ, да еще секретарь опеки, да за слѣдователемъ да за начальник<о>мъ отдѣденія палаты – бездна – но онъ уже весь былъ обложенъ исполнительными листами, и какъ горчичниками и на его тѣлѣ не было ни одного живого мѣста. И объ этомъ тонко было дано въ докладѣ. Не были назван<ы> фамилуи, но данъ намекъ на нѣкоторыхъ, за которыми, къ несчастью числится такая значительная сумма, которая не только бы покрыла все, но и дал<а> бы свѣтлую увѣренность, что… и т. д.

// л. 3.

– Такъ какъ же господа?

Послѣ нѣкотораго молчанія и подакиванія слова попросилъ тотъ, одинъ изъ тѣхъ, на которыхъ числилась недоимка, а именно учитель математики Черемушкинъ.

– Я долженъ сказать, что милый нашъ Семенъ Семенычъ выпалилъ изъ пушки по воробьямъ… Погодите, дайте сказать… Изъ пушки и именно по воробьямъ… Здѣсь были ссылки и на историческое значеніе клуба, и на величайшую культурную миссію, и на объединеніе и историческій укладъ сословности, и упомянуты даже реформы Петра и Екатерины… позвольте, позвольте… милѣйшій Семенъ Семенъычъ[j]… Это было / все это дѣйствительно было но ужъ не въ такомъ сгущенномъ видѣ, а разсѣяно такъ, блесками и для интересу / И послѣ такой, позволю себѣ сказать энциклопедіи соціологической – конечно, Семенъ Семенычъ почитываетъ, что и доказалъ/

– Ну, повелъ… – махнулъ рукой податной инспекторъ. – Иванъ Петровичъ вѣдь два часа сидимъ…

– …и все послѣ ткакой[l]… Такъ бы и сказали. И я уплачу… и… дѣлаю первый починъ, а потомъ и дальше будетъ…

Онъ вынулъ кошелекъ и протянулъ четвертной…

Слѣдомъ поднялся и секретарь опеки, постарался сказать нѣсколько остроомныхъ словъ раскраснѣвшемуся Семенъ Сем., и далъ при всѣхъ честно<е> слово, что съ слѣдующаго двадцатаго будетъ гасить, а сейчасъ можетъ и

И протянулъ десять рублей. За нимъ послѣдовали и еще нѣкоторые, не стѣсняясь и подмигивая, потому что здѣсь были все свои. И на зеленомъ сукнѣ запестрѣла кучка.

Послѣ перекорестныхъ разговоровъ, было рѣшено, что агонія еще пожалуй можетъ быть и задержана. Былъ приглашенъ дожидавшійся резолюціи Червецовъ и получилъ за два мѣсяца и тоже далъ слово повременить…

– Господа… ежели бы я могъ… со всѣхъ бы сердцемъ… да вѣдь, простите сказать, дѣло комеорческое… налоги плачу… и посмотрѣлъ на податного инспектора. – Патенты выбираю… – и поглядѣлъ на акцизнаго надзирателя… – Въ кредитъ отпускаю–съ… – на посмотрѣлъ вообще…

– Значитъ, пока живемъ… – сказалъ податный, но Семенъ Семенычъ, какъ старшина и управляющій казенной палаты, какъ предсѣдатель клуба /за губернатора/ предложили обсудить мры доклада…

Всѣ чувствовали себя утомленными. Всѣ уже давно въ душѣ порѣшили, что лучше бы покончить съ этимъ клубомъ и перекочевать въ общественный гдѣ кухня была прямо замѣчательная и все дешевле, играли по болѣе крупной и финансовая сторона была прочная. Сперва не совсѣмъ рѣшительны<й> голоса крйпли. Настаи<в>али на прикрыитіи не только судебный слѣдовател

// л. 3. об.

его считали порядочнымъ либераломъ, но и учитель математики и начальникъ отдѣленія, который съ грустью признавалъ, что и само время заставляе<тъ> идти на встрѣчу сліянія съ обществомъ.

– Насъ выбиваетъ время, господа! – закончилъ онъ горячую реплику. – А время… что–нибудь да значитъ…

– Не время, Иванъ Петровичъ, а… были бы долги погашены, и живемъ…

Молчали управляющій палатой, управляющій акцизными сборами и вообще начальствующіе.

Управляющій палатой хотѣлъ бы сказать многое, и масса мыслей билось въ его глянцевитой головѣ и даже занимало духъ, но онъ опасался смотрѣл<ъ> своимъ мыслямъ прямо въ глаза. И потому перевелъ взглядъ на секретаря

И отъ этого взгляда вошли мысли управляющаго въ душу секретаря и онъ попросилъ слова.

– Господа… Съ клубомъ покончить не трудно, ибо онъ уже почти поконченъ вслѣдствіе не совсѣмъ любовнаго отношенія къ нему со стороны нѣкоторыхъ изъ насъ… Но, господа… Ссылки на историческія… перспективы… на тѣ сословныя градація… на такъ сказать общественныя ячейки.. эти ссылки дѣлаютъ кардинальный вопросъ поставленный Семеномъ Семенычемъ, дѣйствительно кардинальнымъ… Или не быть клубу и тогда внеси въ городскія такъ сказать правящія верхи струю… я не скажу обывательскую, а скорѣй струю разлагающую… Да, да… Мы прельщены… я говорю о замѣчаніи Ивана Петровича… прельщены прекрасной и дешевой кухней общественнаго клуба… Но развѣ это уже не обывательская струя. Мы говоримъ о томъ, что въ томъ клубѣ порція напр. телячьихъ  котлетъ стоит<ъ> на пятіалтынный дешевле… Это какая струя?... Но это пусть… Худше<е господа открывается моему взору… А скандалы? Въ тотъ клубъ намъ, нел<ь>зя ввести своихъ женъ / / я не про себя, я не женатъ, вѣтрно[n] тонкое и деликатное… А тамъ! Въ понедѣльникъ били стекла и вытаскивали съ городовыми. Во вт<о>рникъ швыряютъ котлеты на полъ. Въ среду передрались за преферансомъ изъ–за не правильной записи. Господа! Наконецъ престижъ! Я не сторонникъ трепетанія передъ начальствомъ, но начальство и начальство!

Управляющій покрутилъ головой и улыбнулся.

– Что же тогда выйдетъ? Или нѣкоторымъ изъ насъ и очень почтеннымъ людямъ придется сходиться по домамъ или сидѣть дома или же идти въ тотъ широкій, именуемый общественнымъ клубъ, гдѣ, очень часто, я не могу ус

// л. 4.

трѣть общество! Порядочнаго общества. Нашъ городъ чиновный городъ. Что же получится? Во первыхъ или будутъ стѣснены мелкіе чинари присутствіемъ своего начальства, а это нежелательно. – или начальство сплошь и рядомъ будетъ шокировано поведеніемъ мелкаго люда, который еще очень да<л>екъ отъ культуры. Тамъ и это я знаю… иногда ругаются прямо, какъ извозчики… А позоръ господа! Мы, мы… наша каста. а она есть, господа… мы идемъ просить милости – принять насъ въ тотъ клубъ, числящій въ средѣ своей многихъ выкинутыхъ со службы за негодностю… да, да… Мы пойдемъ къ тѣмъ, которые не достойны пожатія ру<к>и тамъ есть такіе… Мы, чиновники, я говорю особенно о высшихъ будемъ просить товарищества у господъ, которые дѣйствуютъ аршиномъ или вѣсами! Ибо тамъ торговцы преобладаютъ. Не знаю, многимъ ли это будетъ по вку<с>у

// л. 4. об.

Сюрпризъ.

 

I.

 

Клубъ прогоралъ. Собаственно[r], всегда никогда не игравшій въ карты, а размышлявшій о томъ, насколько правъ Ницше и какая разница его съ Шопенгауеромъ, к тоже какъ–то невольно попалъ въ струю и отчаянія и вмѣсто того чтобы уплатить полтинникъ за порцію ветчины, задумался / онъ задумался о Шопенгауерѣ пессимизмѣ въ жизни / и сказалъ сонному Василію: хорошо запиши… братецъ…

Можетъ быть потому, что какъ разъ передъ этимъ акцизный надзиратель сказалъ. Запиши братецъ…

И все это несмотря на то, что каждый вечеръ старшина Шуруповъ, онъ же и начальникъ отдѣленія казенной палаты бралъ себя за голову и восклицалъ:

– Мы гибнемъ, господа! Ну что жъ, играть такъ играть… Жарьте, Иванъ Васильичъ…

Но долго такъ продолжаться не могло и пришлось созвать на совѣтъ и разсмотрѣть вопросъ о погибелие[s]. Да и разсматривать не пришлось, такъ какъ погибель явилась въ образѣ буфетчика и заявила, что все исчерпано а кассиръ тутъ же показалъ какую–то книжку, гдѣ на одной сторонѣ стояло сальдо и сказалъ только:

– Вотъ оно, сальдо–то… и показалъ еще другую книжку заборную, где каракулями было выведено: больше не можемъ отпускать провизіѣ Уплатитѣ дене долгъ. Червецовъ. Тотъ самый Червецовъ, который грозилъ выселить.

Засѣданіе было жаркое. Упрекали другъ друга въ неаккуратности, а старшинъ въ добротѣ. Старшины обвиняли всѣхъ въ легкомъ отношеніи къ интересамъ клуба, подразумѣвая интересы клуба

// л. 5.

Однимъ словомъ вечеръ былъ настолько горячъ и такъ затянулся, что ужинали два раза. И долго потомъ говорили, что это былъ вечеръ взаимнаго раздраженія. Строились разные планы, какъ спасти клубъ, но такъ какъ самый лучшій планъ – сразу погасить долги былъ неисполнимъ, то уже стали думать, что придется нести позоръ выселенія и отдать себя на растерзаніе городскихъ сплетенъ и идти съ повинной въ другой клубъ, въ общественный, гдѣ народъ совсѣмъ иного колибра. Идти и проситься И откуда же? Изъ того клуба, который числилъ въ спискахъ много знаменитыхъ именъ, и въ который пропускали, какъ и въ рай, черезъ самыя тѣсныя врата / требуя или принадлежность къ сословію или чинъ по крайней мѣрѣ не ниже седьмого класса.

Обв Старшины обвиняли членовъ, зачѣмъ брали, а члены обвиняли старшинъ, почему дозволял не останавливали. И получился вечеръ взамимнаго[u]

Было предложено сейчасъ же начать погашеніе долговъ, но откликнулся только секретарь суда и краснѣя, выложилъ пять рублей сорокъ корпеекъ А прочіе обѣщали по мѣрѣ возможности. Учитель черемушкинъ, за которым<ъ> по одной кухнѣ числилось сто восемь десять рублей пообйщалъ четвертню черезъ недѣльку. Но всего этого не хватило, чтобы купить новыхъ картъ уплатить за свѣчи.

– А какой клубъ–то былъ! – съ грустью сказалъ старичокъ изъ дворянской опеки. Но его сейчасъ же остановили:

– Былъ! Онъ пока еще существуетъ…

– Да… вѣдь существ имя существительное существуетъ… А какой былъ! Чувствовалась растерянность. Подсвѣчники эти… пожертвовалъ Москалевъ! Министромъ былъ… Тутъ вотъ Неужели же все съ публичнаго торгу? А портреты–то! И ихъ въ опись?

– Да будетъ вамъ ныть–то! – опять всѣ напустились на старичка изъ опеки

– Вы бы вотъ намъ тысченки три ссудили…

– Реформы нужны, господа! Такъ нельзя!

– Закрыть кредитъ! Новыхъ членовъ привлекать!

– Всѣ въ общественный перебираются…

– Тамъ кухня лучше! За карты набавить! Мало играемъ…

И какъ ни вертѣли, все приходило къ одному – нужны деньги.

Вотъ тутъ–то и выступилъ тотъ, на котораго всѣ надѣялись, и который уже пне[x] и выигрывалъ такіе дѣла, отъ которыхъ отказывались даже образованные по

// л. 5. об.

вѣренные, боясь риска. Онъ–то и оживилъ все дѣло и послѣ его рѣчи такъ всѣ оживились, что даже и свѣчи стали горѣть ярче, и Василій побѣжалъ къ буфетчику и сообщилъ:

– Уплатятъ… Василъ Семенычъ такъ все изобразилъ… прямо не знаю ка<къ>

А Василій Семенычъ такъ–таки и заявилъ:

– Мы ставимъ вѣчный вопросъ – быть или не быть? Такъ? Ну такъ я говорю вамъ: мы будемъ и пребудемъ….

И такъ принялся излагать и такія картины начерталъ, что всѣмъ стало ясно, что жизнь еще мощнымъ ключемъ бьется въ клубѣ.

– Нажмите всѣ кнопки, и мы плывемъ! Залъ дадутъ? Дворянскаго собрануія[y]! Меньше нельзя. Мы должны ен гранд…

– У Добудемъ… – крикнуло нѣсколько голосовъ.

– Хорошо. Разрѣшеніе … Это несомнѣнно. Главное – цѣль! Спасеніе какого клуба, господа! Надо всею правду высказать его превосходительству.

– Грандъ маскарадъ! Въ афишахъ прямо… въ заголовкѣ – Дворянскій клубъ. И гербъ только. Десять процентовъ въ пользу пріюта для подкидышей ея превосходительства… Лотерея –гигантъ. Ночь въ Венеціи…

– Да откуда вы?...

– Давно обдумано… Дальше. Надо бить на психику… Намъ нужна масса Она намъ дастъ. Тортъ – грандиссонъ! съ Тортъ счасть… Маска радъ. Вечеръ пластики… Затрудненія какія… все надо чтобы съ самой широкой свободой. Дамамъ цвѣты. Призы, преміи… И у меня ее одно вертится… Но это сюрпризъ… Для всѣхъ сюрпризъ. Я съ вами подѣлюсь за часъ и …

И онъ сталъ такъ описывать, что ни для кого не было сомнѣнія, что удача будетъ. Были сдѣланы всѣ разсчеты. Сыпались цыфрф. Сомнѣній не оставалось, что всѣ долги будутъ покрыты, потомъ будутъ намѣчены реформы и клубъ, какъ мѣсто концентраціи сливокъ общества имъ и останется.

– Весь городъ ограбимъ. Мѣс Стѣны ломиться будутъ, увидите…

Было уже поздно и подробное обсуждѣніе плана было отложено на завр

Разошлись поздно. Поужинали весело и даже старичокъ изъ дворянской опеки уже радостно говорилъ:

– Такой клубъ… мѣсто такъ сказать историческое… вѣдь въ немъ как лица перебывали… А люстра–то въ большо<й> круглой комнатѣ! Да въ чехлѣ–то… Да какъ же… Отъ самого фельдмаршала… Объ этомъ  даже въ архивѣ есить[z]… Прямо историческое мѣсто … Чуть не съ Екатерины…

// л. 6.

Это былъ человѣкъ наружности располагающей. Внушительный ростъ и воздушныя бакенбарды аристократическаго вида. У него былъ еще крупный брилліантовый перстень на лѣвомъ мизинцъ съ хорошей игрой, хотя какъ говорится и брилліанты быв разныя и игра.

Когда онъ говор, онъ взялъ знаменитый подсвѣчникъ и сказалъ:

– Да, господа. Вотъ этотъ подсвѣчиникъ. Пусть онъ память и кривъ, но даже и невѣжда скажетъ, что изъ благороднаго металла. Такъ и нашъ клубъ. Я позволю его скравгить хотя бы съ этимъ подсвѣчникомъ…

– Вамъ нужны деньги? Они у васъ будутъ. Вамъ нужно полторы тыѣячи[bb]. И я вамъ изложу, что надо предпринять. Вы только скажите. Можемъ мы получить залъ благороднаго двор?

– Можемъ, конечно… но вы скажите…

– Позвольте. Есть ли сочувствіе администраціи.

Но это былъ сов лишній вопросъ.

– Кромѣ того мнѣ нужны деньги… но…

– Да в дѣь въ этомъ–то и дѣло…

– Мнѣ нужны деньги на двѣ недѣли… Ихъ надо достать… И тогда черезъ двѣ недѣли у васъ будут чистстенькіе[dd] и нашъ клубъ будетъ опасенъ.

Теперь я приступлю къ изложенію плана…

 

II.

 

Казалось, всѣ городскіе событія и сплетни были вытѣснены тѣмъ, чѣиъ[ee] городъ жилъ уже въ теченіи двухъ недѣль. Это было выжиданіе и не прост<о> а какое–то болѣзненное, многимъ развинтившее нервы. На службѣ собирались кучками. Въ общественномъ клубѣ не могли выпить рюмки водки, что бы не подмигнуть на пестрыя плакаты, мозолившіе глаза.

– Что–то необыкновенныя. Портнихи были завалены заказами. Съ почты изъ шли посылки и посылки. Даже на базарѣ и въ лавкахъ говорили.

И особенно настойчиво шелъ говорокъ – прогораютъ. Наиболѣе раздражительные изъ членовъ спасавшагося клуба морщились и отворачивались отъ двухаршинныхъ афишъ, кричавшихъ со всѣхъ угловъ и во всѣхъ учрежденіяхъ и магазинахъ – Венеціанскый праздникъ.

– На торжищѣ вышли! Это чортъ знаетсъ…

Но ничего ужаснаго не было. Хотя афиши и были пестры и открывали ч<т>о то необычайное, но въ заголовкѣ скромно стояло – Н… дворянскій благорный клубъ I0 процентовъ чистаго дохода въ пользу пріюта для подкидышей.

// л. 6. об.

А тамъ уже шло по номерамъ заманчивое и такъ оглушало, что уже и не возникало никакихъ вопросовъ объ остальныхъ процентахъ. Всѣ знали, куда и для чего, но мало ли что знаютъ всѣ! Знать можетъ всякій и это нисколько и про всѣхъ и это нисколько не мѣшаетъ съ удовольствіемъ жит<ь> и поживать и добра наживать. Больше язвили въ общественномъ клубѣ, но это былъ уже такой клубъ, гдѣ о порядочности можно было спорить и спорить. И возможно, что и язвили–то съ пристрастіемъ. Этотъ клубъ и хоть и закатывалъ семейные вечера и маскарадвяы, но всякій порядочный человѣкъ въ городѣ зналъ, тчо[ff] послѣ двѣнадцати семейныя люди уходятъ, а если и остается одинъ генералъ–автомобиль, такъ просто по глупости и по глухотѣ. И остается не для чего–нибудь, а такъ для отеческаго обхожденія и подбадриванія милыхъ масочекъ, и кормленія ихъ конфетками.

А афиши хоть и были пестры но ничего такого не заключали и не могли закоючать[gg], потому что печатались съ разрѣшенія его госп полицеймейстера даж еще въ канц губернскаго правленія, да еще а полицеймейстеръ былъ <т>акой человѣкъ, что строго наказывалъ слѣдить даже за нравственнымъ поведеніямъ собакъ.

И даже если что–нибудь и было, отчего могли иные пожимать плечами, даже и это испарялось, ибо основная <ц>ѣль была въ высшей степени симпатична, спасала, упрочала, благотворила и что всего лучше съ первыхъ же дней оправдала себя. Предварительная продажа сразу пошла въ гору, какъ никогда. Неизвѣстно съ чего по городу пошелъ слухъ, что на вечера пр<е>дстоитъ что–то небывалое, о чемъ въ афишѣ сказано только глухимъ намеком<ъ> или вѣрнѣе ничего не сказано. Кто пустилъ слухъ, но по городу пошло что будетъ допущено что–то такое, чего никто не ожидаетъ. Думали, что это гигантскій тортъ счастья, въ которомъ будутъ заложены пятирублевые до двадцати штукъ! Но это было ясно сказано и въ афишахъ. О лошади, пожнртвованной[hh] полицеймейстеромъ тоже знали изъ афишъ, да и лошадь тоже знали и не радовались. Это была та самая лошадь, на которой полицемейстеръ ѣздилъ верхомъ лѣтъ двадцать и раза два выставлялъ ее на базар<ъ>.

И не Венеціанскій праздникъ, и не преміи за костюмы и красоту, и не экспромты, которыми будетъ награждать всѣмъ изъвѣстный острякъ, секретарь земской управы, мастеръ на анекдоты подъ соусомъ. И даже не приглащеніе[ii] чувствовать себя какъ дома, забывъ всѣ условности. Всѣ равны!

 И всѣ повторяли, что будетъ какой–то еще номеръ. Въ этомъ–то и был<а> загвоздка. И, главное, за день до вечера, прошелъ слухъ, что загвоздка будетъ пикантная. Это съ одной стороны встревожило, а съ друг и подожгло дамсъ. Даже самые серьозные люди – мѣстный агрономъ и предсѣдатель архивной комиссіи и старшій совѣтникъ губ правленія сказалъ:

– Очевидно будетъ скандалъ Интересно…

// л. 7.

З Послѣдніе три дня по городу пошли[ll] коленкоровыхъ балахонахъ съ плакатами на спинѣ и грудѣ съ краткимъ напоминаніемъ:

Балъ –маскарадъ съ благотворительной цѣль въ залахъ

Тортъ счастья! Безплатная лоттерея!

Въ заключеніе….5 ?????????

Вотъ эти–то ….. ??????? и потрясали.

– Что же это будетъ, вопросы–то? – приставали къ устроителю, но тотъ загадочно улыбался, щурился и даже прикрывалъ глаза.

– Не могу господа… Весь интересъ пропадетъ. Знайте, что это самое лучшее, что только можно было найти въ нашемъ городѣ. Самое лучшее!

Это дало работу. Что же лучшее? Какой нибудь мѣстный продуктъ? Въ городѣ не было никакихъ мѣстныхъ продуктовъ. Калачами славился городъ, вишнями… Но какія вишни на масленицѣ?... Даже члены клуба не знали ничего, только одинъ полицеймейстеръ, разрѣшавшій афишу, заявилъ что знаютъ объ этомъ только трое: онъ, устроитель и губернаторъ, но въ цѣляхъ упроченія клуба, въ че чему особенно сочувствуетъ его превосходительство, лучше ничего не говорить. Но все же далъ легкій намекъ:

– Будетъ. женщина Венера Останетесь довольны…

Это разнеслось съ быстротою молніи. И въ магазинахъ уже не оставало билетовъ. У Быстро расписывались столики передъ эстрадой, гдѣ за половыхъ должны были прислуживать Кафе паризьенъ, гдѣ прислужницами яви должны были выступить барышни изъ хорошихъ семействъ въ спеціальныхъ платьяхъ въ греческомъ въ туникахъ и съ го обнаженными цвѣтами и съ гирляндами розъ.

                                Это было мысль Ардальошки.

– Какъ–никакъ, господа… а традиціи… Ну, прекрасно, ну закроемъ клубъ…. Что же хорошаго?... Вѣдь это начало конца!...

– А виноваты мы… Нашъ клубъ долженъ былъ такъ сказать хранить традиціи, а мы только играли въ карты…

– Тутъ всегда играли въ карты…

 

III.

 

Еще съ утра – день былъ праздничный, по главной улицѣ города прошла процессія. Изъ булочной Сняткова на трехъ двухъ подводахъ, на спеціально устроенныхъ рамахъ попровезли въ собраніе знаменитый тортъ счастья Его вездли[mm] открытымъ и всѣ могли видѣть облитые сахаромъ зарумянившіеся края торта и розовую прослойку изъ варенья между жирными слоями бисквита цвѣта канареечнаго цвѣта. За подводами бѣжали

// л. 7. об.

мальчишки. Надъ подводами кружились воробьи, а по бокамъ шли проводники–булочники молодцы изъ булочной въ сѣрыхъ курткахъ. Всѣ удивлялись какъ могли испечь такіе громадины и сейчасъ же пошелъ слухъ, что спеціально разламывали устья у печей.

Говорили или знали, что декораціи изготовлялись подъ руководствомъ учителя рисованія изъ гимназіи, всѣми признаннаго художника въ городѣ, к картины котораго выставлялись въ писчебумажныхъ магазинахъ и поражали глазъ яркостью и необычайностью красокъ. Говорили, что онъ спеціально ѣздилъ въ Москву и изучалъ въ публичн п впо картинамъ мастеровъ спеціально венеціанскіе колориты. Съ рѣки были привезены двѣ настоящихъ лодки для устройства гондолъ. Указанія по этому дѣлу давалъ секретарь губернскаго правленія, только лѣтомъ побывавшій въ Вненнеціи[nn]. Онъ сообщилъ много полезныхъ указаній.

 

III.

 

Большой залъ собранія съ мраморомъ по стѣнамъ и портретами въ рамахъ малиноваго бархата былъ неузнаваемъ. Талантливыя руки совершиои[oo] чудо.

Кругомъ была небесная и морская синева. Задняя стѣна зала не оставляла сомнѣнія, что Венеція не только на Адріатическомъ морѣ. Она была здѣсь, самая живая и неподдѣльная, и какъ разъ на томъ мѣстѣ, гдѣ обыкн<о>вено стоялъ длинный столъ торжественныхъ засѣданій и гдѣ выслушивались горячія рѣчи. Для того чтобы ене оставались сомнѣній даже для знатоковъ, что это Венеція, а не что другое, на помостѣ, изображавшемъ набережнубю[qq] мандолинисти въ итальянскій шляпахъ.

Даже потолокъ надъ сценой былъ затянутъ голубымъ коленкоромъ съ наклеенными серебряными звѣздами. И сбоку было уставлено и электрическое солнце. съ прожекторомъ.

Все это, быть можетъ и походило на балаганъ днемъ, но при вечернемъ освѣщеніи это была Венеція, перенесенная

 

И это была сущая правда.

Первый, вступившій въ залъ писецъ губ правл, одѣтый чортомъ, отступилъ въ волненіи. Это былъ какой–то волшебный сонъ, – какъ вспоминал<ъ> онъ долго спустя. Но ему не бдали[rr] восторгаться. Публика шла волной,

// л. 8.

несокрушимой волной, какъ потомъ писала газета. «Казалось, всѣ слои города прислали на праздникъ своихъ видныхъ представителей. Но тутъ даже и не было представителей. Былъ весь городъ, отъ подваловъ до черд<а>ковъ и учредители пожали обильную жатву.»

Это былъ, дѣйствительно маскарадъ грандъ, маскарадъ– монстръ, маскарадъ гигантъ. Шли Хоть люди солидные и явились въ своемъ образѣ, но они затерялись въ рядахъ мелочи, сотенъ писцовъ различныхъ учрежденій облекшихся въ прихот<л>ивыя и волшебные костюмы. Ибо каждый хотѣлъ получить сереьряный[vv], смер<ть> съ косой, изображавшая холеру, тумба съ гнилая тумба полицейская будк<а> на ножкахъ, И покрикивая – тише, не раздавите! – вкатился картонный шаръ, тоже на ножкахъ и съ прогорлымъ бокомъ. Это произвело фуроръ.

– Это не шаръ, а клубъ… –

– Зачмъ его впустили! Безобразіе. Но нельзя было придраться, и винив недальновиднаго околодочнаго. и не простой, а…

– Смотрите, прогорѣлый…

Это повторяли конечно, питавшія симпатію къ другому клубу. А шаръ велъ себѣ очень скромно. Только разводилъ руками и пищалъ: не раздавите… а то совсѣмъ лопну!... Ходилъ въ грохотѣ голосовъ. Но на него нажали гдѣ–то въ уголкѣ, гдѣ и онъ лопнулъ и открылъ купеческаго сына, и какъ оказалось вѣрно, одного изъ членовъ общественнаго клуба

Огромный залъ наполнялся быстро. Люди съ положеніемъ пробирались въ собую отдѣленіе, предъ эстрадой за столики. Пришли и совсѣмъ солидныя, опсасливо[ww] продираясь въ шумящей толпѣ чертей и паясовъ, ощупывая боковые карманы. Уже сверкали лысины и обводили толпу прищуринныя глаза въ очкахъ, точно обнюхивали и морщились. Шли наряды дамъ, ни н<а> что не глядящія и все замѣчающіе и довольные собой. Красивые глаза том

// л. 8. об.

и затаенно скользили, мѣтко опредѣляя. Играли брилліанты. шуршали шелка и мелькали живое розоватое тѣло. Сыпалась пудра на Чорные сюртуки и струйки духовъ бѣжали и терялись. Колыхадлись[xx] чудные волосы и маленькіе ротики нѣжно показывали жемчужные зубки.

И все это тянулось туда, за столики, гдѣ уже, конфузясь и красуясь робко собой сбившмись[yy] въ нѣжную кучку жались античныя прислужницы кафе–паризьенъ. нѣжно отзываясь на ободренія маменекъ. пышныхъ маменекъ.

Стоялъ гулъ и пискъ дудокъ, выкрики чертенятъ, и милые голоски бебе: папа… ма–ма…

Но еще не было настоящаго разгрѣва. Г хотя гдѣ–то уже похлопывали пробки. А толпа шла и шла. Шелъ и простецкій народъ въ пиджакахъ и брюкахъ въ сапоги, въ косынкахъ и платкахъ, ибо вечеръ какъ сказано было въ афишахъ, былъ широко–общественный. Сильно помогъ и тортъ счастья, ибо каждому было слестно пожевавши, вытащить изъ рта пятирублевый Пришло и нѣсколько извозчиковъ, попытать счастья и завладѣть лошадью самого полицеймейстера. Пришли изъ лабазовъ пришли съ рынка, рискуя рублемъ. Явилась ея превосходительство съ дочерью, возбуждая зависть платьемъ «прямо изъ Парижа».. Ее проводилъ на мѣсто самъ полицеймейсте<ръ> распахивая чертей и бебе.

– Вторая тысяча идетъ! – громко кричалъ распорядитель, спецікално[zz] считавшій у входа.

Работали за столикомъ четверо студентовъ со слѣдователемъ во главѣ.

За корзинами съ бутоньерками сидѣли подкидыши въ бѣленькихъ пелеринкахъ и робко давали бутоньерки дамамъ, иногда дѣлая книксены и ежа плечики. Имъ швыряли пятаки и гривенники, а въ кружку И они и здѣ<сь> за столиками у цвѣтовъ казались въ своей робости подкинутыми.

Ардальоша метелся во всѣ концв[aaa], съ розовымъ бантомъ и широкой бѣлой грудью во фракѣ.

– Требуютъ лотерею! Ардальонъ Иванычъ! – кричали съ лѣстницы.

– Начинайте! Понимаете, как?н…

– Понимаю….

– Торта требуютъ!... Рано еще?...

– Тортъ послѣ одиннадцати, какъ въ афишахъ… Принимайте деньги, выдавайте билеты пока на тортъ! …

Во входѣ околодочный задержалъ маску въ костюмѣ нимфы.

– Нельзя–съ… въ такомъ видѣ…

– Почему нельзя?... Я за себя отвѣчаю!... Нахальство какое…Въ афишах<ъ> сказано – костюмами не стѣсняться…

// л. 9.

– Это же въ другомъ смыслѣ… Нюточка, неловко, я васъ прошу… Уйдит<е> отъ грѣха… Благородныя дамы тутъ, начальство…

– Я деньги заплатила, костюмъ дѣлала…

Пропустили по настоянію подъѣхавшаго генерала – автомобила, который отечески похлопалъ по голому плечику и поскрипѣлъ

– Ничего, дѣточка… малюлечка… Простыночкой прикройтесь… такъ такъ…

– Да вѣдь ваше превосхлодительство… они даже безъ трики… Мы въ трикѣ пропускали… а тутъ…

– Да вѣдь крошечка… губочки–то какія… Тоже погулять хочетъ хе–хе…

Марья Ивановена, жена непремѣннаго члена и городская трещотка съ тощенькими дочерьми справлялась у Ардальона Васильича..

– Но вы скажите… прошу васъ… ничего такого?.. Я первый разъ въ маскерадъ… у меня дочери… / Мимочка у тебя гребенка чвыпала[bbb].. Ну, скажите…

– Марья Ивановено! Да семейный же… Ея превосходительство…

– А тутъ номеръ какой–то… такой…

– Что вы! Это пластика… Эстетика… Пожалуйста…

Его опять отрвали.

– Да Валичка, иди же скорѣй… ужъ началось…

Военный оркестръ уже гремйлъ Венеціанскій маршъ карнавалъ.

– Пропустите/ пропустите!...

Опять не пропускали, на этотъ разъ уже самъ приставъ.

– Пропустить! – кричалъ Арлальонъ[ccc] Ильичъ.

– Я не отвѣчаю! Какъ хотите… Тутъ семейный маскарадъ. У ней всѣ ноги голыя…

– Позвольте, разъ я рыбачка…

Пропустили.

– Торта требуютъ…

– Рано! Вотъ культурный народъ!...

А въ залѣ уже нельзя было двигаться. Это была сплошная сельдь, которая останавливаетъ ходъ пароходовъ. Уже запоздавшія дамы изъ общества прокладывали дорогу и сами и при посредствѣ полиціи.

– – Закрыть кассу! – кричали голоса сверху. Душать нельзя!

– У насъ билеты!

Снизу тянулись руки и шелестѣли голуьенькія[ddd] бумажки!

– Деньги назадъ! Безобразіе! Жулики! Мы деньги заплатили!

Пропустили. Прикрыли продажу. Не хватало цвѣтовъ и на подкидышей кричали дамы.

// л. 9. об.

– Поставили младенцевъ! Это безобразіе!...

Въ лодкахъ иг<р>али серенаду. Открыли наконецъ гостиную и танцовальный залъ и толпа разжидилась. На открытой сценѣ шли вокальные номера. Артистъ мѣстной труппы декламировалъ Ахъ, васильки, васильки! Даже елозилъ по полу. Бухгалтеръ казенной банка басомъ читалъ: что очень понравило<нрзб.>го сочиненія: на городскихъ насѣкомыхъ:

                                Нашъ городъ чудный городъ древній

                    Былъ въ высшей степени не глупъ…

                                Ночной гуляка жукъ навозный Плелся съ пирушки подъ хмельком<ъ> клопы играли въ винтъ съ азартомъ, грозя другъ другу кулакомъ.

– Торта!–а! – прорывалось какъ далекій громъ.

– Время! Время! Торта–а!...

Подъ гирляндами разноцвѣтно–причудл фронариковъ[eee], шелъ на эстрадѣ венеціанскій карнавалъ. Всѣ маски проходили гир вереницей, увлекая взоры и вызывая восторги.

– А это Петровъ – трубочистомъ–то!...

– Санечка–а!...

Это были несовсѣмъ твердыя голоса. Но они смолили, когда передніе ряды зашикали, и губернаторша повела головой

– Торта–а!...

Потомъ шелъ увлекательный номеръ. Писецъ изъ суда изобразилъ какъ пилитъ пила, скрипитъ колодецъ, какъ поютъ пѣтухи на зарѣ. Затѣмъ чиновника до наградныхъ, во врем при наградныхъ и послѣ. Наградных<ъ> Это былъ удачнѣйшій номеръ. Веселенія не прекращались.

Работала лоттерея, но выигрывались ьбольше[fff] бумажки съ надписью аллегри, чего многіе и требовали, чтобы имъ выдали какое–то аллегри.

– Торта–а! – вспыхивало и раскатывалось все громче.

– Раздаютъ!

Хлынули отъ лотереи, съ зэстрады, отъ столиковъ. Распорядители устанавливали хвостъ. Это былъ пестрый хвостъ, въ которомъ перемйшались сюртуки съ пиджаками, съ съ сапоги съо щиблетами, туфельками, лакированными голенищами со звономъ, съ бронзовыми туфельками съ крипучими коловыми, на пуговкахъ и на тесемочкахъ. Вся эта разнокалиберная обувь продвигалась шагъ за шагомъ а лица были прикованы къ бѣлому платкату[ggg] на стѣнѣ надъ которомъ стояло:

Пятьсотъ кусковъ Тысяча кусковъ! Заложено Тортъ Въ нѣдрахъ заложено металлу: Золотыхъ пятирублеваго достоинства – двадцать! Полтинниковъ пятьдесятъ! Двугривенныхъ Сто! – Все новое, прямо изъ казначейства. Гарантія! Вложено самими господами членами спеціальной маск<а>радной коммиссіи!

// л. 10.

Тортъ–гигантъ покоился на большихъ сдвинутыхъ столахъ, но его не было видно. Куски выдавали дѣти – подкидыши, переведенные отъ пустыхъ корзинъ. Наблюдали контролеры Получали и отходили. Толпились грудой И еще не получившій съ безпокойствомъ слѣдили, какъ пол счастливы уже разминали въ пальцахъ куски, пробовали, отыскивая заложенное въ нѣдрах<ъ>

Слышались бодрые голоса.

– Вотъ оно! Есть! Вернулъ денежки… Ни чорта тутъ нѣтъ… Уже вал<я>лись куски и ихъ разминали. Жевали осторожно нажимая зубами и прислушиваясь Стихли голоса.

– Ну что? Нашелъ?

– Уже были найдены два золотыхъ… И ихъ всѣ смотрѣли. Расспрашивали какъ заложены, ребрышками или какъ… Въ большой проходной, гдѣ раздавали тортъ, трудно было ходить. Скользили, подхватывая юбки. А верени<ц>а шла и шла. Многіе перепродавали билеты не доставшимъ. Сыпались полтинники. Требовали по два по три, по пяти кусковъ.

– Ты, жуй… жуй… Не проглоти… Фу, чортъ… зубъ сломалъ!...

– Вотъ они, ископаемыя. Смѣхъ разливался гулкой. Это былъ самый лучшій номеръ. Ругались кое–кто. Нѣкоторые завертывали въ платочекъ чтобы нести домой и уже тамъ найти, продлить надежду. Изъ заднихъ рядовъ летѣли куски и шлепались въ плаката и на голову, но безобразниковъ, которые уже побывали въ буфетѣ живо остановили. Но трудно было унять голоса. Они вырывались, и то тамъ, то сямъ. Кто–то крикнулъ жултика, кто–то упрекалъ, что развиваютъ азартъ. Это были конечно, не удачники.

А изъ большой залы съ эстрадой призывали рожки. Тамъ ожидался послѣдній номеръ эстрады, чтобы закончить вечеръ танцами.

Опять наполнились столики. Съ кусками въ рукахъ, входили и занимали стулья. Смотрѣли на занавѣсъ, который скрывалъ послѣднее слово пластики. Дамы при<г>отовили бинокли. Мужчины покрякивали. Генералъ автомобиль, протискался къ самой эстрадѣ, и шепталъ на ухо скрипучимъ голосомъ такъ, что было всймъ слышно:

– Какашечку покажутъ какую намъ?...

Въ залй вдругъ погасло электричество и стало волнующе–жутко.

– Подымай!...

Зановѣсъ р медленно разошелся. И предствавилось[hhh] не обыкновенное, ск<о>вавшее уста и мысли.

То что увидали, такъ поразило всѣхъ, что даже потомъ, дол<г>о спустя, спорили, какъ все было. На Была тигровая шкура наброшена на кушетка, или никакой тигровой шкуры не было, а просто на что–то покатое была натянутъ золотистый бархатъ, или просто былъ брошенъ коверъ

// л. 10. об.

нѣкоторые настаивали, что просто былъ рядъ подушекъ, а другіе прямо увѣряли, что это была какая–то особенная пока кривая кушетка изъ квартиры Ардальонъ Ильича. Ну, однимъ словомъ, на чемъ–то въ родѣ покатой горкѣ, среди небрежно брошенныхъ цвѣтовъ – увѣряли что цвѣты были изъ бумарги[mmm] полулежала, слегка откинувъ ногу, полулежала, какъ бы въ истомѣ. Нѣкоторые говорили, что она дрожала. вздрагивала. Нѣкоторые видѣли ее всю. Но какъ бы то ни было – всѣ были потрясены Было такъ тихо, что слышалось гудѣнье электрич солнца пѣніе. Нѣкоторые говорили потомъ, что все это продолжалось пять минутъ, другіе – не болѣе минуты.

Полоса свѣта отъ рефлектора дѣлала то, что тѣло было самое, наѣстояще[nnn] – не чувствовалось ни намека на покровы. Такое замѣчательное трико досталъ Ардальонъ Ильичъ. Однимъ словомъ это была сама красота, женщина, которой никогда никто не видалъ, а видѣлъ быть можетъ только въ мраморѣ или въ мысляхъ.

Это былъ, дѣйствительно высокій художественный моментъ. Сама богиня явилась въ душный и потный загрязненный кусками пирога залъ и показала себя тысячамъ глазъ, сверлившихъ ее и лизавшихъ. Она была недвижима, полная и холодная въ голубоватомъ свѣтѣ, съ потемнѣвшими губами и глазами въ пространство надъ толпой. Но это было недолго.

Вдругъ всй замѣтили, что неподвижная красавица чуть дрогнулъ головкой и тогда всѣ увидали глаза ея. Она смотрѣла, на всѣхъ. И тутъ–то, должн<о> быть она дрогнула. я покойная чуть откинутая нога поползла по шкурѣ или ковру, а, глаза закрылись, а закинутыя руки вдругъ быстро заерзали по лицу и закрыли его И съежились плечи. И потомъ вдругъ он<а> поползла, поползла, что–то крикнула… Но тутъ поднялся гулъ, голосъ Ар<д>альона Ильича скомандовалъ – занавѣсъ! И все кончилось.

И тутъ–то началось другое.

– Это она! Она! Та…

– Браво! Браво! – кричали въ заднихъ рядахъ…

В за столиками шелъ шорохъ. Шеп<т>ались, сходились группами. Гудѣло по залку.

// л. 11.

– Позвольте господа! Позвольте!...

Торопливо проходила губернаторша. За ней спѣшили дамы жены непремѣ<н>ныхъ членовъ, Марья Ивановна тащила своихъ дочерей и кричала что–то мужу. Пожимали плечами, тразводили[ppp] помощникомъ под инспектора, / она жила съ нимъ, И всѣ слышали какъ она говорила:

– Это плохія шутки… Насъ привели я не знаю куда…

– Гдѣ же головы на плечахъ?...

За столиками пустѣло… Мужья успокаивали, пожимали плечами…

С – Гдѣ Ардальонъ Ильичъ?

А въ залѣ кричали браво и бисъ. Требовали повторенія.

– Сантка–то[qqq] какова! Покажите Санечку!

Въ дверяхъ была двавка[sss] и кричалъ раздраженно.

– Позвольте! Не топчите…

– Здѣсь вотъ… Отойдите пожалуйста…

– Да и на меня прутъ сударыня…

– Не задерживайте, проходите!...

А въ задней комнатѣ толпа мужчинъ и мужчинъ больше уважаемыхъ, членовъ ми не членовъ клуба напала на ардальона Ильича…

– Вы не могли лучше выдумать?

– Да что съ ней? Обморокъ? Испугалась?...

– Подвели! Это возмутительно! Вы бы Е Ее же вѣсѣ знаютъ… какая тамъ пластика! Это насмѣшка!...

– Я вамъ далъ сборъ! Погодите! Больше трехъ тысячъ!...

– Но зачѣмъ ее! Это профанація!... Кокотку!

– Какая она кокотка! Это бы еще ничего…

– Господа, ради Бога… Нехорошо… – просунулос<ь> изъ–за занавѣски ли круглое лицо доктора Матвѣйчикова… – Тише… Съ ней обморокъ.

– Развѣ здѣсь? Гдѣ.

Тискались за занавѣску… Смотрѣли. Отпихивали другъ друга..

–– Завтра обязательно губернаторъ…

– Но знаете, она въ освщеніи… знаете…

– Это непристойно… публично, отъ клубы и вдругъ…

– Ма А Марья–то Ивановна съ дочками разлеьѣлась…

– Господа, погодите… – оправдывался Ардальонъ Матв.

Упрекали, что онъ всѣхъ «подвелъ», что вышла гадость. Ардальон<ъ> Ильичъ защищался, какъ могъ, но кажется и онъ понялъ, что хватилъ дурака. Попробовалъ возражать, упирая, что Полечку знаетъ и Иванъ Матв

// л. 11. об.

и Василій Кузьмичъ, и кото[ttt] угодно. Говорилъ про предразсудки. Что не понимаютъ красоты, а сейчасъ первое дѣло на закаулки заглядываютъ И как<ъ> самый важный аргументъ приводилъ, что ни вы посмотрите, на дѣло! Три тысячи! Мало того даже рискнулъ утверждать, что доставилъ эстет удовол<ь>ствіе и если только и протестуютъ то такъ только отъ полноты сердца. А что касается дамъ, то, пожалуй, дѣйствительно, но если разсуждать по совѣсти, то дамы даже и не должны знать про Полечку, кто она такая…

– Господа! Я васъ прошу–у… – топять[vvv] же, ей Богу…

– А, попались голубчики… – проскрипѣлъ генералъ–автомобиль… А вѣд<ь> кто ее зналъ, что она такая… хе–хе…

– Нѣтъ, зачѣмъ вы ее, ее? Ея положеніе всѣмъ извѣстно Это позоръ! Собрать публику и вдругъ…

– Надо гвоздь былъ… пластику нужно… На это–то и идутъ всѣ!

– Пластику! П Разъ пластику, надо было бы предложить, обсудить… Вѣд<ь> вонъ Маргарита Никитична играла Трильби! Наконецъ живыя картины можно было и въ этомъ же духѣ… Наконецъ, можетъ быть и дамы согласились о Вонъ какъ бываетъ въ салонахъ напримѣръ…

– Нельзя… Во первыхъ дамы… у нашихъ дамъ, во первыхъ… особа<я> пластика, разъ… А во вторыхъ…

– Что что онъ говорить?

– А во вторыхъ…

Но въ это время вбѣжалъ лакей вошелъ приставъ и упавшимъ голосомъ сказалъ:

– Ар<д>альонъ Ильичъ… Васъ губернаторъ по телефону в вызываетъ…

– Вотъ оно… И старшинъ клуба…

– Ну что мы будемъ говорить?...

– Что говорить–то? Надо было сохранить клубъ… вотъ и все…

А въ залѣ оставшаяся публика танцовалъ кадриль. Лакеи сновали со щетками и подметали куски, даже сч вытирали стѣны. и смахивали съ барх креселъ. Въ буфетй компанія чертенятъ и паяцевъ пила на выигранный золотой, а въ маленькую комнатку / гдѣ все еще былъ докторъ, генералъ и еще кой–кто ломилась группа купчкъ Уховертовъ съ компанѣіей молодежи и просилъ передать Полинѣ Петровнѣ, что ее ждутъ въ ресторанѣ Чувашина, какъ она уже обѣщалась…

– А вы все–таки еі скажите! Да чего тамъ… Влейте коньяку… Это съ ней и раньше бывало… отъ сердца… Петръ Иванычъ. Мы вовсе не шумимъ… А вы ей скажите…

// л. 12. об.