Выберите букву, с которой начинается искомая словоформа:
І Љ Њ А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Ъ Ы Ь Э Ю Я Ѣ ѲИ С Т О Р I Я Л Ю Б О В Н А Я I Была весна, шестнадцатая в моей жизни, но для меня это была первая весна: прежнiя всѣ смѣшались. Голубое сiянье въ небѣ, за голыми еще тополями сада, сыплющееся сверканье капель, бульканье въ обледенѣлыхъ ямкахъ, золотистыя лужи на дворе съ плещущимися утками, первая травка у забора, на которую смотришь-смотришь, проталинка въ саду, радующая н о в ы м ъ – черной землей и крестиками куриныхъ лапокъ, – осл–пительное блистанье стеколъ и трепетанье «зайчиковъ», радостный перезвонъ на Пасхѣ, красные-синiе шары, тукающiеся другъ о дружку на вѣтеркѣ, сквозь тонкую кожицу которыхъ видятся красныя и синiя деревья и множество солнцъ пылающихъ… – все смѣшалось въ чудесном и звонкомъ блескѣ. А въ эту весну все, какъ-будто, остановилось и дало на себя глядѣть, и сама весна заглянула въ мои глаза. И я увидалъ и почувствовалъ всю ее, будто она моя, для меня одного такая. Для меня – голубыя и золотыя лужи, и плещется в нихъ весна; и сквозистый снѣжокъ въ саду, разсыпающiйся на крупки, въ бисеръ; и ласкающiй нѣжный голосъ, отъ котораго замираетъ сердце, призывающiй кошечку въ голубомъ& ...
Ив. Шмелевъ ПУТИ НЕБЕСНЫЕ романъ книгоиздательство “ВОЗРОЖДЕНiЕ” - “LA RENAISSANCE” 73, Avenue des Champs-Elysées, Paris-8 1937 Эту книгу - послѣднюю написанную мной при жизни незабвенной жены моей Ольги Александровны и при духовномъ участiи ея - съ благоговѣнiемъ отдаю ея светлой Памяти ИВ. ШМЕЛЕВЪ 22 декабря 1936 г. Boulogne-sur-Seine 1. - ОТКРОВЕНIЕ. Эту ч у д е с н у ю истрорiю – въ ней земное сливается съ небеснымъ – я слышалъ отъ самого Виктора Алексѣевича, ав заключительныя ея главы проходили почти на моихъ глазахъ. Викторъ Алексѣевичъ Вейденгаммеръ происходилъ изъ просвѣщенной семьи, въ которой прермѣшались вѣроисповѣданiя и крови: мать его была русская, дворянка; отецъ – изъ нѣмцевъ, давно обрусѣвшихъ и оправославивишихся. Фамилiя Вейденгаммеръ упоминается въ истроiи русской словесности: въ 30-40-хъ годахъ прошлаго вѣка въ Москвѣ былъ «благородный пансiонъ» Вейденгаммера, гдѣ подготовлялись къ университету дѣти именитыхъ семей, между прочимъ – И. С. Тургеневъ. Старикъ Вейденгаммеръ былъ педагогъ требовательный, но добрый; онъ напоминалъ, по разсказамъ Виктора Алексѣевича, Карла Ивановича, изъ «Дѣтства и Отрочества». Онъ любилъ вести со своими питомцами бесѣды по разнымъ вопросамъ жизни и науки, для чего имѣлась у него толстая тетрадь въ кожанномъ переплетѣ, прозванная остряками – «кожанная философiя»: бесѣды были расписаны въ ней по днямъ и мѣсяцамъ, - своего рода «нравственный календарь». Зимой, напримѣръ, бесѣдовали о благотворномъ влiянiи суроваго климата на волю и характеръ; великимъ постомъ – о душѣ, о старстяхъ, о пользѣ самоограниченiя; въ маѣ – о влiянiи кислорода на организмъ. Въ семьѣ хранилось воспоминанiе, какъ старикъ ...
ВЪ НОРѢ. _______ I. - Могу поздравить, - встрѣтилъ меня начальникъ улыбкой. - Мое представленiе уважено. Вы назначены въ С… Онъ вертѣлъ бумажку и ждалъ благодарности. - Городишко, конечно, длянь, - недавно онъ говорилъ другое, - но… - онъ поднялъ палецъ, - по-ло-же-нiе! Теперь ужъ отъ васъ зависитъ… Старичокъ не могъ скрыть удовольствiя, что такъ удачно отдѣлывался отъ меня. Мое назначенiе въ С… куда сплавляли или нетерпѣливыхъ, или ужъ слишком терпѣливыхъ, развязывало ему руки. Оно освобождало мѣсто племяннику старичка и избавляло отъ непрiятныхъ объясненiй съ администрацiей. Меня считали за человѣка неблагонадежнаго, - по близорукости, я не раскланивался съ губернаторомъ, - и, кромѣ того мой флиртъ съ губернскими дамами сталъ кому-то поперекъ горла. Такъ или иначе, но старичокъ былъ дозволенъ. - Ну, годика три поторчите, и можно ждать перевода. Хотя, между нами, это порядочная-таки нора. Семьдесятъ верстъ отъ желѣзной дороги… Теперь онъ платилъ мнѣ за строптивость и безпокойство, и его глазки говорили ясно: - Такъ вотъ же тебѣ, получай! Если бы зналъ онъ, какую услугу оказалъ мнѣ! Я рвался изъ города. Я убѣгалъ отъ петли. Милая супруга непремѣннаго члена, съ которой у меня были короткiя отношенiя, все настойчивѣе намекала на невозможность “продолжать такъ”. Наши встрѣчи принимали трагическiй оборотъ, - съ жалобами, слезами, истерикой, упреками въ непорядочности, въ злоупотребленiи властью надъ “бѣдной женщиной, которая по неопытности” и т. д… Она забыла, что то же самое еще недавно высказывала помощнику податного инспектора, но меня не хотѣла забыть. Дѣлая томные глаза, она страстно сжимала мои руки и съ ...
ДРУЗЬЯ. I. Во снѣ ли ему что приснилось, или, какъ говорилъ матросъ Залетаевъ, − съ вечера отъ вина темнитъ, по утру яснитъ, − только однажды, октябрьскимъ утромъ, конторщикъ парходства Воробьевъ проснулся счастливымъ. Поглядѣлъ въ окно: солнце праздничное, море необыкновенное, − давно не видалъ такого, − паруса на баркасахъ въ блескѣ, подъ окномъ совсѣмъ сливочныя, пухлыя розы, въ виноградникахъ по холмамъ − раздолье. Посмотрѣлъ въ зеркальце, − ничего, и вовсе ужъ не такой щуплый, какъ говоритъ Залетайка; усики только выгорѣли да носъ надо бы чуть поменьше. Такъ было хорошо на душѣ, что рѣшилъ по дорогѣ на пристань зайти въ кофейню «Босфоръ». Было воскресенье, въ городкѣ звонили къ обѣднѣ. Воробьевъ надѣлъ желтыя баретки, сѣрый пиджакъ, красный галстукъ съ булавкой-мушкой, соломенную шляпу − блинкомъ и вышелъ, играя тросточкой. Сорвалъ въ садикѣ воздушную розу, посадилъ за кармашекъ и рѣшилъ: «встрѣчу – преподнесу». На базарѣ оглядѣлъ и рыбный, и зеленной рядъ − не встрѣтилъ, кого хотѣлъ. Выпилъ чашечку кофе у Магиропуло, подъ акацiями, потолковалъ съ Хѣониди, когда погрузитъ табакъ, а тутъ подошелъ кривой винодѣлъ съ полковничьей дачи, Переписко, и поговорили о вчерашней игрѣ на биллiардѣ. − Положить бы пятнадцатаго шарà… я бы тебя умылъ! − Я бъ тебѣ вумылъ! − сказалъ винодѣлъ. Время было итти на пристань. Воробьевъ походилъ по молу, поплевалъ въ зеленую воду на медузъ, поглядѣлъ, какъ ...
Ш М Е Л Е В Ъ Солнце мертвыхъ Эпопея КНИГОИЗДАТЕЛЬСТВО „ВОЗРОЖДЕНIЕ“ – „LA RENAISSANCE“ 2, rue de Séze, 2. Paris (9e) Переводы „СОЛНЦА МЕРТВЫХЪ“ на иностранные языки: на нѣмецкомъ языкѣ – изд. S. Fischer, Berlin, 1925. на англiйскомъ языкѣ – изд. Dent and Sons, 1926 (выход. Осенью) на чешскомъ языкѣ – изд. Otto, Praha, 1926 (выходитъ осенью) на французскомъ языкѣ – I-VII главы – «Mercure de France» 15-го Сент. 1926. Tome CLXVI. ________ Книги ИВ. ШМЕЛЕВА, вышедшiя заграницей: 1) «Неупиваемая Чаша» 1921 г. Парижъ, Кн-во «Русская Земля». 2) «Это было», 1923 г. Бердинъ, Изд-во «Гамаюнъ». 3) «Какъ мы летали», 1923 г. Берлинъ, Из-во «Гамаюнъ». 4) «Неупиваемая чаша», 1924 г. Прага. Книг-во «Пламя». _______ Книги ИВ. ШМЕЛЕВА, издававшiяся въ Россiи: 1) Распадъ. 2) Подъ небомъ. 3) Человѣкъ изъ ресторана. 4) Пугливая тишина. 5) Волчiй перекатъ. 6) Карусель. 7) Суровые дни. 8) Ликъ Скрытый. Для дѣтей и юношества: 1) Къ свѣтлой цѣли. 2) Служители правды. 3) Въ новую жуть. 4) Рваный Баринъ. ...
НОВЫЙ ГОДЪ I Васька, телеграфистъ съ «былёвки», теперь – отвѣтстенный работникъ, тов. Васькинъ, – долженъ былъ прочесть докладъ – «Рабочая культура и Крестьянство». Давъ приказъ по телефону собрать домохозяевъ и молоднякъ, онъ забралъ портфель, двустволку, – на случай, зайчишка попадется, – взялъ лыжи и покатилъ черезъ Раёво, въ Липки. Такъ было дальше, но хотѣлось повидать Михайлу Алексѣича, сговориться насчетъ сапогъ въ весенней тягѣ, а главное – узнать про Настю. Говорили, что раёвскiй кучеръ получилъ посылку и письмо изъ-заграницы. Настъ былъ твердый, лыжи легко бѣжали. Васькинъ гналъ прямикомъ, полями, черезъ елки, съ косогоромъ. Морозъ былъ крѣпкiй, здорово щипало, рѣзало глаза отъ снѣга. Малиновое солнце стояло низко надъ еловымъ лѣсомъ, гдѣ Раёво. Заячьи слѣдки не занимали. Хрупанье лыжъ по насту, зеленоватое, съ мороза, небо, черный лѣсъ, малиновое солнце, – влекли былое. Впервые за эти годы шелъ онъ зимой въ Раёво, и казалось, что совсѣмъ недавно носилъ на Рождество депеши. Голубенькая Настя выбѣгала на крылечко, стучала каблучками. Угощали мадерой, пирожками. Инженеръ жалъ руку, вѣжливо дарилъ на праздникъ, – всѣмъ семействомъ прiѣзжали изъ Москвы на Святки. Барышни давали книжекъ – Чехова, Толстого. Подъ Новый Годъ устраивали елку. Всей «Былёвкой» катили въ розвальняхъ на тройкѣ, рядились медвѣдями, ...
ВЪѢЗДЪ ВЪ ПАРИЖЪ Послѣ долгихъ хлопотъ и переписки, − сколько ушло на марки, а каждая копѣйка выбивалась сердцемх, − послѣ адской, до дурноты, работы, когда кажадая обруха угля погоняла: „ну же, еще немного!“ − Бичъ-Бураевъ, − впрочемъ, „Бичъ“ онъ давно откинулъ, какъ усмѣшку, − славнаго когда-то рода, бывшiй студентъ, бывшiй офицеръ, забойщикъ, теперь бродяга, добрался до Парижа. Онъ вступилъ въ Парижъ безъ узелка, походно, во всемъ, что на себѣ осталось: въ черкескѣ, порванной боями, въ рыжей кубанкѣ съ золотистымъ верхомъ, въ побитыхъ крагахъ. Что было подъ черкеской − никто не видѣлъ. А было тамъ: германская тужурка, изъ бумажной ткани, грубая англiйская фуфайка на голомъ тѣлѣ, − истлѣвшую рубаху онъ бросилъ въ шахтѣ, − пробитая ключица, замученное сердце. Дорогое, что вывезъ изъ боевъ, − американскiй чемоданчикъ съ несэсэромъ, память убитаго на Перекопѣ друга, − пришлось оставить инженеру въ шахтахъ, болгарину, какъ выкупъ: а то не выпускали до конца контракта. И вотъ, съ сорока франками въ карманѣ, онъ вышелъ съ Gare de l’Est на Boulevard de Strasbourg. Часъ былъ раннiй. Парижъ сiялъ роскошнымъ утромъ, апрѣльскимъ, теплымъ; рокоталъ невнятно, плескался, умывался. Сѣрный запахъ угля отъ вокзала заливала ласковая свѣжесть весны зеленой, нѣжной: тонкими духами пахло отъ распускавшихся деревьевъ. Ошеломленный свѣтомъ и движеньемъ, великолѣпiемъ проспекта, широкаго, далекаго, на версты, Бураевъ задержался на подъѣздѣ. Въ глазахъ струилось. − Вотъ какой, Парижъ!.. Двѣ стѣны домовъ ...
Какъ я узнавалъ Толстого Культура… Во дни моего дѣтства мы – я и моя округа – и слова такого не слыхали. А она была, эта культура, проникала невидимо, какъ воздухъ, вливалась на насъ, порой – и смѣшнымъ путемъ. Кругомъ же была она! Въ церковномъ пѣнiи, въ благовѣстѣ, въ пѣсняхъ и говорѣ рабочаго народа изъ деревни, въ тоненькой, за семитку, книжкѣ въ цвѣтной обложкѣ, – до пестрыхъ балагановъ подъ Новинскимъ, до Пушкина на Тверскомъ бульварѣ. Вливалось мѣтко – чудеснымъ народнымъ с л о в о м ъ. На самомъ порогѣ дѣтства встрѣтилъ я это слово, ж и в о е слово. Потомъ ужъ – въ книгахъ. И вотъ, вспоминая дѣтство, – скромное, маленькое дѣтство, – вижу я въ немъ б о л ь ш о е, великiй подарокъ жизни, – родное слово. Родное слово – это и есть культура. Я уже разсказалъ страничку моей „культуры“, – „Какъ мы открывали Пушкина“. Теперь разскажу, какъ мы узнавали Толстого, – я и моя округа. _________ Впервые о Толстомъ я узналъ отъ парильщика Ивана Хромого, стараго солдата. Было мнѣ лѣтъ восемь. Иванъ вымылъ меня до лоску, попарилъ даже вѣничкомъ на полкѣ, и, щеокча бородой у грудки, понесъ осторожно въ одѣвальню. Несъ, притопывая на хромую ногу, и, какъ всегда ужъ, желая доставить мнѣ удовольствiе, хрипѣлъ любимую мою пѣсенку про блошку: Блошка парилась, ...
ИВ. ШМЕЛЕВЪ ЛѢТО ГОСПОДНЕ ПРАЗДНИКИ – РАДОСТИ – СКОРБИ Два чувства дивно близки намъ – Въ нихъ обрѣтаетъ сердце пищу – Любовь къ родному пепелищу, Любовь къ отеческимъ гробамъ. А. Пушкинъ. I ПРАЗДНИКИ ВЕЛИКIЙ ПОСТЪ ЧИСТЫЙ ПОНЕДЕЛЬНИКЪ Я просыпаюсь отъ рѣзкаго свѣта въ комнатѣ: голый какой-то свѣтъ, холодный, скучный. Да, сегодня Великiй Постъ. Розовыя занавѣски, съ охотниками и утками, уже сняли, когда я спалъ, и оттого такъ голо и скучно въ комнатѣ. Сегодня у насъ Чистый Понедѣльникъ, и все у насъ въ домѣ чистятъ. Сѣренькая погода, оттепель. Капаетъ за окномъ – какъ плачетъ. Старый нашъ плотникъ – «филенщикъ» Горкинъ сказалъ вчера, что масляница уйдетъ – заплачетъ. Вотъ и заплакала – кап… кап… кап… Вонъ она! Я смотрю на растерзанные бумажные цвѣточки, назолоченый пряникъ «масляницы» - игрушки, принесенной вчера изъ бань: нѣтъ ни медвѣдиковъ, ни горокъ, - пропала радость. И радостное что-то копошится въ сердцѣ: новое все теперь, другое. Теперь ужъ «душа начнется», -Горкинъ вчера разсказывалъ, - «душу готовить надо». Говѣть, поститься, къ Свѣтлому дню готовиться. - Косого ко мнѣ позвать! – слышу я крикъ отца, сердитый. Отецъ не уѣхалъ по дѣламъ: особенный день сегодня, строгiй, - рѣдко кричитъ отецъ. Случилось что-нибудь важное. Но вѣдь онъ же его простилъ за пьянство, отпустилъ ему всѣ грѣхи: вчера былъ прощеный день. И Василь-Василичъ простилъ всѣхъ насъ, такъ и сказалъ въ столовой на колѣнкахъ – «всѣхъ прощаю!» Почему же кричитъ отецъ? Отворяется дверь, входитъ Горкинъ съ сiяющимъ мѣднымъ тазомъ. А, масляницу выкуривать! Въ тазу горячiй кирпичъ и мятка, и на нихъ поливаютъ уксусомъ. Старая моя нянька Домнушка ходитъ за Горкинымъ и поливаетъ, въ тазу ...
Конкорданс создается в рамках проекта РФФИ 18-012-00381 "Раннее творчество И. С. Шмелева в рукописных источниках: исследование и публикация"