Выберите букву, с которой начинается искомая словоформа:
І Љ Њ А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Ъ Ы Ь Э Ю Я Ѣ ѲНА ТОМЪ БЕРЕГУ. I. – Здорово набираетъ… Мѣрочку-то накрыла… – Въ силу пошла… Вершка два, гляди, и… – Къ утру, гляди, тронетъ… – Не спать, значитъ. Та-акъ… – И не поспишь… Люди въ церкву идутъ. – Въ церкву-то и я бы пошелъ… – У тебя ноги для церквы не годятся… Лаковы сапоги заведи… – Гы-гы-гы… – Чего ржешь-то! Гы-гы-гы! Ка-лу-га!... Горитъ костеръ, Языки пламени выхватываютъ изъ темноты то рыжую бороду Прокла, то безусое, круглое, какъ яблоко, молодое лицо Васьки, то сморщенное, съ козлиной бородкой, – старшаго Ипатыча. Далеко во тьмѣ – огоньки. Тамъ, за рѣкой, городъ на горѣ. На вязкомъ глинистомъ берегу сидитъ водная артель. Дней пять какъ пришла она разводитъ мостъ и устанавливаетъ переправу. Теперь сидитъ и ждетъ срока. Рѣка вотъ-вотъ дойдетъ до своей мѣрки и пойдетъ, пойдетъ… Костеръ отдуваетъ въ бокъ, и теперь видны рваные сапоги пятками къ огню, съ комьями глины, и драную мѣховую шапку на чьей-то грѣющейся головѣ. – Шапка горитъ! Рябой!! Голова вскидывается, и въ огонь смотритъ рябое лицо. – Гы-гы-гы.. – грохочетъ Васька. – Мордой вотъ ткнуть… сусликъ! Голова укладывается подъ хохотъ, но сейчасъ же опять поворачивается къ окну. – Сонъ я видалъ… Лопатычъ, будто, къ обѣдни идетъ… – Гы-гы-гы… – Я са-амъ сонъ видалъ, – говоритъ Ипатычъ. – Вся у тебя морда чи-истая, какъ рѣшето… Артель знаетъ, что старшой ...
ВЪѢЗДЪ ВЪ ПАРИЖЪ Послѣ долгихъ хлопотъ и переписки, − сколько ушло на марки, а каждая копѣйка выбивалась сердцемх, − послѣ адской, до дурноты, работы, когда кажадая обруха угля погоняла: „ну же, еще немного!“ − Бичъ-Бураевъ, − впрочемъ, „Бичъ“ онъ давно откинулъ, какъ усмѣшку, − славнаго когда-то рода, бывшiй студентъ, бывшiй офицеръ, забойщикъ, теперь бродяга, добрался до Парижа. Онъ вступилъ въ Парижъ безъ узелка, походно, во всемъ, что на себѣ осталось: въ черкескѣ, порванной боями, въ рыжей кубанкѣ съ золотистымъ верхомъ, въ побитыхъ крагахъ. Что было подъ черкеской − никто не видѣлъ. А было тамъ: германская тужурка, изъ бумажной ткани, грубая англiйская фуфайка на голомъ тѣлѣ, − истлѣвшую рубаху онъ бросилъ въ шахтѣ, − пробитая ключица, замученное сердце. Дорогое, что вывезъ изъ боевъ, − американскiй чемоданчикъ съ несэсэромъ, память убитаго на Перекопѣ друга, − пришлось оставить инженеру въ шахтахъ, болгарину, какъ выкупъ: а то не выпускали до конца контракта. И вотъ, съ сорока франками въ карманѣ, онъ вышелъ съ Gare de l’Est на Boulevard de Strasbourg. Часъ былъ раннiй. Парижъ сiялъ роскошнымъ утромъ, апрѣльскимъ, теплымъ; рокоталъ невнятно, плескался, умывался. Сѣрный запахъ угля отъ вокзала заливала ласковая свѣжесть весны зеленой, нѣжной: тонкими духами пахло отъ распускавшихся деревьевъ. Ошеломленный свѣтомъ и движеньемъ, великолѣпiемъ проспекта, широкаго, далекаго, на версты, Бураевъ задержался на подъѣздѣ. Въ глазахъ струилось. − Вотъ какой, Парижъ!.. Двѣ стѣны домовъ ...
ЖУРАВЛИ I То, что случилось съ Алей, − что она рѣшила, какъ надо дѣйствовать, − случилось не вдругъ. Первое время заграницей она чувствовала себя сравнительно спокойно: новыя впечатлѣнiя, увѣренность, что такъ − долго не можетъ продолжаться, и весь мiръ, наконецъ, пойметъ; надежда, что на ея розыски въ газетахъ придетъ письмо, и папа окажется въ Америкѣ, а Миша и Ляликъ гдѣ-нибудь на Кавказѣ, и вдругъ явятся къ ней въ Парижъ. Подобные случаи бывали. Но годы проходили, а чуда не случилось. Аля служила машинисткой, ходила оп вечерамъ въ Сорбонну, много читала о Россiи, слушала на собранiяхъ, какъ изъ года въ годъ политики убѣжденно развивали, что такое произошло, и почему это произошло, и какъ къ этому надо относиться: принимать ли революцiю − или не принимать, бороться съ большевиками − или не бороться, а подождать, когда сами они измѣнятся, или Россiя сама ихъ сброситъ. Алю удручало, что серьезные, какъ-будто, люди высмѣиваютъ другъ друга, кипятъ и спорятъ, а рѣшить ничего не могутъ. Она возмущалась и горѣла, теряла вѣру въ дѣятелей, но наружно была спокойна. А жизнь шла и шла. Обзаводились семьями, устраивались на землю, примирялись съ мыслью, что ничего не подѣлаешь, жить надо. Умирали. Кое-кто уѣхалъ въ Россiю, и, кажется, погибли. Иные поженились на иностранкахъ, иные перемѣнили подданство. Тотъ нанялся въ легiонеры, тотъ уѣхалъ въ Бразилiю. Единственно близкiй человѣкъ, товарищъ отца, полковникъ Тиньковъ съ сыномъ − капитаномъ, скопивъ на заводѣ нѣсколько тысячъ франковъ, сняли ферму подъ Пиренеями. Это было большимъ ударомъ: обрывалась послѣдняя нить, связывавшая Алю съ прошлымъ. Полковникъ Тиньковъ, „дядичка“, вѣрившiй непреклонно, какъ и она, что „все это скоро кончится“, какъ-будто махнулъ рукой: больше уже дѣлать нечего, и надо ...
... , какъ у насъ собаки, нарочно обучены. А у нихъ короли ихнiе по сто, говорятъ, женъ имѣютъ, и это имъ по закону полагается. За семью воротами живутъ. Повидала Костр. ворота ихнiя… Чисто вотъ Кремль у насъ. И церквы у нихъ все съ башенками, по семь да по восемь ярусовъ, одна на другой. Туда и не доберешься. И всего-то онъ ...
Конкорданс создается в рамках проекта РФФИ 18-012-00381 "Раннее творчество И. С. Шмелева в рукописных источниках: исследование и публикация"