В новую жизнь (НИОР РГБ 387.1.12.)

НИОР РГБ 387.1.12.

 

 

в) Разрозненные листы

Черновой автограф «В новую жизнь»9лл.

Оторвана ¼ одного листа

На об. 2^х листов – черновик

письма к [Тихомирову], Дм. Ив.

 

 

Встрѣча на улицѣ… Прежній товарищъ его Васька… пьяный, почти босой шелъ… Другого судили въ кражѣ… Третій поступилъ кочегаромъ[1]… (Дурныя влиянія) Хозяинъ покупалъ краденое…[2]

Случилось ему проходить мимо университета. Студенты съ книжками валили гурьбой. – Онъ недоумѣвалъ – для чего… Ну, учаться а для чего, и какая кому польза?.. Онъ[3] вспоминалъ про свою Хворовку, про бѣдность… Дороги строятъ, машины, фабрики… Такъ кто же это все получаетъ то думалъ онъ – и не могъ понять… Кто то получаетъ.. но кто?.. И ему казалось, что[4] есть другіе люди и эти люди все получаютъ… Онъ смотрѣлъ въ магазинъ – видѣлъ массы всякихъ вещей и вспоминалъ, что въ Хворовкѣ ничего этого нѣтъ, ничего… Такъ для кого же все это?.. Для нихъ, что жив.[5] въ город.[6] и имѣютъ деньги… А у нихъ что? Земля, и только… И онъ путался[7] и все это заставляло думать его все настойчивѣе и настойчивѣе… Сенька подъ мостомъ на Москвѣ-рѣкѣ – у рыбаковъ… Обходъ… его забираютъ въ участокъ… У старьевщика… Онъ нашелъ корочку хлѣба… На бульварѣ… Ему захотѣлось въ Хворовку, къ отцу, въ свою избу…

Картина безработныхъ… Ночлежный домъ… Обходъ… полиція… Сенька спасается и проводить ночь подъ мостомъ… Разсказъ (стараго) тряпичника. Сенька находитъ портфель… Онъ зарываетъ его подъ камни… Вечеръ… Мастеръ читаетъ газеты… Объявленіе. (Находка послѣ разгрома мастерской).

// л. 1

 

Встрѣч.[8] со студент.[9] разговоры (рука, нога) – какъ жили студенты.

Картина ночл.[10] дома.

Смерть шкитонка.

Разгов.[11] о богат.[12] и бѣдныхъ.

Сеня попадаетъ на большой заводъ, гдѣ Кир. Сем.[13] работалъ слесаремъ. Гигантскіе машины. Тутъ онъ увидалъ горныхъ съ разстегнут. рубах.[14] и жел. обожж.[15] сталью[16] руками людей… Вѣдь свои все… свои…

Вѣдь все, все сдѣлано ими… тысячами десятками тысячъ людей… И они… они…

Отъ вспомнилъ пережитыя[17] ужасы. А тѣ, немногіе… они живутъ, а внизу милліоны рабочихъ создаютъ, <нрзб> камни, добыв.[18] желѣзо… плавятъ, куютъ, строятъ…

И онъ былъ гордъ!.. Онъ выпрямилъ голову, смотрѣлъ на своихъ, чувствов.[19] близость ихъ и гордился.

Все, что онъ видѣлъ передъ собой… Видъ съ[20] Воробьев. горъ… Москва!..

Встрѣча съ Ив.[21] Макс.[22], съ Васькой…

На митингѣ онъ замѣтилъ согнутую фигуру.

Онъ всмотрѣлся – Кириллъ Семенычъ![23]

// л. 2

 

Сенька у слесаря…[24] Около Сух. Б.[25] во дворѣ большого дома, въ подвалѣ… Товарищъ Василій… Они по воскрес.[26] торгуютъ у Сухар.[27] ‑ стар.[28] звонками,[29] батареями, стар.[30] химич.[31] и физич.[32] приб.[33].. Электрич.[34]…

Часто покупаютъ[35] два гимназиста… Они выб.[36] угли для гальванопластики… Сенька интересуется ими… Одинъ изъ нихъ сынъ профессора при университетѣ… Профессоръ знаменитый естествоиспытатель… ‑ агрономъ.[37] Въ его квартирѣ помѣщалась станція для опытовъ съ растеніями… Сеня у него… Сеня узнаетъ, отчего не радитъ земля… Агрономъ съ улыбкой узнаетъ отъ[38] него о дѣдушкѣ Савеліи… и Сеня съ[39] удивл.[40] узнаетъ, что дѣдъ говор.[41] правду, что земля источникъ всего, что за землю держаться надо… Солнце!.. что такое солнце… И вся правда стала для него живой, двигающейся… Поѣздка въ имѣніе агронома… Передъ нимъ пріоткрылась великая завѣса, скрывавшая тайное. И онъ вспоминалъ слова дѣда… да земля живетъ, она пьетъ, она дышитъ, она рождаетъ… Онъ часто ночью поднимался съ своей постели и съ удивленіемъ видѣлъ, какъ подъ зеленымъ абажуромъ склонялась голова Сергѣя Алексѣевича[42] онъ писалъ что то быстро быстро… Онъ[43] съ благоговѣніемъ прислушивался къ его словамъ. ‑ Въ[44] унив–ситетѣ[45]на лекціи – онъ подъ руков.[46] профессора произодилъ сложныя и точныя опыты… Взрывъ на опытѣ…[47] И какой маленькой показалась ему его «Хворовка»

// л. 2 об.

 

Судьба спрятала «Хворовку» въ низину. Съ околицъ подступали къ ней два зловонныхъ пруда, а противъ средины, почти позади огородовъ,[48] тянувшихся губами, торчала песчаная[49] осыпь холма, годъ отъ году сползавашая.

Въ[50] ней ребятишки рыли себѣ норы и пещеры, а собаки сходились сюда въ жаркіе дни со всей деревни и спали въ ямахъ. Подъ самой осыпью росъ цѣлый лѣсъ[51] могучаго лопуха, дикой конопли и крапивы, пышная заросль распространявшая тягучій и острый запахъ сырости[52]. Лѣтнимъ вечеромъ изъ этой густой[53] заросли[54] слышался храпъ забредшихъ сюда пьяныхъ мужиковъ, вздохи и поцѣлуи[55] деревенскихъ «паръ»,[56] жгучій назойливый трескъ[57] отъѣвшихся кузнечиковъ.[58] Изрытый ямами осыпь, тяж.[59] запахъ заросли и зловоніе, особенно сильный въ жаркіе дни – никого не стѣсняли.

// л. 3

 

По осыпи на гребень холма тянулась тропка, годами измѣнявшая свою линію. Весенними утрами на холмикъ поднимался старый[60] дѣдъ Савелій, свѣшивалъ[61] съ откоса худыя, наболѣвшія ноги съ откоса и почти слѣпыми глазами задумчиво[62] всматривался въ даль, на болотину, разстилавшуюся за «Хворовкой», но чорныя полосы полей, по которымъ огромными стаями[63] шныряли бѣлоносыя грачи. Онъ съ холма прислушивался къ весеннимъ звукамъ, ловилъ ноты, знакомыя еще съ дѣтства, когда онъ съ ребятишками рылся въ песокъ и швырялъ камнями въ пруды у околицъ. Этотъ холмъ былъ для старика[64] особеннымъ, излюбленнымъ мѣстомъ[65]: на немъ онъ производилъ ему одному понятныя наблюденія[66].

// л. 3 об.

 

[67]Теперь сѣрые[68] бѣлоносыя грачи выбирали прѣлыя зерна, взрывая носами рыхлые комья земли.

‑ Дѣдушка, а что ты все[69] молчишь? – спросилъ Сенька. Ась? чаво тебѣ?

Что молчишь ты все[70]?

‑ Ахъ Сеня, Сеня – вздохнулъ старикъ[71]. ‑–

‑ Дѣдушка, а[72] скоро <нрзб> будетъ… Но <нрзб><нрзб>…

Протяжный свистокъ съ суконной фабр.[73] застав.[74] дѣда вздрогнуть…

‑ Не бойся дѣдушка, ето фабрика[75] свиститъ къ обѣду[76]...  – сказалъ Сенька

Дѣдъ взялъ Сенькину руку и сталъ гладить.

‑ А скоро здѣсь машина побѣжитъ, дѣдушка, вонъ гдѣ мы сидимъ то и она свистать будетъ… И господа въ шляпахъ изъ окошечковъ будутъ смотрѣть на нашу «Хворовку»…

‑ Да… машина – тихо сказалъ старикъ… Ты Сень; не иди на фабрику… какъ умру я, не ходи ты на фабрику…

‑ Нѣтъ дѣдушка не пойду, я въ Москву уѣду, на машинѣ…

Зачѣмъ тебѣ въ М.[77]

‑ Да, вотъ тятька то сказывалъ… что въ услуженіе меня отдаетъ… А здѣсь что дѣлать… Землю тятька отдаетъ подъ машину…

Савелій молчалъ и смотрѣлъ на чернѣвшія за Хворовкой поля.

‑ Дѣдушка! а, дѣдушка!

Ась? чаво тебѣ…

‑ Зачѣмъ тятька землю отдаетъ?

‑ Господамъ надобно… машину ведутъ…

‑ Сенька замолчалъ…

‑ Да… Сеня…[78] и откосикъ нашъ уйдетъ… вотъ… холмикъ нашъ…

‑ Мнѣ жалко холмика, дѣдушка… какъ же ты то будешь…

‑ Помру я Сеня… жалко тебѣ дѣдушку будетъ…

Сенька заплакалъ…

Ну, ну… ты успокойся… ну… вѣдь не

// л. 4

 

умеръ еще… да я такъ, пошутилъ…

‑ Не помирай, дѣдушка, будемъ вмѣстѣ жить… А я тебѣ дѣдушка изъ Москвы калачъ привезу… дѣдушка!

‑ Ась? чаво тебѣ?

‑ Калачъ тебѣ изъ Москвы привезу…

Позади опять загудѣлъ пронзительный свистокъ и опять дѣдъ вздрогнулъ…

Пойдемъ… Сеня… пойдемъ… ‑ заторопился онъ…

Они поднялись…

Дѣдъ посмотрѣлъ вдаль, пошелъ, опираясь на палку опустился и сдѣл.[79] земной поклонъ…

Дѣдушка это ты съ нашимъ холмикомъ прощаешься –

‑ Ахъ Сеня… съ холмикомъ…

И я, прощусь съ холмикомъ, дѣдушка…

Сенька также сдѣлалъ земной поклонъ…

Дѣдъ Савелій послѣдній разъ[80] сталъ смотрѣть на знакомую[81] даль. Сюда онъ не придетъ больше. Притупившійся взглядъ его старался охватить все: знакомые гніющія избы Хворовки, пруды на околицахъ полузакрытыя бѣлой пушистой вербой, бѣдную колоколенку, сельцо Иваново, кладбище поодаль, за селомъ, чорныя поля, родныя дорогія сердцу поля… А тамъ лѣсъ темной каймой заслонилъ горизонтъ, а вправо за деревней болотина, тучи крикливыхъ грачей, небо ясное, глубокое, съ пѣсней шныряющаго гдѣ то высоко жаворонка. Дѣдъ протянулъ руки впередъ, къ этой знакомой картинѣ хотѣлъ схватить, укрыть всю красоту, всю необъятную вольную волю полей, защитить отъ страшного, что надвигается несокрушимой силой. И[82] опять загудѣла фабрика, и опять вздрогнулъ испуганный дѣдъ…

Пойдемъ… Сеня… пора… пойдемъ… заторопился старикъ

‑ Фабрика это дѣдушка, фабрика…

‑ Да… да… пойдемъ… пойдемъ Сеня… холодно мнѣ… Сеня…

И они стали спускаться къ деревнѣ. Это было[83] послѣднее восхожденіе на родной холмикъ. Въ концѣ іюля[84] когда[85] прибыли въ Хворовку на своихъ сильныхъ лошадкахъ земляники ‑<нрзб>, чтобы начать земляныя работы, стар[86] померъ. Онъ не пережилъ своего холмика, свой холмикъ.[87]

// л. 4 об.

 

 

<На л. 5 математические вычисления.>

// л. 5

 

Утромъ Васька не поднялся съ постѣли… горѣлъ три дня… на 4^й хуже надо въ больницу… Кир. Сем.[88] прив.[89] доктора. Поздно… умретъ… Бредъ – дали знать… баринъ хозяинъ ручался ‑ похоронили ‑ шелъ Сенька и плакалъ… Похоронили… ‑ Гробы рабочихъ … Шли домой вечеромъ[90]… грязь… Кир. Сем.[91] говорилъ о нуждѣ… Да… тутъ надо во какъ противъ жизни… грудью стать…. Либо она тебя, либо ты её… Черезъ недѣлю померъ хозяинъ – разсчетъ… Пойдетъ въ ночл. домъ.[92] Кир. Сем. заболѣлъ – свезли въ больницу… Что дѣлать?.. Сенька на улицѣ…[93] Осень… Ночл.[94] домъ… не пустили… да кто-то далъ пятакъ (инженеръ-лысый)… Сцена… На утро.. бродилъ по улицамъ… просилъ хлѣба… заходилъ въ лавки… (итти въ полицію ‑ въ тюрьму препроводятъ)… Черствые люди… Совѣстно плакать, мальчикъ. Какъ это родители посылаютъ дѣтей… Подъ мостомъ у рыбаковъ… День… Студенты… У студентовъ… Студентъ давалъ уроки у профессора… Сенька у профессора… Смышленость… вечернія классы… лѣтомъ въ <нрзб> онъ пораженъ какъ много надо знать, чтобы бороться съ природой… Профессоръ отдаетъ его въ земледѣльч.[95] училище… Онъ выйдетъ агрономомъ…[96]

// л. 5 об.

 

Сеня бродилъ по улицамъ. Кратко… Рабоч.[97] шли на фабрику. Сцена… Къ[98] вечеру – на баржѣ… Никого нѣтъ… Утро… заход.[99] въ церковь согрѣться… Батюшка-старичокъ… «Умный мальчикъ»… и т. д. Гдѣ лит.[100] заводъ – Толпа безработныхъ… Мельница высокій человѣкъ… Гдѣ Сокр. Ив…. Итти на баржу?..[101] Университ.[102]… вечеръ куда итти?.. Студ.[103]…<нрзб> студ.[104]… Дружище!.. Ты все еще бродишь?.. Боюсь полиціи… Совѣщаніе… Письмо въ деревню… Вечеръ… <нрзб>… Опять онъ!.. Да что же это такое за человѣкъ… Энергія его… Хочешь пойти къ учоному?.. а?.. Студ.[105] б. занят.[106] у профессора. – Сеня на нов.[107] мѣстѣ… Опять пріѣзжаетъ и соглашается… У профессора… Воскр.[108] классы… Профессоръ заинтересов.[109] Лабораторія… Сеня, замѣч.[110], какъ професс.[111] ночью… и т. д. И тотъ говор.[112] о народѣ, о работ.[113], о землѣ, о крестьянахъ…

Вспом.[114] Савелій дѣдъ… Мать заботится о нихъ… Есть добрые люди. Сеню отд.[115] въ землед.[116] училище… проход.[117] 4 года. встрѣча въ Васяткой… На заводѣ у Кир. Сем.[118].. тутъ же и Сокр. Ив. и Степ. Конецъ занят.[119]… Войны… Послѣ войны… Забаст.[120] на лит.[121] заводѣ… Летунъ… Митингъ на дворѣ университ.[122]… Студенты рабочіе, Летунъ… Сокр. Ив. … Кир. Сем.[123]… гов.[124] Сенѣ… Вотъ она наука то… Мать наукъ – университ.[125] – учись наукѣ… вишь доходятъ дѣла… Ужъ что cдѣлаютъ… Плата повысилась… Надо ждать… Сеня кончилъ учить.[126]… Зашелъ подъ руков.[127] професс.[128] въ его лабораторіи… Довольно… Надо пойти… къ своимъ… Професс.[129] говор.[130] ему, что надо… Но что же?.. Болото… Опытное хозяйство… Профессоръ далъ ему денегъ…

(Идея Солнца, какъ благодѣтеля… Профессоръ объясняетъ ему, что мы должны учиться у природы… Солнце свѣт.[131] всѣмъ, земля даетъ всѣмъ. Природа не пристрастна и люди д. б.[132] такъ же… <нрзб> нѣтъ… всѣ достойны… всѣ д. б.[133] своб.[134] и разумны… и всѣ должны облегчать этотъ порядокъ всѣмъ… Оно могло имѣть мѣсто это неравѣнство, когда надо было добыв.[135] пропит. [136]и создав.[137] культуру. Теперь надо пойти по иному пути… И Сеня вспомнилъ про отца и мать, котор.[138] гнуться на фабрикѣ… Онъ долженъ устроить ихъ жизнь… Прощаніе… Кир. Сем.[139] зоветъ съ собой… Хорошо можетъ говор.[140] Кир. Сем.[141] какъ отработ.[142] всѣ къ тебѣ пріѣдемъ… и Сокр. Ив. –

Вася любитъ городъ… Ты учоный я рабочій… Мы буд.[143] итти рука объ руку и создав.[144] счастье.

// л. 6

 

Профессоръ совѣтуетъ ему итти на службу земству, помощникомъ Земск.[145] Агронома.[146] Все равно, конечно Хвор.[147] твое родное гнѣздо, но такихъ Хворов.[148] много. Иди… Сеня ѣдетъ въ Хвор.[149] посѣщ.[150] кладбище. Встрѣча съ родн.[151] и знакомыми… Онъ думаетъ перевестись въ родныя мѣста и со временемъ, когда накоп.[152] денегъ купить участокъ земли, осушить болото и проч. Смѣл.[153] мысли зарожд.[154] въ его головѣ. – Рабочіе колоніи-земледѣльцевъ… Кир. Сем.[155] воск.[156] Надоѣло мнѣ углемъ дышать… На поляхъ б.[157] воздуха хватить! И хвачу… ей-ей хвачу… Вотъ что… какъ не въ моготу станетъ – махну!.. Василій Письмо отъ Василія. ‑– Финалъ изъ «двухъ лагерей»…[158]

// л. 7

 

Всталъ Сеня и предолжилъ тостъ за будущую велик и своб. русск. народа. Тогда Кир. Сем.[159] встаетъ и говоритъ[160] за[161] народъ… Я, конечно не могу такъ складно говорить, потому какъ я и т. д.

Надо ввести литвинъ[162] ‑ мастеръ угрюмый. Говор.[163] по своему.

Призывъ къ природѣ… Я не испыт.[164] самъ, но я пережилъ тяжелое время съ вашей помощью, съ вашей поддержкой я шелъ по пути и т. д. Я глубоко благодар.[165] Вамъ… А главное – единеніе. Земля и земля[166]!..

Сеня[167] и Вася[168] – Вася подъ покров.[169] рабочихъ Сокр. Ив. и Кир. Сем.

Ив. Максим.

// л. 7 об.

 

На Воробьев.[170] горахъ

Сокр. Ив. и <нрзб> говорятъ о томъ, смотря на городъ. – Да! Хорошо, хорошо!.. А вѣдь наше все это!.. Нашимъ трудомъ все это сдѣлано!..

Порядокъ! – сказалъ[171]<нрзб>…

Сеня дѣл. поправ. Кир. Сем. также

// л. 8

 

Профессоръ объяснилъ Сенѣ, что онъ сдаетъ часть[172] земли крестьянамъ, и Сеня видѣлъ, какъ хороши были луга, какой урожай давала рожь и овесъ. Село[173] благодѣнствовало.[174] Смѣна сѣменъ и искусств.[175] удобр.[176] Онъ видѣлъ, что изъ небольшой усабьды льется свѣтъ на округу. Какъ много могъ сдѣлать одинъ человѣкъ! Недовѣріе смѣнилось глубокимъ уваженіемъ. Крестьяне снимали шапки и профессоръ раскланивался. Опытныя поля. Знаніе и[177] знаніе – и чтобы было, если бы свѣтъ знанія проникъ въ народъ!.. И не будетъ тогда ни недородія, ни засухи, ни голода! Земля – это все богатство! Дѣдъ

// л. 9

 

Савелій вставалъ въ памяти съ его дѣтской вѣрой въ мощь земли и солнца. Да и професс.[178] говор.[179] земля и солнце. Но какая разница была. Надо было понять землю! Въ Москву вернулся Сеня съ глубокой вѣрой въ мощь профессора, въ его чудеса.

// л. 9 об.

 

 

а) РАННЯЯ РЕДАКЦИЯ БЕЗ КОНЦА

Очерк

1899 янв. 14

20 лл.

Январь 14 99 г.[180]

Очеркъ

Деревню[181] «Хворовка»[182] судьба спрятала въ низину. Два гнилыхъ зловонныхъ пруда[183] подступали къ ней съ околицъ[184], а въ серединѣ[185] почти позади огородовъ торчала осыпь холма, годъ отъ года сползавшая. Въ ней ребятишки строили себѣ норы, а[186] собаки[187] сходились сюда въ жаркіе дни со всей деревни[188] и спали въ ямахъ. Лебеда[189] и[190] лопухи[191] росли здѣсь[192] особенно[193] пышно<,> распространяя тяжелый и острый сырой запахъ.[194]

Изъ этихъ густыхъ зарослей лѣтними вечерами слышались рычанье и храпѣнье забредшихъ сюда и свалившихся пьяныхъ мужиковъ[195], шопотъ и шорохъ влюбленныхъ.[196] Это былъ[197] общій клубъ[198]. Безобразная осыпь изрытая[199] ямами, тягучій запахъ прогнившій и зловонье, особенно сильное въ жаркіе iюнькіе дни никого не

// л. 10

 

стѣсняли. По осыпи[200] тянулась тропинка, годами измѣнявшая свою линію[201]. По весеннимъ утрамъ[202]на гребень подымался[203] старый деревенскій дѣдъ, Савелій[204], «<нрзб>» какъ его звали всѣ въ Хворовкѣ, садился тамъ, свѣшивал худыя скорченныя ноги съ обрыва холма и почти слѣпыми глазами всматривался въ даль, на болото разстилившееся за Хворовкой, на черныя полосы полей[205], на которымъ уже бродила скотина и шныряли бѣлоносыя грачи. Старикъ прислушивался къ весеннимъ звукамъ такимъ[206] хорошо знакомымъ еще съ дѣтскихъ лѣтъ, когда онъ съ ребятишками рылся въ откосѣ холма и швырялъ камнями въ гніющій прудъ у околицы. Лѣтними вечерами старикъ обыкновенно сидѣлъ у воротъ подъ окнами.

// л. 10 об.

 

Всю зиму лежалъ на печкѣ молча[207] и кряхтѣлъ шепталъ что-то невнятное[208]. Иногда съ печи раздавался его сиплый голосъ и головы всѣхъ поворачивались къ нему. «На мокреть пошла, ребята, …ахъ о-ахъ… на мокреть… къ дóждю ребятки…

‑ Ишь… старый… ровно ему Богъ говор.[209] ‑ скажетъ, бывало невѣстка Степанида, жена сына, занимавшагося въ Москвѣ извозомъ. – А почемъ ты знаешь…

‑ Ась?..[210] шамкаетъ дѣдъ на печи…

‑ Что ась? али оглохъ, на печи то лежа? – почемъ, говорю, знаешь что старая коряга… Аль опять спина? Не… то… спина[211] ежели

‑ А… вишь что… У меня другой струментъ есть…[212] такъ къ сиверку[213]… Въ[214] ногѣ стрѣлять начало…[215] потому и знаю что мокреть будетъ…

‑ Ишь что… пророкъ… на печи промокъ… засмѣется сосѣдка Акулина[216] часто забѣгавшая въ избу къ Прохоровымъ.

Акулининъ мужъ занимался

// л. 11

 

охотой, ‑ билъ зайцевъ по зимамъ, и пьянствовалъ круглый годъ… Акулина въ своей[217] избѣ не жила совсѣмъ, и большую ч.[218] жизни проводила у сосѣдей… Дѣтей у нея не было.

Когда[219] боль очень сильно начинала донимать старика, онъ[220] рѣшался на опасное дѣло – слѣзалъ съ печи. Постор.[221] помощи дѣдъ[222] не принималъ. Никто не могъ потрафить ему.[223] На животѣ понемного[224] начиналъ сползать онъ съ печи и понемногу опускать ноги на узенькую скамейку[225]. По скамейкѣ держась за[226]кирпичи[227] скользилъ да къ стѣнкѣ и осторожно опускался на полъ. Тихими шагами подходилъ онъ къ окну и старался протереть пальцами замерзшее стекло и всматривался въ погоду.

‑… А и впрямь къ дóждю…[228] рѣшительно шамкалъ[229] дѣдъ, дѣлая[230] по густотѣ облаковъ и направленію вѣтра одному ему понятныя наблюденія.

Въ[231] деревнѣ всѣ[232] вѣрили въ метеорологическія предсказанія дѣда, вѣрили въ его таинственныя боли и надо сказать правду вѣрили не безъ основанія. Дѣдъ даромъ слова не говорилъ

// л. 11 об.

 

100 лѣтняя жизнь въ деревнѣ, вѣковое общеніе съ природой раскрыло ему[233] много тайнъ, дало много хорошо провѣренныхъ[234] наблюденій. По окрасу[235] облаковъ, облитыхъ заходящимъ солнцемъ, формѣ и ходу облаковъ онъ предсказывалъ[236] погоду на завтра[237]. По формѣ луны онъ угадывалъ недѣльную погоду, по паденію листа осины онъ замѣчалъ, какая будетъ осень, по времени расцвѣта березъ[238] онъ говорилъ о[239] времени сѣва и т. д. Но что самое важное, онъ всегда почти вѣрно могъ сказать, какой буд.[240] урожай. Этотъ[241] вопросъ онъ всегда всю жизнь занималъ его, пахаря, съ 10 лѣтн.[242] возраста познакомившагося съ тяжелой сохой. Еще съ августа онъ производилъ наблюденія. Онъ глядѣлъ на воду, съ какой стороны ее вѣтеръ обдуваетъ на Лаврентія. Въ сентябрѣ спрашивалъ[243] много ли желудей уродилось, въ началѣ

// л. 12

 

октября[244] ходилъ смотрѣть, какой стороной листъ на землю ложится. Какъ въ ноябрѣ на рѣкѣ ледъ стоитъ.[245] Какъ въ Рождество солнце вставало. Это были подготовит.[246] наблюденія. Эти примѣты были многимъ знакомы въ деревнѣ и[247]тетка Акулина[248] обыкновенно обѣгала избы и начинала тянуть: Ахъ, бабоньки, листъ то… листъ… мохнаткой то на землю ложится… Прогнѣвили мы Михаила Угодника, Богородицу матушку[249]. Землю свою Акулина съ мужемъ отдавали въ аренду[250].

Во всемъ своемъ величіи являлся дѣдъ въ канунъ Крещенья. Это былъ единственный день зимой, когда Савелій находилъ необходимымъ подняться на гребень откоса за огородами, и съ высоты холма производилъ таинственныя наблюденія… Онъ слушалъ ухомъ землю, всматривался въ небо, замѣчалъ скорость вѣтра и сырость воздуха. На откосѣ онъ

// л.12 об.

 

проводилъ около часа[251]. Въ это время вся деревня[252] напряженно интересовалась его наблюденіями. Если наблюденія были благопріятны дѣдъ Савелій шамкалъ[253], на ходу окружавшимъ его мужикамъ и бабамъ… Ладно будетъ будетъ… Къ урожаю… ладно будетъ…[254] За насъ Господь… Въ противн. случ.[255] онъ не говорилъ ничего и уныло спѣшилъ забраться[256] на печь.  Такъ было много лѣтъ… Но послѣдніе годы дѣдъ сталъ замѣчать, что нѣтъ нѣтъ да и подтрунитъ надъ нимъ кой-кто изъ деревенскихъ… Стали словамъ его смѣяться, а особенно свои… Должно надоѣлъ старикъ, на печи лежа… Да съ чего, кажется, смѣяться. Цѣлый рядъ лѣтъ дѣдъ вѣрно угадывалъ[257] такъ все по его слову и сбывалось. Вотъ только послѣдніе два года дѣдъ обманулся… Все за урожай говорило, а вышло какъ разъ на оборотъ: так.[258] полнаго[259] неурожая и самъ дѣдъ не помнитъ… Старикъ былъ пораженъ сильно[260]. Старъ должно сталъ больно ‑ старался[261]

// л. 13

 

оправдать себя дѣдъ… Скотина осталась у немногихъ,[262] народъ на заработки[263] ушелъ[264], многіе съ крышъ солому посняли. Земство кормило ребятъ въ школахъ, дало по ½ пуда муки на душу, отпустило на сѣмена… [265] Урожая ждали съ нетерпѣніемъ…Старикъ Савелій съ нетерпѣніемъ ждалъ кануна Крещенія… Онъ вѣрилъ въ себя…

II.

Дня за три до Рождества[266], когда въ избѣ Савелія[267] собирались ложиться спать и баба[268] Василиса,[269] давъ подзатыльникъ[270] просившему поѣсть Сенькѣ, уже провернула[271] лампочку, вернулся[272] изъ Москвы Николай, промышлявшій[273] отъ себя извозомъ. Появленіе его было такъ неожиданно, что бабка[274] чуть было не уронила лампочку а жена Николая Степанида растрепанная въ одной рубахѣ остановилась середь избы съ выпученными

// л. 13 об.

 

глазами смотрѣла на мужа… <нрзб> Сенька моментально стихъ и только старый дѣдъ заворочался на печи и[275] зашамкалъ:

‑ Эй, бабка,... кто тамъ…?

Дѣйствительно, появленіе Николая было загадно… Было[276] самое горячее время, можно было на праздникахъ заработать хорошія деньги, а тутъ[277] Николай домой вернулся…

Ни бабка, ни жена не рѣшались спрашивать[278] о причинѣ пріѣзда…

Николай хмуро сказалъ:[279] Здравств.[280], не ждали? и сѣлъ на лавку.

‑ Чего стала то – ротъ разинула,.. – крикнулъ онъ на жену. – Прибавь огню-то… ‑ И когда Степанида прошла мимо него, чтобы отверн.[281] лампочку, ему бросились въ глаза ея полныя плечи и грудь,[282] виднѣвшаяся изъ подъ опустившейся рубашки

‑ Не худѣетъ – подумалъ онъ… слѣдя за женой взглядомъ… Съ женой не виделся онъ съ покоса. Въ избѣ стало свѣтлѣй. Сенька, старшій сынъ Николая, смотрѣлъ на отца

// л. 14

 

съ палатей, свѣсивъ внизъ голову. Ему было 6 лѣтъ.[283] Старшіе два сына 10 и 12 лѣтъ отданы были въ Москвѣ одинъ сапожнику, другой въ трактиръ. Въ люлькѣ, въ углу, за печкой качалась дѣвочка 1 года, послѣдній какъ рѣшительно заявила мужу[284] Спепанида, хотя теперь[285] она была на 5 мѣсяцѣ беременности.

‑ Какъ батька нашъ? живъ? – спросилъ Николай мать.

‑ На печи спитъ, сынокъ, на печи… Мается больно… ихъ… мается… сердешный…

Старуха все хотѣла спросить[286] сына о пріѣздѣ, но что то пугало её… Степанида молча сидѣла въ углу и качала ногой грязную люльку.

Сенька заснулъ на палатяхъ.

‑ [287]Мокро стало… оттепель пойдетъ, – сказалъ Николай и сталъ осматривать сапоги.

‑ Дѣдъ то ужъ говорилъ… съ вечера вчера все жалился…

‑ Писали вы, что вамъ хлѣбъ отъ земства вышелъ… Осталось еще?

‑ Съ недѣльку еще поѣдимъ…

‑ А я вѣдь совсѣмъ къ вамъ… вдругъ рѣшительно сказалъ Николай

// л. 14 об.

 

и покраснѣлъ. Всю дорогу его мучила мысль, какъ онъ будетъ говорить своимъ, что совсѣмъ пріѣхалъ домой.

‑ Степанида[288] еще шире раскрыла[289] глаза и ничего не сказала.

Старуха сморщила свое коричневое маленькое лицо и вся такъ и зашевелилась…[290]

Николай разсказалъ ей, какъ у него въ Москвѣ околѣла лошадь, а на одной – что за ѣзда[291] ‑ черезъ[292] день ѣздить, день отдыхать – пользы нѣтъ… А тутъ еще полиція… Билетъ у него былъ до 18 ноября взятъ. Пошелъ выправлять – не дали: полиція бумаги не дала…

‑ Какой[293] бумаги? – спросила старуха.

‑ Да у нихъ теперь осматриваютъ, чтобъ все чисто было… А у меня сани то сама знаешь какія, да и армякиш.[294] въ заплаткахъ… Да што говорить!..[295] Онъ махнулъ рукой и ударилъ себѣ по коленкѣ…[296] Сенька отецъ…

// л. 15

 

Отецъ на палатяхъ спитъ… Самоваръ[297] то поставить небось, а?

‑ Не надо[298]… Туши огонь, а я пойду – лошадь уберу…[299] Николай вышелъ во дворъ. Степанида молча[300] утирала глаза полной гол.[301] рукой и<нрзб>[302] руку. Старуха привернула лампочку и полѣзла[303] на палати.

Старый дѣдъ все слышалъ съ печи.[304] Боль донимала его. Онъ все ворочался и кряхтѣлъ, крестился и[305] теръ рукой нывшую ногу.[306] Годовалая Танька заорала вдругъ[307] въ люлькѣ,[308] и закашлялась порывисто, съ визгомъ[309]. Уже[310] 4 недѣли кашель[311] мучилъ ребенка. Но къ доктору не обращались…

III

Вечеромъ[312] къ Прохоровымъ зашелъ кой кто изъ сосѣдей. Пришла Акулина, пришелъ рыжій Семенъ, ходящій мужичонка, говорившій загадочными словами и круглый годъ переходившій съ фабрики на фабрику. Его нигд.[313] не держали за пьянство и страсть къ природѣ, какъ онъ любилъ говорить

// л. 15 об.

 

Пришелъ еще «кумъ»[314] Антонъ, недав.[315] воротившійся изъ солдатчины и считавшій теперь зимы на родинѣ… На весну его подрядили въ десятники въ Москву по постройкамъ.[316]

Зашла и тетка Матрена, товарка бабки Василисы, пожалиться на судьбу свою ‑ единственнаго[317] сына ея[318] искалѣчило на жел. дор.[319] и онъ жилъ теперь калекой у нея «на рукахъ» вдовый[320] съ тремя ребятишками. Пили чай изъ большаго самовара, занятаго у старосты Ивана Михайловича. Старуха Матрена принесла съ собой чашку; она была стараго толку и пила кипятокъ…[321]

‑ Ты таперичи, говоришь, запретъ отъ полиціи – говоритъ Рыжій Семенъ… Значитъ надо такъ говорить – порядокъ соблюдаютъ… потому господа ѣздютъ чистыми.

Имъ значитъ ты не подходишь,.. порядокъ любятъ[322]…

‑ Толкуй такъ… сказалъ[323] Николай… ‑ порядокъ… Попробуй поди этого порядка.

‑ Штожъ[324]… я ничего… Я вотъ на фабрикѣ то у Петра Михайлова Самсонова жилъ… тамъ шире своя линія[325]

// л. 16

 

‑ Какая тамъ линія…вставилъ[326] слово бывшій[327]солдатъ Антонъ…[328]

‑ Знамо дѣла порядка то не знаешь… Къ намъ бы тебя въ полкъ – подтянули бы, какъ начали бы <нрзб>[329]

‑ Знаю я эту линію… знаю ‑ А что ты такой есть… землю не пашешь по фабрикамъ шатаешься.[330] то что солдатомъ былъ – такъ ты думашь, я не знаю ничего… Почище знаю… У насъ на фабрикѣ никакой морали не допущали[331] и порядокъ уставляли чтобы самый, настоящій и былъ[332] одно слово «земпляръ» ‑ къ чему то добавилъ Рыжій слышавшій слово «экземпляръ».

Съ нимъ это часто случалось.[333] Года два назадъ, въ Январѣ, заѣхалъ семинаристъ,[334] съ ружьемъ и связкой удочекъ, снялъ за 2 рубля сарай у Семена и все время[335] таскалъ его съ собой на охоту, и на рѣку и поилъ водкой[336]. Отъ него Семенъ и набрался[337] ученыхъ словъ.

‑ И опять, нащодь порядку… говорилъ Рыжій…Теперича на фабрикѣ у Самсонова Петра Михайловича я служилъ…и-ихъ строгость. Николай тебѣ провилегіи нѣтъ[338]. А работу ты кидай. А мастеру то ϴеклисту Силычу потраф[339] Знаешь еще эти[340] порядки то знаешь…

Безсмысленный разговоръ на тему о порядкѣ наконецъ окончился…

// л. 16 об.

 

Да, чижало теперь жить[341] стало, ахъ чижало… ‑ сказалъ Николай… Копка эта… опять дорогу листрическую хотятъ проводить… столбовъ наставили.

‑ Людей колѣчутъ! – то вставила слово Матрена… Вотъ моего то какъ изучѣчило… на одной колѣнкѣ ходитъ.

‑ А ты судись! Судись Матрена ‑ сказалъ[342] Рыжій. Высудишь. Потому человѣкъ искалѣченъ – гдѣ это положено[343]… ‑ Къ аблакату сходи.

‑ Ходила ужъ къ аблакату то. Всѣ пороги обила[344] Нельзя говорить ничего схлопотать – потому онъ самъ виноватъ… ‑ ему машина свистѣла.

А ишь ты… свистѣла… а что же онъ не слышалъ. Нѣтъ

Н-Ну… народъ… Ишь что… [345] онъ чичасъ бумагу бы написалъ и прямо въ судъ… да все[346] ты къ настоящему сходи… потому семья на рукахъ осталась.

Старикъ дѣдъ заворочался на печи и застоналъ…

‑ Чаво ты дѣдушка? – загрохоталъ Рыж.[347] али опять подкатило?.. Старикъ челов.[348] поди помретъ скоро…

‑ Погода то[349] какая на дворѣ[350] ‑ маится ‑ жалостливо затянула бабка Василиса… Къ погодѣ у его это…

‑ Нонича опять чай на гору полѣзетъ… ‑ замѣтилъ Рыжій. Два года не по его выходило. Лютый старикъ.

// л. 17

 

‑ Да… вотъ въ Москвѣ то въ трубу погоду узнаютъ учоныя люди[351]… ‑ заговорилъ Николай[352]… Все такъ предскажутъ и сичасъ въ газетахъ печатаютъ. И…и… печатаютъ! – подивилась Акулина[353] Ахъ ты Господи!

Солдатъ Антонъ[354] изобразилъ на лицѣ самодовольство[355] и замѣтилъ, что все это оченно возможно[356] и у насъ въ полку тоже[357] погоду предсказывали.[358]

№ 3

Въ это время стучатъ въ окно[359] и въ избу вошелъ[360] Акулининъ мужъ, Митрій, безъ шапки и пьяный. Слѣдомъ за нимъ вбѣжала собака «Лизорка», неизмѣнн.[361] его спутница на охотѣ…

‑ Чай да сахаръ! – крикнулъ Митрій. Брысь окаянная – ударилъ онъ сапогомъ Лизорку и взявъ за спину[362] выкинулъ въ сѣни… Потомъ сѣлъ на лавку.[363]

// л. 17 об.

 

[364]Но Акулина недала говорить… Она выскочила изъ-за стола и остановилась противъ мужа…

‑ Такъ тебѣ и надо[365], поскуда окаянная[366], дождался[367]. На фабрикѣ не живется ему <4 нрзб> то [368]‑ чорту[369]… окаяннаго замут отъ винища[370] Это ты морда пьяная.

Ты[371] стерва[372]… то <нрзб> тебѣ разόк ‑ отлетишь…

О-охъ – господи ‑ шепталъ дѣдъ на печкѣ. Набрались разбойники… дѣла дѣлать не хотятъ… <3 нрзб>

Отлетишь ‑ задорно передразнила Ак.[373] Пущай народъ смотритъ, тиранъ ты окаянный…

‑ Такъ тебѣ и нужно…[374] хоть бы убили то пса, сто разовъ бы перекрестилась[375]

И Акулина[376] схватила

// л. 18

 

<ег>о за волосы…[377]

Акулину оттащили…

Подобныя сцены разыгрывались часто и въ деревнѣ имъ придавали мало значенія. Митрій успокоился и сѣлъ. Несчастье съ ружьемъ сильно огорчило его. Это былъ человѣкъ пропащій какъ говорятъ въ деревнѣ… Онъ вѣчно жаловался на <нрзб> боли, на ломоту, ревматизму, на животъ и отказывался итти на фабрику.[378] У него было двѣ страсти: водка и охота. Охотой онъ добывалъ себѣ на водку. Цѣлыми[379] днями бродитъ онъ по полямъ, отыскивая[380] съ Лизоркой дичь и продавалъ ее въ уѣздномъ городишкѣ, куда ходилъ нарочно за 10 верстъ, чтобы только сейчасъ же[381] получить двугривенный и пропить. Акулинѣ онъ ничего не давалъ[382].

‑ Шелъ я лѣсомъ, возлѣ крутого оврага, братцы[383]началъ Митрій… зайчиковъ слѣдъ… вижу заворачиваетъ… Пошелъ я, Лизорка бѣжитъ на дорогу вышелъ, глядъ урядникъ…Хвать меня за плечо, а съ нимъ старшина, на саняхъ ѣхали… Вотъ за ружье… Билетъ говорятъ охотничій билетъ…[384] Третій разъ ловятъ ну… и отняли… окаянныя… Нѣтъ ты скажи какое полное[385] право онъ имѣетъ.[386]

// л. 18 об.

<порядок страниц установлен в соответствии с последней, опубликованной редакцией>

 

а?.. грабители они… народъ грабютъ…

‑ Такъ тебѣ паскуда и надоть. Ишь нашелъ бѣлѣты то… ишь… Жрать то водку не на што будетъ… авось на фабрику пойдешь, окаянная твоя душа…

‑ Подохну вотъ и не пойду…

Анъ пойдешь…

‑ Подохну, а не пойду…

‑ Анъ пойдешь…

‑ Молчи… тресну я тебя стерва окаянная… Нѣ-ѣтъ… братцы… какое право… я имъ покажу… я… ежели что…

Митрій[387] вытащилъ изъ за пазухи «вотку» и выпилъ остатки… Ну, ужъ и погода, братцы…

А вотъ ты Николай[388] про[389] трубу то… сказывалъ – замѣтилъ Рыжій…

‑ Да… вотъ этотъ самый баринъ и сказывалъ… У нихъ тамъ труба стоитъ на крышѣ и стрѣлки. Стрѣлки то по вѣтру ходятъ… а онъ самъ въ трубу глядитъ…

Ну?

‑ Ну, и видитъ онъ, значитъ, какая должна быть погода… И сичасъ въ газетахъ пропечатаютъ… Я въ трактирѣ[390]читалъ все правильно…

А для чего имъ погоду знать? – спросилъ Рыжій.

// л. 27

 

Для своего удовольствія… ‑ замѣтилъ солдатъ… Ежели дождь пойдетъ ‑ сичасъ господа зонтъ захватятъ…

‑ Дѣлать то имъ нечего…[391] сказалъ Рыжій… Хлѣбъ они не сѣютъ… чего имъ погода..

Нѣтъ… ты мнѣ скажи – вдругъ закричалъ Митрій… Какое онъ имѣетъ право въ трубу эту самую смотрѣть. Ты трудись, работай… а что труба баловство одно[392]… Ишь ихъ тамъ чему обучаютъ… У меня вотъ послѣднее ружьишко отняли… А онъ въ трубу смотритъ… ему дѣла нѣтъ… А ты подати то подавай… ты семью то прокорми… А въ трубу то мы и сами можемъ…[393]

‑ Чему учутъ то – и-ихъ! ‑ протянула[394] тетка Матрена… Машинами бы людей давить…

‑ Тамъ въ Ниверситетѣ еще докторовъ обучаютъ, по судамъ еще ходить…[395]‑ Доктора намъ что доктора… ‑ Вотъ есть докторъ то у насъ – а когда онъ въ деревню-то заглянетъ… вотъ у васъ дѣвчонка то какую недѣлю болѣетъ – сѣтовалъ Рыжій. Нѣтъ, ты вотъ обучилась, чтобы

// л. 27 об.

 

хлѣбъ[396] родился… во что…

‑ Выше бога не будешь… нѣ-ѣтъ заявилъ рѣшительно Митрій… Ша-а-лишь… братъ. Онъ хоть… въ трубу своб умѣетъ… а выше бога не смѣй. Ты вотъ мнѣ устрой такъ чтобъ дождь былъ въ засуху… во что…

‑ Это они могутъ… замѣтилъ солдатъ.

‑ А то вотъ два года[397] сроду хлѣбъ не родится… Одно слово ложись да помирай…[398]

Особливо безъ водки – засмѣялся Николай… Эхъ жить въ городѣ господамъ…[399].

Чай отпили и гости разошлись…[400]

Тяжко было Николаю. Отвыкъ отъ деревни. Въ городъ тянуло его…

Легли рано… Дѣдъ Савелій слышалъ весь разговоръ и не могъ заснуть[401]. На дворѣ шелъ дождь , снѣгъ сходилъ съ полей[402]. Грянетъ морозъ – все пропадетъ – мучила дѣда

// л. 28

 

мысль объ урожаѣ… Онъ ждалъ кануна Крещенья.

IV[403]

А ёнъ братцы – унтеръ-церъ… ‑ замѣтилъ Рыжій… Ему и не рашшотъ…[404]

‑ А што мнѣ одинъ баринъ сказывалъ, братцы. Теперь черезъ банкъ нужно землю намъ прикупить – ей Богу… и долгъ разсрочить…

‑ Слыхали[405] мы… да пустое дѣло… сказ.[406] Рыжій… Ежели[407] ее продаютъ значитъ плохо дѣло…[408] Теперича фабрика – вотъ дѣло… Ну ее къ Богу землю то… Купишь ее да и сиди…[409] На ее и скотину надоть, и навозу надоть… А гдѣ ее возьмешь…[410] Народъ о томъ зналъ… А какъ на фабрику то – кажный мѣсяцъ тебѣ деньги даютъ…

Правильно – Пр-равильно… ‑[411] это ты… тово…[412]

Съ капиталомъ ежели пожить[413]

// л. 28 об.

<порядок страниц установлен в соответствии с последней, опубликованной редакцией>

 

 

[414]сказалъ Антонъ…[415]

Вотъ… Сеня… только къ лѣсу-то…[416] Тучи нѣтъ… Ась?.. Плохо вижу что то…

‑ Сенька посмотрѣлъ въ сторону лѣса…

Нѣтъ – дѣдушка, чисто… Кругомъ чисто…

‑ Старикъ ничего не сказалъ…[417]

На колокольнѣ опять ударили… Старикъ опустился на землю,[418] разрылъ песокъ и сталъ слушать…

Сенька тоже припалъ[419] къ землѣ…[420] Плохо что то дѣдушка…[421] не слышу совсѣмъ… А вотъ… чуточку слышно… что? дѣдушка…

‑ Старъ сталъ… Не слыхать ничего… Сеня… Плохо… Промерзла плохо… Да и снѣжку мало, охъ мало…[422] Онъ то… и расходится… не слыхать его… звону то…

[423]Когда дѣдъ поднялся, его лицо было[424] скорбно… Глаза покраснѣли… Руки онъ напряженно дрожали…

Глянька, Сенька… на небо то… небо[425] надъ лѣсомъ то… не видать?.. Ась.

Сенька опять посмотрѣлъ на небо.

Ну… какъ?

Облачко, дѣдушка плыветъ… А все еще… А вотъ и надъ[426] Ивановкой облачко…

Сенька[427] приставилъ свою красную[428] маленькую ладонь къ глазамъ…

‑ И еще дѣдушка облачко плыветъ…

‑ Сеня… далёко… я… ничего не вижу… онъ потеръ глаза и тоже приставилъ ладонь.

// л. 26

 

‑ Вонъ… вправо… вотъ надъ овражкой то ‑– дѣдушка, гдѣ коровы зарыты… Вишь… вонъ и<хъ> сколько повалило…

‑ Вижу… ишь… вижу – шепталъ старикъ[429]. А какіе они…

‑ Да какіе густые… кучками дѣдушка… ровно вата… Кучóвые…

Старикъ опустилъ руку…[430] И сталъ молиться на церковь…

Ну… Сенька… пойдемъ.. холодно мнѣ…[431] Ноги ноютъ… холодно…[432]… пойдемъ… Сеня…

И[433] старикъ, держась за Сеньк.[434] полушубокъ сталъ осторожно спускаться съ осыпи.

Изъ[435] за лѣса дѣйствительно тянулись тучки, бѣ за лѣса дѣйствительно тянулись тучки, тяжелыя, бѣлыя, нагоняя одна-другую толпясь и[436] сбиваясь въ кучи, громозд.[437] въ волшебныя постройки… [438]Они наползали на солнце… Стая галокъ пролетѣла надъ лѣсомъ и черной, изгибающайся лин.[439] съ крикомъ потянулась надъ болотомъ.

Изъ[440] церкви расходился[441] народъ со святой[442] водой…

Старикъ дорогой къ дому не говорилъ ни слова.

Сенька молчалъ тоже.. Онъ зналъ отъ дѣда[443], что[444] облака не къ добру что нонѣшній годъ опять урожая не будетъ: онъ одинъ только вѣрилъ дѣду и его маленьк.[445] сердце тосковало… Въ немъ зарождалась любовь къ землѣ и ему было обидно теперь[446] и за эту землю, и за облака – за фабричную трубу – и за дѣда…

Придя домой, старикъ снялъ съ себя[447] полушуб[448] и полѣзъ на печь. Онъ[449] молился[450] и плакалъ.[451] Онъ молился и

// л. 26 об.

<порядок страниц установлен в соответствии с последней, опубликованной редакцией>

 

оплакивалъ[452] крестьянскую жизнь, на его глазахъ разлагавщуюся и умиравшую[453] землю[454] отъ которой стали отводить и которая[455] въ послѣднія годы точно болѣть начала, за своихъ, уходившихъ отъ этой земли[456], которую онъ все еще любилъ…

‑ Эхъ! не ладно… не ладно… сидѣла въ его головѣ мысль и недавала покоя… Что будетъ? Народу все больше… а земля одна,.. э-эхъ… что будетъ?

Бабка[457] Василиса принесла святой воды,[458] покропила избу, сѣнцы[459], исхудавшую отъ безкормицы коровенку. Ворончика[460] на котор.[461] ворот.[462] изъ М.[463] Николай ‑ велѣлъ Степанидѣ вынуть Таньку изъ люльки. Дѣвочку опять скрутилъ приступъ кашля. Ея блѣдное личико[464] опухло,[465] все[466] маленькое тѣльце похудѣло и[467] приняло синеватый цвѣтъ.

‑ Ну – держи ее сказала Василиса – держи голову то… Ну, Господи благослови.

Старуха вылила ей въ ротъ святой воды, только что принесенной съ мороза… Авось полегчаетъ…

Дѣвочка кричала. Ея тѣльцѣ корчилось въ сильн.[468] рукахъ матери и опять поднялся мучительный кашель, сухой. Сжатыя кулачки такъ и застыли въ одномъ положеніи у грудки.

‑А ну ка[469]… плохо[470] будетъ – матушка ‑ попробовала[471] было сказатьСтепан.[472]

‑ Но Василиса такъ и замахала руками.

‑ Что… ты… сбѣсилась чтоли.. Отъ[473] Хрещенской воды то… Смотри полегчаетъ… Съ одра смертельнаго поднимаетъ… Вонъ дѣда спроси.[474]

// л. 29

 

Совсѣмъ прошлый годъ помирать собрался… и за попомъ ходили. А какъ дала я ему хрещеной[475] воды то и полегчало.

‑ Да и горитъ она нонеча[476]… ‑ Въ больницу бы ее свезти – робко сказала Степанида. –

‑ Перегоритъ и полегчаетъ[477]… Маслицемъ изъ лампадки натри ее на ночь… Да помретъ ‑ ангельская душа… куда тебѣ ихъ… Опять принесешь скоро…

Степанида утерла слезу и[478] дала ребенку грудь –

‑ Не беретъ и груди… чтой то нонеча… И въ груди у ей хрипитъ…

‑ Хоркотина стала.. ночью… Клади ее въ люльку то…[479]

Степанида положила ребенка въ люльку[480]. Дѣвочка горѣла дашала съ трудомъ[481]. Въ избѣ[482] слышно было какъ въ груди ея что то хрипѣло. Иногда она хрипѣла только вскрикивая и начинала метаться.

Николай[483] проснулся, выпилъ[484] свят.[485] воды и велѣлъ самоваръ ставить…

Что за аль ошалѣлъ ‑ въ сочельникъ чай пить – заворчала баба Василиса.

‑ Ну, вотъ и съ сочельникомъ то. Ну что горитъ все… Дай ка ея потрогать[486] Степанида…

Охъ Господи… о-охъ… зашепталъ дѣдъ на печи… Грѣхъ тебѣ… Николай грѣхъ[487] укоризненно сказалъ онъ сыну…

‑ Ладно лежи себѣ…[488] не твоя забота…

Ночью ребенокъ померъ.

// л. 29 об.

 

Это былъ долговязый, неуклюжій мужикъ съ тупымъ[489] лицомъ и[490] удлинненной головой,[491] на которой съ трудомъ удерживалсям маленькій, почти дѣтскій картузикъ гораловаго цвѣта, совершенно выгорѣвшій на солнцѣ. Картузикъ этотъ былъ совершенно пробитъ дробью[492]. Митрій радушно предлагалъ его всякому желающему пострѣлять въ цѣль для чего обыкнов.[493] вѣшалъ на сучекъ и отмѣривалъ 70 шаговъ.[494] Картузъ этотъ былъ купл.[495] имъ лѣтъ 12 назадъ, къ вѣнцу, вмѣстѣ съ поддевой, которая[496] уже приняла цвѣтъ кожи[497] отъ продолжительныхъ непогодъ и скитаній[498] хозяина.[499] Митрій принадл.[500] къ такому сорту людей, отъ которыхъ «проку» ожи[501] нечего.[502] Съ ранн.[503] лѣтъ онъ пристраст.[504] къ природѣ. Онъ любилъ воду и цѣлыми ночами сидѣлъ на утлой челнѣ, на рѣкѣ и забрасывалъ «недотку».[505] Съ іюля и по апрѣль онъ не разставался съ ружьемъ,[506] отыскивалъ и билъ дичь, разводилъ по ночамъ[507] костры и тщательно избѣгалъ властей, такъ какъ охотился безъ билета.[508] Природа, свобода и водка[509] ‑ вотъ все

// л. 19

 

несложное содержаніе[510] его жизни. Землю онъ сдавалъ въ аренду своимъ,[511] «крестьянствомъ» не интересовался хотя любилъ поговорить о крестьянской нуждѣ и о томъ что теперича хошь ложись да помирай – земля почти вовсе родить перестала.[512] Жена его, Акулина, давно махнула на него рукой и ходила работать лѣтомъ – въ имѣньѣ[513] поломой[514], зимой[515] на жел. дор.[516]

‑ А, чай да самоваръ – и т. д….

‑ Съ охоты – чай – Митрій Показывай спросилъ Рыжій. – Много ли убилъ.

Митрій рукой махнулъ, и потомъ покрутилъ головой и ударилъ себѣ въ грудь.

‑ Братцы… затянулъ онъ пьянымъ голосомъ братцы… Ограбили меня… Хлѣбъ мой у меня отняли… послѣднее ружьишко отняли разбойники.[517] Чтожъ? грабить мнѣ таперича по селамъ ‑ штоли? а? – Говорю я ему ‑Мокѣй Иванычъ! ты по Божьи… ты, Мокѣй Иванычъ меня знаешь… какой я человѣкъ… земля тапер.[518] не[519] даетъ[520] ничего. А онъ мнѣ какъ вдаритъ… въ самое это то мѣсто,

// л. 19 об.

 

какъ значитъ вдаритъ,.. и урядникъ какъ сичасъ по скулѣ … Нѣтъ… ты… говорю… Мокій Иванычъ меня… уважь… вдарь ты… меня еще разъ лучше сто разовъ – ружье мое отдай… Потому… я… А онъ меня, такъ значитъ… нѣтъ… А урядникъ опять по скулѣ… Братцы… да[521]гдѣ же это видано…[522] Нѣтъ… значитъ ружье берешь… значитъ…

Присутств.[523] относились къ несч.[524] Митр.[525] безучастно. Одинъ только Рыж.[526] и то только изъ <нрзб>замѣтилъ:

Не лайся собака ‑ упавшимъголосомъ[527] затянулъ Митрій.

№ 2.

‑ Самъ песъ плюгавый… Какой ты безсовѣстный человѣкъ… По дѣломъ тебѣ – авось на фабр.[528] пойдешь ‑[529]водку то жрать не на что теперь…

‑ Не пойду я… на вотъ… выкуси… Подохну не пойду…

‑ Анъ пойдешь…

‑ Домъ растащу… не пойду…

‑ Пойдешь…

…Тресну я тебя, стерва… Подойди… поди… по… да и… да… я тебѣ… А? братцы! Какое полное право… И вдругъ хлопъ… а да подъ сердце…

Митрій вытащ.[530]… и т. д.

№ 3

Тамъ вотъ баринъ то и сказывалъ, что по трубѣ да по стрѣлкамъ они погоду то и узнаютъ и сичасъ въ газетахъ пропечатали.

// л. 20

 

‑ Учоные люди… какъ имъ не знать – затянула[531] Матрена и пососала сахаръ.

А для чего имъ погоду узнавать? спр.[532] Рыжій. – Мы таперича крестьяне – намъ надо… мы хлѣбъ сѣемъ… погода для насъ самое первое дѣло…

‑ Погода? – вмѣш.[533] въ разгов.[534] совсѣмъ было осовѣвш.[535] Митр.[536] – Погода, братцы – я и-ихъ…[537] таперича градъ и всю рожь побьетъ… опять ежели дождь не ко времени… и-и… ‑ Онъ закрутилъ головой и откинувшись назадъ, ударилъ затылкомъ объ стѣну…

А господамъ для чего погода? ‑спр[538] Рыжій.

‑ А для своего удовольствія – сказалъ солдатъ Антонъ… Ежели къ дóждю – сичасъ зонтики захватятъ, калошки, какъ на гульбу выдутъ…

И-ихъ ‑хи-хи… захохоталъ[539] Рыжій. Знамо пей забавно… А у насъ… ежели… градъ…

‑ А господа то евтотъ градъ то въ фунтикъ и жрутъ…[540] ‑ сколько разъ видѣлъ[541] сказ.[542] Никол[543]. Имъ что занятно…

‑ Нн-ѣ-ттъ – вдругъ опять затянулъ Митрій, ты мнѣ… вотъ что… какое онъ имѣетъ полное право въ трубу это самого[544] узнавать… ежели я съ голоду дохну. Н-да ты трудись… Митрій погрозилъ кому то

// л. 20 об.

 

пальцемъ и тряхнулъ волосами.

Тру-ба… Ты… р-работай… [545] А ему что… Онъ въ трубу значитъ… А ты подай то подай… ты семью то прокорми… Вотъ ружьишко отняли[546] а ему дѣла нѣтъ…

Правильно! Митрій Степанычъ – правил.[547] сказалъ Рыжій.

‑ Н-ѣ-ѣтъ… Выше Бога не будешь… не-а…а лишь… братъ…[548] Ты мнѣ устрой чтобы земля… рожала… Во-о!.. я понимаю…[549]

Выпили три самовара. Разговоръ перешелъ на фабричное житье[550]. Большинство[551] рѣшили, что теперь фабрика еще поддерж.[552] можетъ. Говори о жизни въ Москвѣ. Говорили объ урожаѣ горячо, но это было по привычкѣ. Въ «Хворовкѣ» на землю перестали обращ.[553] вниманіе.[554] Земля отходила на второй планъ. ¾ населенія работали на фабрикѣ, жили въ Москвѣ, пьянствовали, но внутри, гдѣ то глубоко въ сердцѣ еще копошилось сознаніе что земля-то прибѣжище, которое можетъ поддержать въ крайнюю минуту. Всѣ сознавали, что въ случаѣ неудачъ[555] въ Москвѣ, всѣ опять примутся за землю: она не измѣнитъ – лишь бы только труды отправдывались. Всѣ[556] инстинктивно, безсознательно чувствовали[557] могучую связь съ землей

// л. 21

 

связь, закрѣпленную вѣками.

Дѣдъ Савелій не спалъ. Знать боли сильно донимали его, онъ[558] внимательно прислушивался къ разговору. Въ немъ просыпалась какая то скрытая энергія, сердце начинало усиленно стучать въ старческой груди, когда до его слуха долетали слова: «земля, урожай, крестьянская работа».[559]

80 лѣтъ прожилъ онъ землей. Она была для него всѣмъ. Онъ любилъ ее безсознательной, мучительной любовью. Онъ вид.[560] въ ней живое что-то… Она для него жила, дышала, пила влагу, засыпала, давала ему хлѣбъ… Онъ болѣлъ за нее, когда она ничего не могла уродить. Дѣдъ видѣлъ, какъ на его глазахъ земля начала отходить отъ рукъ, вѣрнѣе, какъ отъ нея отходятъ руки. Фабрика, и городъ[561] явились ея соперниками. Фабр.[562] и городъ – сулили и давали больше, чѣмъ земля. Дѣдъ видѣлъ[563] что за послѣдн.[564] рядъ лѣтъ, неурожайн.[565] лѣтъ,[566] народъ народъ, народъ его деревни

// л. 21 об.

 

начиналъ мѣнять свою жизнь.[567]

А особенно эти послѣдніе 3 года неурожая.[568] А тутъ еще фабрика рядомъ суконная открылась. Народъ валомъ повалилъ, землю въ аренду сдавать стали. Пьянство пошло, развратъ… Дѣдъ Савелій ясно видѣлъ, что прошлаго не воротить, прошлое уходитъ… Даже природа стала его обманывать. Два раза обманулся дѣдъ въ своихъ наблюденіяхъ. А прежде? Прежде всегда все по его словамъ выходило.

Поздно разошлись гости[569]. Дѣдъ думалъ о прошломъ, старался понять настоящее и не могъ заснуть. На дворѣ шелъ дождь, снѣгъ сходилъ съ полей. Грянетъ морозъ – все пропадетъ – мучила дѣда мысль объ урожаѣ. Онъ ждалъ кануна Крещенья.

Глава IV

Праздники[570] тянулись скучно, вяло[571]. Раза два у Прохоровыхъ собирались гости. Пріѣхала изъ «Пряховки»[572] изъ сосѣдней деревни «Пряховки» сестра Николая Василиса, угрюмая, ворчл.[573]

// л. 22

 

баба съ свекромъ и привезла неутѣшительныя вѣсти: молодая телка[574] которую думали оставить на племя, съ чего то вдругъ околѣла.[575] Изъ клѣти украли два пуховыхъ платка и мужнины сапоги новыя,[576] привезенные имъ, когда сынъ пріѣзжалъ на побывку изъ солдатчины. Свекоръ плакался[577] что сынъ его, служившій въ Москвѣ въ булочной денегъ не имѣетъ, и какъ сказывалъ запивать сталъ шибко и съ какой то тамъ Машкой спутался: на нее все тратитъ. Пришли къ Прохоровымъ кое-кто и изъ своей деревни.[578] Николай купилъ четверикъ водки и 2 бутылки пива для бабъ. Когда всю[579] водку выпили, Рыж.[580] послали купить еще двѣ бутылки и опять пили. Приходили ряжен.[581] фабричные и представляли «царя Ирода и[582] царя <нрзб>[583] Премудраго», а одинъ фабричный и показалъ даже фокусы. Потомъ два дня подрядъ Прохоровы ходили въ гости въ деревню, гдѣ жила Василиса, верстъ за 15 и въ городъ

//л. 22 об.

 

къ кумѣ Степанидиной, и изъ городу Николая привезли пьянаго и съ разбитымъ лицомъ. Братъ Николая, Семенъ, парень 20 лѣтъ – лежалъ еще съ ноября[584] въ[585] земской больницѣ, ему вышибло челнокомъ глазъ на фабрикѣ и онъ думалъ, какъ изъ больницѣ выпишется, ѣхать въ Москву къ адвокату.

Дѣдъ не принималъ въ празднествахъ никакого участья. Когда до его слуха долетали пѣсни ребятъ на деревнѣ, онъ[586] думалъ, что и пѣсни перемѣнились, глупыя какія то стали. Да и люди перемѣнились.

‑ И какъ[587] глотку деретъ,[588] шамкалъ дѣдъ…

А по улицѣ гармошка выдѣлыв.[589] какіе то особенные азартные трели

«Но балоф-ы-ства миня сы-гу-би-ила

Я сбился съ пра-а-ведной-ой пути

Въ одну-уу дѣфченку я вы-любился»

Оралъ пѣснь голосъ[590] фабричный[591]. А[592] слѣдомъ за нимъ другой пристукивая каблукомъ по снѣгу яростно[593] отчеканив.[594]

Эхъ[595]… я поѣду на ффатеру

Куплю себѣ пистолетъ

// л. 23

 

Часто съ улицы до ушей Савелія доносились крики передравшихся[596] пьяныхъ фабричныхъ и дѣвичій визгъ…

‑ Дѣвки пьянствовать зачали ‑ думалъ дѣдъ, путаться стали… бывалыча… то… кротость въ ихъ была… а теперь за двугривенный… охъ Господи…[597] Что дѣлается-то и-и-ихъ…[598]

Канунъ крещенья выдался ясный.[599] Морозъ было градусовъ 5⁰.[600] Въ Хворовкѣ было тихо, даже ребятишки сидѣли по избамъ и ждали святой воды.[601] Съ[602] семи часовъ утра[603] Митрій съ Семен.[604] Рыжимъ взяли взяли ломъ и отправились на прудъ, ‑ пробивать для[605] завтрашняго крестнаго хода крестъообразную прорубь на прудѣ за околицей. Церковь[606] была почти рядомъ въ селѣ Ивановѣ, взлизи рѣки не было, и люди шл.[607] обыкнов.[608] крестн.[609] ход.[610] на прудъ въ

// л. 23 об.

 

Хворочку. Николай спалъ на лавкѣ послѣ выпивки наканунѣ. Дѣвчонка въ люлькѣ кашляла – судорожно сжим.[611] синія кулачки. При каждой прист.[612] ее точно подкидывало[613] что ея люлька такъ и ходила на слегѣ,[614] заложенной къ[615] потолку. Бабка Василиса по совѣту столѣтней старухи Домны, повитухи[616] и «чистоправки»[617] для излѣченія рѣшила ее попоить святой водой, непремѣнно холодной, иначе «не подѣйствуетъ», какъ настаивала Домна. Въ этотъ день[618]дѣвченкѣ Степанида до святой воды и груди не давала. Сенька валялся на палатяхъ и[619] грызъ сырую картошку.

Во[620] второмъ часу въ Ивановкѣ ударили къ вечернѣ. Дѣдъ три раза перекреситлся, сталъ спускаться съ печи и сталъ одѣваться.[621]

‑ Куда, дѣдушка, аль въ церковь хочешь? – спросила старика Степанида, мывшая полъ въ избѣ. Бабка Василиса еще съ утра ушла въ Иваново:

Дѣдъ ничего не сказалъ[622]. Онъ былъ въ этотъ день какъ то особенно настроенъ. Для этого онъ ждалъ цѣлый годъ и не любилъ, когда[623] начинали[624] разговоръ

// л. 24

 

особенно съ тѣхъ поръ какъ надъ старикомъ начали посмѣиваться.

‑ Сень, а Сень! – окликнулъ старикъ внука. Подь сюда!..

Сенька[625] запустилъ картошку въ уголъ и кубаремъ слетѣлъ внизъ. Онъ зналъ за чѣмъ дѣдъ зоветъ его. Вотъ ужъ третій разъ какъ онъ[626] пойдетъ съ дѣдушкой туда, на откосъ – смотрѣть на небо и слушать землю. Онъ любилъ дѣда, любилъ его разсказы и[627] любилъ его слезливыя красн.[628] глаза и его суковатую палку. И дѣдъ любилъ Сеньку: онъ малышъ и не будетъ смѣяться.

Сенька надѣлъ полушубокъ,валенки, напялилъ шапку и досталъ изъ подъ лавки клюку дѣдову.

‑ Пойдемъ, Сеня! – Держись за палку-то охъ Господи…[629] Матушка заступница и дай… дай Богъ… не оставь… шамкалъ Савелій[630].

На улицѣ[631] было пусто. Жучка было побѣжала[632] за Сенькой[633] съ громкимъ лаемъ, но старикъ велѣлъ запереть ее въ сенцѣ. Пошли огородомъ позади дворовъ. Подъ откосомъ изъ-подъ снѣга, только вчера выпавшаго торчали сухiя палки увядшей крапивы, жимолости

// л. 24 об.

 

и[634] лошадинаго щавелю. По откосу тянулись[635] грязноватыя земляныя полосы обнаженной земли[636]. Вырытыя собаками и ребятишками ямки – чорножелтыми пятнами выдѣлялись на снѣгу. Сенька побѣжалъ впереди,[637] старикъ едва-едва подымался[638] по[639] крутой тропинкѣ, нащупывая[640] палкой мерзлый грунтъ осыпи. Въ Ивановкѣ[641] пономарь уже кончилъ звонить, и съ откоса видно было, какъ онъ завязывалъ веревку за деревнныя перильца. Савелій[642] снялъ шапку и[643] молился на церковь. Тишина стояла вокругъ, надъ полями, что тянулись влѣво за откосомъ надъ болотной, уходившей отъ Хворовки, къ дальнему лѣсу,[644] облѣзлая бѣлая церковка сельца сиротливо торчала надъ мертвой бѣлой равниной показывавшей мѣстами незанесенныя снѣгомъ плѣшины. Съ откоса Хворовка казалась какимъ то соединеніемъ соломы гнилого, почернѣвшаго дерева и грязи. У колодца Акулина[645] съ какой то бабкой съ жаромъ сообщали что-то другъ другу. На пруду Рыжій съ Митріемъ прорубали ледъ для «ерданки». Верстахъ въ двухъ, за полями

// л. 25

 

торчала высокая кирпичная труба недавно поставленной суконной фабрикой. Бѣловатой дымной тонкой струей уходило онъ нея ей небу. А небо,молочной голубизной[646]проглянувшее[647] было чисто и солнце ярко свѣтило[648], играя на погнувшемся крестѣ Ивановской колокольни.

‑ Вотъ Сеня… земля наша-кормилица! смотри… Спитъ она теперь… Нонеча холодно ей, родной… снѣжку мало… А придетъ весна – проснется она матушка, ручейки побѣгутъ, травка Божья въ ростъ пойдетъ. Сеня, Сеня…[649] Люби ее…[650] Слушайся меня, старина… Уйдешь отъ нее матушки, бросишь ее – пропадомъ пропадешь.

‑ Да, дѣдушка… Вотъ намъ и Ликсанъ Ликсанычъ ‑ все такъ то вотъ говоритъ…

‑ Ась?[651]

Ликс. Ликс.[652] – учитель нашъ… тоже вотъ говоритъ…

‑ И[653] вѣрно говоритъ… Учоный человѣкъ… онъ, братъ знаешь… А какъ ежели уйдешь[654] въ кабалу, пойдешь… Да Сеня…[655] Съ[656] земелькой то – ты самъ себѣ голова. Не родится[657] ‑ перебьешься[658] А все весело на сердцѣ… А одинъ ежели безъ земли – зашибутъ… Богатый зашибетъ… Сеня… Ишь вотъ фабрику то отстроили.[659] Труба то…[660] Деньжищевъ много стало… Надо ему ихъ вернуть… Вотъ и съ народа то и начнетъ братъ…[661]

// л. 25 об.

 

 

Исправленная редакция

б) Черновой автограф

30 лл.

Новой дорогой.

Новая жизнь

Новая жизнь

Послѣдній

Послѣдній[662]

// л. 30

Новая дорога.[663]

Хворовка стояла въ низинѣ. Съ околицъ подступали къ ней два зловонн.[664] пруда, обросшихъ водой, а противъ средины позади огородовъ торчала песчаная осыпь холма, годъ отъ года сползавшая. Въ ней ребятишки рыли подземныя ходы а собаки сходились сюда въ жаркія дни со всей деревни и спали въ ямахъ.

Подъ осыпью росъ цѣлый лѣсъ могучаго лопуха, дикой конопли и крапивы[665], распространяя[666] тяжкій острый запахъ прѣли и сырости. Лѣтн.[667] вечеркомъ изъ этой[668] густой заросли слышался храпъ забравшихся сюда спать пьяныхъ и[669]вздохи и поцѣл.[670] деревенскихъ[671] паръ. По осени на гребень холма тянулась тропка годами измѣнявшая свою линію. Ранней весной[672] на зорькѣ любилъ сюда поднимать.[673] старикъ Савелій свѣшивая съ откоса худыя наболѣвшія

// л. 30 об.

 

за зиму ноги и тоскливо[674] глядѣлъ слѣпыми глазами вдаль, на болотину, разступившуюся за «Хворовкой» на чорныя полосы полей, по которымъ огромными стаями шныряли бѣлоносыя грачи. Онъ съ холма прислушивался къ весеннимъ звукамъ, ловилъ тоны, знакомые съ дѣтства, когда онъ съ ребятишками рылся въ пескѣ и швырялъ камнями въ пруды у околицы.

Холмъ этотъ былъ для старика особеннымъ мѣстомъ: здѣсь онъ производилъ «наблюденія», слушалъ землю, слѣдилъ за бѣгомъ облаковъ и по[675] разнымъ примѣтамъ рѣшалъ вопросъ объ урожаѣ. Такъ было много лѣтъ. Покойный отецъ научилъ его понимать природу, непонятн.[676] для многихъ, передалъ ему важныя примѣты и еще мальчишкой водилъ сюда на холмъ слушать что говоритъ земля.[677] Зимой дѣдъ[678] лежалъ на печи, слѣзая только къ обѣду[679]. Иногда съ печки раздавался его сонный голосъ и тогда[680] головы всѣхъ поворачивались къ нему.

‑ На мокреть пошло, ребятки… о-охъ, на мокреть… къ дóждю, ребятки…

‑ Ишь, старикъ, ровно ему богъ говоритъ скажетъ невѣстка Степанида, жена сына Николая,

// л. 31

 

промышлявшаго[681] въ М.[682] извозомъ. – А почемъ ты знаешь, дѣдушка…

Ась? – шамкалъ дѣдъ на печи.

‑ Што ась? али оглохъ, на печи то лежа? почемъ, говорю, знаешь то… Спина што ль отецъ?

‑ А… вишь ты… нѣ-ѣтъ… Спина ежели… къ сиверку… Въ ногу штой то больно стрѣлятъ[683]. Потому мокреть пойдеть…

‑ Ишь ты, пророкъ объявился… ‑ засмѣется сосѣдка Акулина, часто забѣгавшая къ Прохоровымъ[684]. Охъ помри не соври, ‑ старая коряга.

Акулининъ мужъ[685] землю бросилъ давно, занимался охотой, билъ зайцевъ по зимамъ, и пьянствовалъ… Сама Акулина въ избу только ночевать ходила[686], ходила на суконную фабрику и бѣгала по людямъ[687]. Дѣтей у нея не было.

Когда старику не въ моготу приходилось, онъ рѣшался на опасное дѣло слѣзать съ печи[688]. Леж.[689] на животѣ начинаетъ онъ сползать съ печи, осторожно отыскивая скамейку[690]. По скамейкѣ, держась за кирпичи,

// л. 31 об.

 

скользилъ дѣдъ къ стѣнкѣ и уже тутъ опуситлся на полъ. Онъ шелъ къ окошку, скребъ замерзшее стекло и всматривался въ погоду.

‑ Къ дóждю идетъ,.. къ дóждю… ‑ рѣшалъ онъ дѣлая по пустотѣ облаковъ и направленію[691] вѣтра свои наблюденія.

Въ Хворовкѣ всѣ вѣрили въ его примѣты, въ его таинственн.[692] боли и, надо правду сказать, вѣрили не безъ основанія. Старикъ даромъ слова не говорилъ. 70[693] лѣтнее общеніе[694] съ природой раскрыло ему много[695] тайнъ, дало много хорошо провѣренныхъ примѣтъ. По окрасу облаковъ, облитыхъ заходящимъ солнцемъ, формѣ и ходу ихъ, онъ предсказывалъ погоду на завтра. По[696] формѣ луны онъ угадывалъ недѣльную погоду, по[697] листопаду онъ примѣчалъ, какая будетъ осень, по времени расцвѣта[698] березы онъ указывалъ время сѣва и т. д. Но что самое вѣрное, онъ всегда почти вѣрно могъ сказать, каковъ будетъ урожай. Этотъ вопросъ всю жизнь[699] его, пахаря,[700] съ 10 лѣтъ знакомаго съ тяжелой сохой. Уже съ августа онъ начиналъ производить нѣкоторыя подготовительныя наблюденія. Онъ глядѣлъ на воду, съ какой

// л. 32

 

стороны обдувалъ ее вѣтеръ на Лаврентія. Въ сентябрѣ спрашивалъ много ли жолудей уродилось, въ началѣ октября ходилъ смотрѣть какой стороной листъ на землю ложится, какъ въ ноябрѣ ледъ на рекѣ стоитъ, какъ на Рождество солнце вставало. Это были лишь подготовительныя наблюденія. Съ этими примѣтами[701]были въ деревнѣ многіе знакомы, и тетка Акулина обѣгала из.[702] и тянула, подперевъ щеку ладонью.

‑ Ахъ, бабоньки!.. листъ то… листъ мохнаткой на землю ложится… Прогнѣвили мы Михайлу Угодника… Землю свою Акулина[703] съ муж.[704] отдавали въ аренду[705]. Во всемъ своемъ величьи являлся дѣдъ въ канунъ Крещенія. Это былъ единственный день зимой когда Савелій находилъ необходимымъ подняться на гребень откоса[706] за огородами и съ вершины хол.[707] производилъ таинственныя наблюденія. Онъ слушалъ ухомъ землю, всматривался въ небо, замѣчалъ – скорость вѣтра и влажность воздуха. Но откосѣ дѣдъ проводилъ около часа. И въ Хворовкѣ вѣрили ему,

// л. 32 об.

 

поджидали[708] нетерпѣливо кануна Крещенья и слушали, что скажетъ Савелій. –

‑ Ладно, будетъ, ладно… ‑ говоритъ дѣдъ и сіялъ, если наблюденія были благопріятны…

Въ противномъ случаѣ онъ не говорилъ ни слова и спѣшилъ скорѣе забраться[709]  на печь.

Такъ было много лѣтъ… И вѣрно предсказывалъ дѣдъ Савелій, такъ все по его слову и сбывалось. Вотъ только послѣдніе два года дѣдъ обманулся. Все за урожай говорило, а вышло какъ разъ наоборотъ: Такого полнаго неурожая и самъ дѣдъ не помнитъ… Вѣра въ старика пошатнулась, стали подсмѣиваться надъ нимъ, особенно свои. Дѣдъ[710] былъ удрученъ[711]. – Старъ сталъ, должно, ‑ думалъ онъ. ‑– А неурожай былъ полный. Скотина осталась у немногихъ, народъ на заработки ушелъ, многіе съ крышъ солому посняли. Земство кормило ребятъ въ школахъ, дало по пуду муки на душу, отпустило[712] на сѣмена. Урожая ждали съ нетерпѣніемъ. Старикъ Савелій ожидалъ кануна Крещенья. Онъ вѣрилъ въ себя…

// л. 33

 

Недѣли за двѣ до Рождества[713] поздно вечеромъ, когда въ избѣ Савелія собирались ложиться спать и бабка Василиса давъ подзатыльникъ просившему поѣсть Сенькѣ, привернула лампадку, вернулся изъ Москвы Николай. Появленіе его было такъ нежданно, что бабка Василиса чуть было не уронила лампадку, а жена Николая Степанида, растрепанная въ одной рубашкѣ остановилась середь избы и[714] удивленными глазами смотрѣла на мужа. Оравшій Сенька стихъ и только старый дѣдъ завозился на печи и тревожно зашамкалъ

‑ Эй, бабка, кто тамъ?

Появленіе Николая было загадочно.[715] Было самое горячее, предпраздничное время, можн.[716] было заработать извозомъ хорошіе деньги, а тутъ Николай домой воротился. Ни бабка ни жена не рѣшались спросить о причинѣ пріѣзда. Но той

// л. 33 об.

 

и другой чудилась бѣда…

‑ Ну, здравствуйте, коли живы – сказалъ Николай, хлопнувъ рукавицами объ столъ и сѣлъ на лавку.

‑ Чего стала-то? – крикнулъ Николай на жену. – Прибавь огню.

И когда Степанида прошла мимо него, чтобы[717] отвернуть лампочку, ему бросились въ глаза ея полныя плечи и грудь, виднѣвшаяся изъ-подъ опустившейся рубахи.

‑ Не худѣетъ… ‑ скользнула[718] въ его головѣ мысль, а слѣдомъ за этой мыслью опять потянулось пережитое, нежданн.[719] горе…

Въ избѣ стало свѣтлѣть. Сенька смотрѣлъ на отца выставивъ съ палатей голову. Два старшихъ[720] сына 10 и 12 жили въ Москвѣ, ‑ одинъ[721] ученикомъ сапожника, другой въ трактирѣ. Въ качалкѣ, за печкой[722] спала[723] годовалая дѣвочка, послѣдышъ, какъ заявила

// л. 34

 

мужу Степанида.

‑ Чтò батька[724]?

На печи сынокъ… Мается больно, охъ мается, сердешный.

Старуха все хотѣла спросить сына о пріѣздѣ, но чего то[725] пугалась. Степанида[726] молча сидѣла въ уголкѣ и качала ногой грязную люльку. Сенька заснулъ на палатяхъ.

‑ Мокро стало… оттепель пойдетъ – сказалъ Никол.[727] и сталъ осматривать валенки.

‑ Дѣдъ то ужъ говорилъ… съ вечера все жалился…

‑ Писали вы, что[728] хлѣбъ вамъ отъ земства вышелъ… Осталось еще?

Съ недѣльку еще поѣдимъ… Сенька въ училищу ходитъ, кормится…

‑ Николай выпрямился, поглядѣлъ на жену, на мать и вздохнулъ…

‑ А я вѣдь совсѣмъ къ вамъ – вдругъ рѣшительно сказалъ онъ, даже голосъ возвысился

// л. 34 об.

 

и покраснѣлъ.

Всю дорогу мучила его мысль, какъ онъ будетъ говорить своимъ, что совсѣмъ пріѣхалъ домой. Степанида[729] вздрогнула, и еще шире раскрыла глаза. Старуха сморщила свое коричневое отжившее лицо и вся такъ и зашевелилась.

Тишина стала въ избѣ… Только раскачавшаяся[730] люлька скрипѣла пружиной…

Николай разсказалъ, какъ у него въ Москвѣ околѣла лошадь, «нивѣсть съ чего», а тутъ еще полиція… Сани плохие, армячишко въ заплаткахъ…

‑ Строгости пошли, теперь всѣхъ насъ осматривать стали, и печати кладутъ… Да што говорить!.. – махнулъ онъ рукой… Бѣда!..

‑ Охъ, Господи, горе то какое – заплакалась бабка…[731] праздн.[732] подходятъ[733]… охъ горе… и начала всхлипывать[734]. Она вся точно[735] съежилась[736]. Степанида все продолжала смотрѣть на муж.[737]

// л. 35

 

большими глазами[738], точн[739] вдругъ провалишимися[740] назадъ… Люлька все скрипѣла…

‑ Мѣсто буду искать – сказалъ Николай, точно оправдывался. На фабрику пойду… Ну, бабка, не ной, и безъ тебя тошнехонько.

‑ Самоварчикъ то поставить, небось а? – засуетилась Василиса… Кипяточку попьешь съ холоду то…

‑ Не надо… Тушите огонь, а я пойду, лошадь уберу.

Николай хлопнулъ себя по колѣнямъ и вышелъ.

Степанида утерла глаза голой обнаженной рукой, <нрзб> привернула лампочку и полѣзла на печь.

Старикъ дѣдъ все слышалъ съ печи. Боли донимали его. Онъ все ворочался кряхтѣлъ, крестился и теръ нывшую[741] ногу. Годовалая Танька заорала въ люлькѣ, точно во снѣ испугалась и заходилась отъ кашля… Кашелемъ уже четвертую недѣлю мучилась, но къ

// л. 35 об.

 

доктору не обращались…

III

На другой день вечеромъ къ Прохоровымъ зашелъ кой кто изъ сосѣдей. Пришла Акулина,[742] заявился Семенъ Рыжій, худенькій взъерошен.[743] мужичокъ, говорившій загадочными словами и круглый годъ переходивш.[744] съ фабрики на фабрику. Его нигдѣ не держали за пьянство[745] и страсть къ шатанью. Пришелъ еще кумъ Антонъ воротившійся изъ солдатъ и отдыхавшій зиму на родинѣ. На весну его подрядили въ десятники въ Москву[746]… Зашл.[747] и тетка Матрена, товарка бабки Василисы, пожалиться на судьбу свою: единственнаго ея сына искалѣчило на желѣзной дорог.[748] и онъ жилъ теперь у нея «на рукахъ», вдовый, съ двумя ребятишками.

Пили чай изъ большаго самовара, занятаго у старосты Ивана Михайлов.[749] Старуха Матрена принесла съ собой обсосаный кусочекъ сахару и собственную чашку.

// л. 36

 

Говорили о строгостяхъ,[750] о новыхъ порядкахъ…

‑ Ты, таперича, нащшотъ полиціи…

‑ Значитъ, надо такъ говорить, порядокъ соблюдаютъ… ‑[751] говорилъ Сем. Рыж.[752]

‑ Толкуй такъ… порядокъ – Попробуй поди этого порядка то – раздраженно сказалъ Николай.

‑ Штожъ… я ничего… Я вотъ на хфабрикѣ то у Петра Самсонова жилъ…[753] лютой человѣкъ… свою линію ведетъ…

‑ Линія… ‑ сказалъ солдатъ Антонъ. Тебѣ гдѣ[754] хочется линія будетъ.

‑ Тошъ линія… Потому порядки, чтобы былъ настоящій, значитъ[755] «земпляръ»…

Послѣднее слово Рыжій вставилъ такъ, для куражу больше –

Съ нимъ это часто случалось.

Года два назадъ, въ Хворовку заѣхалъ какой то гимназистъ съ ружьемъ и связкой удочекъ, снялъ за 2 р. сарай у Семена и все время таскалъ

// л. 36 об.

 

Рыжаго съ собой на охоту и на рѣку и поилъ водкой. Отъ него Рыжій и набрался учоныхъ словъ.

‑ Топерича на фабрикѣ… У Петра[756] Самсонова[757]говоришьНиколай тебѣ нигдѣ провилегіи нѣту… А работу то ты кидай, а мастеру то ϴеклисту Силычу потрафь ‑ вотъ тебѣ и порядокъ.

Безсмысленный разговоръ о порядкѣ закончился…

‑ Да[758] тяжело теперь жить стало – сказалъ Николай… Копка эта… опять дорогу листрическую вести хотятъ… столбовъ наставили.

‑ Людей то калѣчить! – загорячилась Матрена… Вонъ моего то какъ изувѣчили… на одной колѣнкѣ ходитъ… Штожъ и суда на ихъ нѣту што ли[759]… Мы то дураки… а умн.[760] то[761] чаго глядятъ…

А ты судись! судись, Матрена – сказалъ Рыжій. Высудишь… потому ноги рвать не положено… На это

// л. 37

 

и законъ такой есть… Какъ у насъ на фабрикѣ… палецъ оторвало Митричу, и судъ ему тыщу и присудилъ…

‑ Тыщу?[762]

‑ Вѣрное дѣло… а[763] Петра то Самсонова подъ штрафъ подвелъ… Во какъ… Къ аблакату сходи…

‑ Да ужъ и ходила…[764] Ничего гритъ, схлопотать нельзя, потому говоритъ, какъ по своей глупости подъ машину попалъ…

‑ А ты къ настоящему сходи. Онъ тебѣ такую бумагу настрочитъ, что вслѣдъ судъ присудитъ. Сироты такъ остались…

Старикъ дѣдъ завозился и застоналъ.

‑ Чаво ты дѣдушка? али опять подкатило? – крикнулъ Рыжій.

Старикъ человѣкъ, поди помретъ скоро…

‑ Ишь погодь то какая на дворѣ – маится, болѣзный ‑ жалостливо затянула

// л. 37 об.

 

бабка Василиса… Къ погодѣ у ево это…

‑ Нонеча опять чай на гору полезутъ – сказала Акулина[765]. Два года не по ево выходило. Лютый то у васъ старичокъ…

‑ А вамъ къ Москвѣ то погоду по стрѣлкамъ[766] узнаютъ[767].

И въ трубу глядятъ… Ну и сичасъ въ газетахъ печатаютъ…

‑ И… и… печатаютъ – подивилсь Акулина…

Въ это время зашумѣлъ <нрзб> двери[768] и въ избу вошелъ мужъ[769] Акулины, Митрій, выпившій. Слѣдомъ за нимъ вбѣжала Лизорка, неизмѣнная спутница на охотѣ.

‑ Чай да сахаръ! – крикнулъ Митрій… Брысь окаянная!

Онъ ударилъ и Лизорку ногой[770] въ бокъ, схватилъ за[771] спину[772] выкинулъ въ сѣни… и сѣлъ на лавку…

‑ Это былъ долговязый, неуклюжій мужикъ, съ удлиненной головой, на которой съ трудомъ удерживался маленькій, точно дѣтскій картузъ

// л. 38

 

горалового цвѣта, совершенно выгорѣвшій на солнцѣ. Картузъ былъ совершенно пробитъ дробью. Митрій радушно предлагалъ его всякому, желавшему «испробовать ружье» для чего вѣшалъ куртузъ на сучокъ и старательно отмѣривалъ 50 шаговъ. Картузъ этотъ былъ купленъ Митричемъ лѣтъ 15 назадъ, къ вѣнцу, вмѣстѣ съ поддевой, которая уже приняла[773] цвѣтъ кожи отъ продолжительныхъ скитаній хозяина. Митр.[774] былъ человѣкъ оригинальнаго склада. Съ раннихъ лѣтъ онъ пристрастился къ природѣ. Онъ любилъ воду и цѣлыми ночами сидѣлъ на рѣкѣ[775] и забрасывалъ надкуски, иногда «травилъ» рыбу и уже раза два отсиживалъ въ холодной. Съ іюля по апрѣль онъ не разставался съ ружьемъ, отыскивалъ и билъ дичь, разводилъ по ночамъ костры и[776] не имѣя билета на право охоты, тщательно избѣгалъ властей. У него установились непрiязненныя отношенія съ урядникомъ,

// л. 38 об.

 

который грозилъ изловить его и[777] что то «показать».

Дичь онъ таскалъ на фабрику и въ уѣздный городъ, верстъ за 20 отъ Хворовки. Землю свою[778] сдавалъ въ аренду, «крестьянствомъ» ‑ не интересовался, но любилъ поговорить о крестьянской нуждѣ и о томъ, что теперь ужъ ложись да помирай, а фабрика совсѣмъ съѣла. Жена его Акулина махнула на него рукой, зимой ходила на суконную фабрику, а лѣтомъ въ сосѣднее имѣніе, въ поломойки.

‑ Съ охоты, што ли? – спросилъ Рыжій.

Митрій покрутилъ головой и ударилъ себя въ грудь.

‑ Кровь мою пьютъ…[779] братцы… кровь…

‑ Водки[780] бы поменьше лопалъ, ‑ и паскуда… Ишь шею то наѣлъ… погубитель… ‑ затрещала Акулина.

‑ Строчи… сорока… строчи…

‑ Ишь глазища то выпучилъ… на… боюсь я тебя… Людей то бы постиснился…

// л. 39

 

‑ Ты людей же тревожишь…

Митрій покрутилъ головой и плюнулъ прямо въ печку.

‑ Охъ, братцы…тянется … тянется…[781]

‑ На што то жалится… ‑<нрзб> ‑сказалъ Рыжій…

‑ Перепилъ – вставила слово Матрена…

‑ А ты мнѣ подносила?..

<‑> Молчи коли бѣсъ губитъ…

Ишь воронье то слетѣлось – шепталъ Савелій… на печи.

‑ Братцы! – заплакалъ Митрій[782] таперича все кончено… Конецъ значитъ… крышка… кровь мою выпили…

‑ Ишь мелетъ… ишь мелетъ… самъ то ты её пьешь… вотъ ужъ пятнадцать лѣтъ… мытаришь меня, окаянная твоя душа… ‑ говоритъ Акулина…

Да ты толкомъ то разскажи сказалъ Антонъ…

// л. 39 об.

 

Говорю я ему: Мокій Иванычъ ты по-Божья… по Божьи то… А онъ фразъ… въ самое эфто мѣсто… и урядникъ то сичасъ по скулѣ… Ты[783] ружьишко то[784] отдай… вѣдь грабишь… А онъ опять ра-разъ… Билетъ ему подавай… ‑[785]

‑ А… безъ билета нельзя… порядокъ… важно сказалъ Рыжій…

‑ Порядокъ… а ежели я съ голоду сдохну… а? ты такъ положи…

[786]Акулина опять пришла ругать мужа…

Митрій точно ослабѣлъ подъ ея непрерывающейся руганью

‑ Не лайся… ‑[787] упавшимъ голосомъ приказалъ онъ[788].

‑ Самъ песъ плюгавый… Авось на фабрику пойдешь… водки то не на что таперь жрать…

‑ Не пойду… на… вотъ… взяла?..

‑ Анъ пойдешь.

‑ Домъ растащу… не пойду.

‑ Пойдешь…

‑ Тресну я тебя, стерва…[789]

‑ Ну будетъ! – крикнула

// л. 40

 

бабка Василиса…[790]

Ругань кончилась…

‑ Анъ дождь на дворѣ? – сказалъ Антонъ и посмотрѣлъ въ окно. И вправду… Ну, погода…

Да… вотъ ты про погоду то сказывалъ – спросилъ Рыжій, ‑ въ трубу значитъ?.. –

‑ По стрѣлкамъ… сказалъ Николай[791]. А вотъ я барина одного возилъ учоный человѣкъ… такъ тотъ все въ трубу…

‑ У насъ въ полку тоже по стрѣлкамъ сказалъ Антонъ… Она и покажетъ.

‑ Учоные люди – дóшлые – сказалъ Рыжій… Пользы то отъ ихъ мало…

‑ Какая польза… Забавляются[792] ‑ сказалъ Николай… Ну, а деньги пол<у>чаютъ и большіе…

‑ Это за трубу-то[793] ‑ правильно – съ иронизировалъ Рыжій. У насъ теперь градъ… плачь… А[794] имъ што…

А господа то ево въ фунтикъ и жрутъ. Сколько разъ видѣлъ… сказалъ Николай.

‑ Н-нѣтъ – опять[795] затянулъ Митрій[796]

// л. 40 об.

 

труба ежели… тьфу… Н-нѣ-ѣтъ… ты трудись! онъ погрозилъ пальцемъ кому то. Ты р-работай!.. А имъ въ трубу… Што ему… жрать[797] да въ трубу глядѣть. А ты подать то подай… ты семью… прокорми…

Прравильно – Митрій Степан.[798]<нрзб> Рыжій.

‑ Нѣ-ѣтъ!.. Выше бога не будешь… ша-алишь, братъ… ‑ замоталъ головой Митрій и умолкъ.

Выпили три самовара. Разговоръ перешелъ на фабричное жилье… Согласились, что фабрика дѣло хорошее и поддерживаетъ еще… Говор.[799] о жизни въ Москвѣ… И объ урожаѣ говорили, но это было по привычкѣ.

Въ Хворовкѣ на землю перестали обращать вниманіе. Земля отходила но второй планъ… Три четверти работали на фабрикѣ, жили въ городѣ, пьянствовали, но внутри, гдѣ то глубоко въ сердцѣ еще копошилось сознаніе, что земля, то прибѣжище, которое можетъ поддержать въ крайнюю минуту и всѣ въ эту крайнюю

// л. 41

 

минууту придутъ къ землѣ, какъ напр.[800] Николай,[801] увѣчный его братъ Сергѣй и калѣка[802] Иванъ, сынъ тетки Матрены. Все таки есть у нихъ,[803] гдѣ хоть умереть можно спокойно.

Дѣдъ Савелій не спалъ. Хотя боли и сильно донимали, но не вмѣшивался въ разговоръ, и когда до него доносились слова: земля, урожай, крестьянская работа, въ немъ просыпалась скрытая энергія и сердце начинало пріятно подрагивать. 70 лѣтъ прожилъ онъ съ землей. Онъ видѣлъ въ ней что то живое. Она для него жила, дышала, пила влагу, засыпала, рожала. Какъ болѣлъ за то, когда она ничего не могла дать. Связь была точно органическая. Онъ съ грустью видѣлъ, какъ на его глазахъ земля начин.[804] отходить отъ рукъ. Фабрика и городъ тянули къ себѣ: они[805] давали больше. Жизнь «Хворовки» начинала мѣняться… Народъ все пребываетъ, а земля все <гложе>… и пошли отъ нея. А особенно въ эти послѣдніе годы неурожая. А тутъ еще рядомъ фабрика суконная

// л. 41 об.

 

открылась, народъ валомъ повалилъ. Землю побросали, въ аренду стали сдавать. Пошло пьянство, буйство, развратъ… Дѣвки точно другія стали… Даже природа перемгнилась: два года обманулся дѣдъ въ своихъ наблюденіяхъ…

Поздно разошлись гости[806]. Боль не унималась не давала заснуть старику. На дворѣ шелъ дождь, снѣгъ сходилъ съ полей. Грянетъ морозъ – все пропадетъ – мучила дѣда мысль объ урожаѣ. Онъ ждалъ кануна Крещенья.

IV.

Праздники тянулись скучно. Раза два у Прохоровыхъ собирались гости. Пріѣхала изъ «Пряховки» замужняя[807] сестра Николая Василиса, со свекромъ и привезла невеселыя вѣсти: молодая телка «Пеструшка», которую думали для дома оставить, вдругъ подъ самый праздникъ околѣла. Изъ клѣти унесли пуховый платокъ и мужнины новыя сапоги[808]. Свекоръ плакался, что сынъ его Васька, жившій въ Москвѣ въ булочной денегъ не шлетъ, началъ пьянствовать и съ какой то Машкой спутался, на её

// л. 42

 

садитъ… Пришли къ Прохоров.[809] и еще кой-кто… На послѣдніе купили три бутылки водки и выпили… Пот.[810] послали Рыжаго еще бутылку купить. Пили «съ горя»… Приходили[811] ряженыя фабричныя и представляли царя Ирода и какъ царю Ироду[812] царь <нрзб> голову отсѣкъ… <нрзб>[813] закончилась скандаломъ. Акулина принялась таскать Митрія за волосы и возила его волокомъ по избѣ.

‑ Охъ… съ горя,.. братки, съ горя… Изсушилъ онъ меня, окаянный… Только и душеньку отвести…

Допившiйся до <нрзб>[814] Митрій только мычалъ и плевался… Потомъ дня два подрядъ Прохоровы ходили въ гости[815] къ Василисѣ, верс. [816]за 15 и въ село Зміевку[817], къ кумѣ Степанидѣ. Изъ[818] села привезли Николая пьянаго и избитаго: передрался спьяну[819] съ отставнымъ[820] солдатомъ Прохоровымъ, звонаремъ…

// л. 42 об.

 

Праздники оставили въ Хворовкѣ нѣкоторые послѣдствія[821]… Замерзъ въ полѣ пьяный фабричный Сенька Ершовъ,[822] и сгорѣлъ овинъ.[823]

Бабка Василиса на праздникахъ ѣздила навѣстить[824] младшаго сына, Сергѣя, лежавшаго въ земской больницѣ… Сергѣю, служив. на фабр.[825] вышибло челнокомъ глазъ и онъ думалъ[826] ѣхать въ Моск.[827] совѣтоваться съ адвокатомъ.

А Савелій всѣ праздники невыход.[828] изъ избы… Когда до его слуха долетали пѣсни ребятъ,[829] онъ думалъ, что и пѣсни перемѣнились, глупыя какія то стали…

Гармоники назойливо гремѣли, раздражали дѣда –

Эхъ! я поѣду на фатеру

Куплю себѣ пистолетъ!

врывался въ избу дикій[830] выкрикъ подвыпившаго фабричнаго. И старику становилось еще тоскливѣй.

Канунъ Крещенья выдался ясный. Мороза было не болѣе 5⁰. Въ Хворовкѣ было тихо, даже ребятишки сидѣли по избамъ и ждали святой воды.[831] Митрій съ пріятелемъ, Семеномъ Рыжимъ

// л. 43

 

взяли ломъ и отправились за околицу[832] на прудъ пробивать для завтрашняго крестнаго хода крестообразную прорубь[833]. Они надѣялись сорвать[834] съ церковн.[835] старосты на водку. Церковь была[836] почти рядомъ въ сельцѣ Ивановѣ и крестнымъ ходомъ шли, обыкнов.[837] на прудъ въ Хворовку. Николай спалъ на лавкѣ послѣ[838] выпивки. Дѣвчонка въ люлькѣ закатывалась отъ кашля и судорожно сжимала посинѣвшіе кулачки. При каждомъ приступѣ ее схватывало и точно подкидывало кверху, и скрипучая люлька такъ и ходила по слѣгѣ[839]… Бабка Василиса, по совѣту древней старухи Домны, повитухи «чистоправки», для излѣченія «рѣшила» попоить дѣвчонку «крещеной» водой прямо съ холода, ин.[840] «не подѣйствуетъ», какъ настаивала Домна.[841] Дѣвчонкѣ[842] въ этотъ день[843] Степанида не давала и грудь до святой воды. Сенька валялся на палатяхъ и грызъ сырую картошку. Во второмъ часу въ Ивановкѣ ударили къ вечернѣ. Дѣдъ ждалъ этого.[844] Онъ перекрестился[845] сползъ съ печки, и сталъ обуваться. – Куда дѣдушка, анъ въ церкву хочешь? – спросила Степанида, мывшая

// л. 43 об.

 

полъ въ избѣ.

Бабка Василиса еще съ утра ушла въ Ивановку.

Старикъ ничего не сказалъ:[846] въ этотъ важный для него день, онъ не могъ говорить…

Сень! а Сень – окликнулъ онъ внука. Подь сюда!

Сенька запустилъ картошку въ уголъ и[847] спустился съ палатей.

Вотъ уже третій разъ пойдетъ онъ[848] туда, на откосъ, ‑ смотрѣть на небо и слушать землю… Оба они, и Сенька, и дѣдъ – любили другъ друга[849] сильно, хоть и не высказывались… Сенька поспѣшно одѣлся и отыскалъ суковатую палку.

‑ Ну, пойдешь, Сеня… пойдешь! – спѣшилъ Савелій.

На улицѣ было пусто… Жучка бросилась за Сенькой съ[850] съ радостнымъ лаемъ, но старикъ велѣлъ запереть ее въ сѣнцы. Пошли огородами, позади дворовъ. Подъ откосомъ торчали изъ подъ свѣже выпавшаго снѣга столпами увядшей крапивы[851] дикой полыни и бурьяна. Грязноватые земляные полосы тянулись по откосу и вырыт. ребятишками ямы чорножелтыми

// л. 43 об.

 

пятнами выдѣлялись въ снѣгу. Долго поднимались на холмикъ. Въ Ивановѣ пономарь уже кончилъ звонить и съ откоса видно было какъ онъ завязывалъ веревку за деревянныя перильца. Дѣдъ поклонился на церковь. Тишина стояла въ воздухѣ надъ полями, тянувшимися влѣво за откосомъ, надъ болотиной, уходившей[852] отъ Хворовки къ дальнему лѣсу. Облѣзлая бѣлая церковка сельца сиротливо торчала надъ бѣлой[853] равниной,[854] показывавшей мѣстами незанесенныя снѣгомъ плѣшины. Жалкой грязной казалась Хворовка съ откоса. На пруду Рыжій съ Митр.[855] прорубали ердань. Верстахъ въ двухъ, за полями, торчала высокая кирпичная труба[856] новой суконной фабрики, выпуская въ небо прямую бѣловатую[857] струю дыма. Небо было ясно и солнце искрилось на погнувшемся крестѣ Ивановской колокольни.

‑ Вотъ, она, земля то матушка! – думалъ дѣдъ ‑ спитъ[858]… А придетъ весна, проснется, ручейки побѣгутъ, трав.[859]

// л.44 об.

<порядок страниц установлен в соответствии с последней, опубликованной редакцией>

 

въ ростъ пойдетъ.

‑ Вотъ дѣдушка, трубу то какую вывели… ‑ указалъ Сенька на суконную фабрику. Савелій вздохнулъ…

Сень, а Сень… глянька къ лѣсу то…

‑ Ну, что?

Тучки нѣтъ-ли… Ась?

Сенька посмотрѣлъ[860] къ лѣсу.

‑ Нѣту… чисто, дѣдушка, кругомъ чисто.

‑ Плохо видѣть сталъ, Сеня, плохо…

‑ А много тебѣ небось, дѣдушка.

‑ Много, Сеня, много… семдесятъ перв.[861] пошелъ… помру скоро…

‑ Нѣтъ, дѣдушка, не помирай… я плакать буду… Ты меня дѣдуш.[862] одинъ и любишь то… да мамка вотъ… У Сеньки покраснѣли глаза[863]…

‑ На колокольнѣ опять ударили…

‑ Ну давай слушать… Сеня…

‑ Давай дѣдушка… Ложись…

Старикъ опустился на снѣгъ, разрылъ руками до земли и приникъ головой…

‑ Сенька[864] тоже слушалъ.

‑ Ну? – спросилъ онъ.

‑ Плохо, Сеня… постой…

‑ А я слышу… слышу[865]… чуточку слышу, ровно скворчитъ въ ухѣ то…[866]

‑ Плохо… ‑ сказалъ старикъ… Не слыхать –

// л. 48

 

промерзла плохо…

‑ И я не слышу… такъ чуточку… ‑ вздохнулъ Сенька…

‑ Снѣжку мало – онъ то и расходится. Звонъ-отъ… и нѣтъ его… звону то…

И они встали.

Сенька печально и вопросительно поглядѣлъ на Савелія.

‑ Какъ же теперь, дѣдушка? звону то не слыхать? а?

Лицо дѣда было скорбно…

‑ Ничего… Сеня… Глянь ка на небо-то что надъ лѣсомъ то? не видать? Ась?

Сенька сталъ внимательно всматриваться въ небо, за лѣсъ.

‑ Ну?..

‑ Облачко, дѣдушка, плыветъ… Маленькое облачко…

‑ Ась?

Облачко плыветъ… А вонъ и надъ Иванковымъ облачко…

Сталъ смотрѣть и Савелій.

И еще, дѣдушка, облачко плыветъ.

Погоди,.. дакося я… нѣту ничего

Да ты не видишь… вотъ вправо… вонъ надъ овражкомъ то гдѣ коровы зарыты

// л. 48 об.

 

<порядок страниц установлен в соответствии с последней, опубликованной редакцией>

 

Ни… Вишь[867] сколько ихъ повалило…

‑ Вижу теперь… вижу… много… охъ много…

‑ Да что ты трясешься то, дѣдушка

‑ Холодно… Сеня… холодно… ну, глянь ка… еще…

‑ Плывутъ… вотъ и надъ деревней…

‑ Да… какіе они?..

‑ Да такіе густые… кучками все… Кучóвые, дѣдушка… всѣ эдакъ въ кучкахъ… ровно вата… кучóвые…

Старикъ сталъ молиться на церковь.

‑ Ну, пойдемъ… пойдемъ… холодно…

И они стали спускаться къ деревнѣ.

А изъ-за лѣса плыли облако[868] за облакомъ, нагоняя другъ друга[869], рыхлыя, бѣлыя, громоздились въ громадныя кучи. Они наползали на солнце… Шумная[870] стая[871] галокъ пролетѣла надъ лѣсомъ и черной изгибающейся линіей съ крикомъ растынулась надъ болотомъ. Изъ церкви расходился народъ съ крещенской[872] водой… Удрученно[873] шли дѣдъ и Сенька… Сенька зналъ, что облака не къ добру, что и нонѣшній годъ опять урожая не будетъ… Такъ дѣдъ говорилъ… И Сенькѣ было грустно за дѣда… А дѣдъ Савелій

// л. 51

 

всю дорогу дрожалъ отъ холода, спѣшилъ скорѣе добраться до печки. Когда Савелій забрался на печь, тяжелыя думы закопошились въ его старой головѣ[874]… Что будетъ? А если правда, если опять неурожай… Все погибнетъ…

Бабка Василиса принесла святой воды, покропила избу, сѣнцы, исхудавшую коровенку, Ворончика и[875] дала попить[876] дѣду… Потомъ выжгла кресты на дверяхъ и[877] велѣла Степанидѣ вынуть дѣвчонку. Таньку опять схватилъ приступъ кашля. Ея исхудавшее тѣльце посинѣло и[878] красноватыя полосы появились на[879] бочкахъ и спинѣ.

‑ Ну держи ей головку то – держи. Ну Господи исцѣли[880].

Старуха вылила въ ротъ ребенку крещеной воды[881] холодной, какъ ледъ…

‑ Авось легше будетъ…

‑ Танька[882] кричала. Ея тѣльце корчилось въ сильныхъ рукахъ матери и опять кашель… Сжатыя маленькія кулачки такъ и застыли въ одномъ положеніи у грудки.

‑ Жалко… матушка… охъ жалко… ‑ заплакала Степанида… А ну-ка помретъ…

// л. 51 об.

 

<порядок страниц установлен в соответствии с последней, опубликованной редакцией>

 

Сбѣсилась ты… съ крещеной то воды… Всякую болѣстьсыметъ…[883]

‑ Да и горитъ она нонеча… Въ больницу штоли бы свезти…

Перегоритъ и полегчаетъ… Ну, а помретъ – ангельская душенька. Опять принесешь скоро…

Степанида дала ребенку грудь…

‑ И груди то не беретъ…[884] въ грудкѣ у ей[885] хрипитъ…

‑ Харкотинка стала… Клади её въ люльку.[886] Танька горѣла. Въ избѣ было слышно какъ[887] въ дѣтской грудкѣ переливались хрипы… По[888] временамъ она пронзительно вскрикивала и начинала метаться… Ма-ма… тя…-е ‑ вырывались изъ люльки послѣдніе[889] крики умиравшаго безпомощнаго тѣльца.

Николай проснулся, выпилъ святой воды и велѣлъ самоваръ ставить.

‑ Ошалѣлъ ты штоли – накинулась на него Василиса… Въ сочельникъ то пить… Люди то до звѣзды крохи не берутъ…

‑ Ну, вотъ и съ сочельникомъ то… Нутро горитъ… Дакося картошки, Степанида.

‑ Охъ, Господи… о-охъ – зашепталъ дѣдъ на печи… Грѣхъ тебѣ, Николка, грѣ-ѣхъ… Бога то… побойся…

‑ Ладно… лежи себѣ – не твоя забота

// л. 49

 

‑ Дай ей грудь то – что дѣвчонка то оретъ – крикнулъ онъ на Степаниду.

‑ Больная[890]…[891]

Степанида подошла къ люлькѣ и задрож.[892] Дѣвочку всю корчило…

‑ Помираетъ… Танюша,.. Господи…

‑ Ну её… ‑ не велика бѣда! сказалъ[893] точно про себя Николай и сталъ чистить картошку.

Къ вечеру[894] дѣвочка померла.

Бабка[895] Василиса положила ее маленькое и посинѣвшее тельце на лавку, подъ образа, поставила въ головахъ крещенскую свѣчечку и накрыла[896] кисейкой маленькую покойницу. Сенька сидѣлъ на лавочкѣ, рыдалъ и плакалъ. А старикъ дѣдъ молился на печкѣ.

V.

Послѣ праздниковъ Николай нанялся на фабрику. За 10[897] р. на своихъ[898] харчахъ онъ долженъ былъ подметать фабричные корпуса вмѣстѣ съ Семен.[899] Рыжимъ но и этотъ заработокъ былъ хорошъ. Ворончика отдалъ на прокормъ трактирщику и пообщался еще пять рублей заплатить. Сильно[900] скучалъ по Москвѣ Николай, но дѣлать

// л. 49 об.

 

<порядок страниц установлен в соответствии с последней, опубликованной редакцией>

 

было нечего. Братъ Сергѣй выписался изъ больницы, ѣздилъ въ Москву къ адвокату совѣтоваться. Адвокатъ посовѣтовалъ ему переговорить съ правленіемъ, потому что дѣло можетъ протянуться года два или три. Сергѣй сходилъ на фабрику, переговорилъ съ директоромъ и «помирился» за 500 цѣлковыхъ, хотя и судомъ могъ бы получить второе больше. Здоровье его совсѣмъ[901] испортилось: сильно болѣла голова, слабость была во всемъ тѣлѣ, и второй глазъ краснѣлъ[902] и слезился… Сергѣю выдали только половину, другую онъ[903] долж. б.[904] получить по истеченіи года. Семья ожила[905], Николай думалъ было занять[906] у брата и ѣхать въ Москву, но Сергѣй отказалъ: онъ рѣшилъ попытать счастья и открыть лавчонку[907] въ[908] уѣздномъ городѣ. Была[909] крупная семейная сцена…

Бабка Василиса два раза стаскивала образъ со стѣнки и проклинала сына…

‑ Мы дохнуть будемъ, а ты <см>отри, скаредъ окаянный…

// л. 50 об.

 

кричала она.

‑ Да… скаредъ… вы меня кормить то не станете… куда я сунусь… куда? – кричалъ Сергѣй. Дамъ ему денегъ, а у него опять лошадь сдохнетъ… Что же съ голоду чтоли помирать.

Все таки[910] Сергѣй далъ 25 рублей[911] семьѣ на прокормъ…

‑ Вотъ те и фабрика! – шамк.[912] дѣдъ на печи… ‑ Искалѣчила и ступа<й> куда хочешь… и какъ такое дѣлается на свѣтѣ…

Сергѣя поздравили съ получкой и красную распили сообща всей деревней: таковъ былъ обычай. Митр.[913] все подбивалъ[914] Сергѣя судиться, потому, што «даромъ человѣка купили». Въ концѣ Января въ Иваново[915] пріѣх.[916] инженеры, привезли[917] инструменты и стали ходить по полямъ. Ставили вехи, измѣряли высоту, чертили планы. Такъ какъ они давали хорошую плату, то

// л. 50

 

<порядок страниц установлен в соответствии с последней, опубликованной редакцией>

 

Семенъ Рыжій[918] ушелъ съ фабрики и пристроился къ нимъ ‑ таскать флажки. Митрій также нанялся и полученныя деньги тотчасъ пропивалъ въ Ивановскомъ трактирѣ… Бабы же[919] подняли цѣну на молоко и яйца, взялись стирать на инженеровъ и перессорились въ первый же день. Акулина верховодила всѣмъ… Трактирщикъ отвелъ для гостей[920] парадную комнату и сообщилъ мужикамъ, что скоро по ихъ землѣ желѣзную дорогу поведутъ и земля отойдетъ отъ нихъ подъ дорогу, а за нее деньгами вознаградятъ. Вѣсть эта быстро облетѣла смежныя деревни и въ одно изъ воскресеній къ[921] трактирщику собралась толпа и потребовала инженеровъ для переговоровъ… Вышелъ молодой инженеръ въ золотомъпенсне и въ форм.[922] тужуркѣ…

‑ Сем. Рыж.[923] тутъ же за всѣхъ заявилъ, что, мы на это никакъ не согласны… Намъ[924] денегъ твоихъ не надо… Жили безъ дороги и будемъ жить, некуда

// л. 45

 

намъ по ей ѣздить…

Остальные молчали.

Митрій тоже пустился было въ разговоръ и даже про трубу упомянулъ.

‑ Мало крови выпили… мало…[925] до[926] послѣдней крохи добираетесь… Не согласенъ…[927] то ись… Тамъ каку хошь трубу ставьте[928], а земли не дадимъ... шалишь… Намъ дороги не надоть…[929]

Но прочіе молчали. выжидали, что скажетъ инженеръ.

‑ Да глупая голова – смѣялся инженеръ… Для другихъ дорога нужна. Сколько фабрикъ у васъ кругомъ… Опять новыя будутъ… товары будутъ возить.

‑ Мало народу то калѣчите… Намъ до другихъ нѣтъ дѣла… А по своей землѣ дорогу не пропустимъ – ораторствовалъ Рыжій, хотя для него было совершенно безразлично, пройдетъ дорога или нѣтъ… ‑

Потолковали[930] и ничѣмъ не рѣшили. А инженеры все

// л. 45 об.

 

мѣряли и ставили вехи.

Пріѣздъ инженеровъ[931] всколыхнулъ[932] монотонную жизнь Хворовцевъ. По этому случаю они ходили въ Иваново и[933] пьянствовали въ трактирѣ. Узналъ о дорогѣ и дѣдъ, узналъ, что землю будутъ отписывать[934] и ему стало грустно.

‑ Новое все пошло… охъ, не ладно!

Потомъ узналъ дѣдъ, что въ 3хъ верстахъ отъ Хворовки, у Васильева, два кирпичныхъ завода съ весны закладывать будутъ, трубы будутъ выводить…

И это не понравилось ему.

Въ апрѣлѣ «Хворовцы» уже оффиціально, отъ старшины узнали, что дорога пройдетъ, что нужная земля уже сдѣлана, и цѣна хорошая и сосѣдніе крестьяне согласны. Отъ «Хворовки» отходило 20[935] десятинъ. Дорога до б.[936] пройти за деревней, подзади огородовъ; въ 3 верстахъ отъ деревни, для заводовъ и полустанокъ намѣтили. Когда же Сем. Рыж.[937] сообщилъ дѣду, что дорога и откосъ перерѣжетъ,

// л. 46

 

дѣдъ былъ убитъ[938]… Уходило послѣднее, къ чему[939] привязанъ былъ дѣдъ[940]… Откосъ былъ его послѣднимъ этапомъ: тамъ онъ дѣлалъ свои наблюденія, весенними утрами сидѣлъ онъ и любовался чудной далью полей и лѣсовъ[941], тамъ онъ еще мальчишкой игралъ, и рылъ ямы… У него отнимали все: пора уходить отсюда,[942] пора смѣшаться съ землей, которую онъ всю жизнь носилъ въ сердцѣ.

Что же это? Господи… послѣ бы ужъ…[943] думалъ онъ…

Какъ то въ апрѣлѣ, когда снѣгъ почти сошелъ[944] и жаворонки звенѣли въ небѣ, старикъ позвалъ внука:

‑ Сень! а, Сень! подька сюда!

Сенька игралъ на улицѣ, и Степанида позвала его.

‑ Пойдешь Сеня на холмикъ! – сказалъ Савелій. ‑ И они пошли. Было тепло, пах.[945] навозомъ[946], гнилой соломой и[947] прѣлой землей. Подъ осыпью все еще торчали прошлогоднія стебли крапивы и конопли, валялись

// л. 46 об.

 

черепки, тряпки, рылись куры и красный, косматый пѣтухъ съ крикомъ: «сцыпъ-цыпъ-цыпъ» перепрыгивалъ отъ одной кучи къ другой. Тутъ же собаки вереницей ходили одна за другой и ребятишки рыли подземные ходы. Грязный снѣгъ еще кой-гдѣ выдѣлялся въ ямахъ.[948] Вотъ и вершина… Дѣдъ сѣлъ на откосѣ[949]. Сенька[950] помѣстился рядомъ. Старикъ молчалъ и какъ то безжизненно смотрѣлъ впередъ, въ безконечную ширь, пересѣченную[951] горизонтомъ. Сенька притихъ и также смотрѣлъ.

‑ Глянь-ка дѣдушка, глянька – вонъ грачи летятъ – указалъ онъ пальцемъ на[952] черную полосу надъ[953] болотиной.

А во-онъ… у лѣса то… трубу кладутъ – заводъ кирпичный строятъ.

Но дѣдъ точно не слышалъ… Онъ весь ушелъ въ созерцанье чего то одному ему понятнаго.

// л. 47

 

День былъ теплый, солнечный. Отъ земли шелъ тяжелый и вмѣстѣ пріятный сырой запахъ прѣли и весенняго талаго снѣга. Внизу на болотинѣ еще лежали исполинскими простынями бѣлые клочья умиравшей зимы. На прудахъ у околицы ледъ уже опустился на дно. По чорнымъ полосамъ сырыхъ полей шныряли громадными стаями бѣлоносые грачи. А въ небѣ уже чудились дрожащія звонкія трели ранняго жаворонка: «Маленькое облачко точно остановилось надъ облѣзлой колоколенкой сельца Иван.[954] Тамъ, гдѣ должна была подняться рожь – выдѣлялись зеленоватыя островки плохо подроставшей озими: много повымерзло, попрѣло. Урожай ожидался плохой.[955] Малоснѣжная зима и дождливая осень[956] сдѣлали свое[957] дѣло

// л. 47 об.

 

Гл. V[958]

Николай[959] ходилъ наниматься на суконную фабрику. За 8 р. на св.[960] харчахъ онъ долж. б.[961] подм.[962] корпуса вмѣстѣ съ Рыжимъ, но и этотъ заработокъ былъ хорошъ. Ворончика далъ на прокормъ трактирщику… Онъ сильно скучалъ по Москвѣ. Братъ его Семенъ выписался изъ больницы, ѣздилъ въ Москву къ адвокату. Адвокатъ совѣтовалъ войти въ переговоры съ правленіемъ[963] фабр.[964] потому что дѣло можетъ протянуться года два-три, а то и больше. Семенъ сходилъ[965] на фабр.[966], поговорилъ съ директоромъ и помирился, на 400 рублей единовременно, хотя у него было три свидѣтельства отъ докторовъ, въ которыхъ говорилось, что при[967] занятіяхъ на фабрикѣ отъ нервнаго напряжен.[968] онъ легко можетъ потерять

// л. 52

 

 

и другой[969] глазъ. Семена поздравили съ получкой и красную распили сообща всей деревней.[970] На получ.[971] деньги Семенъ рѣшилъ открыть въ уѣздн.[972] городѣ мелочную торговлю. Въ концѣ[973] января въ уѣздн.[974] городъ пріѣхали инженеры, привезли инструменты и[975] стали[976] ходить по полямъ, ставили вехи, измѣряли высоты, чертили планы. Заѣзжали они и въ Хворовку, пили чай въ Иван.[977] трактирѣ въ особой комнатѣ[978] и сообщили мужикамъ, что скоро де мимо нихъ дорогу желѣзную проведутъ, и потому землю отъ нихъ отпишутъ и замѣсто земли деньгами вознаградятъ. Бывшiй тутъ[979] въ трактирѣ[980] Семенъ Рыж.[981] рѣшительно заявилъ, что «мы на это никакъ не согласны».

// л. 52 об.

 

‑ Намъ твоихъ денегъ не надо.[982] Жили безъ дороги и будемъ жить – нельзя намъ ѣздить. Вотъ и все.[983]

‑ Да, глупая голова ‑– смѣялся инженеръ. Для другихъ дорога нужна... Сколько фабр.[984] то у васъ кругомъ. Опять новыя будутъ строиться. Товары будутъ возить.

‑ Намъ до другихъ дѣла нѣтъ. А по своей землѣ дорогу не пропустимъ… Людей гробить не дозволено… ‑ ораторстовалъ Рыжій, хотя для него въ сущности было совершенно безразлично – пройдетъ или нѣтъ дорога мимо Ховровки.

Пріѣздъ инженеровъ произвелъ много толковъ въ Хворовкѣ. По этому случаю Хворовскіе ходили въ Иваново и пьянствовали въ трактирѣ. Узналъ о дорогѣ и дѣдъ, узналъ, что землю будутъ отписывать и ему стало грустно, зачѣмъ дорога – думалъ онъ,

 

// л. 53

 

и безъ нея плохо, а съ ней и еще горше будетъ. Потомъ узналъ дѣдъ, что въ 3 верстахъ отъ Хворов.[985], у Васильевки ‑ заводъ[986] кирпичный[987] съ весны закладывать начнутъ ‑ трубу берлинки выводить станутъ и уже кирпичу везутъ…

И это не понравилось дѣду.[988] Пьянство пойдетъ по трактирамъ… ‑ думалъ онъ – э-эхъ! Городской[989] народъ эти кирпишники. Въ апрѣлѣ мѣсяцѣ Хворов.[990]уже оффиціально, отъ старшины узнали, чтол дорога проудетъ, что[991] оцѣнка земли сдѣлана и что[992] оцѣнка хорошая и[993] сосѣдняіе крестьяне согласны… Отходило отъ Хворовки 28 десятинъ[994]. Дорога должна была[995] пойти въ 20 саженяхъ за откосомъ[996]. Въ 11 верстахъ отъ деревни было намѣченъ и полустанокъ. Когда[997] же Семенъ Рыжій

// л. 53 об.

 

сообщилъ[998] дѣду, что дорога прорѣжетъ[999] холмъ за Хворовкой, куда дѣдъ ходилъ дѣлать наблюденія, и гдѣ весенними утрами сид.[1000] и любовался красотой природы и своей матушк.[1001] кормилицей, тотъ холмъ гдѣ старикъ еще мальчикомъ игралъ и откуда была видна вся даль пол.[1002] и лѣсовъ, старикъ заплакалъ. У него[1003] отнимали все: пора уходить отсюда, пора войти, слиться съ той землей, которую онъ всю жизнь носилъ въ сердцѣ.

‑ Чтоже это… Господи… Зачѣмъ?.. – плакало все его существо… Хоть бы послѣ…[1004] не видать бы мнѣ…

Какъ то въ апрѣлѣ, когда снѣгъ[1005] почти совсѣмъ обтаялъ и жаворонки[1006]  звенѣли[1007]

// л. 54

 

дѣдъ Савелій слѣзъ съ печи и позвалъ внука.

Сень, а Сень – подь ка сюда.

Сенька игралъ на улицѣ и Степан.[1008] позвала его.

‑ Пойдешь Сеня на холмикъ! сказалъ дѣдъ внуку… Можетъ въ послѣдній разъ… Ишь теплынь какая – шамкалъ Савел.[1009] идя огородами къ осыпи…

Подъ осыпью все еще торчали сухіе прошлогодніе стебли крапивы и лопуха, валялись черепки, тряпки, рылись куры и красный ложматый пѣтухъ съ криками цикъ-цикъ – перепрыгивалъ отъ одной кучи къ другой.

Тутъ же собаки вереницей ходили одна за другой и ребятишки рыли подземныя ходы. Грязный снѣгъ еще кой гдѣ выдѣлялся въ ямахъ. На вершинѣ осыпи дѣдъ остановился и закашлялся прерывисто[1010]. Сенька угрюмо смотрѣлъ на

// л. 54 об.

 

дѣда, жалѣлъ его.

‑ Дѣдушка, глянька, глянь – вонъ грачи летятъ… ишь… ихъ сколько… А вонъ дѣдушка – во-онъ подъ лѣсомъ то ‑ трубу[1011] кладутъ – заводъ кирпичный строятъ.

‑ Старикъ смотрѣлъ вдаль, впередъ и не слышалъ что говорилъ ему Сенька…

День былъ теплый, солнечный. Отъ земли шолъ тяжелый, вмѣстѣ[1012]пріятный сырой запахъ прѣли и[1013] весенняго таявшаго снѣга. На болотинѣ внизу[1014] еще лежали исполинскими простынями бѣлые клочья умиравшей зимы. На[1015] прудахъ у околицы ледъ[1016] начиналъ опускаться на дно. По чорнымъ полосамъ сырыхъ[1017] полей шныряли громадными стаями[1018] бѣлоносыя грачи[1019]. А въ небѣ уже слыщались дрожащія звонкія трели ранняго жаворонка.

// л. 55

 

Легкія, бѣлыя[1020] кружевныя облачка точно остановились надъ[1021] облѣзлой колокольней сельца[1022] Иванова.[1023] Чорная земля жадно вбирала въ себя жаркія лучи солнца. Тамъ, гдѣ[1024] должна была подняться рожь – выдѣлались зеленоватыя островки[1025] плохо подымавшейся озимой. Много[1026] повымерзло, попрѣло. Урожай ожидался[1027] плохой. Дѣдъ зналъ объ этомъ. Холода, малоснѣжная зима и дождливая осень сдѣлали свое дѣло. Теперь бѣлоносые грачи выбирали прѣлыя зерна и взрывали своими носами комья рых[1028] земли.

Дѣдъ Савелій сѣлъ на откосѣ и свѣсилъ съ осыпи свои[1029] худыя, наболѣвшіе за зиму[1030] ноги.

Протяжный свистокъ

// л. 55 об.

 

съ суконной фабрики[1031] оставилъ дѣда вздрогнуть.

‑ Сенька замѣтилъ это.

‑ Чего ты боишься, дѣдушка, это труба свиститъ, къ обѣду, сказалъ Сеня.

‑ Дѣдъ взялъ Сеньку за руку[1032] и сталъ гладить.

‑ А скоро дѣдушка, сказываютъ машина пойдетъ здѣсь вонъ гдѣ мы теперича – и она тоже свистать будетъ – хорошо дѣдушка… И господа всякіе[1033] въ шляпахъ будутъ изъ окошечковъ смотрѣть на нашу Хворовку… Вотъ[1034] здорово то будетъ дѣдушка. Старикъ вздох.[1035]

‑ Глупенькій[1036] ты… Намъ эвти господа въ шляпахъ ничего вѣдь не дадутъ… Васъ же машиной давить будутъ.

Сенька посмотрѣлъ на дѣда.

‑ Какъ насъ давить? удивился онъ…

// л. 56

 

Ну, ладно, Сеня… Ну… только ты Сеня на фабрику не ходи… Какъ умру я Сеня, не ходи на фабр.[1037]

Нѣтъ дѣдушка… Я не пойду… Я въ Москву уѣду… на машинѣ.

‑ Въ Москву-у? – зачѣмъ въ Мос.[1038]

‑ Да мой дѣдушка… тятька вонъ говоритъ, что теперь здѣ.[1039] и совсѣмъ дѣлать нечего какъ землю отдадимъ подъ дорогу правда, дѣдушка?

Старикъ молчалъ и своими слѣпыми глазами смотрѣлъ на чернѣвшія за Хворовкой поля.

‑ Дѣдушка, а дѣдушка? – спрос.[1040]

‑ Ась[1041]?.. чаво тебѣ Сен.[1042] Правда… нечего дѣлать здѣсь будетъ…

‑ Старикъ глубоко вздохнулъ…

‑ Да… Сеня… правда… машина пройдетъ… да… отойдетъ земля… и холмикъ нашъ отойдетъ. Холмикъ нашъ Сеня… вотъ… откосикъ… нашъ…

Старикъ сталъ всхлипывать.

Сеня смотрѣлъ на дѣда и

// л. 56 об.

 

самъ началъ плакать…

‑ Тебѣ… дѣдушка… жалко холмика… а? дѣдушка…

‑ Жалко Сеня… жалко… и тебѣ жалко…

И мнѣ дѣдушка жалко… За чѣмъ это дѣдушка, машины строютъ… и фабрики эти… а, дѣдушка… Вѣдь при тебѣ не было ихъ дѣдушка?

‑ Старикъ молчалъ и теръ худой костлявой рукой свои глаза.

‑ А, дѣдушка

‑ Ась? – чаво тебѣ

Зачѣмъ, дѣдушка, машины строютъ…

Но старикъ такъ ничего не сказалъ Сенѣ.[1043]

Сеня[1044] не понималъ самъ чего же машины строятъ.

‑ Ты, Сеня у Ликсандра Ликсан[1045] спроси у учителя…

‑ А учитель говорилъ, чтобы ѣздить скорѣй и товары возить.

‑ Ну, стало быть – для этого и строютъ.

// л. 57

 

Позади опять[1046] загудѣла[1047] пронзительнымъ свистомъ фабрика и опять[1048] вздрогнулъ дѣдъ[1049].

‑ Сень[1050], а Сень… пойдемъ, Сенька поднялся… Слезы потекли изъ его глазъ[1051]

Дѣдъ Савелій[1052] сталъ на колѣн.[1053] и сталъ[1054]цѣловать[1055] землю…

Прощай… родная… прощай…

Дѣдушка – это ты съ нашимъ холмикомъ  прощаешься?

‑ Да Сеня, съ холмикомъ

И я, дѣдушка,[1056] прощусь съ нашимъ холмикомъ… и Сенька также сталъ цѣловать землю…[1057]

Ну, а теперь пойдемъ… Зябко[1058], мнѣ штойто стало

И они стали спускаться къ деревнѣ…

// л. 57 об.

 

Это было послѣднее[1059] восхожденіе на родной холмикъ.[1060]

Въ іюлѣ[1061], когда въ Хворовку прибыли на своихъ стальныхъ лошадкахъ рабочіе все больше малороссы изъ Черниговской губ.[1062], чтобы начать земляныя работы, старкъ умеръ.

Онъ не[1063] пережилъ своего холмика.

Старикъ поднялся и[1064] сталъ напряженно всматриваться вдаль, которую (онъ это чувствовалъ) видитъ посл.[1065] разъ. Сюда онъ не придетъ больше.[1066] Притупившійся взглядъ его[1067] старался охватить все, что было впереди его. Знакомые гніющіе избы Хвор.[1068]

// л. 58

 

Пруды на околицахъ, полузакрыты бѣлой, и пушистой вербой бѣдную[1069] колоколенку с.[1070] Иванковск.[1071], кладбище, поодаль за селомъ, гдѣ для него уже готова могилка,[1072] чорныя поля, родные, дорогіе сердцу поля. А тамъ лѣсъ, темн[1073] каймой заслонилъ горизонтъ, а вправо за Хворовкой болотина, тучи крикливыхъ грачей, небо ясное, глубокое, съ пѣснью шныряющаго гдѣ то высоко жаворонка.[1074] Дѣдъ протянулъ руки впередъ, къ этой знакомой картинѣ, холмъ схватить, укрыть всю красоту, всю необъятную, вольную волю полей, зазащитить отъ чего то страшнаго новаго[1075], что надвигается

// л. 58 об.

 

сзади. А сзади опять…

Сень, а Сеня… испуганнымъ голосомъ зашепталъ старикъ…[1076] и[1077] заторопился… Пойдемъ Сеня… домой.

Ничего, дѣдушка… это фабрика свиститъ…

Да… да… фабрика… да… поди охъ Сеня… пойдемъ…

Сеня взялъ его за руку…

Постой… сейчасъ я…

// л. 59

 

Послѣднее

Послѣдній устой

Новое

Перемжизнь.

Новый путь.[1078]

Что лучше?

Кто побѣдитъ

Новая дорога