Волчий перекат (НИОР РГБ 387.7.10.)

Отдел рукописей

Государственной библиотеки имени Ленина

Фонд № 387

И. С. Шмелев

Картон № 7

Ед. хран. № 10

 

Шмелев,

Иван Сергеевич

«Волчий перекат» — рассказ

три ранних редакции, отрывки без концов

1913 [сент.]

Машинопись с авторской правкой в тексте и отдельными вставками на л. 10 об. первой рукописи и л. 4 третьей рукописи.                                                     22 лл. (17)

Присоединены разрозненные листы разных редакций. Автограф (на конверте) и машинопись с авторской правкой.                                                         11 лл. + 1 конв.

Оторвана 1/3 последнего листа 1^ой рукописи.

Разорван один лист четвертой рукописи

ж. «Современный мир» 1913 г. № 12.

Рассказы т. V Москва 1914.

стр. 7-45.

 

а ) 10 лл. ранняя редакция

Оторвана 1/3 последнего листа с текстом.

 

I.[1]

Два тревожныхъ[2] свистка, похожіе на вскрики — ай-ай! вызывали на промѣрку, ударилъ отвѣтный колоколъ и съ темнаго носа осипшій голосъ сталъ подавать:

—[3] Двѣ-на-а-дца-ать…одиннадцать… дясяи-иать[4]…

Рѣже зашлепали пластины колесъ, точно нащупывали дорогу. Черезъ огромное во всю стѣну стекло салона[5] на чорномъ фонѣ отсвѣчивала бѣлый почекъ передовой носовой мачты и наплывающіе тусклые зыблящіеся огоньки — красные и бѣлые. Тамъ, въ[6] рѣчномъ просторѣ покачивались баканы — веселые красные и бѣлые колпачки днемъ, (теперь въ ночную пору, невѣрные, подстерегающіе)[7]. А надъ ними, и по невидимымъ берегамъ двигались тоже огни, забѣгающіе впередъ, на заворотахъ — точно заманивающіе дальше и дальше впередъ.

— Подъ та-ба-акъ…. Не маячить…[8]

// л. 1

 

 

— Двѣнадцать… — кричитъ невидимый идетъ изъ темноты сиплый голосъ.

 

// л. 1 об.

 

 

— Знаете что! — возбужденно говоритъ она. — Потребуйте шампанскаго. Я не люблю его, но я хочу сбросить это онѣмѣніе… Есть у нихъ?

— Гдѣ нѣтъ шампанскаго? — напѣвомъ отвѣчаетъ онъ и даетъ распоряженіе. Лакей почтительно докладываетъ, что есть самое лучшее и будетъ сей минутъ-съ[9].

Они оба смѣются и находятъ, что лакей говоритъ — «[10]семь минутъ-съ. <»>

— Видите? Что это?

Впереди, въ черной мути они видятъ среди рѣдкихъ тихо колышащихся огней — мечущійся красный огонь.

— Что это?

Они видятъ, что это не баканъ.[11] Красный огонь[12] судорожно метался надъ другими тихими огнями, точно предупреждалъ или призывалъ. Его очевидно, замѣтили и съ капитанской вышки, и[13] два короткихъ свистка крикнули темнотѣ, что поняли.

— Должно быть пассажировъ подсаживать будутъ.

— Идемте, идемте! Это интересно… ночью… Дайте плэдъ…

— Онъ укуталъ ея плечи плэдомъ. Но только что отворили они дверь салона на нихъ точно устремилась[14] чернота ночи<,> захлестала дождемъ.

— Нѣтъ, ужасно… Не стоитъ.

Теперь они смотрѣли въ боковое стекло. Сбоку за бортомъ мелькнулъ огонекъ, теперь уже покойный, чья-то согнувшаяся освѣщенная сверху чорная спина, край весла и бѣлое донышко фуражки. Услыхали рупоръ:

— Въ корму-у входи!

Они увидали ныряющую въ волнахъ лодочку и все пропало.

— Какъ тамъ страшно! — сказала она. — На лодкѣ въ такую ночь…

— Они это ловко умѣютъ дѣлать… — сказалъ онъ<.>

— Готово! — издалева дошелъ голосъ.

— Какъ это они всегда ловко дѣлаюьъ… — сказала она.

Лаккей принесъ мельхіоровые судочки и безшумно, какъ бы любуясь своимъ искусствомъ поставилъ на столъ.

— Кушать подано-съ… — мягкимъ шопотомъ[15] доложилъ онъ и остановился у притолоки.

 

II.

Они сѣли, за отдѣльный столикъ, другъ противъ друга. Онъ поднялъ крышечку, отстранивъ услужливаго лакея, и слегка потянулъ носомъ душистый паръ ароматъ паровой семги.

— Прекрасная штука… —[16] Только[17] въ этихъ мѣстахъ можно[18] получить такую… — сказалъ онъ[19],[20] подхватывая розовый дымящійся ломт<икъ> и накладывая на тарелку ей.[21]

 

// л. 2

 

Боковая дверь отворилась и на порогѣ, жмурясь отъ яркаго свѣта, остановился высокій плечистый человѣкъ въ тужуркѣ и бѣлой фуражкѣ со знач-

// л. 2 об.

 

 

комъ. На плечѣ у него висѣла скрученная въ четверо шинель.[22] Онъ стоялъ въ высокихъ сапогахъ,[23] не совсѣмъ чистыхъ.[24]

Послѣ[25] сутокъ своего одиночнаго заключенія въ салонѣ и бар<итонъ> и пѣвица[26] проявили вниманіе къ[27] такъ неожиданно пришедшему[28] изъ[29] ночи человѣку[30].

А тотъ, точно его ослѣпилъ[31] свѣтъ, сидѣлъ на диванчикѣ и[32] оглядывалъ бѣлыя скатерти, играющій хрусталь, люстру.[33]

На второе лакей принесъ <нрзб.>[34] индѣйку. Ихъ[35] столъ имѣлъ очень внушительный видъ съ серебрянымъ[36] ведеркомъ, въ <нрзб>[37] чорное горлышко[38]<.>

При этомъ онъ накрѣпко потеръ руки и крякнулъ. За столикомъ уже прикончили[39] съ индѣйкой и ѣли земляничное мороженое буше,

// л. 3

 

 

запивая шампанскимъ. Серегинъ[40] приглядѣлся[41] къ нимъ, къ обстановкѣ ихъ столика, къ плавнымъ[42] движеніямъ молодой красивой женщины, удивительно красивой, какъ опредѣлилъ онъ.[43] Онъ замѣтилъ <?>[44] ея[45] <нрзб.> очерченный[46] ротъ,[47] съ поднятой верхней губкой;[48] чорными дужками выведенныя брови и бѣлое матовое лицо[49] ясно выступающее на бархатномъ фонѣ пышнаго мѣха.<нрзб.>[50] а когда она поворачивала голову въ его сторону, ея глаза <нрзб.>[51] казались ему «божественными» — онъ такъ и сказ<алъ> себѣ[52] — <«>божественныя глаза». И обтянутый розовымъ платьемъ[53] ея хрупкій[54] станъ[55] часто останавливалъ его[56] вороватые взгляды.[57] Баритонъ[58] ему не понравился. Рыхлыя брылья подъ щеками и подглазныя натеки и синеватый цвѣтъ лица, и лѣниво-барственныя движенія ему не нравились и онъ подумалъ[59]: рухлякъ господинъ. А когда увидалъ, какъ барит.[60] ѣлъ,[61] чмокая и обсасывалъ, <нрзб.>[62] — подумалъ:[63] жретъ,[64] какъ[65] боровъ![66]

Съ[67] жадностью принялся за ветчину на сковородкѣ, торопливо налив<ъ> изъ графинчика —[68] стараясь не звякнуть и не чмокнуть. Онъ иногда[69] замѣчалъ взгляды пѣвицы[70] и чувствовалъ себя несовсѣмъ ловко[71], что въ присутствіи такой замѣчательной женщины, «изъ аристократовъ» хлопаетъ рюмку за рюмкой. Но безпокоиться нечего: какихъ-нибудь пять рюмокъ это[72] <нрзб.>[73] дѣло[74]. Но это[75] придало[76] ему бодрости.[77] Быстро[78] покончилъ съ ветчиной и водкой и курилъ[79] съ наслажденіемъ, поглядывая то на воздушныя[80] шапки гортензій, то на нее[81]. Поглядываъ и думалъ, что[82] пройдетъ часа два-три[83], и опять онъ[84] опять уйдетъ въ ненастную[85] ночь.[86]

До него доносились отрывки разговора., изъ которыхъ онъ сдѣлалъ выво<дъ> что это, очевидно, финансисты. Онъ слышалъ:

— Я ему тогда за недѣлю пять[87] тысячъ… <нрзб.>[88]

…говорятъ[89] выбралъ за три года больше[90] двухсотъ.[91] Самъ[92] мнѣ говорилъ…

…купилъ[93] имѣніе за сто и <нрзб.>[94]…

…Конечно купилъ[95]… онъ коллемъ взялъ на сорокъ тысячъ, черезъ годъ чистые[96] полтораста… <нрзб.>[97]

// л. 3 об.

 

«Должно быть комиссіонеръ… — думалъ Серегинъ[98]. Съ[99] имѣнія маклачитъ… а это его содержанка…А-а! У такого рухляка… такая. <нрзб.> опернатая![100]

И въ его головѣ[101] — (<нрзб.>)[102] рисовалась картина. Она была бѣдной дѣвушкой,[103] <нрзб.> сама, м. б.[104] зарабаотывала[105] шитьемъ[106]. ([107] красивы были ея тонкія пальчики[108], державшія стаканчикъ<.>) Тотъ[109] встрѣтилъ ее гдѣ-нибудь въ большомъ городѣ подъ вечеръ, съ узелкомъ[110] по дорогѣ[111] къ богатой аристократкѣ-заказчицѣ. — Сталъ[112] преслѣдовать. Уговорилъ[113] ее бросить бѣдность[114] существованія и соблазнялъ[115] богатой и <нрзб.> жизнью[116]. Она колебалась.[117] И[118] не могла устоять… Онъ подпоилъ[119] ее[120]…[121] и вотъ <нрзб.>[122]… Теп<ерь> она его, конечно,[123] не любитъ ([124]онъ уловилъ[125] недовольство въ ея разговорѣ съ нимъ)[126]. Она еще молода, а онъ… — онъ опять посмотрѣлъ на его рыхлыя[127] сизыя щеки и ожирѣвшую фигуру — <нрзб.>[128]. Ѣдетъ[129] на ярмарку маклачить[130] —[131] тамъ, куда они ѣдутъ,[132] лѣсная ярмарка[133] — и[134] боится оставить ее одну и таскаетъ за собой по водѣ въ такую погоду.

— Надоѣли вы мнѣ[135]![136].. — услышалъ онъ ея нѣжный усталый голосъ.

Ну,[137]такъ и[138] есть… Она улыбается, но это улыбка сквозь слезы. Бѣдная! Много[139] такихъ примѣровъ зналъ онъ[140].[141] Вспомнилъ[142] — лѣсопромышленника, который погубилъ многихъ дѣвушекъ[143]…

Но тутъ онъ[144] увидалъ, какъ красавица взяла[145] «рухляка»[146] за руку[147] и сказала:[148]

— Не[149] сердитесь, дорогой… Вы[150] знаете,[151] я люблю и уважаю васъ…

Это его поразило. На его глазахъ было почти объясненіе въ любви. Даже не обращали вниманія на его присутствіе.[152]

«Плевать[153] на нихъ» — сказалъ онъ себѣ. И смотрѣлъ искоса[154], какъ рухлякъ[155] взялъ обѣими[156] руками[157] нѣжную, маленькую, какъ у ребенка[158] розовую ручку,[159] и поцѣловалъ. — И все-таки любитъ.[160]

// л. 4

 

…А, можетъ,[161] и[162] молодые… На[163] вы говорятъ… Еще не обошлось[164]…

Водка его разогрѣла[165] и дала фантазію[166]. Онъ сталъ мечтать.[167] <нрзб.> подумалъ,[168] что если бы[169]<…> И мечтательно представляетъ <?> себѣ <нрзб.> что если бы <нрзб.>[170] на пароходѣ. Дождь[171], вѣтеръ. — Онъ[172] подумалъ[173], какъ только что его[174] швыряло[175] на волнахъ. А[176] на[177] берегу[178], на размокшей глинѣ,[179] у[180] шалаша, какой-то другой Ег. Ив. [181] глядитъ[182] въ[183] вывернувшіеся[184] изъ-за мыса огни и торопитъ маячника.[185]

Лодка[186] съ подтекомъ,[187] кругомъ[188] развезло, ни зги невидно.[189] Сѣчетъ дождемъ.[190] <нрзб.>[191] ползетъ боковыми огнями.[192] Манятъ[193] ярко освѣщенныя окна, тепло —[194] оглянулъ салонъ — бѣлыя скатерти, вино,[195] мягкіе диваны, жизнь.[196] Лодку бросило[197], Семенъ[198] что-то кричитъ[199]<.> И не страшно[200] ни[201] волнъ[202], ни ночи[203]. Страшно, что не замѣтитъ[204] пароходъ маленькаго огня[205], и[206] уйдетъ въ темноту… Увидали![207]... —[208] Шлепнуло лодку[209], чуть не ударило багромъ[210] руку.[211] И вотъ Егоръ Ив.[212], другой Ег. Ив.[213] входитъ мокрый[214]… А[215] настоящій Ег. Ив.[216], онъ самъ, сидитъ за столикомъ съ ней,[217] изъ невѣдомой дали[218] пришедшей женщиной,[219] попиваютъ вина[220] и смотрятъ въ глаза[221]… А другому Ег. Ив.[222] черезъ <нрзб.>[223] надо слѣзать, вызывать лодку и[224] опять ѣхать[225] на[226] берега, спать въ угарной землянкѣ,[227] подкинувъ въ голова чемоданъ…

// л. 4 об.

 

 

— Пожалуйте-съ

Серег. опомнился[228]. Лакей Иванъ — съ нимъ онъ уже не разъ совершалъ эти короткіе концы — открывалъ[229] бутылку. А тѣ двое ѣли что то розовое на тарелочк.[230] и запивали[231]. Да, они все еще кушали что-то розовое на тарелочкахъ и[232] разговаривали.[233] Иногда смѣялись, а рухл.[234] что-то мурлыкалъ и поглаживалъ горло[235].

— Очень дождикъ… — сказалъ Иванъ, наливая пиво въ фужеръ[236] — и прислоняясь къ стѣнкѣ. —[237] Непогодь… Значитъ, на Волч. Перек.[238] сойдете…[239]

— Такъ-съ… — раздумчиво говоритъ Иванъ. — Тяжело <нрзб.>.[240]

— Да-съ, тяжелое ваше дѣло[241]….[242]

Гортензія все покачивалась въ равномѣрной работѣ машины,[243] позвякивали хрусталики[244]. Ег. Ив.[245] молча пилъ пиво,[246] поставивъ локти на столъ и[247] поглядывая къ столику.[248] Непогода билась[249] вокругъ парохода и то ударяла[250] съ носа, то[251] швырял<а> въ борта[252].[253]

И вдругъ[254] пароходъ далъ ря<дъ> короткихъ спрашивающихъ гудковъ[255] и[256] машина остановилась. Это сразу стало [257]<замѣтно> по тишинѣ[258] —[259] не звякали хрусталики и было ясно слышно какъ поролъ въ[260] палубѣ[261] дождь.[262]

—[263] Стоимъ![264]..[265] — удивилась[266] пѣвица,[267] и заглянула въ окно.[268] — Ни одного огонька…

Барит.[269] подошелъ къ окну[270] и сталъ всматриваться.[271]

Ег. Ив.[272] тоже поднялся и заглянулъ съ другой стороны.

// л. 5

 

 

Пароходъ[273] тревожно кричалъ[274], точно предостерегалъ кого-то:[275] — ни-ни<,> ни-ни![276]..[277] Пробѣжали[278] за окнами[279]. Затопали <нрзб.>.[280] И вдругъ среди этихъ тревожныхъ выкриковъ съ пароходнаго носу, прямо передъ ихъ глазами зародилась красная[281] точка и шипяща<я> золотая струя[282] толстой веревкой кинулась[283] вверхъ и впередъ,[284] освѣтивъ человѣка въ[285] мокрой кожаной[286] курткѣ.[287] Грохнуло трескучимъ[288] горохомъ[289] и вспыхнуло <нрзб.>[290] ослѣпительно яркимъ шаромъ, только[291] на одинъ мигъ освѣтивъ высокіе берега съ чорной щетиной лѣса[292].

— Что это значитъ[293]? — услыхалъ Ег. Ив.[294] нѣжный тревожный голосъ[295].[296]

Стараясь[297] говорить мягко[298], онъ[299] сказалъ:

— Позвольте сказать… Тутъ ничего опаснаго[300]… Идемъ[301] порогами… тутъ стремя,[302] бырь…

—[303] Бырь?.. — спросила пѣвица, поверн. къ нему[304] черезъ плечо[305] красив. лицо.[306] Онъ увидалъ, какъ <нрзб.>, <нрзб.>,[307] что-то бож.[308]

—[309] Сильный прокосъ, —[310] теченіе…[311] несетъ парох.[312] несетъ… А[313] фарватер узкій…[314] Извольте видѣть, бакáны пошли…

Она повернулась[315] къ окну.

—[316] И что же[317]? — спрашив. она[318].

Ему нравилось это королевское обращеніе, аристократическіе короткіе вопросы[319] чуднаго голоса и[320] былъ счастливъ, что его слушаютъ.

— А тутъ-съ[321] изломъ и кривулины,[322] завороты все[323]… и опасно, если[324] встрѣчный, можетъ столкнуться[325]…[326] А гудковъ не слыхать[327] въ бурю… Потому ракеты…

— Да-а…

Она повернулась отъ окна и остановилась у столика, красивымъ движеніемъ складывая боа у шеи, точно хотѣла спрятаться, совсѣмъ укрыться въ него. Такъ[328] дѣлаютъ дѣти[329], когда имъ холодно. А[330] онъ все[331] стоялъ, восхищенно и подобострастно глядя на нее,[332] не спроситъ ли она еще чего. Но она прошла царственной поступью[333] и сѣла за столикъ. Ее спутникъ закурилъ сигару и сталъ прохаживаться. Ег. Ив.[334] сѣлъ[335]<,> закурилъ.[336]

// л. 5 об.

 

 

Пѣвица[337] замѣтила[338] изучающій, приглядывающій, спрашивающій и восхищенный его взглядъ.[339] Этотъ взглядъ она хорошо знала[340]. Это былъ[341] взг<лядъ>, преслѣдовавшій ее всюду —[342] и въ вагонахъ, и на улицахъ, и въ залахъ. И этотъ человѣкъ въ высокихъ сапогахъ,[343] дикій <нрзб.>[344] на видъ, съ взъерошенными волосами, не бритый, этотъ дѣтина, крѣпкій какъ[345] брусъ, смотрѣлъ на нее почти[346] такимъ же[347] взглядомъ.[348] Въ этомъ взглядѣ было[349] и восхищеніе и[350] обожаніе и робость.

— Вы,[351] повид.[352] <?> хорошо знаете эти мѣста? — бросила она, желая подарить этому дикарю[353] слово.

Онъ вздрогнулъ,[354] выпрямился и отвѣтилъ[355] съ готовностью, что отлично[356] знаетъ.[357] Онъ выросъ на этихъ берегахъ, можно сказать, волны его качали. Вѣдь[358] отецъ-то его[359] былъ съ молоду въ лодкѣ[360] <?> лоцманъ.[361] Это которые проводятъ[362] суда или проводили[363], раньше, когда не было охраняющихъ знаковъ, проводили[364] въ опасныхъ мѣстахъ.[365] Опасное дѣло![366] Собственно, не опасное, кто хорошо дѣло понимаетъ[367].[368] Онъ кто? А <нрзб.>[369]. А[370] вотъ всѣ эти бакáны, огни, всѣ эти мачты по берегамъ, то его рукъ[371] дѣло.[372] Какъ сказать… труда особеннаго нѣтъ… Хлопотливо, конечно… Вотъ теперь онъ долженъ сойти часу въ третьемъ[373] ночи на берегъ… Утонулъ маячникъ, надо при дознаніи быть[374]… Говорятъ, лодка была гнилая…[375]

— И вы поѣдете… въ такую бурю…[376] въ темноту? — удивленно спросила она.

— Надо-съ… Конечно, я могъ бы[377] спуститься дальше, но встрѣчный[378] пароходъ пойдетъ только черезъ сутки.[379]

// л. 6

 

 

Тутъ[380] онъ сталъ говорить, какъ[381] ночевалъ[382] въ шалашѣ у[383] маячника[384].[385] Не совс<емъ>[386] удобно конечно[387], но[388] дѣло привычное. Нехорошо, что дождь,[389] непогода. Кругомъ развезло, потоки[390] по берегамъ, темень. Чаща[391] гудитъ. Взглянулъ на рѣку — огонекъ… Пароходъ идетъ.[392]

— Увидали нашъ пароходъ?

— Да[393]-съ…[394] Тамъ тепло, свѣтъ… закусить можно[395]… Въ лодку и… вотъ[396]…

Онъ показалъ руками на салонъ.

— И опять  скоро туда?.. —[397] всматриваясь въ <н>его[398], спрашивала пѣвица[399].

— Зачѣмъ же вы выбрали такую неспокойную должность?< —> ее даже дрожь взяла — и она <нрзб.>[400] передернула плечами[401].[402]

Онъ пожалъ плечами.

Господи! Шестьдесятъ рублей въ мѣсяцъ![403] Она не могла этого вмѣстить… За[404]… такую работу…

И довольный, что она, такая прекрасная, такая ласковая, какъ богиня, такъ ласково[405] разспрашиваетъ[406] его, онъ охотно говорилъ и говорилъ[407]…

Районъ его большой,[408] дѣла много. Зато зимой отдыхъ[409]. Нужно, конечно,[410] здоровье.[411]

Онъ ей нравился[412] непосредственностью и нѣмымъ обожаніемъ, которое такъ и било изъ его[413] сѣрыхъ глазъ.[414] Силой, которая шла отъ него и мягкимъ голосомъ, и движеніями[415], покойными, выработанными работой[416].

Нѣтъ, онъ не женатъ. При такомъ дѣлѣ полгода семьи не видишь[417]… Да и трудно.[418] Онъ вздохнулъ.[419]

Конечно, имѣетъ, любовницу… — подумала он. — Красивый сильный мужчина. Грудь какая[420]![421] И разбирая съ[422] профессіональной точки, она[423] дѣлала заключеніе, что судя по сочности[424] голоса и широкой груди, у него должны быть мощныя голосовыя средства. Чудесная сценическая внѣшность. Съ[425] такими[426] глазами, открытымъ лицомъ и музыкальнымъ голосомъ и[427] этой увѣренной въ себѣ[428] силой — онъ могъ бы имѣть большой успѣхъ, какъ мужчина. А вотъ вертится[429] по[430] грязнымъ берегамъ,[431] ночуетъ въ шалашахъ.[432] Изъ его разсказа глядѣла на нее[433] сѣрымъ кусочкомъ суровая жизнь, жизнь этихъ пустыхъ и дикихъ просторовъ, холодныхъ,[434] нѣмыхъ, завывающихъ теперь за стѣнами[435] салона. И эт. человѣкъ[436] былъ ихъ частью[437], какъ эти камни на берегахъ, лѣса и[438] шалашики.[439]

Баритонъ[440] не вступалъ[441] въ разговоръ.[442] Покуривалъ и попивалъ[443] изъ бокала.

// л. 6 об.

 

 

А Серег.[444] смотрѣлъ на нее какъ на чудо, явившееся ему въ[445] ночи на пустынной[446] рѣкѣ. И[447] какъ сонъ это было[448]. Откуда[449] и кто она?[450] Вотъ сейчасъ скоро, какихъ-нибудь два[451] часа, и она[452] уйдетъ[453] въ[454] тьму и никогда, ни-когда не придетъ. А будетъ гдѣ-то,[455] чудесная, невидимая, несбыточная —[456] добрая…[457] Какой небесный голосъ,[458] улыбка, глаза… Какой отъ нея свѣтъ… А какая тьма тамъ, и какой дождь… —[459] Онъ посмотрѣлъ за окно. Не видно ничего. Холодные[460] берега[461]…[462]

Налетѣло порывомъ и завыло по палубѣ.

— Самая[463] настоящая буря… — сказалъ онъ и[464] съ болью представилъ, что скоро и[465] Волчій перекатъ. Посмотрѣлъ на часы. Половина[466] двѣнадцатаго<.>[467]

Прислонился головой къ спинкѣ дивана и смотрѣлъ[468] въ играющіе усики[469] лампочки.

Тутъ[470] заговорилъ баритонъ[471].

— А скажите… — медленно сказалъ онъ[472]. — прислушиваясь къ бурѣ[473] —[474] Пристань[475] тамъ?[476].. или опять такъ….[477]

— Въ лодку-съ.[478] <нрзб.>…[479] Тамъ кривой фарватеръ…[480]

— У-у[481]…[482]

— А зимой[483] что… вы[484] дѣлаете? — спрашивала пѣвица[485].[486]

— Зимой[487] по ремонту, —[488] прикомандировываютъ къ управленію.[489] Отпускъ беру.[490] Тогда я, можно сказать[491] доставляю себѣ маленькое удовольствіе-съ…[492] Ѣду-съ въ родныя мѣста.[493] Матушка у меня[494] и сестра,[495] учительница[496]…[497] Вот и[498] ѣду къ нимъ, въ <нрзб.>[499], въ <нрзб.>[500]. Такой маленькій городокъ[501], въ лѣсахъ… до желѣзной дороги четыреста[502] верстъ… Тутъ у меня съ медвѣдями дѣло начинается…

— Что такое, съ медвѣ-дя-ми? — спросилъ баритонъ[503].

— Моя… какъ бы сказать…[504] охота…

— Ахъ[505], вы на медвѣдей… охотитесь?

Барит.[506] посмотрѣлъ на него внимательнѣй.[507]

// л. 7

 

 

<Продолжение текста со стр. 7. — Ред.>

— Даю я[508] по медвѣдямъ… Конечно,[509] это очень дорогое баловство…

— Да, это мнѣ извѣстно…[510]

Онъ бывалъ частенько[511] на[512] вылазкахъ.[513] Для него спеціально[514] знакомые фабриканты[515] устраивали облавы,[516] это[517] не дешево[518].[519]

—[520] Инте-ресно…

— Но я устраиваюсь по средствамъ,[521] работаю —[522] исполу…

— Что это — исполу[523]? — морщась,[524] спросилъ баритонъ[525].

—[526] Обкладчику —[527] за берлогу плачу три рубля[528] и <нрзб.>[529] медвѣдя… уложить-съ![530]

— Д-да-а[531].

— Ну, а коли промажу[532] — плачу десять рублей… Да впридачу <нрзб> Такое условіе.[533] Только этого еще не бывало[534]…

—[535] Бьете?..

— Бь<ю>-съ… Прошлую зиму[536] полдюжины зацѣпилъ[537]… Пять мечекъ[538] да<ю>тъ четырехъ пестовъ…[539] значитъ,[540] пяти[541] медвѣдицъ да четырехъ стариковъ…[542]

Говорилъ,[543] какъ[544] о зайцахъ. Баритонъ [545]не вѣрилъ.[546]

— Но вѣдь это[547] рискованно… — спрашивала пѣвица.[548]

— Жуть немножко[549], какъ[550] къ берлогѣ идешь,[551] а потомъ ничего[552]... Только[553] — Онъ сдѣлалъ движеніе — У меня[554] не срываетъ,[555] кладу чисто[556]…

Онъ поднялся, когда говорилъ — не срываетъ. Всталъ во весь[557] рос<тъ> и смотрѣлъ загорѣвшимся взглядомъ.[558] И тутъ баритонъ повѣрилъ[559].[560]

// л. 8

 

 

Отъ него[561] вѣяло[562] покоряющей отвагой и силой. Его глаза, загорѣлись азартомъ[563], и онъ, уже не стѣсняясь[564], прошелся,[565] заставляя сильнѣй дрожать[566] хрустали. Теперь это уже не былъ какой-то запуганный, невѣдом. человѣкъ, пришедшій изъ ночи.[567] Теперь было понятно, что для него все[568] пустое — придти изъ ночи.[569]

—[570] Интересно — протянулъ артистъ. — Я тоже люблю…[571]

—[572] Убивали-съ[573]?.. — радостно[574] спросилъ Серегинъ[575].

— Да, однажды… въ Калужской губерніи… я взялъ одного…[576]

— Вретъ… —[577] понялъ Серег.[578] — Такъ не говорятъ,[579] которые дѣйствительно взяли.[580] И опять бросились ему въ глаза натеки подъ глазами, дряблое лицо и влажныя губы. И опять подумалъ:[581] у такого рухляка и[582] такая. Взглянулъ на нее и подум.[583], что такъ  неудобно держать себя,[584] такъ ходить и говорить такъ громко[585]. И[586] сѣлъ.

— Да вы[587] отважный! — сказала пѣвица[588].

Онъ былъ счастливъ. Онъ получилъ награду[589]. Онъ готовъ былъ бы по одному ея[590] слову перебить всѣхъ медвѣдей, итти на нихъ съ голыми руками. Онъ зажигалъ передъ ней, передъ этимъ розовымъ обликомъ весь жаръ, который вдругъ нашелся[591] въ душѣ,[592] незнакомый,[593] не вспыхивавшій тамъ[594] раньше. Передъ этой за часъ всего явившейся передъ нимъ женщиной.[595] И б<ылъ> счастливъ, что[596] понесетъ съ собой этотъ солнечный образъ, понесетъ въ темноту, на берегъ[597], и будетъ носить его и ничего не утратитъ[598].[599]

Стало что-то не по себѣ[600], когда увидалъ, какъ она сказала что-то своему другу или мужу,[601] чего онъ не разслышалъ. Но[602] сейчасъ же понялъ, что она сказала.

— А не выпьете ли вы[603] винца? — предложилъ баритонъ[604].

// л. 8 об.

 

 

<продолжение текста на стр. 8 об. — Ред.>

— Выпьете, да? — Привѣтливо улыбнулась ему пѣвица.[605]

А, какіе глаза! Господи![606] Бываютъ же такія небесные женщины[607]! Родятся гдѣ-то,[608] гдѣ-то живутъ…[609] Онъ не видалъ такихъ. Видалъ онъ многихъ, но тѣ[610] <не были такими> каъ эта[611].[612] Видалъ деревенскихъ,[613] красивыхъ,[614] молодыхъ бабенокъ. Полѣнья![615] Видалъ и иныхъ, городскихъ[616]. Люди, женщины… Но въ этой было что-то не человѣческое, нѣтъ.[617]

Онъ не нашелъ слова, какъ отвѣтить,[618] всталъ поежилъ плечами и <нрзб.>.[619] Она,[620] необычная,[621] приглашаетъ его. Если бы[622] часъ назадъ сказали[623] на берегу, что будетъ вотъ что[624], онъ бы ни за что не повѣрилъ[625].

— Присаживайтесь[626]… берите стулъ. —[627] улыбаясь[628]<,> говорила пѣвица.[629]

Онъ понималъ,[630] читалъ въ тонѣ, въ улыбкѣ, что она снисходитъ, что и ей понятно[631] его смущеніе и его неуменіе говорить и держать себя прилично[632], все. Ей все извѣстно. Господи![633] Бываютъ же такія? Она все, все знаетъ. Отъ нея не скроешься. Умная,[634] необыкновенная. Не даромъ онѣ живутъ тамъ,[635] далеко, въ большихъ городахъ, гдѣ все есть, всякія науки, все знаютъ<.> Особенные люди. Вотъ они и не дѣлаютъ[636] ничего. И это хорошо что они ничего не дѣлают. Зато[637] руки… какія![638] Бѣлыя, розовенькія[639]<.> Ни одной морщинки, ни царапинки, ничего. Умываются сливками ([640]Онъ слышалъ про[641] сливки.)[642] И какой ароматъ![643] Такихъ духовъ нигдѣ[644] не найдешь… А платье![645] Прямо шкурка, шкурка…[646] Вовсе не платье, а кожица[647]… Онъ наткнулся[648] на стулъ,[649] у него вздрагивали руки, которыя никогда не дрожали[650].

…Двѣнадцать подъ та-ба-акъ… — донеслось глухо съ носа.[651]

Вспомнилъ, что недолго ему сидѣть здѣсь[652]…[653] Какъ закручиваетъ-то[654], ахаетъ[655] за пароходомъ.[656] Шумитъ[657] чаща по берегамъ.[658]

— Вѣдь вы охранитель нашъ[659]… — улыбаясь ему,[660] говорила пѣвица[661]. — Вамъ какого позвольте?[662] Хотите шампанскаго?[663]

…Господи! Позволите! Она спрашиваетъ — позволите! Вотъ они, вотъ, необыкновенные-то люди… Говорятъ, аристократы… ничего[664] не понимаютъ… гордые, а вотъ… Финансисты! — вспомнилъ онъ. А она, можетъ быть, изъ

// л. 7 об.

 

 

другой среды… Можетъ быть, все прошла[665], все сама испытала и вотъ теперь облегчаетъ,[666] ласковая… Шампанское! Онъ никогда не пилъ настоящаго[667] шампанска<го.> Поилъ его одинъ купецъ на пароходѣ Донскимъ, а это…[668] Развѣ она будетъ пить[669] поддѣльное.[670] Онъ уже не успѣлъ отвѣтить,[671] она наливала ему въ бокальчикъ золотистое,[672] шипящее вино.[673]

Охранитель![674] Это пустяки. Это его обязанность ставить баканы, промѣрять, слѣдить… ночевать подъ дождемъ,[675] летѣть,[676] когда нужно для <нрзб.> порядка[677]. За это и[678] жалованье платять. Ну,[679] немного, конечно[680]… Да вѣдь надо[681] кому-нибудь и этимъ дѣломъ заниматься. Такова жизнь. Жизнь — это вещь серьозная. Сколько народу хуже его живутъ, а онъ въ сравненіи съ[682] тѣми — богачъ. А вонъ, какъ плотогоны живутъ… Не знаете-съ? Работа жестокая… Сколько онъ проходитъ![683] А маячники! а въ лѣсахъ лѣса валятъ… на лѣсопилкахъ… Головы напрочь лѣтятъ въ лепешку. А былъ он на мѣдныхъ рудникахъ[684], заносила судьба —[685] не приведи Господи<.>

Она[686] подливала ему въ стаканъ. Онъ точно сорвался, поощряемый гымканьемъ рыхляка и ея улыбающимися[687] лучистыми[688] глазами. <нрзб.>[689] онъ говорилъ про эти пустын.[690] <?> мѣста. Как<ъ>[691] пустыя! Это съ пароходу[692] не видать! Пустые! Деревни, кругомъ въ поляхъ и лѣсахъ деревни. Деготь гонятъ, скипидаръ, смолу. Коре дерутъ. Лѣса валятъ. Маслобой<ные> заводы. А рыбаки! Вотъ, изволили кушать семгу, а нельну? А вотъ заколы-то… Вотъ  въ такія[693]-то ночи, говорятъ —[694] самое[695] дѣло. Тони ведутъ. А поморы! За тюленями, за треской.[696] Кругомъ такая жизнь.[697] Бѣлку бьютъ. Онъ раскидывалъ передъ ними все знаніе[698] края, съ чѣмъ сжился, что зналъ до ноготка.[699]

Онъ говорилъ о возникающихъ[700] поселкахъ, о падающихъ лѣсахъ[701], прежнихъ[702] лоцманахъ, доживающихъ дни свои <нрзб.>[703].[704] О разливахъ этихъ могучихъ рѣкъ, когда ничего не видно, а вода, на десятки верстъ — море. О ходѣ семги — вотъ этой самой — ткнулъ онъ куда-то въ пространство — которая бѣжитъ съ моря, прыгаетъ черезъ пороги, черезъ <нрзб.>, серебряная[705].

Всегдя передъ нимъ стоялъ полный стаканъ,[706] ему улыбались лучистыя глаза дивн. женщины[707]<,> и онъ не могъ не пить. Что за вино! Чѣмъ больше его пьешь,[708] <тѣмъ> больше хочется. Лакей приносилъ[709] еще,[710] <нрзб.>[711] бутылки[712] и стоялъ у стѣнки[713] и слушалъ.

— Интересно, интересно… — ободряли они.

Край, пустыннй угрюмый край, родной край.[714]

// л. 9

 

 

<На л. 11 — расчеты. —Ред.>

// л. 11

 

 

<Текст на л. 11 об. вписан чернилами. — Ред.>

Была минута, когда открыв. въ душѣ какая-то дверь, которая всегда есть въ головѣ какъ бы… и которая вдругъ открывается. <нрзб.> и тогда втсаетъ, рождается челов. И м. б. опять уже <нрзб.> занимается на привычной <нрзб.>, чтобы уже <нрзб.>…

Онъ <нрзб.> М. б. и у него  открылась такая же дверь — иное <?> <нрзб.> Пѣвица серьозно-вдумчиво посм. на этого человѣка — что не увидитъ, <нрзб.> и <нрзб.> въ ней такому образу, <нрзб> и сказала:

— А <нрзб.> я <нрзб.>!

// л. 11 об.

<На л. 12 об. — расчеты. —Ред.>

// л. 12 об.

 

б ) 8 лл (1 ч.)

ранняя редакція

 

І.[715]

 

Баритонъ[716] Звонскій[717] — и вызывающія общіе восторги пѣвица Гарская[718] — завершали свое провинціальное турнэ. Они уже завершили его и завершили съ хорошей для себя пользой[719]. Пока они путешествовали, газеты не переставали напоминать что тамъ-то и тамъ-то нашъ извѣстный Звонскій вызвалъ бурю — или,[720] въ зависимости отъ темперамента репортера —[721] просто «оставилъ чарующее воспоминаніе[722], блеснулъ всѣми поражающими[723] качествами своего исключительнаго[724] голоса.<»> Нѣкоторые писали: Мы пережили незабвенные часы святого восторга. Другіе выражались болѣе сжато: Мы не въ силахъ передать. и т. д.[725] Почти тоже писали и о пѣвицѣ. Ее называли и[726] моловьемъ, залетѣвшимъ въ дебри, и королевой, уронившей улыбку на[727] сумерки[728] существованія.[729] На Уралѣ писали[730]<:> «нашъ сѣдой старецъ Уралъ, казалось,[731] пробудился отъ своего сна, вздохнулъ каменною грудью,[732] услыхалъ музыку стихій гармонію сферъ<»>, но редакторъ изъ понятной осторожности[733] вычеркнулъ слово «сферъ<»>, и написалъ звуковъ.[734] И Звонскій и Гарская были очень довольны поѣздкой, и ихъ чемоданы везли[735] пачки[736] газетныхъ номеровъ,[737] сотни телераммъ, писемъ,[738] робкихъ признаній…[739]

// л. 12

 

 

Кромѣ сего они везли непоколебимое убѣжденіе, что провинція и[740] болѣе отзывчива и[741] болѣе жизненна[742], чѣмъ столицы[743]. Хотя и[744] не было[745] повода жаловаться[746].

Они[747] уже готовы были повернуть къ этимъ[748] столицамъ,[749] чтобы отдохнуть[750] передъ осеннимъ сезономъ[751]. Звонскій уже послалъ телеграмму въ имѣніе, чтобы ждали,[752] а Гарская отправила двѣ телеграммы, но тутъ взмолился предприниматель, возившій ихъ по провинціи. Онъ съ отчаяннымъ видомъ показывалъ[753] приходо-расходныя книги[754] и увѣрялъ, что эта счастливая поѣздка[755] его разорила<.>[756] Говорилъ[757] объ оскудѣніи капиталовъ,[758] о паденіи интереса къ искусству, и о самопожертвованіи, которое привело его къ петлѣ. Теперь ему[759] оставалось[760] или пулю въ лобъ, или… Тутъ онъ даже не договаривалъ, а только безпомощно разводилъ руками. Онъ не посмѣлъ[761] высказать то, что такъ и вертѣлось на языкѣ, что онъ деятки разъ въ день съ крехотомъ повторялъ своимъ приходорасходным<ъ> книгамъ:

— Чертовскія разовыя.[762] И клялъ себя за то, что является косвенной причиной этихъ чертовскихъ требованій. Никто иной,[763] какъ онъ,[764] не лѣзъ такъ изъ кожи, чтобы заставить[765] кричать о несравненности[766] тѣхъ, которые его стригли.[767]

И хоть по прикидкамъ баритона,[768] у милѣйшаго импрессаріо должно кое-что и остаться, импрессаріо клялся, что если залъ и ломился отъ публики, такъ это потому только, что онъ самъ[769] создавалъ «весь городъ»[770]<.>[771]

Словомъ,[772] предприниматель умолялъ[773] снизойти и дать послѣдній концертъ въ[774] городѣ, гдѣ онъ все покроетъ, и удивлялся, какъ этотъ городъ оказался пропущеннымъ въ условіи. Они снизошли.[775]

Можно было бы съ большимъ удобствомъ ѣхать по желѣзной дорогѣ, но пѣвица пожелала[776] ѣхать[777] на пароходѣ. На[778] водѣ она отдыхала, кромѣ того,[779] имъ пришлось бы дня два ожидать концерта, назначеннаго на вечеръ двадцатаго,[780] денежнаго числа. Объ этомъ умолялъ предприниматель.[781] Баритонъ убѣждалъ[782], что ѣхать по сѣвернымъ рѣкамъ въ концѣ августа вовсе непривлекательно[783],[784] каждую минуту можетъ измѣниться погода, что они, наконецъ, рискуютъ[785]. Онъ говорилъ

// л. 12 об.

 

 

<В верхней части листа была запись: Многоуважаемый Михаилъ Васильевичъ, — ред.>

о рѣчныхъ туманахъ и сырости,[786] объ отвратительномъ[787] столѣ, о возможности засѣсть[788] на мели[789], что онъ уже на разъ испыталъ въ этихъ проклятыхъ мѣстахъ, гдѣ по берегамъ только[790] лѣса да рѣдкія поселенія. Съ нимъ вмѣстѣ[791] уговаривалъ <нрзб.>[792] аккомпаніаторъ[793]. Но пѣвица[794] настаивала[795]. Она еще не бывала[796] въ этихъ милыхъ пустынныхъ краяхъ, гдѣ въ[797] тихихъ селеніяхъ дремлютъ старыя[798] деревянныя церквушки, гдѣ на погостахъ[799] —[800] тамъ есть какіе-то тамъ[801] погосты <—> притаилась бѣдная[802] жизнь. Она была немного сантиментальна,[803] и <нрзб.>[804] любила сѣверъ по этюдамъ художниковъ.[805] Наконецъ, она[806] хотѣла знать ту страну, которой принадлежитъ. Наконецъ,[807] просто[808] она[809] хочетъ отдохнуть на водѣ,[810] на пароходѣ, гдѣ всегда чувствуешь себя какъ дома.[811]

Они сѣли на[812] пароходикъ[813], который долженъ былъ высадить ихъ на полдорогѣ[814]<.> Далѣе они поѣдутъ на самоновѣйшемъ, чудесномъ пароходѣ, въ роскошной обстановкѣ. Общество гордится[815] своими пароходами и пусть не думаютъ, что полный комфортъ можно получить только на Волгѣ<.>

Такъ имъ объяснилъ пароходный агентъ.

— На нашемъ пароходѣ,[816] на который Вы пересядете, ѣхалъ министръ…[817]

Агентъ зналъ съ кѣмъ имѣетъ дѣло[818]<.>[819]

Весь городъ[820] явился проводить своихъ[821] гостей. Молодежь бросала цвѣты. Почтенные люди размахивали тростями и[822] шляпами, дамы полоскали[823] платочками[824]:

—[825] Не забывайте![826] До свиданья!

Баритонъ[827] приподнималъ[828] фетровую шляпу,[829] посылалъ воздушные поцелуи, и[830] его глаза, съ замѣчающимися мѣшечками[831] улыбались. Пѣвица трепала[832] поднесенные ей букеты[833] и раздавала[834] протянутымъ съ настойчивой робостью[835] юнымъ рукамъ[836]<.> Гимназисты[837] въ широкихъ,[838] вздернутыхъ подмышки поясахъ[839] трепетно ловили душист.[840] розовые пальцы и щекотали[841] пухлыми влажными[842] губами. Все[843] это[844] мѣшало[845] крючникамъ, спѣшившимъ съ догрузкой. Четь не по ногамъ катились скрипучія[846] бочки съ сахаромъ,[847] синіе[848] бочонки съ керосиномъ, неслись дробнымъ шажкомъ[849], какъ маленькія дома на плечахъ

// л. 13

 

 

кому-то нужные ящики,[850] и пугали[851] щебечущую[852] толпу торопящіеся и оберегающіе голоса:[853]

— Пускай… дорогу…[854]

И когда пароходъ тронулся,[855] пѣвица сказала съ счастливымъ[856] лицомъ[857]:

—[858] Надоѣли!..

А З<в>онскій, за минуту растроганный, добавилъ:

—[859] Въ ушахъ точно кузнечики[860]…

И оба засмѣялись.[861]

Прошлись[862] по палубѣ, провожаемые косящими взглядами двухъ коренастыхъ[863] штурвальныхъ, съ покойно сосредоточенностью вертѣвшихъ колесо то туда, то сюда. Старичокъ капитанъ, съ лицомъ Николая угодника, въ <нрзб.>[864] позади молодцовъ сидѣлъ[865] и покойно поглядывалъ[866] впередъ, временами передавая распоряженія въ машину.

На[867] затрубной части палубы[868] посиживали на грязныхъ отъ копоти[869] рѣшетчатыхъ скамьяхъ сѣрыя фигуры[870] людей, ѣхавшихъ по своимъ[871] дѣламъ<.>[872]

Плыли[873] однообразные берега[874],[875] слоистые отъ опадавшей[876] за лѣто воды, съ подтянутыми къ сырымъ отмелямъ[877] лодочками, съ кудрявыми валами лозняка, уже потерявшіе тоскливо посвистывавшихъ куличковъ, полетѣвшихъ[878] къ югу. Полосатыми[879] крестами стояли на <нрзб.>[880] сигнальныя мачты,[881] <нрзб.>[882] въ разливъ и теперь не нужныя. На нихъ отдыхали по концамъ[883] вороны. <нрзб.>[884] плавали бѣлы<е> и красные колпачки бакановъ. Взбѣгали[885] на крутые берега еловые и сосновыя гривки и падали въ[886] пустые луга. Плотно <?> сидѣли[887] въ онѣмѣломъ, сѣромъ покоѣ[888] деревни съ окнами, кинутыми под самую крышу. Глядывали[889] концами крыльевъ[890] вѣтряки[891],[892] помахивая исполинскими руками.

— Прелестно… — говорила пѣвица[893]<. —> <нрзб.>[894]… милое… забытое[895]<…> Вѣтряки, сѣрыя деревушки <?>…[896]

— Да, все это такъ, — согл.[897] въ тонъ <нрзб.>[898] Звонскій. —[899]

// л. 13 об.

 

 

Но я[900] предпочитаю сидѣть въ салонѣ.

Они спустились[901] къ машинному отдѣленію, гдѣ ихъ охватилъ сладковатый[902] прѣлый[903] изъ трюма — обычный запахъ трески въѣвшійся[904] неотвратимый не вывѣтриваемый. Они прошли мимо[905] сѣраго люда,[906] отъ котораго[907] пахнетъ[908] потомъ, дегтемъ и старой мочалой. На грязныхъ[909] длинныхъ пустыхъ столахъ[910] пили изъ жестяныхъ чайниковъ желтый[911] чай и <нрзб.>[912] большіе ломти ситнаго хлѣба. Она подняла край[913] розово-песочной[914] юбки, боясь осклизлаго пола[915], затаивъ дыханье, чтобы не дышать[916] этой невозможной вонью[917], ѣдкой и вязкой.[918]

Ихъ появленіе заставило поговорить о нихъ.[919]

—[920] Нѣмцы покупать зачали… И какъ зачали покупать, какъ зачали… у ево сичасъ полулодокъ[921] на примѣтѣ… Онъ его чичасъ укупилъ…

Въ салонѣ перваго класса сидѣлъ[922] батюшка въ лиловой рясѣ и[923] ѣлъ уху изъ налимовъ[924], шумно всхлипывая съ ложки[925].

Они просмотрѣли карту и[926] заказали обѣдъ.[927]

Батюшка положилъ ложку, внимательно оглядѣлъ[928] ихъ и опять принялся за уху. Потомъ съ своей стороны заказалъ лимонадной, да[929] «[930]понатуральнѣй которая»<.>[931]

— Врядъ ли здѣсь есть порядочное вино, — сказалъ <нрзб.> Звонскій.[932]

// л. 14

 

 

— Ну, не скажите-съ…[933] —[934] отозвался батюшка. — Теперь даже лимонадъ съ фальсификаціей…

Баритонъ вѣжливо склонилъ голову въ его сторону и <нрзб.>[935].

— Экономическое время… Вотъ уху они ставятъ въ шесть гривенъ за порцію, а что подали —[936] одни хвостики…

Баритонъ и съ этимъ молчаливо согласился[937].[938] А[939] Гарская отвернулась къ окну и смѣялась беззвучно.[940]

За окномъ тянулась томительная скучная мѣстная картина<.> Рыбьи заколы[941] и ряды опрокинутыхъ лодокъ, и вереницы дровяныхъ полѣнницъ и багрянецъ въ густомъ бархатѣ еловиковъ. Пустыя барки съ распяленной на шестахъ красной рубахой, синеватые дымки[942] костерковъ у шалашиковъ[943], сыплящіеся по глинянымъ[944] <?> откосамъ съ вырубокъ жидкимъ золотцемъ сверкающі<е> полѣшки, какъ палочки — живые водопадики полѣшковъ беззвучно текущихъ къ поджидающимъ пустыми нутрами баркамъ.[945] Попрыгивающая по звонкимъ бережкамъ еле видная глазу[946] дѣтвора, звонкая, какъ стекло. Она выстроилась въ пестренькую веревочку,[947] и даже въ закрытый салонъ докатились какъ играющіе хрусталики голосенки:

Ка-пи-танъ ка-питанъ…

Наши деньги — у-кралъ…

Имъ отвѣчаетъ человѣкъ съ лицомъ Николы-угодника тройнымъ[948] повизгивающимъ гудкомъ, и веревочка разсыпалась[949] на прыгающіе лоскутки[950]<.>

— Да[951], красиво… <—> вздохомъ сказала[952] Гарская,[953] схватыва<я>[954] напѣвъ:[955]

Ти-та-та ти-та-та…[956]

// л. 14 об.

 

 

Она взяла составила[957] Она попробовала взять его[958] на лафитничк.[959] и рюмкахъ и[960] попросила Звонскаго дать ей стекла съ[961] большого стола и батюшка съ удивленіемъ услыхалъ только слышанное въ окно.

— Очень[962] похоже… — сказалъ онъ.

До вечера глядѣли они на берега изъ оконъ салона.[963] Было все то же…[964] Берега[965] заливало вечернимъ солнцемъ.[966] Золотистыми пятнами глядѣлись у зелен.[967] лѣсныхъ угловъ свѣжесрубленныя избы лѣсныхъ разработокъ… съ пылающими оконцами, позолоченныя стада подтягивающіяся къ дерев. <нрзб.>[968]. Иногда бѣжала[969] на свѣтлой дали четкая[970] линія телеграфныхъ столбовъ, напоминая о далекомъ и непокойномъ. Долго держались въ небѣ[971] блѣдные сѣверные сумерки<,> долго не хотѣли тонуть зубчатыя хребты еловыхъ[972] чащъ. Уже баканы засвѣтили дѣловые огни, а сумерки не уходили.[973] Поднялись на палубу. Штурвальные, все тѣ же, все[974] ворочали штурвальное колесо, покачиваясь въ стороны, поднявъ лица, втягиваясь въ темнѣющую даль, мигующую стерегущими огнями. Загорались звѣзды.

Они укутались[975] въ плэды, двѣ фигуры, скучно всматривающіеся въ безконечное, что было впереди. Съ береговъ глазѣли на нихъ незнаемыя деревни со скупыми огоньками, съ слабо проступающими сквозь наплывающій сонъ[976]

— Здѣсь живутъ… — задумчиво говорила она. — Какъ[977] жили… сотни лѣтъ…[978] Бѣдная жизнь…

— Сударыня,[979] тутъ богато живутъ… — сказалъ голосъ батюшки позади. — Луга какіе… Одного сѣна накашиваютъ…

— Это какая звѣзда? — спросила она Звонскаго.

Тотъ поискалъ глазами, и, кутаясь въ плэдъ[980], сказалъ:

— Вечерняя… Пойдемте, сыро… Звѣзда вечерняя моя…[981]

Пошли въ салонъ.[982]

Голосъ потонулъ подъ лѣстницѣй.[983] Штурвальный[984] посмотрѣлъ на погружающуюся звѣзду:[985] съ сѣверозапада натягивало свинцовой тучей.

Батюшкѣ было скучно и онъ пошелъ[986] за ними. Вечеръ тянулся.[987] Батюшка[988] сообщилъ[989] <нрзб.>[990], что онъ, собственно,[991] по второму классу, а сюда заходитъ посидѣть въ хорошей обстановкѣ, и[992] въ[993] первый классъ буфетчикъ отпускаетъ лучшія порціи.[994] Разсказалъ, что живет<ъ>

// л. 15

 

 

на Старомъ погостѣ, гдѣ[995] всѣхъ жителей десять[996] душъ<,> что много у ни<хъ> гриба,[997] отвозилъ дѣтей въ семинарію, а теперь ѣдетъ восвояси до будущаго году. Что житье ихъ такое, на погостѣ только причтъ да сторожъ, до деревни четыре версты.

— И давно тамъ живете?..

— Пятый десятокъ… У насъ[998] волковъ много… Какъ въ городѣ фонарей, у насъ столько волковъ… Хе-хе-хе…

Это всѣхъ разсмѣшило. Баритонъ хохоталъ степенно и его синеватыя рыхлыя щеки исправно тряслись. Пѣвица смѣялась звонко, не зная чему смѣется, до слезъ смѣялась, что волковъ, какъ фонарей. И батюшка смѣялся съ одышкой, довольный, что всѣмъ такъ понравилось про волковъ, и что для артистовъ (онъ это зналъ по проводамъ) это забавно и удивительно. Потомъ сталъ разсказывать,[999] что у матушки большія музыкальны<я> способности, только не привела судьба учиться: — не было у нихъ рояли…

И опять посмѣялись, и больше всѣхъ батюшка.

— У васъ тамъ по вечерамъ пѣніе на концертахъ и въ театрахъ музыкальныя предст<авленія>[1000]… и у насъ… хе-хе-хе…[1001] музыка… у-у-у…[1002]

Уходя,[1003] батюшка скзалъ:

— Въ седьмомъ часу поутру и погостъ мой. Позвольте съ вами распроститься… и пожелать добраго здоровья. Пріятно время провели…

И когда хлопула дверь, Гарская не могла удержаться и нервно смѣялась<:>

— Ха-ха-ха… Пріятно время[1004] провели…[1005]

 

ІІ.[1006]

 

Утромъ они пересѣли въ какомъ-то[1007] растрепанномъ поселкѣ на другой пароходъ, большой[1008]<,> который носилъ на себѣ славное имя — Чайковскій.[1009] <?>.[1010]

— Какъ это трогательно — сказал пѣвица. —[1011] Въ этихъ пустыхъ дикихъ мѣстахъ бѣжитъ пароходъ и гудитъ… И всѣ видятъ, что это онъ…[1012] Это символъ.

— Кто же это видитъ… всѣ?[1013]

Это, дѣйствительно, былъ, прекрасный огромный пароходъ, на которомъ ѣхалъ министръ, новый пароходъ, только выпущенный[1014]. Было дѣйствительно пріятно[1015] видѣть[1016] среди <нрзб.>[1017] обширный салонъ, красное дерево, бронзу[1018], бѣлоснѣжныя скатерти, хрусталь, зеркальныя во всю стѣну окна, розовыя шапки гортензій надъ серебромъ, мягкія обитые кожей диваны, и[1019] піанино[1020], еще не разстроенное[1021] храбрыми руками проѣзжихъ офицеровъ и увѣренныхъ кочующихъ артистовъ[1022].

// л. 15 об.

 

 

Отъ него[1023] еще попахивало лакомъ[1024] и слабымъ камфорнымъ духомъ[1025].[1026]

— Даже цвѣты… Нѣтъ, это очень мило![1027]

Съ палубы смотрѣли они[1028] на поселокъ, д<олжно б<ыть>[1029] какой-то торговый[1030] пунктъ<,> судя по краснымъ ящикамъ товарныхъ вагоновъ.[1031] Растрепанность[1032] и неустроенность говорили, что это[1033] зачинающійся городокъ. На плавучей пристани[1034] толпились[1035] гологрудые крючники, возчики[1036] съ кнутовищами[1037],[1038] бабы съ[1039] пирогами въ плетушкахъ, молодцы съ желтыми аршинами[1040] въ[1041] кармашкахъ и бумажками на[1042] рукахъ. И[1043] ни одного отдыхающаго лица.[1044] Три слѣпца, уцѣпивш.[1045] за кафтаны, стояли[1046] у края, поднявъ[1047] пустые глаза[1048] въ сѣрое небо[1049] и причитали. Мол. поводырь, <нрзб.> скорбь въ голосѣ[1050]. Мимо нихъ съ трескомъ катили[1051] бѣлыя бочки, валили[1052] ящики, гремѣли желѣзомъ[1053], а они все топтались[1054]. Бѣжали по мосткамъ люди съ грудами ситнаго и кислыхъ яблокъ.[1055] Было вѣтрено съ <нрзб.>.[1056] Флагъ на пристанѣ рвало[1057] съ рѣзкимъ пощелкиваньемъ. Съ берега докатывался звонкій грохотъ сбрасываемыхъ бочекъ и выкрики рабочихъ паровозовъ[1058]. Суетилась устраивающая жизнь, на многіе годы. Небо[1059] мутнѣло. Рѣка съ едва видимымъ плоскимъ другимъ берегомъ несла потемнѣвшія[1060] воды,[1061] <нрзб.> гребешками[1062] <нрзб.> въ обшивку пристани.

<нрзб.>.[1063]

—[1064] Будни… — показала пѣвица.[1065]— Когда они живутъ? — думала пѣвица. — Они все <нрзб.>[1066] куда-то…[1067]

Закутанная[1068] до глазъ баба[1069] допытывалась у[1070] измазаннаго въ мукѣ молодца[1071], гдѣ[1072] выправляютъ[1073] фитанчики.[1074]

Опять потянулись[1075] мутные[1076] берега,[1077] хмурыя лѣса.

На одной изъ пустыхъ пристаней, гдѣ ничего <не> было[1078], кромѣ пустого сарая за которымъ <нрзб.> хмурился[1079] лѣсъ, выгрузили[1080] ящикъ съ піанино.[1081]

— Смотрите, піанино!

// л. 16

 

 

Его выкатили[1082] пароходные молодцы и поставили[1083] рядомъ съ горкой мѣшковъ съ мукой[1084] и[1085] мужикъ въ полушубкѣ потыкалъ[1086] кнутовищемъ[1087] въ доски[1088].[1089]

— Кто-то живетъ здѣсь[1090]… любитъ[1091] искусство… <—> Она вспомнила батюшку,[1092] и это піанино показалось ей жалкимъ и лишнимъ здѣсь. Лѣсъ,[1093] мужики съ кнутьями,[1094] рвущаяся изъ оглобель[1095] на крутой берегъ лошаденка[1096]. Лишнее, лишнее…[1097]

— У насъ въ усадьбѣ, въ деревнѣ… я пѣла… Къ намъ во дворъ набивалось много народу<,> даже заборы ломали… приходили послѣ работъ…

Онъ слушалъ хмуро, закутывая горло шарфомъ.

—[1098] Дѣвушки… приносили[1099] мнѣ васильковъ…

Они помолчали.[1100]

Но мысль ея продолжала свою работу.

— И парни… которые въ кабакахъ бьют окна и дерутся… они принесли мнѣ дубовый вѣнокъ… и поймали соловья… Соловья я выпустила, а вѣнокъ у меня…[1101]

На этомъ пароходѣ уже не знали, кто они, да если бы и знали, врядъ ли это могло бы произвести впечатлѣніе. Въ первомъ классѣ не было никого. Кто-то ѣхалъ во второмъ, какіе-то[1102] два картузника, которые посиживали въ[1103] своемъ салонѣ за графинчикомъ, чокались и жестикулировали[1104].[1105] Вотъ и все, что они видѣли съ палубы. Внизу, въ третьемъ классѣ былъ[1106] сѣрый людъ.[1107] Оттуда[1108] десяки голо<въ> совались[1109] черезъ бортъ <?> когда пароходъ принималъ такихъ же[1110]. И берега были все тѣ же, пустые берега…

Въ полдень, когда они были на палубѣ, кутаясь въ плэды, они замѣтили треугольникъ въ небѣ, точно двѣ веревочки съ чорными узелками. Летѣли журавли къ югу.

Ниже ползли облака, густыя и тяжелыя, вотъ-вотъ начнетъ сѣять дождемъ. Какіе-то черные кресты стояли стайкой, на высокомъ оголенномъ берегу,

// л. 16 об.

 

 

унылые молчаливые кресты.

— Что это? Зачѣмъ кресты?[1111]

Она спросила у капитана, высокаго, съ грубымъ лицомъ жандарма, къ которому совсѣмъ не шла маленькая[1112] фуражка съ золотымъ галуномъ.

— Кресты?.. — раздумывая повторилъ онъ. —[1113] У насъ тутъ много крестовъ…

И должно быть разглядѣвъ, какое у нея красивое тонкое лицо, какіе метательные усталые глаза, повторилъ съ[1114] живостью:

— Скучныя наши мѣста, сударыня…

Онъ былъ изъ лоцмановъ и[1115] изъ всѣхъ вѣжливыхъ оборотовъ зналъ только — сударыня и мое почтеніе.

И отвѣтивъ коротко еще на два<->на три вопроса, четко кинулъ на нея благодарность:

— Мое почтеніе…[1116]

На пескахъ стаями бродили и купались коровы — къ холодамъ, — поджидали, не выплеснетъ ли что мутноватымъ прибоемъ. Какія-то чорныя стаи,[1117] собиравшіеся[1118] къ отлету[1119] грачи, — носились чорной[1120] косой надъ вѣтряками. Было воскресенье<.>[1121] Должно быть былъ праздникъ какой-то: въ двухъ мѣстахъ по берегамъ видѣли они пестрыя пятна, живыя лоскутныя одѣяла<,> брошенныя на желтѣвшіе луга. — Пестрыя бабьи толпы и[1122] позолоту хоругвей<.>[1123] Но это было красиво и на этомъ отдыхалъ глазъ.

— Мы ѣдемъ въ пустотѣ… — сказала она спутнику. —[1124] Какая тоска…

— Вы этого хотѣли…

На палубѣ было свѣжо и начиналъ падать дождь. Оставалось сидѣть въ салонѣ[1125]<.> Она подняла крышку піанино, взяла нѣсколько аккордовъ и опять захлопнула.

Въ шафранныхъ песчано-глинистыхъ берегахъ, бурожелтыхъ, какъ шафранное тѣсто<,> выглядывали круглые древніе валуны, какъ исполинскіе орѣхи[1126]. Вороны стайками[1127] копошились на мокрыхъ берегахъ, сидѣли на синеватыхъ камняхъ у самой воды и сторожили. И точно вереница изъ купающихся бѣлокрылыхъ чаекъ, накипала[1128] пѣна. Все нахохлилось и насупилось. Потемнѣли лѣсныя чащи и нахохлились[1129] почернѣвшія деревни. Потускнѣли берега — задернула ихъ сѣтка дождя. А дали погасли[1130] въ ней, легли[1131], пустыя, синѣющія.

И въ этой сѣрости и тусклотѣ, только одинъ пароходъ, казалось, былъ живымъ существомъ<.> Эта сѣющая сѣтка наводила тягостное уныніе и закры-

// л. 17

 

 

вала<,> дѣлала невозможнымъ существованіе иного міра, гдѣ свѣтитъ солн<ц>е. Но по временамъ пароходъ кричалъ, ему отвѣчали и изъ мути наплывалъ встрѣный пароходъ, какой-нибудь грязно-сѣрый буксиръ, а за нимъ черное чудовище, барка, груженая дровами и на ней, подъ рогожей высматривающія головы, нахохлившіеся, смутныя. Но по временамъ опять кричалъ пароходъ, узнавая невѣдомыми путями, что онъ нуженъ, и изъ мути неслась къ нему черная лодочка, прилипала на минуту къ бѣлому тѣлу и тонула.

Томительно-медленно уползалъ день, тусклый день,[1132] потерянный для жизни <—> такъ думала артистка[1133]. Уползалъ, тоно потерялъ всю волю, тоно самъ сознвавалъ, что онъ не нужный, лишній. Его гналъ подымавшійся вѣтеръ. Барометръ въ салонѣ сильно упалъ[1134] влѣво, пре<д>сказывая[1135] бурю. И нечего было предсказывать: буря уже начинаетъ шумѣть вокругъ парохода, налетая порывами<.> За мутью стоялъ неумолимый, разрастающійся шорохъ. То лѣса шумѣли, невидные. То мутныя волны накатывали на берега.

— Ну[1136] что бы,[1137] если бы насъ[1138] вывезти на берегъ и оставить… — спросила артистка.

Тотъ пожалъ плечами.[1139]

Загорѣлись[1140] огни бакановъ. Черезъ стекло салона видно было какъ въ прыгающей по волнамъ лодочкѣ стояла смутная фигура человѣка у краснаго колпака бакана — должно быть<,> пыталась засвѣтить огонь.

Они проводили его, наблюдая, какъ вспыхивало и гасло въ вѣтряныхъ порывахъ. И чѣмъ дальше шелъ пароходъ, и густились сумерки, чаще встрѣались покаивающіяса замирающія огни — указывающіе путь огни. Да, и въ этой бури, и въ мути, и въ дождѣ, въ пустотѣ и шумахъ лѣсовъ, въ тоскѣ и неуютѣ, на мятущихся темныхъ волнахъ, на мокрыхъ берегахъ пряталась невидимая жизнь, дѣлающая свое сила, оберегающая, слѣдящая. Конено, это тѣ, изъ сѣрыхъ шалашиковъ, влипшихъ въ берега.

— Какой вѣтеръ!

Часто вскрикивалъ пароходъ<.>

Еще цѣлая ночь и день![1141]

// л. 17 об.

 

в ) 4 лл.                                        ½ л. 4 — автограф

Ранняя редакция.

Одна из глав рассказа «Волчий перекат»

 

<В левом верхнем углу страницы запись рукой И. С. Шмелева: И <нрзб.> была все та же — онъ узналъ её — <нрзб.> — Ред.>

<Вверху страницы вокруг заголовка варианты рукой И. С. Шмелева: Серегинъ Селикинъ Суржинъ Суразинъ Хлобыстовъ <?> — Ред.>

 

Одна изъ главъ разсказа Волчій перекатъ.

 

Только въ двадцатыхъ числахъ августа[1142] <Сусолбинъ> перекинулся[1143] на средній плесъ, подъ Большіе Шуры[1144]. Онъ[1145] самъ такъ и[1146] говорилъ про себя — перекинулся — такая швыряющая[1147] была должность.[1148] Сейчасъ же[1149] за половодьемъ провряли фарватеръ и ставили баканы подъ Глав. <нрзб.>[1150].[1151] Потомъ[1152] перекинули его подъ Старыми Завалами[1153], гдѣ работала землечерпалка. Петровками двѣ недѣли маячилъ онъ на косахъ[1154] у села Большіе Шуры а потомъ[1155] <два> мѣсяца[1156] обставлялъ[1157] судоходными знаками верстъ на двѣсти очередной участокъ подъ Вычегдой[1158]. И только началъ <?> здѣсь —[1159] срочная телеграмма начальника судоходной достанціи перекинула[1160] его снова подъ Большіе Шуры, гдѣ два раза[1161] крѣпко садились только что выпущенные компаніей большіе пароходы. Лѣто было засушливое, вода катилась[1162] кóтомъ и жалобные[1163] зеленые ящики[1164] на судоходныхъ постахъ каждый день[1165] доставляли непріятность.[1166]

Командировка подъ Большіе Шуры — Сусолбину была въ радость. Всеравно онъ собирался туда,[1167] хоть бы налетомъ.[1168] Большіе Шуры![1169] Когда-то онъ проклиналъ эти Шуры, мѣнявшіе фарватеръ каждый мѣсяцъ. Маячники штрафились тамъ,[1170] какъ нигдѣ. Каждое половодье начисто смывало[1171] все знакомое и ставило по своему. Тамъ рѣка баловалась, играла перекатами и[1172] косами, какъ безпутная[1173] дѣвчонка. Помигивала и щурилась. Можетъ[1174] быть,[1175] и село понесло свое прозвище отъ это игры. Тамъ и пѣсню такую пѣли:

Отъ поры до поры расходилися Шуры.

А теперь въ этихъ Большихъ Шурахъ ему все нравилось. И обрывистый берегъ, вымываемый въ половодье, съ чащей еловаго лѣса, гдѣ осенними бурями заваливало всѣ дороги. И тотъ берегъ, съ песчаными намывами, низов.[1176] <?> и голый, съ котораго въ вѣтряный день, изъ прозрачной дали, съ легкаго взгорья, гдѣ сѣрѣлось село Горевое, клонили къ скудной землѣ свои благославляющіе черные кресты двѣ-три задумчивые вѣтрянки. И[1177] вязкіе глинистые берега — каша изъ глины и щебня[1178] въ дожди, сочившіеся ключами. И огромный бѣловатый валунъ, вывернувшійся откуда-то[1179] и завалившійся спать на вѣка подъ самой водой. И самое[1180] Большіе Шуры. Они прятались за[1181] береговымъ взгорьемъ, въ долинѣ и только коньки почернѣвшихъ тсовыхъ крышъ щурились и мигали пароходнымъ дымкам<ъ ,>[1182] кроясь за своей волнующейся гривкой, точно хотѣли сказать: а вотъ и м<ы>, Большіе Шуры… А вотъ и нѣтъ насъ…

И обманъ былъ, что они такъ близко. Они были далеко отъ берега, версты на три. А крылись подъ кривымъ мѣстомъ.

// л. 20

 

 

И[1183] только[1184] раскрылъ телеграмму, только понялъ[1185], что надо перекинуться къ этимъ Большимъ Шурамъ, милымъ, хитрымъ Шурамъ, щелкнулъ пальцами и крикнулъ:

— Вотъ лафа!

А какъ[1186] увидалъ съ парохода выставившійся изъ-за гривы,[1187] подглядывающій конекъ крайняго дома и опять юркнувшій, точно завидѣлъ торопящагося на веслахъ Семіена[1188]-маячника, Семіена[1189]-воина,[1190] лучшаго маячника на всемъ плесѣ, подставилъ широкія загорѣлыя ладони ко рту и крикнулъ такъ, что должны были слышать и за гривой:

— Навастрива-ай![1191]

А еловая чаща отвѣтила тягуче долгимъ[1192] и глухимъ[1193] стономъ — а-ай[1194]…[1195]

Воздухъ наступавшей осени былъ сухъ и звонокъ, чистъ и тонокъ, черныя вѣтряки совсѣмъ подошли къ берегамъ, круглый валунъ блестѣлъ, какъ голая голова великана, — благодушная плѣшь,[1196] ключи такъ сверкали[1197], точно всесь берегъ былъ въ серебрѣ,[1198] и еще не отлетѣвшія чайки, вспугнутые крикомъ,[1199] разсыпались бѣлыми платками въ голубомъ воздухѣ и заплакали. И не отъ тоски,[1200] потому что не было на свѣтлыхъ берегахъ тоски, а отъ радости. А гривка опустилась[1201] такъ низко, что сверкнуло подъ черной нахохлившейся крышей одинокимъ глазкомъ[1202] на солнцѣ,[1203] глянуло и <п>огасло. Такъ чистъ былъ воздухъ, что[1204] Семіенъ-воинъ сразу узналъ<,> кто высокій стоитъ на кормѣ, загородивъ широкой спиной клонившееся[1205] къ пескамъ солнце. Да и кому ѣхать на Большіе Шуры, на вязкіе берега,[1206] снизу?

И красные и бѣлые колпачки бакановъ[1207] радовались. И <нрзб.>[1208] сухіе теперь, по веснѣ водопольемъ[1209] поверженные ели, точно въ веселой игрѣ[1210] висли внизъ головами[1211] съ высокаго откоса, цѣпляясь корнями за невѣрные берега —[1212] въ шутливой игрѣ,[1213] а зеленыя,[1214] нагнувшись серьозно поглядывали на нихъ сверху.

Сусолбинъ все это видѣлъ и такимъ оно ему и показалось, яснымъ, веселымъ, добрымъ[1215]<,> играющимъ. Потому что судтьба послала ему здѣсь улыбку и эта[1216] счастливая улыбка осталась на всемъ. И большой валунъ съ берега —[1217] мертвый каменъ <—> улыбался ему теперь сверкающей лысиной.

А Сусолбинъ и киснуть-то никогда не умѣлъ, хоть бы все кругомъ кисло и морщилось. Да и некогда было киснуть. Когда жизнь играетъ человѣкомъ въ перекидку, нѣтъ времени киснуть и задумываться. Да и не пошла бы къ нему эта манера, разъ онъ могъ глядѣть черезъ головы, а руками повертывать такія вотъ кругляки, въѣвшіеся въ глину на четверть.

И когда Сусолбинъ, охвативъ взглядомъ сочившіеся берега, увидалъ знакомый валунъ[1218], сейчасъ же и улыбнулся, вспомнивъ, какъ онъ недавно-такъ ни съ того ни съ сего, когда въ сѣверной[1219] бѣлой ночи не могъ спать

// л. 20 об.

 

 

а въ сердце[1220] отзывалось ласкающее слово, растаявшее[1221] такъ нежданно[1222] въ этой ночи — это слово онъ и сейчасъ вспомнилъ[1223], — охватилъ холодный валунъ и[1224] вывернулъ изъ[1225] засасывающей его чмокнув<шей> глины[1226].

— Дав-ва-а-ай!..

Прыгнулъ съ гнувшагося[1227] трапа въ лодку къ Семену и остался стоять, покачиваясь на разбѣжавшихся высокихъ валахъ раскланиваясь съ[1228] удалявшимся пароходомъ.

— Все раковъ давите[1229], черти?

Семенъ-маячникъ уже выбрался[1230] къ берегу.

— Посидѣлъ кагды[1231] малость… тамъ-отъ у косы… Ратникъ… д<а>ли краснаго. Капитанъ больно тачалъ… такъ тачалъ… Шумнòй…

— Съ вами будешь шумнòй…

Говорилъ весело, а самъ посматривалъ на еловую чащу, на загривокъ за которымъ притаились Большіе Шуры, особенные, ему такъ[1232] понятные, и[1233] вовсе не такіе назнаемые, какъ всѣ думали. И еловая чаща, завалившая дороги тоже приглядывалась къ нему и приклонившія свои вершины одна къ другой замшелые ели шептались, поглядывая на него, точно и онъ казался имъ знаемымъ, а не такимъ обычнымъ, какъ всѣмъ. И маячникъ, старавшійся на веслахъ изъ-[1234]подъ козырька все[1235] <?> поглядывалъ[1236] съ прищуромъ[1237] — чего это Егоръ Иванычъ смѣетс<я> и раскаетъ глазами по берегамъ. И подмигивалъ себѣ подъ плескъ ерзавшихъ въ деревянныхъ уключинахъ веселъ.

— Ладно, сказывай…[1238]

А когда, все такъ же стоя и покачиваясь рослой фигурой, Сусолбинъ сталъ закуривать, швыряя спичку за спичкой, закурилъ, Семенъ призналъ жестяную коробку и вспомнилъ недавнее —[1239] показывалъ ему какъ-то Егоръ Иванычъ эту коробку, тыкалъ къ носу и говорилъ<:>

— Видалъ,[1240] какой я себѣ портсигаръ удѣлалъ, а?

Чудакъ. А былъ у него настоящій портсигаръ, на пружинкѣ, вычерненный,[1241] съ <нрзб.>[1242], хоть и не мудрящій[1243]. Взялъ да на его же глазахъ и шваркнулъ въ рѣку<.> Хоть бы ему подарилъ. Ну, да все равно, потомъ онъ этотъ портсигаръ нащупалъ рачницей.

— Портсигарчикъ-то… вашъ ущупалъ я[1244]… — мотнулъ онъ головой на воду<.>

— Этотъ, братъ, съ бабочкой… съ ба-боч-кой! — подмигнулъ Егоръ Иванычъ, засовывая жестяную коробочку въ боковой карманъ бѣлой тужурки.

Семенъ зналъ, что и коробка сдѣлана на манеръ бабочки, и на верхней крышкѣ во всю накрашена бабочка.

— Съ «бабочкой<»>[1245], Егоръ Иванычъ… это хорошо.

— И[1246] съ дѣвочкой неплохо![1247]

И залился смѣхомъ, раскачивая лодку.

— Хе-хе… и съ дѣвочкой…[1248] ничаво…[1249] ежели[1250] соотвѣтствуетъ[1251], хе-хе…

// л. 21

 

 

Но тутъ Егоръ Иванычъ пересталъ улыбаться и поискалъ по гривнѣ. Не смѣялся и Семенъ. Съ берегу у шалашика неувѣренно,[1252] призывно лаяла[1253] на лодку тощая[1254] Лиска, еще не разобравшая, кого везутъ. Ее дергалъ<,> за хвостъ ловилъ зубами бѣлоголовый кутенокъ.[1255] Прилетѣвшія пополоскаться <нрзб.>[1256] на краю вороны присѣли, чтобы сейчасъ же сняться. Лодка мягко похрустывая[1257] по <нрзб.>[1258] взбѣжала[1259] на берегъ, и тогда вороны снялись и лѣниво[1260] потянули на пески. А Лиска съ визгливымъ лаемъ, съ <нрзб.>[1261] тычащимся кутенкомъ[1262] понеслась на знакомое. И въ еловой чащѣ, казалось, была другая Лиска и тоже радовалась.[1263]

Сусолбинъ сейчасъ же принялся за дѣло. Осмотрѣлъ запасные баканы, сложенные грудой<,> укрѣпленныя на треугольныхъ изъ жердей плотикахъ, ржавую кучу якорныхъ цѣпей, <нрзб.>,[1264] оглянулъ рѣку, <нрзб.>[1265] высматривая[1266] сквозящі<е> подъ желтоватой водой отсвѣты перепутаышиъся кривыхъ косъ и намывовъ[1267], намѣчая новый фарватеръ опытомъ лоцманскимъ взгляд.[1268] и опредѣляя, сколько будетъ работы.

— Какъ на скатѣ[1269]?

— Кидалъ[1270]… у той… у долгой перехватъ есть… четвертей на семь… Добавочно туда надо… да къ мыску[1271] подъ яръ новый прокладать безпремѣнно… да повыше за версту жалились… что[1272] все низвергло[1273].

— Стоять-то тамъ опять будете… а въ жилищѣ? — показалъ онъ на берегъ. — Андрона-то?[1274]

— Угу… У Милованова, у Андрона… Завтра поденныхъ пару возьму.

И почувствовалъ, какъ заиграло у него пріятнымъ холодкомъ въ рукахъ, когда поднялъ свой кожаный чемоданчикъ. И русая головка Саши Миловановой, худеньк.[1275] голубоглазой, алогубой, играющей, звонкой и увертливой Саши, къ которой только онъ и ѣхалъ, о которой теперь ему[1276] такъ казалось онъ толко и думалъ эти два мѣся<ца>[1277] бродячей рѣчной жизни[1278]. Онъ легонько толкнулъ въ брыластую[1279] мордочку кутенка, лизавшаго сочнымъ розовымъ язычкомъ его высокіе просаленные сапоги, далъ ще<л>чка въ мокрый носъ змѣемъ крутившейся Лиски, которая теперь вспомнила,[1280] какъ бывало хватала куски колбасы у того камня, и пошелъ по пробитой въ береговой осыпи тропкѣ къ закраинѣ еловаго лѣса.

На заворотѣ его лѣвый глазъ увидалъ пески того берега, усѣянные купавшимися на ночь воронами, и чорные[1281] склоняющіеся кресты вѣтряковъ въ пламени краснаго солнца, опускавшагося за Еловую Рожню. На него дохнулъ скопившейся за день[1282] сладкой острой смолой съ запахомъ медоваго пряника и кислоты еловый боръ, сѣдѣющій мхами стволовъ зленовато-сѣрой[1283] застойной чащи. Чуть потягивало гарью лѣснаго далекаго пожара. Саша Милованова… — сказалъ онъ въ[1284] косившую на него чащу, <—> Шурочка[1285]. И укорилъ себя, что тамъ, на работахъ къ нему на берегъ

// л. 21 об.

 

 

приходила бѣлозубая, съ красными бусами, на полной шеѣ съ жадными глазами, съ поцѣлуями взасосъ крѣпкая и живая бабенка Анисья… Ну это пустяки… Мало ли… Сама навернулась…

Сало ли что бываетъ проходомъ. При такой жизни,[1286] да чтобы и этого не было, что же останется? Саша Милованова!.. Онъ оять вынулъ «бабочку» и закурилъ. Сѣлъ на пенекъ на опушкѣ и поглядѣлъ на Большіе Шуры, показавшіеся теперь до половины двурядные избы съ окошечками-трояками, съ темными пустыми низами, съ рѣзными пестры<м>и кой-гдѣ оторочками съ выделаннымъ[1287] подъ елку тесомъ подъ крышами.

…На ярмарку въ Пунсахъ, въ Троицынъ день тогда хорошо потолкнулись они, точно сговорились. Ахъ, Саша Милованова… Сашуркаююю Шурка моя… Кто ее выучилъ влетать красныя ленты съ золотой проймой? Голубой сарафанъ[1288] <съ> серебрянымъ[1289] позументомъ[1290]… А ножки-то! Такъ бы и стоялъ[1291] и смотрѣлъ какъ она крутилась на коникѣ каруселей и ножки въ туфелькахъ[1292] — такіе туфельки въ горицахъ на Шекснѣ монашки продаютъ, играли и прятались… И только поглядывала она плутоватыми глазками, кидала въ круговомъ бѣгѣ, ловила его бѣлую тужурку. Да и не трудно ловить, когда глаза только и видятъ одного, и никого во всехъ[1293] Пунсахъ не было въ бѣлой тужуркѣ и никого во всехъ Пунсахъ, и въ округѣ, какъ не ищи, не найдешь такого на голову выше попа Ивана съ Срѣтенскаго погоста. А тутъ кругомъ мѣдные и желѣзные голоса, точно дудки кричатъ въ уши: ярославцы и съ Вологды, и съ Костромы:[1294]

<—> Кажный мужикъ и баринъ буд. благодаренъ[1295]<.> Кольца отмѣнныя, серебряныя, мѣнныя, покупайте богатѣи и бѣные, товары отмѣнные… Золото-серебро<…> Брошки,[1296] ежели у кого Матрешки, хороши Сережки. Зеркальцо,[1297] смотритъ въ лицо, памада, куму не надо… бриться не надо, булавки въ лавкѣ<…>

— Отрада для души, конфеты хороши, лампасье особенное.

Смотрѣлъ, все смотрѣлъ, какъ кружится Саша Милованова, только ея смѣхъ слышалъ, вился этотъ смѣхъ серебряной играющей змѣйкой, щекоталъ сердце. Такъ смотрѣлъ, точно хотѣлъ протянуть руки, смять ее съ голубымъ сарафаномъ, съ ножками, какъ у ребенка, съ ея смѣющимися всегда глазами, и[1298] понести съ собой, очертя голову, не раздумывая. Можетъ быть есть-то всего на всей землѣ только одна эта Саша, для него, его судьба, радостное на всю жизнь. И купилъ онъ тогда и зеркальце, и жестяную коробочку съ леденцами, спаявшимися въ пестрый комокъ и красныя кораллы, и брошку <съ> голубками, и[1299] голубую змѣйку на руку — насовалъ полный карманъ[1300] фальшивой двугривенной[1301] сдачи[1302].[1303] Ушелъ съ ярмарки, ждалъ[1304] на лѣсной закромкѣ, по дорогѣ къ Большимъ Шурамъ. Вонъ тамъ… откуда начинается[1305] полевая загородка<.>

// л. 22

 

 

Тамъ…[1306]

Тогда была ночь — бѣлый день, бѣлая ночь. И темныя высокія избы заглядывали а округу коньками крышъ, и все видѣли. Видѣли, какъ одна рука прижимала русую головку къ груди, нажимала на разгорѣвшіяся щеки холодную жесткую пуговицу, а другая совала въ карманъ голубого сарафана все, что насыпалъ въ карманы торопливый торгашъ. И пряники, и колечки съ красными камушками, и кораллы, и змѣ<й>ку голубунькую, и фальшивый двугривенный, и зеркальце. А Саша смѣялась короткимъ смѣхомъ, точно вскрикивала о<т>ъ щекотки и льнула и не подымала смѣшливыхъ глахъ, и не убѣгала и не давалась и только <нрзб.>[1307]. Ахъ, Саша Милованова. И потомъ не хотѣвшіе темнѣть въ бѣлой ночи мшистые кли долго слушали путающіеся смѣшные слова и все тотъ же играющій задыхающійся смѣхъ.

И только одинъ разъ услыхалъ онъ усталый счастливый вздохъ:

— Не жми такъ… груди больно…

И ничего не сказалъ, только отпустилъ обнимающую руку. И не сдѣлалъ такъ, какъ дѣлалъ не разъ, не посмѣлъ и не могъ сдѣлать, потому что Саша не была какъ всѣ, не забыла себя, свои шестнадцать лѣтъ, не цѣловалась въ засосъ, когда кружится голова и все уплываетъ и уноситъ изъ жизни<.>

Смѣялась игрѣ, нравилось ей это, но еще не ушла изъ дѣтства. И по<-> дѣтски, косясь засматривала въ чорное отъ солнца лицо и ежила плечиками, и подбирала ноги подъ подолъ сарафана и все оглядывалась на засыпающіе Большіе Шуры. И онъ понималъ, что она не такая, какъ всѣ.

Онъ пошелъ вдоль старыхъ слегъ и полевой загороди,[1308] старыхъ, отливавшихъ сѣрымъ шелковистымъ блескомъ. Знакомой дорогой. Двѣ недѣли дважды въ день ходилъ онъ изъ деревни на берегъ и дважды въ день ходила здѣсь и голоногая въ будни Саша, приносила ему обѣдъ къ бѣлому камню. И смотрѣла въ сторонкѣ, какъ онъ ѣлъ и изподлобья поглядывалъ на нее. Тогда, когда они еще не знали другъ друга, а посмѣивались[1309] глазами.

Выкупавшіеся вороны летѣли съ рѣки покружиться надъ избами, и съ крикомъ[1310] повернуть на чащу, сказать, что идетъ осень. Чахлыя рябины стояли въ красномъ,[1311] на сѣромъ[1312] чернооконныхъ стѣнъ, тронуты<хъ> холодами и временемъ., странные, точно краснокафтанная стража, затесавшаяся въ[1313] сѣрую толпу мужиковъ. Бѣлыя стайки жирѣвшихъ гусе<й> вытянувъ шеи долгія, къ блѣдному холо[1314] небу кричали звонко, напомина<я> <что> идущіе холода подвигались къ своимъ ночлегамъ. Черныя пугала[1315] тянули распяленныя руки надъ пустыми огородами — удивлялись, какъ же это уже ничего нѣтъ<,> скудная[1316] и чорная ботва залегла между грядъ. Желтобурыя щетки жнивья глядѣли голо и голодно и только малиновыя колючія шапки чертополоха обсѣли межи въ дружномъ сожительствѣ съ четрножелтыми пуговками

// л. 22 об.

 

 

дикой рябины[1317].

Уже не было стрѣляющихъ по просторамъ крикливыхъ стрижей-щуровъ, что[1318] сверлили береговыя откосы чорными рядами дыръ<.> И запутавшійся въ сухой березѣ[1319] скелетъ бумажнаго змѣя, повислый<,> давалъ еще больше впечатлѣніе пустоты и голости. И во всей этой голоскти и пустотѣ, вонъ тамъ, за кривой рябиной, въ высокой избѣ, на крышѣ которой залегли точно восковыя пласты — новыя заплаты <—> жила Саша Милованова, и всему давал жизнь и ясность.

Вечерѣло. Гуси бѣлыми стайками стояли передъ воротами и гакали, вытянувъ шеи съ жолтыми носами, ждали. Суча[1320] босыми ногами и подпрыгивая, напѣвая непонятное коверканье несся бѣлоголов<ы>й мальчишка<,> нажваривая прутомъ сухія колеи, тыкаясь и несясь безъ цѣли. Оглядывась, бѣжала передъ нимъ поджавъ хвостъ низенькая собачка. Покачивался на колеяхъ лѣнивый возъ съ сѣд<о>комъ на томъ краю деревни, а на высокомъ возу лежало красное что-то, точно положенное пасхальное яичко[1321]<.> И лошаденка казалась чорной собачкой, и сѣно по вечеру казалось особенно зеленымъ, и холо<д>нымъ. И кажется отъ этого былъ[1322] еще холоднѣе вечеръ<.>

 

<Далее текст на странице вписан. — Ред.>

Она посм.[1323] на него съ печальной жалобой <?>, отъ которой у него захватило духъ и сладко заныло <?> сердце жалостью къ себѣ — пот.[1324] что жал.[1325] <?> къ себѣ почув.[1326] онъ въ этой улыбкѣ. Сознан.[1327] оттого что отдалъ <нрзб.> но что-то невыразимо прекрасное, что мож.[1328] б.[1329] и что есть въ этой жизни, и что <нрзб.> знаетъ его <нрзб.>. Что? Любовь или что еще?

Взглян.[1330] и увид.[1331], что она съ печалью см.[1332] на него: подум.[1333] — а чего она такъ смотритъ? Ея взглядъ поним.[1334] жалѣетъ. Жалость къ нему или еще къ чему-то. Ему вдр.[1335] показ.[1336]

И когда слушалъ, <нрзб.>и сладкаго, блестящаго <нрзб.> укоряющаго <нрзб.>, врывались въ него, звали, томили, обѣщали. И были и не были. И это все <нрзб.> онъ это <нрзб.>, <нрзб.> отъ этой свѣтлой въ <нрзб.>, отъ <нрзб.>, онъ былъ <нрзб.> . <нрзб.>. И когда онъ пѣлъ, Серег.[1337] увид.[1338] поплав.[1339] красныя огоньки — и еще… и еще… Его баканы.

— Огоньки… <нрзб.> въ ночь — <нрзб.> огоньки…

— Тутъ для него у насъ <нрзб.> есть <нрзб.>… Они не возраж.[1340] <нрзб.>

Или музыка, или… молчанье. И то, что…

Они дали ему больше, чѣмъ всѣ пѣсни, котор.[1341] они <нрзб.>,

они дали ему то, чѣмъ не торгуютъ, чего не <нрзб.>

ея <нрзб.> добрую улыбку.

Мнѣ показалось, что это моя пѣсня была бы <нрзб.> для Серегина д.[1342] это все слишком глубоко и слишкомъ страшно, и слишкомъ сильно въ себѣ — эта творящая вѣчное <?> симфонія… и онъ, этотъ одинъ изъ <нрзб.>, творящій, разыгрыв.[1343] эту симф.[1344] Это было бы <нрзб.>. Это <нрзб.>, что <нрзб.> скорбь <нрзб.> И <нрзб.> у насъ <нрзб.> такихъ пѣсенъ, чтобы…

// л. 23

 

Разрозненные листы

11 лл. (2 ч.)

Автограф на конверте.

 

Еловая чаща дохнула набравшимся за день прянымъ и кислымъ духомъ, и этотъ дразнящiй застойный духъ вызвалъ въ памяти недавнiя встрѣчи съ Сашей подъ елями, — въ паутинѣ[1345], въ царапающихъ смолистыхъ[1346] сучьяхъ.

— Сашурка! — сказалъ Серегинъ еловой чащѣ.[1347]

Въ еляхъ было глухо и сумрачно, и въ этой тихой глуши видѣлись ему[1348], подъ мохнатыми лапами, свѣтлые Сашины глаза. Не торопясь, шелъ Серегинъ пролѣскомъ, узкой корнистой тропой, по которой всегда ходилъ, когда стоялъ у Андрона. Слушалъ шелестъ[1349] и глухое постукиванье прыгающихъ въ вѣтвяхъ шишекъ. Уловивъ легкiй[1350] шорохъ шаговъ впереди, за поворотомъ тропы, — не мужской[1351], остановился и загадалъ радостно — а ну, Саша? Увидалъ мел<ь>кнувшiй въ мохнатыхъ еляхъ бѣлый платочекъ, рѣзнувшую въ глаза красную юбку понизу и призналъ Степаниду, молодуху-солдатку; д<олжно> б<ыть> шла[1352], крадучась, на побывку къ Семену. Рѣзкiй цвѣтъ юбки въ зелени елей[1353] напомнилъ ему, какъ на послѣдней работѣ ходила къ нему на берегъ[1354] бѣлозубая, въ шумящихъ голубыхъ бусахъ, цѣловавшаяся взасосъ, веселая и задорная, чужая, Анисья.

Они столкнулись на заворотѣ тропы и улыбками[1355] узнали[1356] другъ друга.[1357] Степанида притворно-испуганно ойкнула и засмѣялась зубами[1358].

—[1359] Испугали, Егоръ Иванычъ…[1360] сердце зашло… Вотъ не гадала![1361]

Лукаво смотрѣла на него,[1362] смѣясь[1363] глазами въ мягкихъ свѣтлыхъ бровяхъ. Эти свѣтлые,[1364] съ золотинками глаза, всегда грѣшные, влажные и большiе, точно коровьи, напоминали[1365] Анисью,[1366] и не иди теперь къ Сашѣ, онъ, по вольной привычкѣ,[1367] поигралъ бы[1368] съ ней въ застойной чащѣ и не получилъ бы отказа:[1369] видя въ ея глазахъ хитрую[1370] робость и пытливый задоръ, не удержался[1371] и тронулъ[1372] раздувшуюся[1373] въ груди розовую кофту[1374].[1375]

— Куда же это ты?

— А за рыбкой — сказала она, и облизала губы<.>[1376]

—[1377] Ужъ попадешься мужу…

— Попадешься! А не сказывайте… — причмокнула[1378] задорно и покосила глазомъ. —[1379] Такъ[1380] за рыбкой и[1381] иду! Свекровь все[1382] нѣжится, рыбки проситъ…

Говорила смѣшкомъ, переламываясь <нрзб.> тѣломъ и[1383] все облизывая красныя губы и задоря глазами, и, услыхавъ этот лукавый смѣшокъ, смотря въ податливые такiя губы, Серегинъ молча накрѣпко обнялъ[1384] ее, не слыша[1385] ни упорства, ни особой охоты. Поглядѣлъ на[1386] закривившiяся[1387] губы,[1388] въ золотинки потемнѣвшихъ[1389] глазъ, переломилъ себя и оставилъ.

— Ну, тебя… шляешься тутъ, корова… — сказалъ онъ съ сердцемъ и разсмѣялся. —[1390] Людей мутишь[1391].

// л. 24

 

 

А Степ<анида>[1392] смущенно улыбнулась[1393], подняла ведерко, оправила запавшiй къ спинѣ платокъ, и сказала съ притворствомъ[1394]:

—[1395]Чтой[1396]-то, право… всею измяли[1397]…

—[1398] Не навертывайся,[1399] — смѣясь, сказалъ онъ. — Ладно,[1400] не сказывай!

— А есть чего сказывать-то[1401]! — посмѣялась[1402] она и повела шеей.[1403]

Онъ[1404] пошелъ, покачивая чемоданчикомъ, довольный, что не затѣялъ глупости и сейчас встрѣтитъ Сашу.

— А,[1405] Егоръ Иванычъ! — позвалъ вдогонку ласковый откликъ Степаниды.

— Чего еще? — недовольно спросилъ[1406] онъ, останавливаясь, и увидалъ, что она[1407] стоитъ, изогнувъ <нрзб.>[1408] и любовно приглядывается къ нему, къ его черной тужуркѣ въ пуговицахъ.

— А Санюшку-то Милованову, слыхали[1409]… выдали[1410]! тольки-тольки опо<с>лѣ Успенься[1411] свадьбу съиграли[1412]…

Передъ глазами Серегина[1413] <колыхнулась ея розовая кофта> упало сердце и захватило духъ.[1414] — Шатаясь, дошелъ онъ къ ней, сталъ вплотную и крикнулъ[1415]:

— Врешь![1416]

Она испуганно отшатнулась отъ[1417] <?> посѣрѣвшаго его[1418] лица и хриплаго крика,[1419] и зачастила:

—[1420] А ей Богу же выдали… за трактирщикова Миколая, с Рожни…[1421]

Онъ все[1422] стоялъ, гдѣ остановился, не слыша земли, держась за[1423] протянувшийся поперекъ груди сукъ дрожащей рукой[1424] и смотрѣлъ въ прыгающiя[1425] Степанидины губы[1426], которые она все облизывала, а онѣ[1427] становились краснѣй и мягче.

— И чего, пра… позарились на что… на богатство! А что онъ Миколай конопатый весь, какъ <нрзб.>[1428] Начисто все приданое[1429] свекоръ подѣлалъ[1430]…[1431] шубы какiя, какъ подумаю[1432]…[1433] Пять у ихъ коровъ, четыре лошади, домъ новый[1434] Миколаю ставитъ… Окрутили и окрутили живой[1435] рукой… На Казанскую ѣздили,[1436] въ[1437] престолъ,[1438] въ Рожню… Тамъ онъ[1439] Санюшку и[1440] приглядѣлъ[1441]… Не надоть[1442] никого — ее,[1443] сватай![1444].. За красоту взялъ…[1445] И[1446] отецъ-то[1447] радъ[1448]… шибко гулять Миколай-то сталъ… все хотѣли[1449]… а тутъ самъ — хочу и хочу, сватай и сватай… загорѣлось у него[1450]… а дѣвчоночка-то слабенькая, куда ее отдавать… и грудки-то[1451] у ней[1452] ягнячьи… Позавчера они[1453] прiѣзжали съ гостями… Старикъ самъ[1454] посель все[1455] крутитъ, сейчасъ шла<,> видала… пьяный по улицѣ шатаетъ, пѣсни оретъ[1456]…

Ушла Степанида, темнѣло на тихой лѣсной тропѣ.[1457] Серегинъ[1458] все же пошелъ къ Шурамъ, какъ пустой, точно вынули изъ него всю силу.[1459]

// л. 24 об.

 

 

Вышелъ на опушкѣ[1460], на шуровскую полянину. Большiе Шуры до половины показывали теперь высокiя избы съ окошечками-трояками по верху, съ темными, пустыми, низами, съ рѣзными подъ крышей обшивками, пущенными подъ елку.[1461]

И все тѣ же были они[1462], поглядывавшiе на него изъ-за взгорья. И совсѣмъ другiе. Сѣлъ на знак. пень,[1463] досталъ «бабочку», закурилъ и глядѣлъ на Большiе Шуры.

…На ярмаркѣ, въ Пунсахъ, на Троицынъ день, тогда хорошо столкнулись они, какъ сговорились. Ахъ, Сашурка, Шурка моя! Кто ее выучилъ вплетать въ косу красную ленту съ золотой прошвой! А голубое платье въ горошинкахъ, съ позументовыми узорами на груди… А ножки-то! Такъ бы все стоялъ и смотрѣлъ, какъ кружилась она на коникѣ в карусели, а ножки въ красныхъ атласныхъ, съ золотцемъ, туфелькахъ, — такия туфельки продаютъ монашки въ Горицахъ на Шекснѣ, — мигали и прятались. Поигрывала она бойкими круглыми глазами, кидала ихъ въ звенящемъ круговомъ бѣгѣ, ловила его бѣлую тужурку. Да и не трудно ловить, когда глазъ только и видитъ одно, и никого въ всѣхъ Пунсахъ и по округѣ, какъ ни ищи, не найдешь никого — цѣлой головой выше попа Ивана со Срѣтенскаго погоста. А кругомъ жестяные голоса дудками звенятъ въ уши: и съ Ярославля, и с Костромы, и съ Вологды:

— И[1464] мужикъ и баринъ будетъ благодаренъ![1465] Кольца[1466] серебряныя,[1467] мянныя,[1468] товары отмѣнныя! Брошки ежли кому для Матрешки, хороши сережки… Зеркальцò смотрѣть[1469] на лицо<.>[1470] Ахъ, помада! кому къ кумѣ надо! Отрада для души, каньфеты хороши<,> лампасье особенное!..

Все смотрѣлъ, какъ кружится Саша Милованова. Смотрѣлъ такъ, точно хотѣлъ выхватить ее съ коника, смять съ голубымъ платьемъ, съ ножками въ туфелькахъ, съ задорными круглыми глазами, и понести съ собой, очертя голову. Можетъ быть и есть-то всего на всей землѣ для него только одна эта Саша, его судьба, радостное одно за всю жизнь!

Купилъ онъ тогда и зеркальце въ расписной жести, и жестяную бабочку съ леденцами, спаявшимися въ пестрый комокъ, и мастиковые кораллы, и брошку голубками, и голубую змѣйку-браслетку. Насовалъ полонъ карманъ и медовыхъ жемковъ, и бѣлыхъ, и розовыхъ пряниковъ, и фальшивой двугривенной сдачи. Ушелъ съ ярмарки, поджидалъ на лѣсной закраинѣ, у этого пня, по дорогѣ къ Большимъ Шурамъ, рѣзалъ мѣтку. Вонъ и боковая тропка

// л. 25

 

 

въ Пунсы.

Тогда была ночь — бѣлый день, бѣлая ночь. Темныя избы заглядывали коньками крышъ. Видѣли, какъ одна рука прижимала закружившуюся свѣтлую головку, а другая совала въ недающiйся, ускользающiй куда-то карманъ, — была тамъ еще каменная баночка помады, — все, что насыпалъ въ карманы торопливый торгашъ-зубоскалъ: и пряники, и слюнявую карамельку-гадалку, и голубую змѣйку, и зеркальце, и фальшивый двугривенный. А Саша смѣялась короткимъ свѣшкомъ, все повизгивала со щекотки, и льнула, и не давалась. И пахло отъ ея головы сладкой помадой. И все не хотѣли темнѣть въ свѣтлой ночи мшистыя ели, слушали смѣшныя слова[1471]…[1472]

— Ой, миленькой… не жми…[1473]

Стыдливо[1474] подбирала ноги подъ платье, все не давалась и не уходила,[1475] все оглядывалась на засыпавшiе Большiе Шуры и все пугалась:

— Ой, мамынька меня…

Серегинъ пошелъ вдоль[1476] полевой загородины, отливавшей сѣрымъ шелковистымъ блескомъ, — знакомой дорогой. Три недѣли два раза въ день ходилъ онъ этой дорогой — на рѣку и съ рѣки, и дважды въ день ходила здѣсь голоногая въ будни Саша, носила ему обѣдать къ камню. Поглядывала въ сторонкѣ, а онъ ѣлъ и тоже поглядывалъ. Потомъ пересмѣивались глазами. Потомъ полюбились.

Желтобурые щетки жнивья глядѣли гордо и холодно въ сумеркахъ, и только малиновые колкiе шапки чертополоха силой обсѣли межи съ желто-черными пуговками ржавой дикой рябинки. Уже не было смтрѣляющихъ по просторамъ стрижей-щуровъ, источившихъ всѣ берега черными дырьями. Только черное голочье и воронье шумѣло въ холодѣющемъ небѣ, кружилось надъ избами, причало, что идетъ осень. И запутавшiйся въ сухостойной березѣ скелетъ бумажнаго змѣя кричалъ о томъ же. Серегинъ шелъ по жнивью, на кучку знакомыхъ рябинъ.[1477] Стояли онѣ,[1478] въ красномъ нарядѣ на сѣрой стѣнѣ чернооконныхъ стѣнъ, тронутыя ранними утренниками, пышно разубранныя, точно краснокафтанная стража, затѣсавшаяся въ сѣрую толпу мужиковъ. Бѣлыя стайки жирѣвшихъ гусей[1479] звонко кричали[1480] въ блѣднѣвшемъ небѣ[1481], подвигаясь къ своимъ ночлегамъ, и въ крикѣ ихъ чуялись холода. Черные пугалы пялили руки въ захолодавшихъ пустыхъ огородахъ. А по всей этой голости и холодающей пустотѣ, тамъ вонъ, за крайней рябиной, въ высокой избѣ съ новыми, какъ изъ воска, заплатами въ крышѣ, недавно ещё жила Саша.[1482]

// л. 25 об.

 

 

14 сент. 1912

Зарница.

<В правом верхнем углу запись рукой И. С. Шмелева: Хитрое мѣсто. — Ред.>

 

На мосту загремѣли, стаскивая:

— Во-о Оди-над-ца-ать… двѣ-надцать… де-ся-ать…

Плавный[1483] дѣловой[1484] ходъ сталъ слабѣть[1485] и въ шлепанье колесъ почувствовалась[1486] осторожность и выжидание. Осипшiй голосъ скучно подавалъ ихъ темноты:

— Де-вя-ать…

Другой голосъ, на верхней палубѣ, голосъ молодой и веселый[1487] бросилъ задорно:

— Девя-ать! Во-семь!

Еще тише<,> рѣже пошлепывали колеса, точно[1488] прислушивались, что еще[1489] А дороги не было. Впереди была чернота<,> пустота, въ которой плавали[1490] красные и бѣлые зыблящiеся огоньки[1491].[1492]

А голосъ невидимо что творящаго впереди человѣка все тянетъ и тянетъ скучно и безучастно:

— Двѣнадцать… Подъ та-ба-акъ…

Но его понимаетъ шлепающая машина. Она идетъ увѣреннѣй и быс<т>рѣй<,> путаютъ дороги огни, убѣгая назадъ.

— Не мая-а-чи-ить!..[1493]

Раздается двойной отбой колокола[1494]<,> хлопаетъ крышка люка, и при свѣтѣ лампочки на носовой палубѣ видно, какъ[1495] мокрая кожаная спина, уползающая подъ палубу.[1496]

// л. 26

 

 

Верхняя губка поднята и чуть вытянута[1497], отчего лицо[1498] имѣетъ[1499] дѣтское,[1500] капризное,[1501] наивное выраженiе. Мужчина высокъ и плотенъ,[1502] съ бритымъ рыхлымъ ли<ц>омъ и крупными на выкатѣ глазами[1503]. Онъ сидитъ, засунувъ руки в карманч<ики> и видно недоволенъ.[1504]

// л. 26 об.

 

 

— Въ корму ходи!-и!-и![1505]

Лодочка подъ краснымъ свѣтомъ[1506], вскидываясь на волнахъ[1507].[1508]

— Готово!

// л. 27 об.

 

 

III

 

Еще съ лодки замѣтилъ Серегинъ, что въ зальце второго класса было темно, и вспомнилъ, что въ половинѣ двѣнадцатого, обыкновенно, запираютъ буфетъ. Не безъ колебанiя вошелъ онъ въ салонъ перваго класса, гдѣ бываютъ больше аристократы, — какъ называлъ онъ людей, ѣздящихъ въ первомъ классѣ: лучше бы посидѣть гдѣ попроще. Но когда увидалъ, что сидятъ только двое, освоился. Послѣ лѣсного гула хорошо<,> прiятно было посидѣть въ тишинѣ.

Жадно принялся за ветчину, стараясь не обращать на себя вниманiе, — не звякнуть, не чмокнуть. Жадно пилъ рюмку за рюмкой, украдкой поглядывая на ужинавшихъ, но тѣ не обращали на него вниманiя. Только разъ поймалъ онъ равнодушный взглядъ дамы, когда выпивалъ, и подумалъ — а ну васъ.

Кончилъ ужинъ и почувствовалъ себя посвободнѣй. Закурилъ и откинулся къ мягкой спинкѣ дивана, прислушиваясь, какъ шумитъ вѣтеръ. Погл<я>дывалъ на аристократовъ.

 

III

 

Когда появился въ салонѣ Срегинъ, и баритонъ, и пѣвица внимательно оглядѣли его бѣгло<.>[1509]

— Паренекъ… — сказалъ баритонъ.

— Говорятъ, что встрѣчается еще[1510] типъ новгородцевъ-ушкуйниковъ — сполголоса замѣтила пѣвица. — Вотъ образчикъ.

И продолжали ужинъ свой.

Серегинъ съ жадностью принялся за ветчину и пилъ рюмку за рюмкой, еще на берегу рѣшивъ хлопнуть вкрѣпкую. Еще съ лодки примѣтилъ онъ, что второй классъ въ темнотѣ — въ одиннадцать часовъ закрывали въ буфетъ[1511],[1512] а[1513] салонъ перваго освѣщенъ. Хоть и не любилъ онъ салона — тамъ все аристократы, но пришлось идти въ первый классъ. А когда увидалъ, что всего двое, совсѣмъ освоился. Хорошо посидѣть послѣ береговой жизни и лѣсного гула на мягкихъ диванахъ. Ѣлъ онъ свою ветчину и старался не обращаться на себя вниманiе — не звякнуть и не чмокать. Пилъ водку и украдкой поглядывалъ на сосѣдей. Господинъ ему не понравился: какой-то кислый, рыхлыя сизыя щеки, брыластый. Рухлякъ какой-то. И голосъ его не нравился — важный, барственный и движенiя — важныя.

// л. 28

 

 

Самыя настоящiе аристократы!

Дама ему понравилась<.> Онъ нашелъ<,> что она удивительно хороша, красива. У ней было нѣжное, матовое лицо, тонкiя темныя брови крутыми дугами и свѣтлые волосы въ локонахъ. Такiя лица видалъ онъ въ Архангелскѣ въ окнѣ парикмахерской. Поглядывалъ на нее украткой. А когда увидалъ глаза, они показали ему божественными. Такъ и подумалъ — божественные глаза. И все было въ ней замѣчательно красиво. И розоватое съ снѣжнымъ отблескомъ платье, обтягивающее тонкiй станъ, и пышный мѣхъ на плечахъ и малеькая рука, держащая розовыми пальцами стаканчикъ… и какъ она поворачивала голову и всѣ движенiя и нѣжный голосъ — настоящая красавица.

Столикъ ихъ имѣлъ очень внушительный видъ съ серебрянымъ ведеркомъ, съ торчащей изъ него горлышкомъ бутылки.

Допилъ онъ всю водку, поѣлъ, разогрѣлся и почувствовалъ наплывающую сладкую истому.

…Соснуть бы часокъ теперь… — подумалъ онъ — Или пива выпить.

Позвалъ пальцемъ лакея и попросилъ пива.

— Для кого закрыто<,> а для васъ найдемъ… — сказалъ знакомецъ-лакей.

За столикомъ разговаривали вполголоса. Долетали только отрывки:

— … и пять тысячъ чистыхъ за одну недѣлю…

— … отказался отъ условiя… заплатилъ неустойку…

Серегинъ слышалъ сквозь наплывавшую дремоту. Подумалъ, должно быть коммерсанты какиiе… ѣдутъ на ярмарку маклачить. Ярмарка тамъ теперь лѣсная…

Клонило ко сну въ теплѣ. Усыпляло позваниванiе стекла съ большого стола. Бѣлая скатерть расплывалась<,> тускнѣла. Розовое что-то — это была шапка гортензiй, — мерцало, вызывая что-то прiятное, красивое… Пересилилъ дремоту, посмотрѣлъ къ столику. Тамъ матово свѣтилось серебряное ведерко съ выглядывавшимъ чернымъ горлышкомъ. Разговаривали вполголоса и ѣли что-то розовое съ тарелочекъ. Крыглые часы надъ дверью пробили двѣнадцать.

…Сходить скоро… — подумалъ Серегинъ, откинулся къ спинкѣ, закрылъ тяжелѣвшiе глаза и задремалъ. Услыхалъ плескъ,[1514] завыванье вѣтра. Увидалъ огни, крутыя валы въ темнотѣ.

— Пожалте-съ…

Вздрогнулъ, подумалъ, что пора, надо сейчасъ слѣзать куда-то. Открылъ глаза и увидѣлъ знакомца-лакея, наливавшаго ему въ фужеръ пиво<.>

— Задремали-съ, Егоръ Иванычъ. —

— Да, братъ… разморило…

— Что дѣлается… прямо — какъ въ сентябрѣ… А давненько васъ не ви-[1515]

// л. 28 об.

 

 

Въ началѣ лѣта какъ-то ѣхали съ нами…

— Крутился, Иванъ, такое дѣло. На Вычегдѣ былъ полтора мѣсяца, комары ѣли.

— Летучая[1516] ваше дѣло…

 

ВОЛЧIЙ ПЕРЕКАТЪ.

 

Баритонъ и лирическая пѣвица.

Баритонъ и лирическая[1517] пѣвица.

Однажды осеннимъ вечеромъ баритонъ и лирическая пѣвица ѣхали по рѣкѣ<.> Погода была сквернѣйшая<.>

// л. 29

 

 

<Начало фрагмента отсутствует — ред.>

<...>надцатилѣтней, — и жалѣлъ. Зналъ, что оставитъ ее черезъ день-другой, вотъ только придетъ срочная телеграмма, — и потому жалѣлъ. А такъ, для забавы, можно найти другое, чего не станешь жалѣть.

Вотъ тогда-то, когда боролся съ собой, — стоитъ ли проходить мимо, — въ одну изъ свѣтлыхъ ночей, вывернулъ огъ бѣлый валунъ изъ глины, сейчасъ же, только ушла она отъ него, слабая съ поцѣлуемъ и посвоему сильна<я.> И осталось въ немъ съ той поры, жалостливо и сладко залегло въ глубинѣ такое простое, тронувшее его слово:

— Не возьмешь за себя…

Не взялъ бы. Брать за себя — да и не только ее, а кого бы то ни было, — когда семь мѣсяцевъ живешь по рѣкамъ! Надо подумать и подумать.

Еловая чаща дохнула на него набравшимся за солнечный день духомъ медоваго[1518] пряника и кислоты, и этотъ застойный,[1519] пряный, дразнящій духъ остро[1520] напомнилъ недавнія встрѣчи въ паутинахъ, въ цапающихъ и смолящихъ сучьяхъ.

— Сашурка! — нѣжно сказалъ Серегинъ еловой чащѣ. — Шурка моя!

Тихо[1521] шелъ онъ[1522] пролѣскомъ, узкой[1523] корнистой тропой, по которой всегда ходилъ, когда стоялъ у Андрона. Услыхалъ легкій[1524] шорохъ шаговъ за поворотомъ тропы, не мужской,[1525] и[1526] загадалъ[1527] радостно, — а ну,[1528] Саша! — Увидалъ мелькнувшій[1529] <нрзб.>[1530] бѣлый платокъ,[1531] остро[1532] рѣзанувшую глазъ[1533] красную юбку и <нрзб.>[1534] призналъ молодуху-солдатку Степаниду[1535]: и подумалъ, что это она идетъ <на> побывку[1536] къ Семену. Ея красная рѣзкая въ[1537] темной зелени елей цвѣт.[1538] юбка напомнила ему,[1539] какъ на послѣдней работѣ,[1540] приходила къ нему на берегъ[1541], какъ эта солдатка къ Семену, бѣлозубая, въ шумящих<ъ> голубыхъ[1542] бусахъ[1543], цѣловавшаяся въ засосъ, веселая и заводная,[1544] чужая, Анисья.[1545]

Они встрѣтились[1546] на узкой тропѣ[1547] и съ улыбкой узнали[1548] другъ друга[1549]. Онъ всталъ и загородилъ[1550] дорогу,[1551] а Степанида притворно-испуганно[1552] охнула[1553] и засмѣялась,[1554] смывая[1555] съ лица набѣжавшій[1556] <платокъ>.

—[1557] Къ намъ, Господь далъ[1558]! — опять![1559]

И[1560] всегда какіе-то грѣшные[1561], влажные и большіе, какъ у коровы[1562],[1563] глаза[1564], <нрзб.> губы <?> <нрзб.>[1565] напомнили[1566] ему Анисью. И не иди[1567] теперь къ Сашѣ, онъ,[1568] по[1569] привычкѣ, какъ не разъ дѣлалъ[1570] съ такими, взялъ бы[1571] и поигралъ съ ней на волѣ[1572] и не получилъ бы отказа; и сейчасъ, уловивъ въ глазахъ[1573] лукавую[1574] робость и пытливый задоръ[1575], вспомнилъ[1576] Анисью, и едва[1577] сдержался, чтобы не тронуть[1578] рукой по[1579] раздавшейся[1580] въ грудяхъ[1581] розовой[1582] кофтѣ[1583]. — Посмѣялся[1584] жаднымъ и хитрымъ ея глазамъ и спросилъ шутливо[1585]:

—[1586] За рыбкой опять? Ухъ,[1587] попадешься мужу!

— А вы не сказывайте…[1588]

Облизала[1589] <нрзб.>[1590] мягкія податливыя и тоже грѣшныя[1591] губы,

// л. 30

 

 

хитро[1592] покосила[1593] глазами.

— Да что жъ! я, може, и[1594] взаправду за рыбкой… Свекровь вотъ все[1595] неможется… — сказала она <нрзб.> посмѣиваясь[1596]<,> жеманясь и играя мягкими губами[1597].[1598]

Тутъ онъ не удержался, услыхавъ ея лукавый[1599] задорящій смѣхъ, захватилъ за шею[1600] и потянулъ[1601], не чувствуя ни упорства, ни[1602] борьбы, <ни> особой <нрзб.>[1603]. И сейчасъ же оставилъ.

— Ну тебя! Шляешься тутъ, корова…[1604] — съ сердцемъ сказалъ онъ[1605] и разсмѣялся[1606]. А она, нисколько[1607] не смутясь[1608], подняла упавшее[1609] ведерко, показавъ[1610] <въ> стыдливомъ смѣшкѣ[1611] бѣлыя[1612] зубы[1613], оправила запавшій къ спинѣ[1614] платокъ[1615] и сказала притворно-сердито[1616]:

—[1617] И чтой-то правда[1618]! всею измяли…[1619]

— А ты[1620] не сказывай! — погрозилъ онъ и пошелъ.[1621]

— А,[1622] Егоръ Иванычъ! — услыхалъ онъ[1623] ласково-дѣловитый зовъ.

— Чего? — остан. спрос. онъ.[1624]

Онъ остановился. Она стояла[1625] вполоборота, любопытно[1626] присматриваясь къ нему<,> къ нравящейся[1627] ей его бѣлой, теперь сильно затертой тужуркѣ[1628] въ пуговицахъ, — и заговорила съ готовностью, часто-часто, многое о немъ зная:

— Да что, баринъ, Егоръ Иванычъ… да что… Сашку-то ужъ и выдали… посля Успеня свадьбу скрутили… такъ скрутили… за трактирщикова сына съ Рожни, за Миколку… позарились… Навя<з>ался къ ней ѣздить сюда, навязался и навязался… а она отъ него, а она отъ него… какъ отъ сажи дегтя… Старикъ самъ приходилъ, трактирщикъ… все начисто приданое самъ исдѣлалъ<.>

// л. 30 об.

 

 

ВОЛЧIЙ ПЕРЕКАТЪ.

I

Баритонъ Сольскiй и[1629] вызывающая[1630] восторгъ пѣвица <нрзб.>[1631] завершали[1632] артист. поѣздку[1633]. Пока они ѣздили[1634] изъ города въ городъ, газеты сообщали, что тамъ-то и тамъ-то[1635] Сольскiй[1636] «вызвалъ бурю восторговъ,[1637] блеснувъ[1638] поражающими[1639] качествами[1640] исключительнаго таланта[1641]». Почти тоже писали и о пѣвицѣ.[1642] Оба были[1643] очень довольны поѣздкой, и везли въ чемоданахъ[1644] груды[1645] газетъ, адресовъ[1646], робкихъ признанiй и подношенiй[1647]. <нрзб.>[1648] въ душѣ свѣтлое[1649] убѣжденiе, что[1650] <провинцiя болѣее отзывчива> чѣмъ столицы, хотя и на столицы у нихъ не было повода жаловаться[1651].[1652]

Они уже собирались[1653] повернуть къ столицамъ, чтобы отдохнуть[1654] къ сезону,[1655] но тутъ взмолился предприниматель, возившiй ихъ по провинцiи. Онъ горячо[1656] увѣпялъ,[1657] что эта[1658] поѣздка[1659] его разорила, и[1660] ему остается теперь[1661]… Даже[1662] не договаривалъ и[1663] безпомощно разводилъ руками. Онъ не смѣлъ высказать то, что[1664] разъ десять на[1665] день повторялъ[1666] записной книжкѣ: чертовскiе разовые! —[1667] хоть[1668] самъ былъ отчасти причиной этихъ «[1669]чертовскихъ»,[1670] заставляя[1671] кричать о несравненности тѣхъ, которые его[1672] стригли. И хоть по соображенiямъ баритона, у милѣйшаго импрессарiо должно[1673] кое-что[1674] остаться, импрессарiо клялся святымъ искусствомъ, что если залы и ломились отъ публики, такъ[1675] потому[1676], что онъ самъ «создавалъ весь городъ». А если принять во вниманiе плохой урожай и некультурность провинцiи, гдѣ[1677] граммофоны начисто рѣжутъ[1678] живое искусство[1679]… Словомъ,[1680] умолялъ снизойти и дать послѣднiй концертъ въ сѣв<ерномъ>[1681] городѣ, гдѣ онъ безъ сомнѣнiя все покроетъ[1682]. Они уступили.

Можно было бы[1683] ѣхать по желѣзной дорогѣ, но пѣвица желала[1684] ѣхать на пароходѣ[1685], кромѣ того имъ пришлось бы дня два сидѣть въ городѣ, ожидать двадцатого денежнаго числа, выбраннаго[1686]

// л. 32

 

 

Волчiй перекатъ.

// л. 32. об.

 

 

<Текст л. 34 вписан на конверте с надписью: Корреспонденцiя по дѣламъ Издательскаго Т^ва Писателей. На оборотной стороне конверта расчеты. — Ред.>

Изъ его разсказовъ глядѣла на нее ничтожная жалость <?> суровая дѣйствующая жизнь, жизнь этихъ пустынь <?> и дикихъ просторовъ, холодныхъ и нѣмыхъ. И однимъ ихъ участн.[1687] ея б.[1688] онъ.

Онъ смотрѣлъ на нее, какъ на чудо, явившееся ему среди ночи на пустой невидимой рѣкѣ. Только часъ назадъ была ночь и дождь и грязные холодные берега. И вотъ, какъ сонъ. Онъ говор.[1689], а она внимательно слушала, слушала<.> Онъ увлекся. Онъ[1690] Тепло и горячо и сладко томилось его сердце, а въ немъ робкія, чудовищно-несбыт.[1691] бѣжали мысли. Милая, чудная, несбыточная. Ея нѣжность стояла передъ нимъ недосягаемо-прекраснымъ озареніемъ.[1692] Такіе люди бываютъ… живутъ… И не видалъ онъ ихъ никогда. Онъ разсказыв.[1693], смотр.[1694] на нее и ему б.[1695] жутко. Говорить ей… Онъ всю жизнь б.[1696] б.[1697] готовъ[1698] стоять такъ и говорить. И чувствовать её около себя… Ему б.[1699] радостно отъ того, что онъ теперь буд.[1700] думать, что видѣлъ её и говорилъ. И не было въ его чувств.[1701] ни тѣни чего-нибудь реальнаго <?>, желанія <нрзб.>. Это былъ тотъ свѣтл.[1702] восторгъ, на который только б.[1703] способна его никогда въ выси <?> не подымавшаяся душа. Но сейчасъ эта душа подымалась и[1704] наливалась его душа сладкимъ и остр.[1705] томленьемъ.[1706] Чего онъ желалъ?

— Вы отважный…

—[1707] И его огромная фигура и <нрзб.> съ дѣтства отъ предковъ <?> перешедшая отвага теперь были втиснуты подъ эту тужурку, подъ эту фуражку съ бѣл. дон. и <нрзб.> б. мож. онъ былъ однимъ изъ <нрзб.>, гробовщикъ <?> <нрзб.>[1708]

— И все сейчасъ…[1709] пойдете въ эту темь… туда… въ ночь.

— Надо…[1710]

Передъ нимъ открылся новый міръ. Лица въ <нрзб.>. Пассаж.[1711] 2^го кл.[1712] И онъ былъ счастливо-гордъ и ему было стыдно, что пѣли для него, да, для него. Что онъ <нрзб.>? Что онъ <нрзб.>? Онъ не догадывался. Нѣтъ, онъ не догадывался.