Случай в Шанхае. Газ. Возрождение − 1. 1938
СЛУЧАЙ В ШАНХАЕ
Недавно в Шанхае произошел «серьезный инцидент», как сообщил а телеграмма из Шанхая. Ныне в мире случается много «серьезных инцидентов», но для нас большинство этих «инцидентов» не имеет существенного значения. Упомянутый же «серьезный инцидент» касается нашей с у щ н о с т и, и было бы непростительно, если бы мы остались равнодушны к этому «случаю». Для нас это не «инцидент», а знаменательное событие и внушительный пример миру. Мир, конечно, на это взглянул сквозь пальцы, но для них этот случай в Шанхае − исторический документ, который мы сохраним и, придет срок, кому-нибудь представим в будущей нашей тяжбе, а опка занесем в «кредит» нашего нравственно-политического счета в мировой бухгалтерии.
Вот этот «инцидент», по сухой передаче в телеграмме.
«Шанхай, 8 января, − аг. Рейтер:
«Сегодня утром на территории французской концессии произошел серьезный инцидент.
«Китайская женщина, вопреки японскому запрещению, вышла на бульвар «Дэ репюблик». К ней бросился с угрозами японский солдат. Проходивший русский доброволец вступился за женщину и выхватил револьвер. Сбежалось 15 японских солдат, которые схватили русского и потащили его в японскую зону. Однако, русский успел дать сигнал свистком, и на место происшествия примчался грузовик с русскими добровольцами, и два французских блиндированных автомобиля. Сбежалось также до ста японских солдат.
«Положение стало чрезвычайно напряженным. Французские власти освободили русского и увели его на свой участок. После переговоров между французскими и японскими офицерами, инцидент признан исчерпанным».
Только. Но для нас − не «только». Для нас тут-то и начинаются «последствия» − важные выводы и для нас, и для мира, если он еще не совсем ослеп. Впрочем, и для них − не «только»: как сообщали газеты, японцы урегулировали этот «инцидент», добившись от европейцев, чтобы впредь охрану порядка на территории концессии несли только регулярные части, а не «добровольцы». Смысл этого совершенно ясен: ясно, о каком тут «порядке» речь. Этого я еще коснучь, и станет совсем ясно.
А теперь попытаемся восстановить всю эту «жанровую» сценку, утратившую живые краски в сухой передаче телеграммы.
Китайская женщина, в китайском же городе Щанхае, пошла по бульвару, вопреки запрещению японцев. К ней бросился с угрозами японский солдат… Очевидно, угрозы были внушительные, если проходивший русский доброволец бросился к ней на помощь и даже выхватил револьвер.
А теперь представьте себе картину более широкого масштаба, а не только шанхайско-бульварного.
В то самое время, когда японско-китайское «недоразумение» − война, ведь, не объявлялась, − захватывает интересы мира, когда падают бомбы на военные суда европейско0американские, когда шальные пули и гранаты косят «зевак» − и европейско-американских, − когда «убийственные инциденты» после целого ряда «нот» признаются исчерпанными и «флаги чести» легко спускаются, в это убийственное время русской бездержавный доброволец н е з а х о т е л − и не мог! − спустить с в о е г о, русского флага, флага русской чести, флага ч е л о в е ч е с к о г о достоинства. Только представьте себе, что такое для мира в этой кровавой каше какая-то безвестная «китайская женщина»! Их, этих китайских женщин с ребятами, и всех, кто поался под руку, бьют и с земли, и с воды, и с неба. Давят их, падающие стены, живьем сжигают пылающие дома. А вот дял русского добровольца эта «китайская женщина» в этой кровавой каше осталась ч е л о в е к о м, осталась ж е н щ и н о й, а не каким-то осколком разрушения, − быть может, знамением сестры, матери, невесты… − словом, высокой ценностью, за которую необходимо вступить в борьбу, которую н а д о защитить, несмотря ни на что, ни на какие там «правила порядка». У русского добровольца нет родины-державы, нет никакой защиты: сам он себе и держава, и защита, и флаг. Но есть в нем, при нем − русская честь, есть у него, безымянного, и м я − Русский, и есть у него «во-имя». За два десятка лет не утратил их, не вытравили в нем душу и эту честь, и это его «во-имя» никакие всесветные мытарства, никакие угрозы его не утрашили. Это «во-имя» и эта честь влстно ему велели: д о л ж е н слабое защитить, гонимое оградить… ж е н щ и н у, пусть хоть и китаянку, эту пылинку в мире, каплю в китайском океане… д о л ж е н! И он − выхватил револьвер. Что это означает? А то, что отдавал жизнь свою. Вдумайтесь только, жизнь свою отдавал… з а ч т о? Очевидно, что ставкой в этой решительной и г р е было что-то, очень уж драгоценное, больше жизни, чего уступить н е л ь з я, без чего уж и жить нельзя: жизнь, ведь, на ставку ставил! Совесть русского добровольца вела т а к. Он в этом ж е с т е себя помнил: что его могут убить, что его «поволокут», что его будут… − нет не помнил. Не думал, что если и останется жив, так его завтра же по какому-нибудь «представлению», для урегулирования «инцидента», лишат службы. Ни о чем не думал, не мог думать, ибо все это закрылось одним веленьем − д о л ж е н. Русский доброволец действовал так не под влиянием мгновенного порыва: он б о р е т с я и не сдается. Его волокут пятнадцать человек японских солдат, но он не отступает, не покоряеься: он выхватывает свисток и подает тревогу. И вот − грузовик с русскими добровольцами. Они являются на тревогу п е р в ы м и. Это все − «наймиты», чужаки в Китае и чужаки в мире, но они верны служебному и ч е л о в е ч е с к о м у долгу. Русский безвестный доброволец жизнь совю отдавал «во-имя» − во-имя ч е л о в е к а. За «китайскую женщину». А когда придет время, и ставкой будет не «китайская женщина», неведомая пылинка в мире, а Родина-Мать, Россия?! Можно ли сомневаться, к а к тогда будет действовать русский доброволец?! Он давно покзаал себя, целому миру показал, и мир поглядел сквозь пальцы. И В Шанхае он показал себя, и мир опять поглядит сквозь пальцы. Только − не весь. Японцы о ц е н и л и «русского добровольца». Они поставили европейцам условие: «отныне порядок должен охраняться только регулярными частями, б е з «добровольцев»! Сами решительные, отважные, они делают этим честь героям.
Не поглядит сквозь пальцы и Шанхай китайский, и сам Китай. Несомненно, войдет в легенду и пойдет по всему Китаю этот «шанхайский случай»: «русский доброволец, о д и н, вступился за нашу китаянку, выхватил револьвер». И укрепится добрая слава имени русского. Все страшатся, все уступают, все отступают, а этот «и один в поле воин» − н е отступил. Это запомнится, это когда-нибудь отзовется.
Да, этот «инцидент» − с е р ь е з н ы й. Не потому, что чуть не дошло до боя, а потому, что нашелся все-таки ч е л о в е к в духовно опустошенном мире, и ч е л о в е к этот − русский. Этот «случай в Шанхае» получает глубокое значение, особенно в наши дни, когда мировая нравственность так поблекла. Вот как служат России истинные ее сыны. Слава ему, русскому добровольцу без имени. Да какое же еще имя нужно? У него имя есть, славное имя − Русский.
Январь, 1938.
Хальденштейн.