Большой без козырей

Большой без козырей. Русская газета  10. 5. 1924

 

БОЛЬШОЙ  БЕЗ КОЗЫРЕЙ 

 

Удивительная была игра… 

Играли в Праге, − не  в московской, а в настоящей. Игроки… Но  столько  теперь  игроков  на свете,  столько  любителей  сыграть  по крупной,  не имея гроша,  что и запомнить трудно. Впрочем,  одно  имя  довольно  знаменито,  и оно-то  и заставляет  присмотреться к игре любителей. 

Так вот,  играли. Играли  по крупной с большим  азартом,  а кончилось  пустяками, ибо играли-то  «на мелок». Известно,  что  чем у игрока меньше денег,  тем  азартнее он играет. Терять-то нечего! Играли  как  бы на  проходном  дворе, − собственный-то  домик  проиграли! − и картишки были  саамы что ни на есть  потрепанные… 

Ах,  где теперь  удалые-бывалые  игроки,  что ставили  настоящими  золотыми и так  лихо  позванивали дешевым выигрышем?! Где они  все − Чхеидзе,  Церетелли, Рамишвили,  Жордани,  Винничели,  Петлюоы,  Черновы,  Керенские,  Мартовы,  Скобелевы, Даны?!  Где эти  стада  славных, одни  их коих  так  самозабвенно-щедро  выпрастывали  и собственный, и чужой  карман и со слезами  упрашивали партнеров: 

− Родные,  забирайте! Душеньку бы отвести  только!.. 

А другие  хлестали  двойками  королей  и приговаривали в азарте: 

− Хоть  и не  козырная  двойка, а  туза бьет! 

Выхлестались  и  сплыли. И пришли игроки  иные,  крикнули − руки вверх! − и  забрали  игроков  и ставку. 

И все  же − игра не кончилась. Народились  неведомые  Качухашвили,  Сакианы  Аилло, Ахмеды  Цаликовы и проч., и проч., − и принялись козырять. 

Воистину,  жизнь мельчает.  

И не стоило бы,  пожалуй,  и внимания-то обращать  на какую-то там  игру  «на мелок» и,  так сказать,  на пути, в вагоне,  если бы  только  Цаликовы и Сакианы. Но игру  предложил  человек  серьезный… и − серьезно. 

Это-то  и заставляет  присмотреться. 

Я не  игрок.  Я даже… − как  бы сказать?.. − даже  был сам разыгран и проигран,  как  и многие  миллионы соотечественников вместе  с родовым-кровным нашим,  и потому,  полагаю,  имею право − хотя  бы некоторое − поговорить об игре,  хотя иные  иные специалисты и пытаются  вывешивать  при  игорном доме  вывесочку − «посторонним воспрещается». Но когда видишь,  что игра  хоть  и понарошку, и не  игра даже, а как  бы репетиция,  а на-кон  ставят опять-таки  родовое-кровное, и опять  ты  в ставку  можешь  попасть, когда  заиграют  на наличные, − хочется крикнуть:  

− Да позвольте же, господа!.. 

Но обратимся  к игре. 

Объявил  игру  профессор  Милюков. Он − человек  серьезный, ученый,  сдал  карты  отчетливо и,  признав  партнеров  достойными, объявил:  

− Большой  без козырей! 

Козырей,  правда,  у него не было. 

Винт,  как  известно, игра  глубокомысленная и  тонкая, − отнюдь  не азартная, − и требует  великой  осторожности. Винт − игра самая,  так сказать,  благородно-демократическая… Как вспомнишь… − Господи! − весь-то  третий элемент и все-то  либералы  играли в винт, и все статистики  земские, и даже  акушерки, и  фельдшера,  не говоря уж о профессорах!  Ибо в винте было…  как бы сказать… что-то такое  подмывающее… когда  самая  последняя  двойка… Ну, игроки  превосходно знают. Там  коронка  от двойки, например,  куда приятнее, коронки на королях! На то  он и винт, чтобы…  винтом-то эдаким…  ффы!..     

Повел Милюков  игру с  достоинством.  И будь у  него партнеры цивилизованные,  быть может  и договорились  бы до  шлема… ну,  показали бы,  например,  хоть  какого-нибудь  завалящего  червонного валета или там  хотя бы  «фальшивые хлопоты»  хлапа  виневого, как  говорится; ну,  ловко  намекнули бы  на «передачу», умело  бы застраховали  от неожиданностей… Но…  партнеры заявили откровенно,  что винтить не умеют,  а уж коли  на  то пошло,  так и сами непрочь хотя бы  на пиках объявить,  и хоть  на руках  у них чистый  хлюст,  но за себя постоять могут.  А Ахмед  Цаликов  решительно  заявил,  что может  играть  самостоятельно, и пусть  у него  только двойка,  а ее он и на  чужой шлем  не променяет!  

И все-таки  шлем  игрался,  и объявитель  остался  без…  тринадцати! 

Случай − никогда не   случавшийся. Разве только  в рассказе  Леонида  Андреева. 

Впрочем… винта  никакого  и не  было, а все  партнеры сразу  закозыряли (хоть и без козырей!)  и так  игру спутали,  что со стороны  казалось: не  то они в свои  козыри,  не то − в дурачки играют. 

Как  ни пытался  объявитель  шлема  доказывать,  что  без козырей нельзя в свои козыри играть, и что  винт  − игра  благородная и демократическая,  контр  партнеры  подваливали  пятками и еще  кулаком  пристукивали: 

− Своих  учи!   

Наговорили неприятностей (не по  адресу объявителя),  вспоминали,  как их  прабабушки  хорошо в пьяницы играли,  и объявляли,  что теперь  и сами  они хотят  играть, как равные, и сами объявят  шлемы  не хуже  безкозырного, и будут играть  в собственном  своем доме − вот тогда  и пожалуйте! − и хотя  бы с самими  англичанами. А Ахмед  Цаликов  даже  на скалу  свою  приглашал  играть,  под семизвездный  флаг,  развевающийся  над саклей.    

Но оставим  эту  веселую  и печальную игру.  О ней  и говорить  бы не стоило, если бы через  нее не  проглядывало кое-что очень  знаменательное. 

Первое, − это нужно отметить, − в пражском  выступлении  Милюков  как  бы  вскрыл  будущие  возможности. 

Трезвый политик,  он говорил  с достоинством и показал,  что родное-кровное и для него  вовсе  не звук  пустой − о,  да будет! − и что он  не только  историк и политик,  который  не может  отказаться  от прав,  родине  его историей данных,  но и человек русской крови,  и будет  твердо  держаться  за величавую  целину  России,  политую  русской кровью. И хоть  и давал он  слишком  узкий и суховатый  объем  живому  понятию  н а ц и о н а л ь н о г о,  ( к уяснению  этого понятии,  н а ш е г о,  мы вернемся),  он все  же оказался  и национальным   политиком и,  русским  человеком. Это, конечно,  знаменательно. 

Одно бы я сделал  замечание. 

Не преждевременно  ли сговариваться и обещать?  От чьего  имени?  Не слишком  ли много на себя  взято, когда обещаешь  без хозяина?  Не презрение ли это − к хозяину-народу? Без козырей  в руках играть  нельзя  козырной,  а объявлять  безкозырный,  когда  и онеров  не имеется… Да и партнеры…  Нельзя же играть  с господами,  которые  не умеют даже  держать  карты − не говоря уже о козырях − и если  и подваливали они пятками,  то и то  только  по смутным воспоминаниям,  что  когда-то  у их бабушек  были карты (гадальные?),  и поигрывали  бабушки  иногда  в пьяницы и проигрывались в пух и прах. Это смешно − и только. 

Но самое-то  важное − другое.   

В этой смешной игре  не было главного игрока, он  г д е – т о   там, но он  имеет беспорное* право знать,  не за его  ли счет опять  ведется игра. Хоть и  на мелок, правда, − но не  за его  ли счет?

Играть  в винт, хоть  и демократическая,  говорят,  игра − не  все умеют, а многие  и не любят: уж слишком  сложна игра. У главного игрока, за счет которого  пробовали  играть, есть свои игры, и  он − будет время − придет  со своими  картами. Он, например,  хорошо умеет − и когда-то  очень любил − поиграть  «в короли». Он знает  правила  сей игры,  которую  раньше  игрывал,  быть  может,  не совсем удачно. 

В этой игре, как известно, играют роль  не  коронки и не  онеры, а король, принц,  солдат и мужик. И «король»  никогда не довольствуется  только своим почетом («король царствует,  но не управляет!»): в   р у с с к о й   игре «король»  д о л ж е н  принимать близко  к сердцу  униженных и обиженных − мужик аи солдата − и,  борясь против принца,  на место короля метящего,  покровительствует  «малым сим» и часто  выводит  мужика  или даже  того хуже  в достоинство солдата, а солдата − в принцы. Бывает в этой игре,  что король  может и проиграться,  и мужик,  если  того достоин,  может  выйти  и в короли. И будет  осыпан благоволением  достойного. В этой игре  мужик  и солдат   в м е с т е   с королем частенько  сшибают принца. Эта  игра почему-то  всегда была приятна  русской душе, −  игра  братства и милости.  Не  р у с с к и й   ли демократизм это? 

Соберутся,  бывало,  за широким  столом  на кухне. Выйдет кучер  Михайла  в короли,  хлопнет  мужика-дворника по  спине: 

− Не горюй, Сеня… я,  гляди,  тебя в принцы  произведу! 

И производил. Можете  прочитать  в истории. 

Эта  игра  веселая и начистоту. Игра −  в открытую. Это игра  удачи,  терпения и сметки. Сильный  король  думает  не о  принце-враге, а  подыскивает  себе  друга-советника  в мужике и солдате.  Вот  эту-то  игру,  быть может,  и вспомнит  главный,  отсутствующий. Он-то и будет  договариваться  полноправно. Он  предложит   с в о ю   игру. Быть может и «на  свои козыри»  предложит,  кто козыри на  руках имеет. Но предложит  тем  только,  кто может  поставить  ставку. Очень возможно,  что игра будет и «по носам». Но это  будет игра  уж  начистоту,  на силу и уменье − и на счастье!  Придет  время − и в винт  обучится,  и уж  коли объявит  большой  без козырей,  так с  партнером  надежным и настоящим,  который  не будет  на бабушек ссылаться, а − или  поддержит  или  скажет пас.   

И будет эта игра  − в открытую 

 

10 мая 1924 г.           

 



* бесспорное