Крестный подвиг

Крестный  подвиг. Русская газета  28. 1. 1924

 

КРЕСТНЫЙ ПОДВИГ

 

С в е т л о й    п а м я т и

Умученных и павших за Россию.

Д о б л е с н о й   Ч е с т и                 

За нее бившихся и верою в Нее

живущих.

 

Я раскрыл  журнал «Студенческие Годы», − и мне  попались стихи: 

О, юность мертвая… 

Кто написал  т а к − про юность?!  

Речной песок, приставший к колесу,

Оторванный проселочной дорогой.

Бренчит телега. Плачет колесо:

Который раз  отсчитывает  версты?! 

О, юность мертвая…  

Я читал дальше…. 

Ночь и ночь, и нет исхода… 

Нет исхода… 

Перепутьями, ночами −

Одинокие плачем мы, 

.    .    .    .    .    .    .    .    .    .

Вьются вихри  жгучей боли,

Льются слезы без конца,

Не видать нам в  темном поле

Лучезарного Лица!

Какое  отчаяние… Кто это? И кто оно, Лучезарное Лицо  это?! 

И слышу, как за мной  ползут −

Пожары,  казни и  разгромы…

.   .    .    .    .    .   .   .   .   .    .    .

А Русь?!.. О, Господи, ответь!.. 

О н о  проступило в ночной тиши, и я узнал,  я понял… Я узнал  исхудавшие,  почерневшие лица,  истертые шинели и − глаза, глаза… Я увидал поля − снега,  реки  в разливах,  жгучее  солнце степи, горы, леса… и их  крученое  железо,  русское железо! Я вспомнил,  к а к   оно закаливалось в сталь. Оно…  плачети?1 Сталь  звенит, сверкает, бьет… −и никогда не плачет! Плачет  − медь. Сталь никогда не  мнется.

Я увидал еще… я вспомнил  в с е. Да,  может и сталь  заплакать, но… к а к?!   

Явись Вечная Жена!

Качни возмездия светила!! 

Только  т а к. Так плачут бури. 

Я узнал,  к т о   э т о. Э т о  − о н и, обманутые  жизнью. Ваши,  мои, н а ш и, − русские бойцы,  разбросанные  теперь по свету, − от Африки до Калифорнии,  от Боснии до Парижа,  до Марселя, до… Где конец?.. Это − наши дети и наши братья. Это − Россия. 

Я хочу говорить о них.   

                    

* * * 

 

Третий год Великой войны кончался. Новые  наборы,  новые маршевые колонны. Солдаты,  офицеры, − видавшие  не раз смерть. В бой снов, снова. 

Они появлялись на  день, на два, − присесть  у родного огонька,  согреть душу… На  свежей,  забытой  простыне; на свежей соломе, с родного поля. Мы −  живы! одолеем! Россия… 

Это слово каждый таил в себе. Не поминали всуе. За что же болеть − биться? за что же − «себя отвергнуть»?! Вот за это, − маленькое, как будто: за эти  стены,  за этот лесок,  за эту,  м о ю  церковь, за снега − поля,  за дали, за − Россию. За весны  и зимы эти, за осени непогожие,  за воздух,  которого  нет нигде! За старый,  м о й  Кремль, − за  все  м о е, за русское  увязанное  Калитой, и Грозным, и Петром,  благословленное  из далей Славными,  Святыми… За  н а ш е  небо,  за грозы-зори,  за счастье говорить и думать  на  м о е м,  чудесном языке… И − надо всем − О н а, прекрасная Немая, − Родина, Р о с с и я, греза грез, но…  без  Кого − н е л ь з я! 

Надо знать тоску и боль разлуки, тревоги, − и надежды!   

Все ясней надежды. Конец все ближе. Силы  на исходе, но… скоро, скоро!  

А пришло другое: смута. Опять сначала?! Все насмарку! Все  смерти, муки,  миллионы благословений,  в затертых письмах,  надежд, обетов! Напряженье бесконечных  дней-годов,  боев,  опасностей… миллионы ран,  болезни,  море крови,  ночи без сна,  ночи голодные,  снега, дожди, дожди…  смрадная грязь  окопов.. − все стерто!? Кто посмел на это?!! 

Далеко,  за фронтом,  все решили − б е з   н и х − взбунтованные  толпы,  слабость  власти, рок… 

В награду дали… п р и к аз   б е с ч е с т ь я!  Подлость − одних,  преступной слабостью других, − приказ  бесчестья. Сотни  тысяч ответственных бойцов  предали: бросили в бесчестье,  в травлю, в смуту,  − чутких  к чести, молодых,  сменивших другие  сотни тысяч − уже  забытых по чужим полям.

Я помню  письма… Недоумение  и боль. За что?!! 

Впереди, в тылу,  кругом  −  враги. Не  с в о и, а орды буйной черни, вооруженной, которой  брошено  намеком: ну,  можешь!... Невидимые своры  «друзей  свободы» − зудят,  кричат: «чего на  н и х  смотреть!  и м  выгодно! долой, за землю!»  А впереди − враг, и  − н а д о  стоять и сдерживать. Сдерживать  и этих, серых,  сбитых с толку, смутных. Уже  расправились в Свеаборге, на Юге,  в Выборге,  под Ригой, − поубивали,  пошвыряли  в море, − лучших. Душу  вынимали  по кусочкам,  по плану, − всюду.   

Они растерянно смотрели. Новая  власть…  т а к а я!? 

Под  плевками, в издевках,  о н и   с т о я л и,  были верны долгу. Они умели  умирать: без веры,  без надежды. Бились  и умоляли биться,  защищать Россию. 

Много страшного, проклятого… и клевета, и злоба… Из тыла, отовсюду, − лили, лили, − и залили кровью, те,  кто не  дал  за  Р о с с и ю  и капли крови,  не видел смерти на  войне,  кто управлял Россией разговором. Они связали русское геройство, под  подозренье взяли; собой  закрыли всю Россию,  души  прополоскать хотели… И достигли. Вождей  войны  стравили, заключили в тюрьмы… и сдались,  прикрывшись  девушками русскими… Одни − прилично − за  г о с у д а р с т в е н н о й   работой,  з а с е д а я, как римляне  пред галлами; другие… 

А  о н и −  с т о я л и!  Сотни  тысяч   русских офицеров, молодежи, − стояли  на распутьи, среди  отравленных  солдат,  на фронте,  верные  России. Ждали  р у с с к о й  власти. 

Ч т о  было у них  в душе?! Этого  не скажешь. Жгучая обида?  Слова мало. И за  с в о е, растоптанное,  за   свои надежды, − ведь столько  ждали! − и  за безмерное,  за тайну,  повелевающую  жизнью, − за родину. А где  ж Россия?!  Не она  ж их травит, кидает на них  толпы опоенных  ложью, плюется  в душу? Не она  ж срывает  с них  погоны, «знак долга», издевкой  смещает  в кашевары, − в  штыки водивших!? Это не  О н а! О н а  им возложила кресты  на грудь − за верность. Не  о н а  срывает. Т а к −  О н а  не может. Мать не  может.

И   о н и  остались  ей верными.   

Я  видел эти муки. Не муки: больше!  Вот письмо: 

«…Я еще держу  свой  боевой участок,  на Стоходе. Наши  «англичанки»  теперь молчат. У пехоты идет «братанье». На фронте каша…  Лошади  гибнут,  бродят  всюду. Не могут  смотреть, как  гибнут… плачут! Фураж  не доставляется,  идут митинги. Люди  начинают  растекаться. Даже  наши артиллеристы, в общем  славные  ребята… И их  «зараза»  заливает. Пишут  отпуска  себе и требуют  у меня  печать  и подпись. Я не даю.  Грозятся силой взять. Пускай. Не посмеют, знают,  как я  стреляю.  Пока мой  карабин  заряжен… А там…  немцы  захватят наших  «англичанок». Тяжело…»  

«Т я ж е л о»!  В этом  слове − с к о л ь к о?!  

То были − не «помещичьи сынки», не  «барское  отродье», не «контрреволюционеры», «не   враги народа», − как лжецы  писали: то были  сыновья  России. Были среди  них казаки, и сыновья − купцов, рабочих,  мещан,  крестьян,  дворян, − всего народа.  Это  з н а ю т ъ. Они оставили  училища,  прилавки,  инструменты,  косы,  плуги, книги,  свои стихи,  своих невест,  свои надежды, −  ю н ы е   н а д е ж д ы! −  не без  страданья и во имя   д о л г а!  Потом… − пошли искать, добыть Россию.  Пошли за честь России,  п р о д а н н о й  и ставшей им еще  дороже − через страданье. Да,  и за  с в о ю,  поруганную,  честь пошли,  − за  все  с в о е,  разбитое… 

Москва, октябрь… Растерянная  власть молила: защищайте!  революция в опасности!  И м   крикнула.  И м  это слово было теперь  совсем  чужое: не Россия! Россию  защищали они  на фронте! Но они  пошли, кто мог. Иные  не захотели защищать  издевку.

Я  помню одного?  геогриевец, мальчик. Володя  − его звали. Где-то  он теперь?!  Он был проездом. Он пошел.  Я знаю,  к а к   он дрался − «за Кремль»! 

О н и   стекались,  без оружия,  случайные, − в  Училище. Были  представители «революционной власти» и  говорили речи. Давали, как обычно, «директивы», говорили  «о моменте»,  о гибели  «завоеваний»… И −  ни слова  о…  России.  

− Неловко было, − рассказывал  потом Володя. −  Так они перепугались… нас, случайных,  спрашивали,  у д е р ж и т с я   л и   в л а с т ь! решали − не послать ли парламентеров!  Своей  тревогой они  вносили  беспорядок.  Мы  т а  к и м  не верим.  Нужна была команда!  нужен был − т в е р д ы й  голос!        

Так говорил герой. 

И этот  голос  крикнул. То  был голос  русского  матроса, гвардейца,  костромича-красавца, − на голову  всех  выше: 

− Кончить канитель − и за винтовки!  

Пошел к  ружейной  пирамидке, − и «директивы» кончились.  Он дрался,  костромич-гвардеец,  он лихо  дрался.  Семь  дней дрались дружины, против  пушек… Потом… 

Потом − годы  борьбы: Юг,  Север,  Ледяной  Поход,  Сибирь, Урал,  Кубань… И Крым.    

О н и  стекались,  пробивались, сочились, − из Красного  Полона. И х  ловили. Поднимали  восстания. И х   тысячами расстреливали по подвалам,  в лесах, в полях,  на улицах.  О н и   искали  с в о ю  Россию. 

Чем исчерпать  взятый  ими подвиг!   

Три года   о н и   бились − в пожаре. Не было  оружия − о н и  его добыли. С голыми руками пошли   о н и…  и доходили: до Орла − от Юга,  до Казани − от Океана,  до Петрограда − с Запада. Им ставили  капканы,  их предавали,  их продавали,  выбрасывали с пароходов в эвакуациях,  оставляли  больных и раненых в полях,  в станицах. Предавали в  тылах.  Многие за ними  укрывались. И м и  многие  спасались от смерти. И потом,  иные,  швыряли им: «белогвардейцы»!  «молодцы»! − в кавычках− «погромщики»!  И х  расстреливали  в спины. Сотни  тысяч  и х  полегли в боях,  сотни  тысяч  умучены по чрезвычайкам,  брошены в овраги, ы ямы,  в реки, в моря.  В плечи и в глаза  и м  забивали гвозди − чины-издевки,  резали ремни  из кожи,  ошпаривали руки,  и «снимали  барские перчатки», возили грузовиками с  боен − недобитых… 

Завоеванья  революции? Вот  сущность. Других  − не видно. 

И есть еще и до  сего дня люди, − пыль  людская;  − смеющие грязнить  к р е с т н ы й   п о д в и г,  самоотверженно  взятый теми, кто не  знал  часа  отдыха за  шесть лет! Родное  ли сердце  т а к о е   себе  позволит?! 

О н и   боролись за…  угнетение  России? за привилегии?!  за козырянье  прохожего солдата?! Что  за низость!     

Они доходили  до экстаза. В геройстве  только  можно  биться одному против сотни , заживо сгорать − не  сдаваться − в танках. В подвиге  только можно  срывать с  себя последнюю  шинель, кров походный,  и отдать  огню, взрыву,  лишь  бы не отдать  врагу  бронепоезд,  отрезанный  от базы. В порыве  только  можно  версты отступать  по туркестанской  степи,  с пальцем  на боевой  пружине  револьвера, с   п о с л е д н е й   пулей! −  между стенами орд красных,  думая  каждую секунду − к о н ч и т ь?..  Тысячи  т а к и х  были.  Только жертвой  перед  Безмерным можно  признать т а к о е!   

Ночи, ночи и ночи, − годы ночей в огне, в стуже,  в дождях, в голоде, во  вшах, в струпьях,  в тоске  безмерной,  в ранах, в предсмертном бреду горячек!  за привилегии?!  за господство?! «за земельки?»!!  Верную  яму,  вороньём  заживо исклеванное тело,  изорванное собаками и волками, − кинули  о н и  на  весы  России,  чтобы…  вернуть «земельку»?  Какой же  приговор  русской  молодежи,  студентам русским,  которым недавно  поклонялись!  К т о   говорит так? К т о   смеет?!  За… угнетение?!! 

За  ч е с т ь!!  Т а к о е  − лишь за  сжигающую  любовь,  лишь за священную  Честь − по силам! 

Кто напишет  о   н и х  достойное  их  С л о в о?  

История  уже написала. Записанного  не замазать. Напишет  снова − Великий Нестор − России,  напишет глухое  к страстям  В р е м я. 

И − преклонятся. 

Скажут −  и давно  кричат и швыряют грязью! −  а расстрелы? а грабежи-погромы? а зверства?  То же кричали и − в  Лозанне. Ответила Лозанна − совестью  свободного  народа. Да, были. А  к т о  вызвал? Или  можно  в борьбе насмерть  остаться  небесно-чистым? пройдя  реки по горло,  сухим выйти? на  бойнях  не замараться  кровью?  Было, как бывает  в жизни. Но «зверством» −  не закрыть  Ж е р т в ы! Были и преступления. Но кто  найдет  в себе  силу  бросить  камнем[i]  −  п о с л е   в с е г о,  ч т о   б ы л о! 

О н и  не  сдались. О н и   не  м о г л и  сдаться! О н и  ушли  из России, в себе  понесли Россию, − и носят в  себе доселе. И опаленную, Е е,  и свою  честь носят  и живы ею. И доживут  до дня судного,  дождутся. И не дождутся… − другие встанут,  за  н и х, за святые их тени встанут,  и скажут властно. Кости  с полей восстанут и потребуют  Суда  Правды! И получат.  

Здесь,  за рубежом,  и х − и за них − многие сотни  тысяч, − и казаки, и горожане, и крестьяне…  И  т а м, в России, − многие миллионы. Все  р у с с к о е,  для кого  Родина − не пустое слово! Кто  знает, − здесь,  быть может, и тот  матрос  Гвардейского Экипажа,  если  не связал себя  с родиной − могилой. Все они  ее смутно  чуют. Они ее  увидят. Им, − прежде всех, им! − принадлежит выстраданное  право сказать  о ней,  Е й  сказать  про свои  за нее муки,  когда ее увидят. Они  ж  ее предстатели. Они за  нее все  отдали  и получили  за все − чужбину и,  от иных  издевки и подозрения. «Галлиполийцы»!  «Наемники»!  Или  это вождей  их только? Или не  знают, как  чутки  к вождям  солдаты?!  Или  сами они − пустое  место?!  

Время придет, − и  о н и  сами скажут. Теперь  они − в работе. Выбивают свой  кусок  хлеба: не может  им  дать  его связанная  Россия. 

Пишу − и вижу: не  скажешь,  не охватишь  величия-ужаса трагедии  российской. Что  взяла на себя и свершила русская  честь  и сила − офицеры,  солдаты,  казаки,  гимназисты,  студенты, кадеты,  мужики-парии-землепашцы, − будущая  Великая Россия, − все  те, что теперь  копают французские  виноградники,  бьют  щебень на славянских  дорогах,  рубят леса  в горах Боснии,  работают  по заводам,  грузят  чужие пароходы,  торгуют,  катают публику,  учатся и часто гибнут,  забытые  русскими же людьми,  это  − гордость России,  дети ее,  избранные ее, ее кровь  и крик,  боли ее  и слезы, − ее  С л а в а.  Только  одни  они оправдали  ее перед  целым светом,  перед Правдой!   В грязь и смуть  последней  истории   российской  они вложили  прекрасные  линии,  кровью  своей  вклеили  величественные  страницы,  подняли  Крест  Великий и показали  слепому миру: смотри!  Распята на Кресте том  Правда,  за которою  они боролись.    

 

* * *   

 

И вот,  когда я ночью  читал  стихи,  этот крик  истомившейся  молодой души, − они  сердце мое  сдавили. Сколько  их, ограбленных  до…  души!        

Все  неслышно  звуков песен,

Нет  мерцания  огней…

Сколько  зим и сколько весен

Под опалой  быть  Т в о е й?!..     

Чуете ли,  умеющие видеть  только тлен?!  Чуете  ли  смирение?!  Т а к о й  крик  души, углубленность  духа,  самоотреченность  т а к и е,  что только подвижник  может! Ведь это он,  поэт, −  Н е й,  ведь это он  про Ее опалу!..  За  Н е е,  с т о л ь к о, − и…  опала! Ведь так  рыцари  только могут, те,  давние…, кого  уже перестала  рожать земля! Ведь  тут, измученный,  ограбленный весь,  до сердца,  он и ласки  найти не может  в себе  большей, ниц  перед Ней, окровавленной  падает: может,  оскорбил тебя  чем!  не опаляй!! воззри, Родная!!  Ч у в с т в о – т о   т у т   к а к о е!!     

А то − «за  земельки»! Эх,  вы,  выветрившиеся  души! 

И вот:  

Ползет над миром тишина,

Безмолвье  жуткое  застыло… 

Воистину − безмолвие. Нет людей. Люди  пропали,  л ю д и! А что  же себя  забыли?!  Вы же  слагаете  Лик  Чудесный, Лик  Ч е л о в е ч е с к и й! 

И вот − к Ней,  опаляющей, − крик  призывный:      

Явись, Венчанная  Жена!

Качни  возмездия  светила!  

Предгрозье? Сердцу ясно. Да! 

Не смыть  обмана  договором!  

Ясно, да!  Н и к а к о г о  д о г о в о р а  быть не может. Так только  и мог сказать  поэт-солдат − или −  з а   с о л д а т! Он выразил − з а   в с е х, приявших  Крест России. Не  м о ж ет! Ни  с кем  из  т е х, кто вынимал  душу из  России! Она  − В е н ч а н н а я  Ж е н а. Она − Россия! Это  не из  т о г о  Апокалипсиса. Это − из  н а ш е г о. Это  − О н а, терновым венцом венчанная. 

Слышится мне  крик боли… И хочется  мне сказать.. не слово утешения: я не смею. Не ласки слово: о н и   забыли ласку. И не  слова надежды: о н и  давно  ее завоевали − «страстями»,  жертвой. Я хочу  поклониться  им,  великому их  страданию. Я хочу  братски,  отцовски,  во имя  мертвых и  живых,  себя  отдавших, сказать: 

Сыновья,  братья,  друзья мои! Да,  вы бьете  камень  на чужих  дорогах,  разнимаете проволоку на полях  битв не ваших… − выбиваете  хлеб  чужбины. Вы потеряли  матерей, отцов,  жен, сестер, детей… − и они  потеряли  вас… Вы,  многие-многие,  молодость  свою потеряли − не  видали! − не целовали  юно  русскую  девушку-невесту,  и лучезарное  лицо милой  не является  вам во снах. Но вы… Ее  приобрели, Е е  л у ч е з а р н у ю!  В ы   т а к   с е б я  с  Н е й  связали,  что она  навеки  пойдет  за вами,  во веки  будет  звать вас! Или  в с е   в а ш е  − в ветер?  Или не  вами рождено  т о, что   т а м,  на русских полях осталось,  за что положили  душу?! Оно  уже  колосится,  оно шумит. 

«Аще не  умрет − не оживет»[ii]!  

То,  ч т о   в ы   б ы л и, − это  пропасть  не  м о ж е т!  

И самоотвержение,  и неоправданные  обиды,  и мученья,  и погибшие в  пытках,  и слезы,  и кровь, и жертвы, − все это − е с т ь,  все − с у щ н о с т ь!  Это пути  к правде неистребимой, к Богу в человеке, в народе  нашем! Они  не  позволят угаснуть в России нашей − великому  смыслу  жизни! Это  же пути  к вечности,  пути  Божьи,  какими  человечество  движется к величайшему  завершению. Это же  те  ч е р т ы,  те чудесные  л и н и и, из чего создается  Лицо  Лучезарное,  Душа России!   Это − искры и огни Света,  и намекает из них  туманный  еще пока,  божественный  образ в  человеке.  Незримо, но совершается. 

«Камень,  Его же отвергли строители…»[iii] 

Вы суть камни и душа того здания,  которое воздвигается. И вы −  у в е н ч а е т е   е г о!  И жизнь опять  чаши  наполнит,  что расплескали,  и поставит  опрокинутые столы!  Вы открытой  грудью  подойдете  к великому  страдальцу,  к народу-брату,  и он узнает вас!  он увидит и  раны ваши, и муки ваши, − он  в с е   поймет и сольется  нерасторжимо с вами.  Он уже много понял. И то,  что он уже понял, − нечуемо  вы  вложили.   

Вы умеете слышать. Вы  первые  услыхали  шепот  призывной  Родины,  шепот  предсмертной боли. И вы − пошли.  Вы умеете слышать.  Вы уже слышите и теперь,  издалека, Ее  дыханье.  Болеющее  сердце  − чутко. Оно никогда не спит. О н о   н е  м о ж е т   уснуть. Ваше  сердце изранено. Ваше  сердце  связало  себя с Россией  нитями  крови,  жертвы. И не  оторвется  вовек.

«Смертию смерть поправ»!

Помните: с вами  т е,  что умучены,  что ан полях  битв пали,  отдкли себя  в жертву! Они смертью  своею  п о п р а л и  Смерть, смерть − России. 

И − да воскреснет!  

 

 

6/19  января  1924 г.   

Париж.