Звезды

Фонд № 387

И. С. Шмелев

Картон № 6

Ед. хран. № 10

Шмелев

Иван Сергеевич

«Звезды» – рассказ, разрозненные

листы разных редакций

1911 ноября 30

Машинопись с авторской правкой                     6 лл.

Общее количество

 листов

6

                                                                                                                                             // карт.

30 ноября 1911 г.

Звѣзды.

 

I.

 

РаСчетный чиновникъ /есть и такіе чиновники/ Никольскій въ канунъ праздника назвалъ гостей. Собственно говоря онъ, пожалуй, и не затѣялъ такой роскоши да еще въ такое неудобное время, но явились очень уважительныя причины. Назвался самъ столоначальникъ Иванъ Васильичъ.

Просто такъ закинулъ словечко, когда выдавали наградныя:

– Въ преферансикъ что ли сыграть какъ–нибудь… У тебя бы что ли…

И посмотрѣлъ на Никольскаго. И тотъ сейчасъ же понялъ. А понялъ вотъ что:

Наградныхъ ты получилъ на пятнадцать больше, я у начальника отдѣленія за тебя схлопоталъ. Звалъ ты меня давно, все умаслить старался, нащотъ помощника бухгалтера… Значитъ, въ преферансикъ–то…

Ну и пр обязательно надо было устроить, потому что все вечера у Ивана Васильича были разобраны, а въ преферансикъ сыграть для него первое удовольствіе. Это Никольскій и высказалъ женѣ.

– Самъ напросился… Какъ–нибудь на черно… Мы тихо…

Вступилась была мать–старушка, проживавшая въ коридорчикѣ, на сундучкѣ:

– Бога–то позабылъ… Люди добрые до звѣзды не ѣдятъ…

Но Никольскій, сказалъ, что старушка можетъ идти со своей звѣздой куда ей угодно, а онъ «для нужнаго человѣка» не можетъ отказать.

– Вы на службѣ не состоите, ну и…

– Вы у насъ не служили, ну и…

И жену укорилъ:

– Сама жалуншься[a], что по гостямъ ходимъ, а къ себѣ не зовемъ, ну вотъ и…

Ну и начались приготовленія. Купили закусочекъ. нажарил надѣлали котлетъ съ кашей, залили судака, у нѣмки–колбасницы купили фунтъ колбасной ералаши, и вышло все очень прилично. Водки жена купила только бутылку, но Никольскій тайно закупилъ еще полторы. Хоть отъ всѣхъ получе и оставалось только пять рублей въ домѣ на семь душъ, но дыры будли заткнуты, глотки тоже, изъ пяти залоговыхъ квитанцій осталось въ шкатулочкѣ только двѣ, впереди маячили надежды, былъ праздникъ, нѣсколько –гостевыхъ вечеровъ, и Михаилъ Иванычъ устремилъ все свое внимапніе[b] на ближайшее – на выиграетъ онъ въ преферансъ рубля два или проиграетъ.

Лежалъ на диванчикѣ и курилъ, поджидая гостей.

                                                                                                                              // л. 1.

…Нажечь бы стараго чорта рубля на четыре… Вотъ те и переферансикъ. И нажечь–то было неудобно. – злится съ проигрыша. Вспоминалъ

Лежалъ и мечталъ. Въ кухнѣ гремѣла жена съ уборкой, потягивало угаромъ отъ самовара. За окнами вечерѣло, голубѣло за окнами и проступало свѣтлыми точками кой–гдѣ на сте замерзающихъ стеклахъ. Намѣчались звѣзды.

За перегородкой шипѣло что–то, шептались какъ–будто, вздыхали, крякали. Не то Иногда ясно звучалъ глухой толчекъ и за нимъ слышалось хныканье и ворчащій шопотъ:

– Мишка дерется…

И опять ровный шопотъ тревожно–успокаивающій:

– Какъ не стыдно тебѣ Миша… Не ори, не ори… Папа спитъ….

«Умная… – думалъ Михаилъ Иванычъ, – Какъ съ дйтьми умѣетъ обращаться… А у меня гамъ–содомъ всегда…

И тутъ вспомнилось ему румяное круглое лицо свояченицы, пріѣхавшей погостить на праздникъ изъ села.

… И въ школѣ трудится, сорокъ рублей получаетъ… и ребятамъ всего навезла… А моя только срыву да глотку деретъ… А

Шопотъ Темнѣй становилось въ комнатѣ, и шопотъ въ темнотѣ становила какъ–будто яснѣй.

– А вонъ еще… – слышалъ Мих Ив. Ба хриплый голосъ Сеньки. – Это сама<я> большая… бр. какъ усы отъ нее…

Бум… – ударило по стеклу.

– Да что ты… стекло разобьешь… Тише…

– А у меня нос языкъ приклеился… Тетя Катя… смотрите, какъ у меня языкъ–то…

– А я носомъ могу… царапать…

– Тетя Катя, Мишка головой все…

Мих Иван услыхалъ ударъ по чему–то мягкому, и голосъ Мишки:

– Я тебѣ за волосы!...

Шшшш… шш…

– Я мамашѣ скажу… двй копейки съ комоду стащилъ… Сей часъ пойду пускай тебя выпорятъ…

– Какъ не хорошо… Его выпорятъ, а тебЙ его не жаль…

– Онъ меня ущипнулъ…

– Еще еще… тетя Катя! Вонъ тамъ, за трубой… у Си Барминихина двора–то… Это какая?...

– Тетя Катя, она все окно заняла… Уйди, вонючка…

– Смотлите, Тетя Катя, онъ все пакостивъ какивъ–то говоритъ… Я мама шо ска–жу–у…

                                                                                                                                 // л. 1. об.

– Тетя Катя… мнѣ ѣсть хочется…

– Тетя Катя… вы бы колбаски утащили изъ шкапа… на На верхней полочкѣ есть… – услыхалъ Мих. Ив. Голосъ старшаго Сережки.

– И мнѣ–ѣ…

– Шшш… шшш… – Какъ вамъ не стыдно… Развѣ можно таскать?...

– Я картошку только ѣлъ…

– Тетя Катя… А ты намъ что–нибудь купи… саичку купи… А?...

– Хорошо, куплю… Сейчасъ мама уберется, и обдать будете… Жареные снятки будутъ… Слушите, шипятъ?...

Мих Ив. Услыхалъ, какъ кто–то сдѣлалъ горломъ – угму…  И вспомнилъ что обѣда саегодня[c] не было.

– А Вотъ и сидите такъ… – журчалъ ласковый шопотъ. – Скоро все будетъ… Надо умѣть терпѣть, ждать… Вотъ Миша говоритъ, что надо колбасы утащить, а это нехорошо, это воровство…

– А на той кто живетъ? – громко спросилъ голосокъ Тани.

– Кто живетъ?...

– А ты сказавала, что вонъ на энтой, вонъ, за березой–то… тамъ со сѣлыми глазами живутъ…

– Вотъ дура–то… не съ глазами, а… со свѣтлыми … грудями… – по пробасилъ Мишка.

Мих Ив услыхалъ сдавленный смѣхъ.

– Дурачокъ… не съ… грудью, а у кого сердце хорошее, въ груди…

– А у мамы сердце болитъ… все… – сказалъ Сережка.

Мих Иван. Придвинулся ближе къ стѣнѣ, и з звякнула подъ нимъ пружина.

– Тссс… Танечка надо платочкомъ… Ну, сморкайся…

– А вонъ которая съ усами–то… большущая–то… тамъ великаны?

– Тамъ… нѣтъ… Тамъ терпѣливые живутъ… Ихъ много –много… Они здѣсь все терпятъ–терпятъ… а потомъ какъ умрутъ, туда переходятъ

– Какъ?....

– такъ… души ихъ туда улетаютъ… Тамъ все зеленое… травка, цвѣты… и солнышкр[d] всегда–всегда… Миша, не лижи стекло. А вон на той… голубая–то… вонъ за крышами–то…

– Ахъ, какая плелесть!... – сказалъ тоненькій голосокъ.

– Ташка–карташка! Грязная рубашка…

– Зачѣмъ онъ меня карташкой… Тетя Катя!... Дурлакъ!

– Не хорошо ругаться… Шшшш… За что ты ее пихаешь… Не будетъ тебѣ мармаладу…

– А она меня дуракомъ…

– Сопливая

                                                                                                                                 // л. 2. об.

– Вотъ ты какой скверный! Самъ же ее дразнишь… Не плачь Танечка.. Онъ ни на какую звѣздочку не попадетъ…

– Меня вонъ на ту посадятъ… Я сильный… гдѣ сильные–то…

– А тамъ холодно… – сказалъ голосъ Сережи….

– А я въ шубѣ… буду… Тамъ медвѣди бѣлые…

– Ахъ, чудаки… Ну слушайте… Вонъ на голубой будутъ жить, кто въ подвалахъ живетъ… всѣ бѣдные, грязные… у кого платья нѣтъ…

– Я буду… – у меня платье плохое…

– Ну вотъ… Тамъ всѣ будутъ ходить въ брилліантовыхъ серебряныхъ платьяхъ, въ брил хрустальныхъ башмачкахъ… А вонъ тамъ, гдѣ голубая–то… вонъ рядушкомъ–то звѣздочка… Тамъ сады роскошныя и всегда музыка… цвѣты поютъ… колокольчики звенятъ… Тамъ будутъ жить… ну… самые ласковые… которые никогда не ругались… ихъ ругали, а они сами не ругались… А всѣ злые, нехорошіе, воры, обманщики, дурные люди, которые бѣднымъ не помогаютъ, тѣхъ никуда и не пустятъ… Для нихъ ни одной звѣздочки нѣтъ на небѣ. На небо они ужъ и не попадутъ… Полетятъ туда, а тамъ мѣста–то и нѣтъ…

«Какъ хорошо умѣетъ внушить… – думалъ Мих Ив. Онъ и самъ заинтеросовался.

– А ихъ въ шею! – сказалъ Мишка и радостно захохоталъ.

– Развѣ можно такъ говорить… Такъ пьяные мужики…

– А папа такъ говоритъ…

– Шшш…

«Эхъ, подлецъ!» Умный бестця…

– Злые и дурные, нехорошіе всѣ попадутъ на особенную звѣзду… Ее не видно… и никто ее не видитъ… Она чорная–чорная… тамъ

– Тамъ должно быть, черти?

– Ну… тамъ ни чего нѣтъ, а всѣ въ темнотѣ…

– А они фонари зажгутъ… – сказалъ Мишка.

– А гдѣ керосинъ? Тамъ небось, ничего нѣтъ…

Смѣялись ласковый голосъ.

– Да, темно будетъ… и они будутъ плакать…

– А горйть будутъ? Въ аду должны горѣть, а ихъ кочергой, кочергой…

– Ну вотъ…. И вотъ когда пройдетъ много–много лѣтъ… и на замлѣ всѣ люди станутъ хорошими, добрыми, свѣтлыми, тогда явится новая большая звѣзда, вся брилліантовая… И тогда Богъ скажетъ: ну, теперь всй хорошіе, я и вотъ я всѣхъ прощаю… Идите, скажутъ всѣ на эту звѣзду. И вотъ тогда всй эти звѣзды… вонъ они… и та, и эта, и голубая… всѣ сойдутся къ большой звѣздѣ и станетъ она еще больше.

// л. 2. об.

отъ нихъ и всѣ будутъ вмѣстѣ, всѣ хорошіе…

– А чорная звѣзда?

– И она тоже… Всѣхъ на радостяхъ Богъ проститъ и тогда…

Ударилъ звонокъ въ передней…

– К Столоначальникъ пришелъ…

Прыгнулъ съ окна, рванулось и смолкло.

– Нельзя… такъ нехорошо…

– Онъ плѣшивый… сказалъ голосъ Сережи. – Я только въ щелочку…

Въ передней съ кряканьемъ снимали ботинки.

 

II.

 

ИванъВасильичъ везло не судомъ. Онъ Онъ списалъ спи то и дѣло списывалъ у партрнеровъ[e], приговаривая – а ну–ка, съ кого шкурку–то драть съ кого мяконькую, сыпалъ словечками, тыкалъ въ бока, подмигивалъ и причмокивалъ, и хоть помощникъ бухгалтера и чертилъ для переромбуса котовъ съ рожками и кидалъ, что въ морозъ плѣшивому везетъ, быстро покончилъ съ парой пулекъ и сталъ жаловаться на желудокъ. Потиралъ его и просилъ отварной воды, покрякивалъ. Приглашенный для компанія канцелярскій чиновникъ Гвозьковъ, тщательно старавшійся при дамахъ прятать свои грязныя манишки, и старавшійся принимать равнодушный и даже томный видъ, хотя проигралъ восемь гривенъ и у него нылъ зубъ, жаждалъ съ нетерпѣніемъ, когда перервутъ и позовутъ закусить.

– Наптьюсь[g].

И потому предложилъ потиравшему желудокъ столоначальнику пропустить по одной да съ солью, да съ проперчить.

– Проперчить это лоѣвко!... – Развѣ что… проперчить

– Продеретъ – А вотъ у насъ иванъ Никандрычъ… – сказалъ поддержалъ и Гвозьковъ, прислушиваясь къ доносящемуся откуда–то шипйнье. – Съ сандаракомъ пьетъ…

– А ты–топро себя что не скажешь, какъ на мухоморахъ настаивалъ…

– А что – замѣчательно…

– Обыграли мы хозяина… Куйюсвись гоминись… А гдѣ тутъ….

Прошли крадучись по стѣнкѣ и чиркая спички. Во дворѣ было крѣпко. Какая–то старушка столкнулась въ корридорчикѣ и скрылась неслышно, какъ мышка.

Во дворѣ было крѣпко, хрустѣло подъ ногами и холодило ноги.

// л. 3.

– Астрономія–то какая – показалъ въ небо столоначальникъ, которому улыбались звѣзды.

                        Ночь мо–ро–озная кру–у–гомъ…

Вошли въ комнаты, съ щекоткой въ носахъ отъ плавающихъ ароматовъ поджариваемыхъ котлетъ.

– Ну–ка Гвозьковъ, гвозданемъ…

За столомъ, пылая свѣжимъ лицомъ и конфузясь сидѣла учительница, Бабушка, спотыкаясь, на половики, совала тарелки и Кл тарелочку столоначальнику и кланялась, Михаилъ Иванычъ двигалъ локтями и охаживалъ, тыкая то въ пграфинчикъ, то въ одинокую Чорную бутылку съ какимъ–то десертнымъ, но всѣ отмахивались отъ бутылки и кивали къ графину. За дверями въ темную комнатку кто хныкалъ чкй–то[h] голосокъ, и учительница вспыхнувъ, прошла туда.

И когда всѣ четверо, стоя, запрокинувъ головы, вели по второй, черезъ не плотно прикрытую дверь, прошло:

– А я только одинъ кусочекъ… А мнѣ копчененькой…

Послѣ третьей у столоначальника выступили на лысинѣ капли, и ему налили еще для пополненія утратъ. Начинали путать рюмочки, «ѣздить» въ ту графу»

– А я ее одну вхтодящую… запишу–съ…

                                                                                  – ободрялся Гвозьковъ. – А какъ намедни Земертовъ египетскому–то полицейскому управленію закатилъ!

– Это что « египетскому! А вотъ покойникъ Добротворскій намедни бумага ко мн къ въ раскладочный столъ поступила! – говорилъ столоначальникъ улыбающейся учительницѣ, какъ кавалеръ. – И написано: Милостивая Государыня многовуважаемая казенная палата!... Вотъ какое просвѣщеніе. А я и отписалъ: за неимѣніемъ та сего лица, возвратить просителю… Еще? Пополнимъ недостающее переносомъ…

Михаилъ Ивановичъ улучалъ моменты, когда жена уходила въ кухню и торопилъ съ рюмками, и когда уже опорожнили одинъ графинъ, рѣшительными шагами направился въ комнатку и вытащилъ изъ подъ дивана свѣжую бутылку

Наростало оживленіе. Гремѣли тарелки, падали ножи. У Гвозькова прошелъ зубъ и уже не существовало грязныхъ манжетъ. Приставали къ учительницѣ и пили за просвѣщеніе. Г Помощникъ бухгалтера предложилъ выпить за многоуважаемую родительницу, чинно сидѣвшую въ уголкѣ подъ иконой, вдаоли[j]. Выпили за все семейство, и тутъ Иванъ Васильевичъ разсказалъ анекдотъ, какъ на вечерѣ у управляющаго вдовца секретарь до того накачался, что выпилъ за хозяйку дома и полѣз

// л. 3. об.

Съ рюмкой къ горничной. Вотъ зато–то ему и сбавили полсотни въ наградныхъ, хоть онъ потомъ и ходилъ извиняться и даже / говорятъ / просилъ силъ допустить его черезъ кухню у хозяйки дома. Рговорили[l] въ подвалѣ съ крысами и въ ботикахъ.

Захмелѣвшій Гвозьковъ рѣшительно заявилъ, что награды даютъ самыя нищинскія, а все поѣдаютъ начальники отдѣленій и даже выругался дармоѣдами.

Иванъ Васильичъ одобрилъ, хотя и покачалъ головой.

– Зато у нихъ въ головѣ много! – поддержалъ помощникъ.

Второй графинъ открылъ души. Хозяинъ кидалъ на жену ехидные взгляды и ловилъ и улыбался. Бабушка вздрагивала подъ лампадкой и крестила ротъ.

Треснуло бтревно[m] гулко и дома, скрипѣло за окнами полозьи. Бѣлый нарастало на окнахъ. Пробило два.

Опять приставали къ учительницѣ выпить за просвѣщеніе. Ей налили изъ одинокой бутылки и чокались. А Иванъ Васильичъ продекламировалъ:

Сѣйте разумное слово и доброе и оно принесетъ плодъ сторицей! Забылъ, какъ это… тамъ вѣчное есть… хе–хе…

– Не вѣчное, а без–ко–нечное… – пробасилъ вдругъ Гвозьковъ…

– Вы все забыли, господа… – к вспыхнувъ не удержалась учительница. Это некрасовъ сказалъ:

                        Сѣйте разумное доброе вѣчное… Сѣйте!...

– У насъ управляющій палатой былъ тоже Некрасовъ… въ присутствіи о ударомъ померъ… – мрачно сказалъ Иванъ Васильичъ и потеръ лысину. – А не пора ли и доми, домо… дома… Вотъ помню еще…

Упрашивали еще пульеку, но столоначальникъ отказался. Его проводили, потому что надо было идти къ ранней обѣдни а потомъ съ визитами.

И когда остались втроемъ, Гвозьковъ первый крикнулъ:

– ЧВсѣхъ обыгралъ! И удралъ… Всегда такъ…

Помощникъ бухгалтера пялилъ глаза на румяную, уже позѣвывавшую учительницу, а Михаилъ Иванычъ уже властно сказалъ женѣ:

– Тамъ у меня… еще есть подъ диваномъ…

Учительница не удержалась, переглянулась съ жен сестрой и пожала плечами…

– Чего это ты плечиками–то пожимаешь? – съ ехидствомъ въ голосѣ вопросилъ Михаилъ Иванычъ. – Сговорились… удерживать отъ злоупо–требленія Не б– Вовсе нѣтъ… вовсе…

– Не безпокойтесь… не без волнуйтесь… Мы себя знаемъ… Это вотъ

// л. 4.

когда разныя философскія темы… разныя разсказы… вбивать въ головы… это вамъ и перо въ руки, а ужъ мы… не безпокойтесь…

– Да что съ тобой?... – пожала плечами учительница…

– Охъ, Миша… нельзя тебѣ много пить… – сказала бабушка.

– За ваше здоровье–съ… мамашенька… за ваше долго–лтіе… А я не безъ причины–съ… про философію… Не безпокойтесь… Слыхалъ я–съ, нмкакъ[n] вы про астрономію разсуждали. Очень трогательно… Только это все пустяки–съ и о чепуха…

– Что такое? – вспыхнула учительница. – Про какую астрономію.

– А вотъ про эту–съ – показалъ Мих Ив. На окно. – Про звѣзды тамъ… въ голову набивали…

– До звѣзды братъ, ты дошелъ! – тронулъ за рукавъ помощникъ.

– У васъ превратныя понятія… Я разсказывала дѣтямъ сказочку…

– Вотъ именно–съ… сказочку–съ… Сказачками мы ихъ того… маслимъ… Всѣмъ полное удовольствіе… Всѣхъ распредѣлили…

– Послушайте… это же… – передернула плечами учительница и посмотрѣла на сестру.

– Да–съ! И это ложь! И вранье! Масло–съ! Я ихъ рощу, болвановъ не для звѣздъ! Вонъ онъ охватилъ наградныхъ полтораста – ему звѣзды и всякая ерунда… Онъ вонъ пошелъ теперь, поскрипываетъ, всѣхъ обыгралъ, надѣлъ теплую шубу… и поскрипываетъ… и на звѣзды глядитъ… А у меня–съ… у моихъ дѣтей щенятъ моихъ другіе звѣзды!

– Да бу–удетъ… – гудйлъ помощникъ.

– Странно…

– Вотъ отдамъ я его въ гимназію, будетъ онъ перрвый[o] ученикъ, а я за него не заплачу, и вотъ ему тутъ и будетъ… звѣзда! Звѣзданутъ и будетъ ему звѣзда!... Вы погодите… Мы тоже философію понимаемъ… А то какой маомаладъ! Стихи разныя имъ… и трогательно… Я имъ всѣ долженъ въ башку вколачивать, чтобы сапоги берегли, а не про ваши тамъ звѣзды… Чтобы зубы вострили, за глотку – такъ за глотку, а не миндальнаго печенья имъ… Это вотъ тѣ, у которыхъ тутъ вотъ звйзды, могутъ смотрѣть на звѣзды ваши да въ башкѣ кашу носить… да разные фантазіи…

– Ха–ха–ха…

– Смѣшно… ну и… прекрасно… У васъ вотъ голубая звѣзда… тамъ за трубой… а у меня… можетъ нѣтъ никакой звѣзды! И у моихъ дѣт<е>й нѣтъ… Ихъ вонъ въ училищѣ стишкамъ учатъ, а потомъ на–ка… выкуси…

– Я не могу слушать…

// л. 4. об.

– Брось… – удерживалъ Гвозьковъ… – Ты послушай какъ до звѣздочки пьютъ… Знаете? Всѣ кругомъ миски и изъ нея хлебаютъ чашками, по череду… и отваливаются… И вотъ получается звѣзда, ногами въ чашку

Учиьельница[p] поднялась и прошла въ комнату, гдѣ спали дѣти.

Стишки да сказочки… очень хорошо… И не тужи ни объ чемъ…

Протерла стекло ноготкомъ. Вспомнила, какъ оборвалъ ее зять и смѣялся надъ ея философіей… надъ ея интимной сказочкой. Пестрыми грязными лоскутками проходила передъ ней скучный и пустой безконечный вечеръ, двигающійся графинъ, чорная бутылка. И лысая, какъ костяная голова. Какіе они тутъ… ужасные… по<д>умала она. Слушала какъ за стѣной какъ в капель урчитъ голосъ сестры и отвйчаетъ ей неопредѣленно<е> мычанье. И стало ей такъ скучно, что хотѣлось заплакать. Она не могл<а> лежать. Осторожно, чтобы не разбудить Танечки, которая спала свйсивши головку поъ по ушки и откинувъ го руки надъ головой, точно ее уносило она летѣла такъ куда–то, учмительница[t] звѣзду долго и напряженно безъ думы смотрѣла учительница, такъ долго, что звѣзда стала дробиться, бить лучами, стало больно глазамъ и выступили на нихъ слезы. А звѣзда стала тускнѣть, уходить… Стекло опять затягивало морозомъ.

– Тетя Катя… Ты здѣсь? – спросилъ голосокъ Тани.

 

Чорная звѣзда.

 

Помощникъ подмигнулъ и покрутилъ головой.

– Вы–курилъ… – сказалъ онъ э нетвердо.

– Философія… Миражи показывать они умѣютъ… Какъ у насъ… намедни… Всѣмъ наградныя пропорціанольно и по справедливости… А каж прислали денежки… на–ка вотъ… – вспомнилъ онъ, про оставшіеся три рубля. Хмуро оглянулъ пустыя тарелки и налилъ по послѣдней.

– У – Петрова послѣ новаго года казначей попретъ…

– Мерзавецъ…

// л. 5.

– А всетаки, господа, несправедливо… – старался твердо говорить Гвоз<ь>ковъ… Какъ же такъ? Управляющему нагр Начальникамъ отдѣленій по восемьсотъ, а.. а мнѣ, напр, пятнадцать…

– А лысому за что полторасто? А?... А универсантамъ ходъ…? За что такой, что по коридорамъ ходятъ да покуриваютъ?...

– Господа… еще пульку… а?... – предложилъ Эвиронскій, раздумывая какъ бы воротить два рубля.

Гвозьковъ поддержалъ, но помощникъ отказался. Онъ даже не отказался а только мотнулъ головой и поднялся. Бабушка уже снимала тарелки и косилась на гостей. Жена сидѣла въ уголкѣ продавленнаго диванчика, и теребила платокъ и глаза у ней блестѣли, и Эвир избѣгалъ глядѣть на нее. Начинала поскрипывать лампа и мигать.

Долго искали галоши и возились въ темной прихожій. Эвиронскій вышелъ провожать какъ былъ.

Насилу отодрали дверь. Вкатился кл бѣлый колубъ и засверк но его раздавили и вывалились на воздухъ.

Двое пошли, пошатываясь и сотрясая съ заборчиковъ рснѣжныя[u] полоски а Эвиронскій постоялъ, втягивая полной грудью крѣпкій ост сухой воздухъ И когда вбиралъ холодную струю, задралъ голову и потянулся. и увидалъ Скользнулъ слипающимся взглядомъ по темному звѣздному небу, по которому какъ разъ въ этотъ мигъ, надъ самой головой черкнула бѣлымъ слѣдомъ падающая звѣзда, вздрогнулъ отъ холода и вошелъ въ домъ….

– Ну что? – только и спросила жена. Но посмотрѣла такъ уничтожающе, что Эвиронскій сжалъ плечи и отвернулся…

– Сколько?...

– Ну и … столько… спать пора…

– Очень хорошо… спасибо… Женѣ на башмаки нѣтъ… у дѣтей чулки всйдраные…

– Завыла…

III.

Учиьельница[v] д не могла уснуть долго. Она устроилась на одно сундукѣ и вз съ Танечкой и Лежала на спинѣ и слу не думая ни о чемъ и слушая тихое дыханье ребенка. Смотрѣла вѣъ въ замерзшія окна, съ слабыми искорками на льдинкахъ. Въ комнатѣ было холодно. Спавшіе у друго<й> стѣнкѣ на одной постели мальчики, все время ворочились и стягивали одинъ съ другого одѣяло. За стѣной слышалось ровное и неустанное какъ капель шопотъ сестры и. Ему отвѣчало мычанье.

Въ голову какъ вошло сййте разумное, такъ и не выходило. Стала ду

// л. 5. об.

думать о школѣ, но желтая лысая голова съ Чорной бахромкой мѣшала и на умѣ вертѣлись слова сѣйте разумное…

// л. 6.