ДЕШЕВАЯ БИБЛIОТЕКА ДЛЯ СЕМЬИ И ШКОЛЫ.
И. Шмелевъ.
ГАССАНЪ И ЕГО ДЖЕДДИ.
РАЗСКАЗЪ.
Цѣна 35 коп. Москва – 1917.
ДЕШЕВАЯ БИБЛIОТЕКА ДЛЯ СЕМЬИ И ШКОЛЫ.
И. Шмелевъ.
ГАССАНЪ И ЕГО ДЖЕДДИ.
РАЗСКАЗЪ.
Изданiе редакцiи журнала
„ЮНАЯ РОССIЯ“
Москва, Б. Молчановка, д. № 18.
МОСКВА.
Типографiя К. Л. Меньшова, Арбатъ, Никольскiй пер., д. 21.
1917.
Гассанъ и его Джедди.
РАЗСКАЗЪ.
_____
ГЛАВА I.
Тому, что я хочу разсказать, прошло лѣтъ десять, но всякiй разъ, каък ночью на Пасху слышу я торжественный звонъ колоколовъ, въ моей памяти ясно встаетъ сухая, какъ изъ бронзы отлитая, фигура старика Гассана и маленькая, какъ птичка, то печальная, то порывисто веселая Джедди съ большими глазами. Ихъ уже нѣтъ теперь въ живыхъ. Они уши отъ земли въ неизвѣстную страну правды и вѣчнаго свѣта. И мнѣ становится грустно, грустно…
Первый разъ я встрѣтилъ Гассана на берегу Чернаго моря, въ небольшомъ городкѣ кавказскаго побережья.
Былъ теплый iюльскiй вечеръ. Солнце собиралось опуститься въ морскую пучину. Начиналась легкая зыбь на вечерней зарѣ. Я сидѣлъ на дамбѣ, свѣсивъ ноги надъ плескавшимся моремъ. Тянуло холодкомъ. Небольшiе баркасы и шхуны едва покачивались, шурша другъ о друга боками. Пахло смолой, водорослями и соленую свѣжестью моря.
Солнце все ниже и ниже… Скоро съ далекаго запада двинется ночная синева волнъ.
- 4 -
Рѣзкiй свистъ чего-то по воздуху заставилъ меня оглянуться. Шагахъ въ десяти, турокъ въ фескѣ, длинномъ черномъ пиджакѣ и туфляхъ на босу ногу энергично вертѣлъ бечеву съ грузиломъ, собираясь забросить въ море. Его стройная, сухая фигура съ фздрагивающей кисточкой фески ярко рисовалась на фонѣ освѣщаннаго неба, какъ тѣневая картинка. Недалеко отъ него маленькая дѣвочка въ аломъ халатикѣ и въ малиновыхъ бархатныхъ туфляхъ, раскрывъ пунцовыя губки, слѣдила, какъ старикъ вертѣлъ бечеву. Вотъ турокъ вытянулся, подпрыгнулъ, щелкнули туфли, и бечевка со свистомъ далеко вытянулась въ легкiя волны. Турокъ присѣлъ, дѣвочка точно повторила его движенiе, положила на ладошки головку и затихла. Ясно выдѣлялись на солнцѣ контуры этихъ двухъ фигуръ.
Пойти посмотрѣть, что за ловля!..
На привѣтствiе турокъ нѣсколько разъ качнулъ головой, и быстро затрепетала уморительная кисточка. Дѣвочка пугливо взглянула и тотчасъ же закрыла лицо загорѣлыми пальчиками.
– Богъ въ помощь! – сказалъ я.
– Алла… Алаа. – пробормоталъ старикъ. – поклонись, Джедди! – должно быть, сказалъ онъ дѣвочкѣ на своемъ языкѣ.
Джедди отняла пальчики, приложила ихъ ко лбу, и на меня взглянули двi черныя сливы. Я уловилъ въ нихъ испугъ. Тоненькiе пальчики снова закрыли глаза.
– Глюпъ… онъ еще очень малъ… чужой… – сказалъ турокъ, коверкая слова. – Баринъ боялся… глаза спряталъ. Хорошiй баринъ…
- 5 -
Мы иразговорились. Джедди нѣсколько разъ открывала лицо и старалась привыкнуть.
Я погладилъ ее по головкѣ. Она пугливо отодвилась. Я далъ ей монету. Она отклонила ее гарцiознымъ движенiем ладошки.
Солнце собралось опуститься въ море. Оно уже коснулось нижнимъ краемъ воды и сразу стало приплюснутымъ, какъ каравай хлѣба на громадномъ синем блюдѣ.
Турокъ пробормоталъ что-то, быстро собралъ снасть, вытащилъ тряпку, разостлалъ ее на камняхъ и опустился на колѣни. Джедди стала съ нимъ рядомъ и сложила ладошки. Они творили молитву.
Турокъ раскачивался, и его кисточка встряхивалась и прыгала. Джедди тихо кивала головкой и лепетала что-то, искоса поглядывая на меня.
Молитва кончилась.
Солнце приняло видъ яйца, горбушки, точки и провалилось въ пучину. Птемнѣло море. Силнѣй зашумѣли волны.
Джедди что-то сказала. Старикъ кивнулъ головой.
– Что она сказала? – спросилъ я.
– Штормъ… большой штормъ… Джедди хорошо знаетъ море. Ей самъ Аллахъ говоритъ…
Джедди сидѣла неподвижно. Порывы вѣтра играли ея черными локонами. Блѣдное личико было печально, а глаза смотрѣли на море, точно отыскивая тамъ что-то. Она указала пальчикомъ вдаль и залепетала.
Я спросилъ Гассана.
– Бригъ тамъ. Онъ спѣшитъ отъ шторма. Джедди безпокоится…
– Безпокоится?
- 6 -
– Да… Какъ шторма или осенью буря, Джедди не спитъ ночи… Все плачетъ… плачетъ… говоритъ: – „страшно на морѣ“… Или начнетъ просить – на руки ее взять, на море идти… И мы… мы идемъ къ маяку… Я закутаю ее, и мы стоимъ… долго стоимъ. А вѣтеръ рветъ все. Шумитъ камни, гремитъ камни… Да, Аллахъ говоритъ ей… и всегда мы увидимъ какой-нибудь бригъ или шхуну. Ихъ треплетъ волнами. Дождемся ихъ, и тогда – домой… О, ей самъ Аллахъ говоритъ, самъ Аллахъ…
Что-то заскрипѣло около. Я обернулся. На морской станцiи поднимали сигналъ: NNO – сильный штормъ.
– Ге! – сказалъ Гассанъ, – Ге! А она еще утро зналъ… утро лепеталъ: „шторма, шторма“… Объ Али плакалъ… Какъ объ Али плакалъ, –шторма пришла…
– Али… Али… – зашептала Джедди, смотря въ темнѣющее море.
– А кто это Али?
– Али? Али – отецъ Джедди… Али – сынъ мой…
– Но почему же Джедди плачетъ? Онъ умеръ, или живетъ далеко, Гассанъ?
– Али тамъ… – указалъ турокъ въ море. – Годъ тамъ… ушелъ… Да… и не придетъ Али… Море не дастъ его… никогда…
– Онъ погибъ?
– Ни-ни… – закачалъ Гассанъ головой. – Ни!.. Его Аллахъ взялъ… Али не погибалъ, не погибалъ Али… Тѣло его тамъ… а онъ, онъ… Али –у Аллаха. – Али, Али… – задумчиво шепталъ старикъ.
– Али! – какъ вздохъ, вырвалось изъ ротика Джедди, – Али! – Она указывала пальчикомъ въ море. – Стамбулъ… Али…
- 7 -
Въ ея лепетѣ слышался зовъ – печальный, тревожный, слышались слезы. Она закрыла лицо.
– Ге! Джедди! – сказалъ Гассанъ. Онъ потрепалъ Джедди по щекѣ и что-то сказалъ на родномъ языкѣ.
Джедди склонилась къ нему. Ея большiе глаза неподвижно смотрѣли въ синiе, все болѣе и болѣе нароставшiе валы. Вѣтеръ крѣпчалъ.
– Что вы сказали ей, Гассанъ?
– Сказалъ? Я сказала, – не надо… плакать не надо… Али скоро придетъ… Джедди давно ждетъ…
– А… такъ она не знаетъ, что онъ погибъ?
Старикъ схватилъ меня за руку. На его темномъ лицѣ отразился испугъ.
– Ни… ни… Великiй Аллахъ накажетъ… Джедди не знаетъ… Джедди ждетъ Али… Онъ поѣхалъ въ Стамбулъ покупать ей новыя туфли… Да, да… пусть не знаетъ…
И я понялъ, почему Джедди плачетъ въ бурныя ночи и зоветъ Гассана на море, когда шумитъ буря.
Ближе подходитъ бригъ. Его трехъ-этажныя мачты гнулись, и глухо пощелкивали паруса. Видно было, какъ на бригѣ работали, готовясь пристать. Вотъ бригъ повернулся и сталъ подходить бокомъ. Заскипѣли цѣпи: это спускали якорь.
Джедди уже не смотрѣла на бригъ; она прижималась къ Гассану, каък птичка на скалѣ. Плечики ея вздрагивали.
– Миля, миля… – бормоталъ старикъ по-русски, укутывая ее въ свой черный пиджакъ.
Темнѣло. На шхунахъ поднимали огни. Море шумѣло. Краснымъ глязомъ смотрѣлъ маякъ со скалы.
– Ждетъ… все ждетъ… – вдругъ сказалъ Гассанъ
- 8 -
и затихъ. Что-то влекло меня къ этимъ двумъ существамъ, такимъ сиротливымъ, одинокимъ, такимъ жалкимъ передъ этимъ суровымъ моремъ. Но пора домой.
Я вщялъ руку Гассана и крѣпко пожалъ на прощанье. Старикъ посмотрѣлъ на меня и вдругъ сталъ трясти мою руку. Что онъ хотѣлъ сказать? Можетъ быть, подѣлиться своимъ горемъ? Онъ все не отпускалъ моей руки. Я понялъ его и сѣлъ рядомъ.
– Ге, Ге! – одобрительно произнесъ онъ. – Хорошiй ты, барина… добрый барина… Гассанъ тебѣ будетъ сказалъ… все сказалъ… Ты давалъ руку Гассанъ… Никто не давалъ руку Гассанъ. Полицей ругалъ Гассанъ… Хозяинъ ругалъ… всѣ ругалъ, ты одинъ не ругалъ…
– Ну, Гассанъ, скажите что-нибудь о себѣ… объ Али…
Я помню ясно, какъ турокъ довѣрчиво положилъ мнѣ на руку свою грубую ладонь и вздохнулъ.
– Али… да… Али… Годъ скоро… скоро годъ… – глухо сказалъ онъ. – Вотъ солнца холодный станетъ, и годъ будетъ… Нордоста*)шумѣлъ… Шторма стоялъ на морѣ… Али собирался въ море… Никапулла посылалъ. – „Не ѣзди, Али, – сказялъ я, – не ѣзди“. Джедди больной былъ, плакалъ, кричалъ, Али не служилъ… чилавэкъ такой… Грекъ Никапулла… богатый, большой богатый… Пшеницу покупалъ… Шхуны ходилъ у него… тридцать шхуны… рыбу ловилъ, заводъ рыбный… Большой чи-
- 9 -
лавэкъ, – нужно ѣхать. Прогонялъ онъ Али и тогда ходи голодать… И не хотѣлъ Али ѣхать… не хотѣлъ… – „Ѣзди, ѣзди за кефаль,*) ѣзди!“ –сказалъ Никапулла. – Не дамъ деньга, выгоню въ шею, и будешь, какъ собака“… Еще греки были… у Али… на шхунѣ ходили… сталъ смѣяться: „трусъ, трусъ! Море боялся“… А Али моря не боялся, онъ ничего не боялся… Онъ Джедди жалѣла, много жалѣла… Больной была… уголекъ была… вотъ какой горячiй… Пошла Али на море, и я пошла на море. Шумъ, шумъ… такой… Шайтанъ ходилъ, камни кидалъ, у маякъ кидалъ… Большой скала въ море упалъ… вонъ!..
Подъ маякомъ, во тьмѣ надвигающейся ночи, я различалъ фантастическую группу обломковъ известковаго камня.
– Станцiю срывалъ… потомъ новый ставили… Пограничника**) въ море бросалъ. И поѣхалъ Али…
Море разыгралось. Вѣтеръ срывалъ и добрасывалъ въ насъ бѣлые гребешки волнъ.
– И нѣтъ его, нѣтъ Али…
– Али… – печально пролепетала Джедди и показала пальчикомъ въ море. – Джамахэ…
– Да, да… – закачалъ Гассанъ головой, – Лжаммахэ…
– Что это за Джамахэ?
– Шхуна… Али ѣздилъ въ море… Ге! ничего не забылъ… Малъ-малъ, помнитъъ… какой, ишь какой памятливый… Сказалъ такъ Аллахъ, и нѣтъ Али… И одни.. мать помиралъ въ Стамбулъ, молодой совсѣмъ… Али на перевозъ былъ, товаръ возилъ… Прi-
- 10 -
Ѣхала чорта пузатая, Никапулла, въ Стамбулъ, Джедди смотрѣлъ… „Хорошiй какой, ой, какой хорошiй Джедди… совсѣмъ красивый“, –говорилъ, долго говорилъ. Феску мнѣ покупалъ, Али шарфу. Джедди шелковый шаль… хорошiй шаль. Деньги давалъ… Ѣзди къ намъ, ѣзди! рыбу лови, на шхунѣ ходи!“ Поѣхалъ Али на чужой сторона, меня забиралъ, Джедди забиралъ… Джедди ѣхалъ, – Гассанъ ѣхалъ. Нѣтъ Джедди, Гассанъ зачѣмъ жить… и вотъ… нѣтъ Али… нѣтъ… – Гассанъ вздохнулъ.
– А у насъ въ Стамбулъ.. ой, хорошо у насъ въ Стамбулъ… Ѣзди къ намъ, – вдругъ сказалъ мнѣ Гассанъ, оживившись. – Хлѣбъ у насъ, пшеничный хлѣбъ… до солнца – копейка фунтъ, а вечеромъ – два даютъ. Ѣзди къ намъ, барина, совсѣмъ ѣзди, – говорилъ турокъ, забывъ, что онъ уже не въ Стамбулѣ. – У васъ плохо… плохо у васъ… А Али думалъ!.. прошелъ зима, получалъ деньга, ѣхалъ въ Стамбулъ… А Джедди болѣлъ все… все кашлялъ: ихи… – ихи… А тамъ тепло у насъ… Солнца все ждалъ… и вотъ…
Громадный валъ съ трескомъ ударилъ въ дамбу и окатилъ насъ. Джедди вскрикнула и обѣжала назадъ. Она испуганно смотрѣла въ море, и я ясно слышалъ, какъ она лепетала:
– Али… Али… Джамахэ…
Гассанъ свернулъ снасти, поднялъ Джедди. Запахнулъ ее въ пиджакъ и поклонился мнѣ. Я долго смотрѣлъ имъ вслѣдъ. Шхуны уже съ шумомъ сталкивались другъ съ другомъ, и команда спѣшила поставить ихъ на вторые якоря. На станцiи уже висѣли сигналы: „крѣпче“ „NO“, „осторожнѣй“, „не выходить въ море“, „ожидается сильный штормъ“.
- 11 -
То и дѣло слышалось громыханье: это валы катали прибрежные камни. Вдали показалась огненная точка, и, заглушая ревъ вѣтра, протянулся гудокъ…
Это почтовый пароходъ спѣшилъ зайти въ гавань.
Слѣдующiе дни я часто встрѣчалъ Гассана и его Джедди.
Бывало, сидишь на высокой скалѣ, у курзала. Солнце печетъ, снизу доносится ласковый ропотъ прибоя. Пестрыми пятнами мелькаютъ группы туристовъ. У пристани покачиваются шхуны. А море едва-едва дышитъ.
Гдѣ-нибудь на берегу Гассанъ, навѣрное, гдѣ-нибудь… Я навожу бинокль и смотрю. Вонъ, у купаленъ, слушатся сѣти и „дорожки“ для ловли кефали, – Гассана не видно. Вонъ развалины турецкой крѣпости и старая акацiя. Онъ часто сидитъ тамъ; – нѣтъ, не видно. Вонъ за пристанью – маленькая бухта… Мелькнуло что-то красное… Стой! это халатикъ Джедди… – Да, это она. А вонъ и Гассанъ сидитъ на корточкахъ и перебираетъ берегомъ, ловко скользя по узкимъ тропинкамъ надъ моремъ. Гассанъ все ближе… Онъ, конечно, пробирается въ „старый“ городъ, значитъ, пройдетъ подъ скалой. Какъ мнѣ хочется поговорить съ нимъ, полюбоваться на красавицу Джедди!
– Гассанъ!.. Гассанъ!.. – кричу я.
Джедди поднимаетъ глаза, закрылась ладошкой отъ солнца. Я отсюда вижу эти черныя вишни на нѣжномъ чуть загорѣломъ лицѣ.
- 12 -
– Ге – Ге! – кричитъ снизу Гассанъ, – Ге!.. ловилъ крабъ!.. ловилъ крабъ!.. – Джедди говорилъ!..
И Гссанъ показываетъ что-то въ красномъ платочкѣ. Я быстро спускаюсь къ морю.
– Здравствуй, Гассанъ! Джедди! здравствуй, птичка, здравствуй!..
Я цѣлую ея пальчики, а она все закрывается другой ладошкой. Ея коралловыя губки открыты: ей жарко.
– Какая хорошенькая у тебя Джедди…
Гассанъ потрепалъ ее по щечкѣ.
– Красивый… самый красивый… У самъ великiй султанъ нэтъ такой. Большой денегъ давали, – не давалъ…
– Деньги давали? за Джедди?
– Давали… Чорта толстопуза давалъ, Никапулла… Въ дочери, говорила, возьму… У него дочь не былъ… Не давалъ я, ни-ни… А я тебэ крабъ ловилъ… на-на… Джедди говорилъ, – крабъ лови, барина крабъ лови… – Джедди!
Я посмотрѣлъ на нее. Она прижалась головой къ жесткой щекѣ Гассана и задумчиво смотрѣла на меня.
Я взялъ краба. Это былъ прекрасный экземпляръ.
– Скажи ей, Гассанъ, скажи, что я радъ… скажи, что я всегда буду любить ее, эту птичку Джедди, и куплю ей золоченыя туфли.
Гассанъ перевелъ.
Джедди качнула головкой. Ея глаза стали еще больше. Она что-то сказала.
– Джедди сказалъ, – не надо… Туфли Али покупалъ, въ Стамбулъ покупалъ… привозилъ…
– А куклу хочешь Джедди?
- 13 -
Гассанъ перевелъ.
– Ге! Джеди не зналъ кукля… какой кукля…
– Не знаетъ? – ну, я подарю ей… А вотъ тебѣ за краба, Гассанъ.
Я далъ турку придцать копеекъ.
Гассанъ покачалъ головой.
– ни-ни… Гассанъ крабъ ловилъ… э… э… э… деньга не бралъ… дарилъ Гассанъ… э… не нада…
Гассанъ какъ-будто обидѣлся. Онъ кивнулъ головой и скрылся за береговымъ уступомъ.
Вечеромъ я засталъ Гассана и Джедди на дамбѣ.
Турокъ ловилъ бычковъ, Джедди собирала гальку, бросала камешки въ море и слѣдила за крабами.
Маленькiе черные крабики выползла изъ щелей дамбы, грѣлись на солнцѣ и быстро удирали, едва тѣнь руки набѣгала на нихъ.
Гибкая Джедди, какъ стрекоза, гонялась за ними по камешкамъ.
– Джедди! – позвалъ я ее.
Дѣвочка повернула головку.
– Вотъ тебѣ кукла…
Я показалъ ей большую нарядную куклу.
Дѣвочка захлопала въ ладошки.
– Джедди… Джедди… – закричала она. Ея лицо преобразилось. Дѣтская неудержимая радость била фонтаномъ изъ всей ея нѣжной фигурки.
Джедди взяла куклу и прижала къ себѣ. Она смотрѣла на куклу, опустивъ свои длинныя рѣсницы. Передъ нами была картинка.
Гассанъ качалъ головой. Сухое лицо стало нѣжнымъ и улыбалось.
– Рука твой давай!.. давай скорѣй твой рука! –
иллюстрация
- 15 -
вдругъ сказалъ онъ, протянувъ мнѣ мозолистую коричневую ладонь. – Твой я… твой Гассанъ… Не чужой ты… ни… ни… чужой…
– Джедди! – сказалъ я и помманилъ.
Дѣвочка довѣрчиво подошла ко мнѣ. Я взялъ ея ручки съ синими, прозрачными жилками.
– Кукля… кукля… – лепетала Джедди. – Джедди… кукля…
Ея глаза такъ смотрѣли на куклу, въ нихъ было столько маленькаго счастья и любви, что теперь, десять лѣтъ спустя, я не могу забыть этого взгляда.
Захрустѣлъ гравiй подъ тяжелыми шагами. Что-то запыхтѣло позади и засопѣло. Я обернулся.
Въ черномъ пиджакѣ, въ яркомъ галстукѣ и большой соломенной шляпѣ стоялъ обрубокъ сала. Короткiя ножки, громадный животъ, круглые пальцы съ бирюзовымъ перстнемъ, заплывшее жиромъ лицо съ пучками черныхъ усовъ и выпученные сонные глазки. Обрубокъ сопѣлъ, какъ пароходъ.
Гассанъ вскочилъ и закланялся, прижимая руку ко лбу, и смѣшно трепетала его кисточка на фескѣ.
Джедди, какъ мышка, спряталась за меня. Она лепетала что-то. Я взялъ ее на руки.
– Никапулла… Никапулла… – бормоталъ Гассанъ.
Грекъ заговорилъ по-турецки. Гассанъ отвѣчалъ плаксивымъ тономъ и все кланялся. Долго гвоорили они. Грекъ жестикулировалъ, хрипѣлъ, сопѣлъ и даже плевался.
Гассанъ испуганно вертѣлъ головой, прижималъ руку къ сердцу.
Наконецъ, обрубокъ ушелъ, ругаясь.
– Что такое? – спросилъ я.
- 16 -
– Что, что? – какъ-то растерянно говорилъ турокъ. – Покупала… опять покупала… сто рубля давала… два сто рубля давала… Шайтанъ! Ай, какой челавэкъ! ай, ай…
Джедди вздрагивала у меня на рукахъ, поминутно обертываясь.
– Ишь… чорта! напугала… – Джедди боится… Джедди знаетъ Никапулла… Посылалъ Али ночью… ОНъ была у насъ и кричала: „ѣзди въ море! Ѣзди въ море!..“
Когда я уѣзжалъ на сѣверъ, было свѣжее осеннее утро. Пароходъ стоялъ въ полверстѣ. Баркасъ готовился отчалить. Гассанъ и Джедди были на пристани. Джедди стояла, закрывъ ладошками лицо: она тихо плакала. Она привыкла ко мнѣ, и ей жаль было разставаться. Кукла, уже сильно потрепанная, лежала у ея ногъ. Гассанъ ласково кивалъ головой, глаза его были печальны. Онъ кланялся, прижимая ладонь ко лбу, и уморительно подрагивала его кисточка.
А Джедди стояла, закрывъ руками лицо.
ГЛАВА II.
Прошло около года. Ранней весной я снова былъ на югѣ и посѣтилъ тихiй городокъ, окруженный горвми, мирно дремлющiй подъ тихiй плескъ моря. Была весна, конецъ марта. Еще два дня назадъ поѣздъ мчалъ меня по снѣжнымъ полямъ.
Только хвоя радовала глазъ неумирающей зеленью.
А здѣсь! Вишни уже отцвѣли. Густая зелень акацiй встрѣчала раннее лѣто. Ребятишки протягивали букеты цвѣтовъ.
- 17 -
Розы были облиты душистыми гроздьями тяжелыхъ бутоновъ. Виноградъ обѣщалъ урожай. Далеко протянулась темная зелень табачныхъ плантацiй.
Вотъ оно! Море! Оно издалека зоветъ своей безмятежной синевой.
Я снова сижу на развалинахъ турецкой крѣпости. Вечеръ. Да, это былъ вечеръ Великой Субботы. Первый разъ въ жизни своей я встрѣчалъ праздникъ Воскресенiя у вѣчнаго, неумирающаго моря.
Но что со мной, я чувствую какую-то грусть… А, я вспоминаю о маленькой феѣ съ большими глазами. „Али… Али…“ – печально звенитъ въ моихъ ушахъ нѣжный лепетъ… – „Джамахэ“… Я хочу видѣть ее, любоваться ею, слушать этотъ тихiй, какъ вздохъ, лепетъ… Я хочу видѣть добряка – Гассана. Я жду… Но ихъ нѣтъ… И я не знаю, гдѣ спросить о нихъ.
Тихо на пристани. Тамъ нѣтъ сегодня обычнаго шума. Солнце, каък и въ тотъ первый вечеръ встрѣчи, точно покачивается надъ водяной бездной.
Сегодня я не увижу ихъ. А можетъ быть, они уѣхали въ свой Стамбулъ, и Джедди весело плещется въ теплыхъ синихъ волнахъ, болтая ножками… Какое тихое море!.. Какъ грустно!.. Вонъ медленно движется черная фигурка по берегу къ пристани. Я слѣжу. Вотъ она поравнялась съ шхунами и уже идетъ по краю дамбы, садится на камни…
Пойти поговорить, узнать о нихъ…
Я на пристани. Красная феска, кисточка болтается сбоку, бронзовый профиль…
– Гассанъ!.. это ты!.. Да, это былъ Гассанъ.
Онъ обернулся, посмотрѣлъ на меня и закивалъ головой часто-часто. Дѣтская улыбка расплылась по
- 18 -
его темному лицу, въ глазахъ сверкнула наподдѣльная радость. Онъ поднялся и приложилъ руку ко лбу.
– Здравствуй, здравствуй!.. Прiѣхала… Узналъ тебя, узналъ…
Мы долго жали другъ другу руки. Гассанъ хотѣлъ сказать что-то и остановился. Въ его глазахъ я уловилъ тяжелую скорбь.
– Джедди, Гассанъ? гдѣ Джедди?..
Турокъ свернулъ голову на бокъ и жалобно посмотрѣлъ на меня. Его черные усы вздрагивали. Ввалившiеся глаза стали тусклы.
– Джедди… Джедди… – растерянно повторялъ онъ, бѣгая глазами около себя. – Ни… ни… Джедди…
Голосъ его дрожалъ. Онъ вдругъ съежился весь, затрясся, закачалъ головой и тихо заплакалъ. Такъ плачутъ дѣти. Безпомощно трепетала кисточка фески. А слезы ползли по сухому лицу на усы…
Передо мной былъ ребенокъ, жалкiй, забитый, слабый. Горе сквозило во всей фигурѣ Гассана, даже въ этой вздрагивающей кисточкѣ…
Кругомъ было тихо. Я слышалъ, какъ крабики пощелкивали своими клешнями. Солнце тонуло…
– Что случилось съ Джедди? – Ее украли? – вспомнилъ я вдругъ толстаго Никапуллу.
– Ни… ни…
– Ты продалъ ее??..
– Гхе!.. – вырвался гортанный крикъ изъ горла турка. – Продала?... я продала? – Его глаза сверкнули. – Лучша, лучша… продала!... была бы жива!..
– Джедди умерла??.
– Да… да… ушла… ушла… Аллахъ сказалъ: иди… и Джедди… нѣтъ… и Гассанъ одинъ стала…
- 19 -
Солнце опустилось въ море наполовину. Гассанъ творилъ молитву. Я отошелъ.
Долго раскачивался турокъ, смотря на солнце, туда, гдѣ была Мекка.
Я закрывалъ глаза, я вызвалъ въ своей памяти милый образъ ребенка-феи. Я думалъ, что вотъ открою глаза и увижу ее, какъ тогда… Но ея нѣтъ. Я вижу тихо покачивающiеся баркасы и старика Гассана. Какъ онъ жалокъ! Его черный пиджакъ сильно потрепанъ, кой-гдѣ схваченъ суровой ниткой; на туфляхъ – заплатки.
Молитва кончилась. Гассанъ сидѣлъ, скрестивъ ноги, смотря въ одну точку, – въ море. Сѣлъ и я.
Стайка морскихъ куличковъ съ пискомъ скользнула надъ моремъ.
– Гассанъ! скажи же что-нибудь о Джедди…
– Джедди… О!!! – Турокъ вздохнулъ. Ты… ты… тебѣ скажу… только тебѣ… Добрый ты…
Я понялъ, что для старика было святымъ дѣломъ говорить о ней.
– Джедди слышитъ… слышитъ… – тихо сказалъ Гассанъ, осматриваясь. – Она придетъ здѣсь и сидитъ… и слышитъ… Кто любитъ, тотъ придетъ и слышитъ… Вотъ… туфли… Джедди туфли…
Онъ вытащилъ изъ бокового кармана маленькiя, знакомыя мнѣ туфельки и поставилъ около. Его лицо было торжественно-строго.
– О! теперь она пришла… пришла…
Онъ провелъ рукой надъ туфлями, точно обнимая невидимую джедди. Я не могъ оторвать глазъ отъ туфель… Онѣ были точно живыя. Я понялъ Гассана: Джедди должна быть тутъ, съ нами…
- 20 -
– Слушай…
Гассанъ говорилъ тихо. Часто онъ останавливался, и тогда ясно слышался легкiй, какъ лепетъ Джедди, плескъ волнъ. Черные крабики выставились изъ щелей, дышали морскимъ воздухомъ и тоже слушали.
– Слушай… Ты уѣхала… мы пошли… Джедди все говорилъ кукли… какъ вѣтерокъ, говорилъ кукли: „она придетъ, Джедди, она придетъ“… О тебѣ гвоорилъ… я спалъ, и кукля держалъ… И днемъ говорилъ… и другой днемъ говорилъ… ходилъ рыбу ловилъ, – три ходилъ и кукля носилъ… „Барина, говорилъ, прiѣдилъ баина“… Ты прiѣдилъ, и Али прiѣдилъ, и Джамахэ… Я говорилъ: „ѣдемъ въ Стамбулъ!!!“ А онъ: „ни… ни ѣдемъ въ Стамбулъ… Али прiѣхалъ, баина прiѣхалъ, тогда въ Стамбулъ ѣхалъ“…
Джедди ждала отца, Джедди думала обо мнѣ…
– Дальше, Гассанъ!
– А Али не ѣхалъ… и ты не ѣхалъ… А Никапулла, жирна чорта, говорилъ Джедди… утонула Али и Джамахэ, и не прiѣдетъ… Я ему рожу плевалъ и за усы хваталъ… и Джедди кричалъ и плакалъ… И турки нашъ Никапулла колотилъ и билъ…
Почти у самой пристани вынырнули дельфины. Они выпрыгивали и падали бокомъ, брызгая воду.
– Шторма… Дельфинъ игралъ, – шторма…
– Дальше, Гассанъ!
– Да… Никапулла въ судъ ходилъ, и турки наши въ тюрьмѣ сидѣлъ… два недѣль сидѣлъ… Я сказала Джедди: „Никапулла обманывалъ, Али въ Стамбулъ засидѣлъ, скоро бывалъ, письмо присылалъ“… Джедди вѣрилъ и плакалъ…
- 21 -
Гассанъ взялъ мою руку и сталъ говорить громче.
– Штормъ была… сильный буря. Камни шумѣлъ, маякъ тушилъ, баркасъ швырялъ на камни…
– Да баракаъ въ море топилъ и наши турки три потопилъ… Ночь… ночь… Джедди не спалъ, кукла держалъ, лепеталъ: „Али… Али“… Меня тормахала: „Али… Али… на море ступай!.. Смотри Али!..“ – Нордоста свистѣла, ледъ замерзала… „На море иди! Али смотри“!.. Взялъ я Джедди… горячiй былъ… вся красный, какъ туфля… Закрылъ шаль, къ морю пошли… У-у-у… Темъ, какъ черный глазъ… Шумитъ-шумитъ… камни шумитъ… гремитъ-гремитъ… Стали у маяка… – „Ну? что? – говорилъ я: – кто поѣдилъ въ темь? Черный глазъ, – ничего не видали… Спитъ Али въ Стамбулъ, солнца ждетъ… Какъ солнца высоко ходилъ, – прiѣдилъ Али… Домой надо… всѣ спятъ… Шайтанъ по морю ходилъ“… – Джедди кричалъ: – „Али! Али!... Джамахэ“… Кричалъ, дрожалъ… плакалъ, барина, тебя звалъ… Все кричалъ: „ѣзди въ Стамбулъ! Сейчасъ ѣзди!.. Проси Накапулла… у него бригъ ходила… ѣзди! Али хочу!..“ Трепалъ насъ шайтанъ, пошелъ мы домой…
Жжж… шштит… – Золотой змѣй протянулась въ темнѣвшемъ небѣ ракета, щелкнула и разсыпалась въ море. Кто-то уже встрѣчалъ Святую ночь.
Гассанъ уныло проводилъ взглядомъ ракету и замолчалъ. Я подалъ ему руку.
– Дальше, Гассанъ!..
– Ну… пришли домой… Джедди спалъ, хрипѣлъ: хрии-хри… все хрипѣлъ… Горячiй… у-у-у… Кукля кричалъ, барина кричалъ. Али кричалъ… День кричалъ… хрипѣлъ… Турки наши пришелъ, докторъ звалъ…
- 22 -
Джедди хрипѣлъ, не дышалъ… Докторъ говорилъ – горла рѣзалъ… не давалъ… „Ой, зачѣмъ рѣзалъ? Аллахъ не велѣла!“ Кричалъ докторъ, ругалась… Не давалъ, ни-ни… Ушла докторъ… Утро стала, солнца вышла… Джедди глазъ открылъ и Али сказалъ… и барина сказалъ… и… захрипѣ-ѣлъ… и… смерть пришелъ… И кричалъ Гассанъ… Аллахъ сказалъ такъ… Великiй Аллахъ…
А Джедди кричалъ: – „Али! Али!.. Джамахэ“.
Старикъ сидѣлъ неподвижно, низко опустивъ голову. Молчалъ и я. Ночь наступила быстро. Въ сторонѣ курзала вспыхивали съ трескомъ ракеты. Десятки огненныхъ нитей тянулись къ звѣздамъ. Совсѣмъ почернѣло море. Вздрагивали верхушки зыби, схватывая тихiе лучи звѣздъ. Время бѣжало…
Я не хотѣлъ уходить. Мнѣ все казалось, что около насъ гдѣ-нибудь – Джедди: она забѣжала за край дамбы, сторожить крабика или собираетъ гальку…
– Ну, а ты, Гассанъ? Ты какъ теперь?
– Что я… Виноградъ копалъ… деньга бралъ и въ Стамбулъ, буду тамъ помиралъ, на роднйо землѣ. Тамъ тепло… хлѣбъ у насъ –пшеничный хлѣбъ… даромъ совсѣмъ… Ѣзди къ намъ, барина, ѣзди!..
– А Джедди? Вѣдь она здѣсь… И ты оставишь ее?..
– Ни-ни… Со мной она.. Туфли со мной, Джедди со мной, Джедди тамъ – укзаалъ онъ въ пространство; – Джедди тутъ, – указалъ онъ на сердце. – Аллахъ, Аллахъ!.. – Онъ покачалъ головой.
Снова вспыхнули и съ трескомъ разсыпались ракеты. Вздрогнулъ старикъ и сжалъ мою руку.
– Проклятой чужой сторона!.. твоя сторона. Бѣдный человѣкъ обижалъ… Гассанъ обижалъ…
иллюстрация
- 24 -
Турокъ затрясъ головой и заплакалъ.
– Чужой сторона… злой сторона… И солнце холодный, и море злой… и люди…
Я молчалъ. Гассанъ потерялъ слишкомъ много, и чужая сторона была для него страшной, и море было проклятымъ. Здѣсь онъ потерялъ все…
Мы долго сидѣли. Ночь висѣла надъ морской пучиной, глухая ночь. А старикъ не уходилъ въ свой жалкiй уголъ. Плескалось море. Становилось свѣжо.
– Бу-ммм… Ударъ колокола прокатился надъ моремъ и отозвался въ горахъ. Я вздрогнулъ…
Святая ночь!
Вздрогнулъ Гассанъ и вопросительно посмотрѣлъ на меня: его удивило, что ударили ночью.
– Сегодня въ ночь мы празднуемъ великiй праздникъ, Гассанъ. Сегодня ночью воскресъ нашъ Богъ и воскресилъ мертвыхъ…
Гассанъ шире раскрылъ глаза.
– Ты… сказала… Богъ… воскресилъ мертвыхъ…
– Да, Гассанъ. Мы такъ вѣримъ и это было такъ.
Турокъ недовѣрчиво покачалъ головой.
Я горячо сталъ говорить Гассану о Христѣ, о его жизни, страданiяхъ и воскресенiи. Онъ все качалъ головой.
– И когда будетъ конецъ этой жизни, Гассанъ, мы всѣ воскреснемъ и увидимъ всѣхъ, кого любили…
Гассанъ схватилъ меня за руку.
– Постой… постой барина… Ты говорила; вы… вы… А мы? Мы?.. Говори скорѣй!.. скорѣй говори!..
Онъ дрожалъ.
- 25 -
– А мы?.. А Джедди?.. скорѣй говори…
– И вы… и Джедди… всѣ, всѣ…
– Всѣ?.. и Али, и Джедди?..
– Всѣ, Гассанъ. Христосъ всѣхъ искупилъ. Онъ всѣхъ воскреситъ для новой, вѣчной жизни…
– Э!.. э… э… Христоса… хорошiй Христоса… Гассанъ будетъ любилъ Христоса… А-а… Джедди не ушелъ… Джедди живой… Гассанъ нашелъ Джедди… Джедди живой… и Али… и Христоса…
– Смотри, Гассанъ!
Я указалъ ему на ясно виднѣвшуюся площадку собора. Крестный ходъ съ хоругвями уже шелъ кругомъ; сотни огоньковъ рѣзали тьму южной ночи; звучно доносилась къ морю радостная пѣснь Воскресенiя.
А со скалы отъ курзала сыпались, взлетали, рвались, трещали ракеты, свѣчи, змѣи. Веселый перезвонъ плавалъ надъ моремъ и отдавался въ горахъ.
Гассанъ въ волненiи всталъ, слушалъ, смотрѣлъ и шепталъ: – Христоса… добрый Христоса… Гассанъ не зналъ Христоса… А… а ты, барина… барина… ты… не смѣялся? – вдругъ тревожно спросилъ онъ.
– Гассанъ!!!.
Онъ порывисто схватилъ меня за руку и потянулъ.
– Туда… туда… ближе… барина… добрый, хорошiй барина… Пойдемъ ко Христосу… Я хочу сказалъ Христосу твоему… „Не забудь Гассанъ, не забудь Джедди, не забудь Али!.. Отдай!“
Тррррахъ-ррахъ… тррр – съ грохотомъ взорвался гигантскiй фейерверкъ, и миллiоны огней освѣтили море… И мы пошли.
- 26 –
ГЛАВА III.
Каждый вечеръ я видѣлъ Гассана. Днемъ онъ работалъ въ виноградникахъ. Къ вечеру онъ приходилъ на дамбу и ловилъ рыбу. Мнѣ нравились его разсказы о Стамбулѣ, о Джедди. Послѣ той памятной ночи онъ уже не говорилъ такъ сильно: слѣпая вѣра жила въ немъ.
Онъ вѣрилъ, что добрый мой Христосъ приметъ во вниманiе, что добрый барина любитъ Гассана и Джедди и не забудетъ о немъ и его близкихъ. Вѣдь такъ плохо жилось Гассану!
– Ты, барина, сказала, – Христоса любила бѣдныхъ?..
– Да, Гассанъ.
– А-а-а… Я всегда былъ бѣдный, и Али бѣдный, и мой отецъ былъ бѣдный… мы всѣ былъ бѣдный…
Но когда я сазалъ, что Христосъ и его ученики занимались рыболовствомъ, Гассанъ совсѣмъ повеселѣлъ.
– Гхе! – сказалъ онъ, прищелкивая языкомъ: – и Гассанъ ловилъ рыба, и Али… много ловилъ, всю жизнь ловилъ… А Никапулла, барина? Христоса Никапулла какъ, а?
– Христосъ воздастъ каждому по заслугамъ…
– О-о-о… Никапулла плоха дѣла… Никапулла помиралъ, не вставалъ… Онъ Христоса не знала…
Мнѣ казалось, что Гассанъ въ душѣ пожалѣлъ, что дѣла Никапуллы плохи.
– А Христоса могъ дѣлалъ, какъ нашъ Магометъ, барина?..
- 27 -
– Да, Гассанъ. Христосъ воскрешалъ мертвыхъ, укрощалъ бури, спасалъ утопавшихъ…
– О-о-о… ты говорила… А-а-а-а… Али не погибалъ.. Христоса не зналъ… Христоса спасалъ Али… А-а-а… не зналъ Христоса… Я теперь пошелъ Стамбулъ и тамъ помиралъ… Я буду вспоминать Христоса, я буду просить Христоса: отдай Джедди, возьми Гассана! Дай руки, барина! Хорошiй ты, добрый ты, Гассанъ будилъ поминалъ тебя… Ѣзди къ Гассанъ, смотри нашу мечеть. Лучше нѣтъ… мраморный мечеть… золотой весь…
Гассанъ лелеялъ надежду уѣхать въ Стамбулъ. Онъ копилъ деньги, работая въ виноградникахъ, продавалъ туристамъ рыбу и крабовъ. Каждое утро сухая фигура его являлась подъ моимъ окномъ, выходившимъ въ виноградникъ, и Гассанъ громко барабанилъ въ ставню.
– Вставай! Солнца вышло… Гассанъ рыбу приносилъ… Крабъ приносилъ!..
Это были дары. Гассанъ былъ бы обиженъ, если бы я заплатилъ ему.
Разъ Гассанъ положилъ мнѣ на окно лепешку. Я попробовалъ. – прѣсная и сухая, какъ камень.
– Откуда это?
– О, ѣшь, ѣшь! Стамбулъ ѣздилъ нашъ, – привозилъ… Родной лепешекъ… Ѣшь, барина! Одна ѣшь, никому не давай.
Время шло. Мнѣ надо было уѣзжать. Гассанъ положительно ходилъ за мной по пятамъ и съ каждымъ днемъ все настойчивѣе звалъ въ свой Стамбулъ.
– Ѣзди… не поѣдешь назадъ… Ты любилъ солнца…
- 28 -
у насъ всегда солнца… А у васъ и солнца не свѣтитъ… Будемъ виноградъ садить, табакъ садить… а?..
Добрый Гассанъ! Моя рука начинаетъ дрожать и нѣмѣть, когда я подхожу къ грустному концу. Зачѣмъ случай поставилъ меня свидѣтелемъ печальнаго конца? Я уѣхалъ бы на сѣверъ и не зналъ ничего, ничего… Я увезъ бы печальный, милый образъ Джедди и добродушнаго Гассана съ его дѣтской вѣрой въ свѣтлое будущее…
До отъѣзда оставалось нѣсколько дней. Я и такъ загостился на югѣ. Былъ августъ въ началѣ. Уже поспѣвали раннiе сорта винограда. Гассанъ принесъ первую сочную гроздь. Я далъ ему денегъ купить на базарѣ большую корзину и запаковалъ виноградъ.
– Ѣдешь… – грустно сказалъ онъ, – ѣдешь… Прощай, прощай… Не забывай Гассанъ, не забывай Джедди…
Вечеромъ мы сидѣли у моря. Оно взволновалось. Начинался августовскiй нордъ-остъ. На морской станцiи то и дѣло скрипѣли подаваемые сигналы. Вѣтеръ мѣнялся; безпокойно вертѣлась на мачтѣ стрѣлка. Баркасы ставились на вторые якоря. Капитанъ большого парохода съѣхалъ на берегъ.
– Не пошла парохода, – сказалъ Гассанъ: – шторму ждутъ.
Море шумѣло. Я въ первый разъ видѣлъ такое бурное море. Съ сѣверо-востока шла туча. Съ нетерпѣнiемъ ждали додя. На горизонтѣ не видно было солнца: оно спряталось въ водяные пары. Тамъ что-то чернѣло. Это были громадныя волны.
– Ге! – сказалъ Гассанъ. – Будилъ несчастье…
Я вопросительно посмотрѣлъ на него.
- 29 -
– Будилъ… Аллахъ сказала.. Джедди прихдилъ… Спалъ, и приходилъ Джедди…
Я узналъ, что передъ сильной бурей Гассанъ видитъ во снѣ Джедди. Это была его примѣта.
На нашихъ глазахъ сорвало баркасъ съ якоря и трепало о камни. Команда старалась закрѣпить его якорями. Бурная ночь окутывала все. Море звѣремъ кидалось на дамбу.
Мы молчали, спрятавшись отъ вѣтра и волнъ за стѣнку. Гассанъ что-то говорилъ о Стамбулѣ, но за шумомъ прибоя не было слышно ни слова.
– Па-ро-хо-да! – сказалъ онъ вдругъ и насторожился.
Я выглянулъ изъ-за стѣны и посмотрѣлъ въ темноту. Черно. Страшно.
– Гудитъ… зоветъ…
Вѣтромъ донесло до меня протяжный гудокъ сирены. Я упрямо гляжу въ черноту.
Вотъ изъ-за дальняго мыса выбѣжали зеленые огоньки. Да, это почтовый пароходъ. Онъ спѣшитъ.
Волны били о камни, пѣна летѣла, я спрятался за стѣнку. Прошло минутъ двадцать. Спать не хотѣлось: я прощался съ моремъ. Гассанъ неподвижно сидѣлъ. Новый ревъ сирены. Мы взглянули. Вотъ онъ, пароходъ, – въ полверстѣ. Загрохотала цѣпь: якорь побѣжалъ искать дна. Пароходъ глядѣлъ огнями люковъ, по реямъ сверкали электрическiе огоньки. Цошвыриваемая[a] на гребняхъ волнъ стрѣлой полетѣла лодка таможни; матросы ловко охватывали веслами.
„Встрѣчу почту, и домой“… – рѣшилъ я.
Прошло съ полчаса. На пристани толпился народъ.
Гассанъ поднялся и сталъ всматриваться.
- 30 -
– Идетъ… – сказалъ онъ, показывая въ темноту. – Шторма бьетъ… – Камни… камни… Ге!! – рѣзко крикнулъ онъ толпѣ: – сторожи!. Несетъ!..
Гассанъ схватилъ меня за руку и указалъ въ море.
– Камни… камни… – кричалъ онъ мнѣ на ухо: – ихъ несла… на камни несла!..
Море ревѣло. Вѣтеръ старался сбросить насъ въ море: трудно было стоять. Въ темнотѣ, при отсвѣтѣ огоньковъ парохода, я различилъ подходившiй баркасъ. Его швыряло и относило въ сторону, на острый край дамбы, гдѣ громоздились безпорядочной массою камни.
Толпа струилась къ самому краю. Мы вздрогнули: съ баркаса кричали:
– Гхе!.. – крикнулъ Гассанъ, схватываясь за голову. – Понесла!.. давай лодка… скорѣй давай лодка!..
Онъ бѣгалъ по пристани, размахивая руками. Борты его пиджака развѣвались, какъ крылья черной птицы. Туфли щелкали по каменному мосту.
– Гхе! чорта смотрѣлъ… Я говорила… Люди тонулъ!.. скоро тонулъ!..
Всѣ точно застыли. Баркасъ несло на камни.
Вдругъ я замѣтилъ, какъ баркасъ вскинуло, поставило прямо на киль и… накрыло волной.
Крикъ толпы слился съ ревомъ моря.
– Тонулъ… тонулъ… Гассанъ не слушалъ!.. Аллахъ! Аллахъ!..
Гассанъ швырнулъ туфли, и онѣ запрыгали по пристани; онъ сорвалъ пиджакъ, шарфъ, феску.
Онъ съ силой рванулъ руку, когда я пытался схватить его.
- 31 -
– Ни-ни!.. – строго крикнулъ онъ на меня. – Гас-санъ пошла спасать…
Онъ бросился къ краю, вытянулся, сложивъ ладони и, дождавшись громаднаго вала, пропалъ въ темнотѣ. Я стоялъ и дрожалъ. Море окатывало меня пѣной. Внизу, влѣво, ворочались камни. Два молодыхъ грека отвязывали шлюпку и вызывали охотниковъ. Отъ станцiи бѣжали матросы. Море ревѣло.
А вдали, сiяя огнями, спокойно стоялъ пароходъ…
Баркасъ погибъ, погибло и нѣсколько человѣкъ пассажировъ. Только три гребца выбрались на мелкое песчаное мѣсто. Погибъ и Гасанъ. Утромъ я видѣлъ его трупъ; его выкинуло на камни вмѣстѣ съ другими. Я не узналъ его: такъ изувѣчило его море!
Принесли съ пристани пиджакъ, феску и туфли. Нѣсколько турокъ толпились, угрюмо смотрѣли и перекидывались отдѣльными словами. Кто-то поднялъ пиджакъ и наьросилъ на трупъ… И вдругъ изъ бокового кармана выпало что-то красное. Это была туфелька Джедди. Я сразу узналъ ее.
Я поднялъ туфельку и обратился къ туркамъ.
– Джедди, – сказалъ я. – Я хочу взять ее… Я заплачу!.. Пожилой толстый турокъ что-то сказалъ своимъ. Слышно было, каък они повторяли знакомыя имена: – Гассанъ… Джедди… Гассанъ…
Турокъ кивнулъ головой.
– Можна, – у Гассанъ никого нѣтъ…
Онъ порылся въ пиджакѣ, вытащилъ другую туфлю и подалъ мнѣ. потомъ порылся еще и вытащилъ старую потрепанную куклу.
Турки закачали головами.
– Кукля… кукля… – повторяли они, Джедди…
- 32 -
На ихъ угрюмыхъ лицахъ появилась улыбка.
Я объяснилъ имъ все. Они поняли, и толстый турокъ отдалъ мнѣ куклу.
– Твой. Твой… – сказалъ онъ… – Кукля твой… Ты знала Джедди… Бери и кукля…
Утромъ я уѣзжалъ на сѣверъ. Буря стихла. Море было почти спокойно. На горизонтѣ порхала на утихавшихъ волнахъ рыболовная шхуна…
И я вспомнилъ тихiй, какъ музыка, лепетъ:
– Али… Али… Джамахэ….
Теперь Гассанъ нашелъ свою милую Джедди… Теперь, и Джедди дождалась Али… А я, я берегу туфельки и куклу… Когда-нибудь и я увижу ихъ… ихъ…
Да, когда-нибудь…
_________