Лик скрытый (НИОР РГБ 387.8.6.)

НИОР РГБ

Фионд № 387

И. С. Шмелев

Картон № 8

Ед. хран. № 6

 

Шмелев

Иван Сергеевич

 

«Лик скрытый»

«Отпуск» — рассказ

1916 янв. 16 — февр. 12.

а-б ) Две ранних редакции, вторая — отрывок без конца. Машинопись с авторской правкой.                                                           24+9 лл.

в ) Разрозненные листы разных редакций.

Машинопись с авторской правкой.                                   18 лл.

Подпись: «Ив. Шмелев» на л. 18 рукописи «в».

 

«Слово» сб. 6, Книгоиздат-во писателей в Москве 1916.

Рассказы т. VIII Москва 1917

Стр. 5-60

 

 

                                                      Общее количество листов                      51

а ) Ранняя редакция.

24 лл.

Сушкинъ получилъ двухнедѣльный отпускъ. Въ батареѣ и въ штабѣ ему надавали порученiй. Батарейный[1] просилъ привезти[2] колбасы и пуншевой[3] карамели,[4] другiе — каждый по своему вкусу, а командиръ девизiона,[5] пожилой человѣкъ, отвелъ въ сторону и сказалъ, хмуря[6] сѣдѣющія брови:

— Зайдите-ка, подпоручикъ, въ синодальную типографію и купите вотъ такое, — онъ показалъ на вершокъ пальцами, — Евангелiе. Я затерялъ, а мнѣ прислали форматомъ больше. Самое маленькое купите.

Это порученіе было ему пріятно.[7] Сушкинъ съ гимназiи не бралъ въ руки Евангелiя.[8] Какъ ему жить — это онъ зналъ теперь особенно[9], послѣ года военной жизни;[10] но <нрзб.>[11] когда полковникъ попросилъ его объ Евангеліи, ему было[12] пріятно узнать,[13] что этотъ дѣловой[14] занятой[15] сумрачный[16] человѣкъ живетъ еще[17] и своей, особенной,[18] жизнью.[19]

Съ денщикомъ Жуковымъ онъ поѣхалъ на тарантасѣ къ конечной станцiи. Въ сторонѣ отъ дороги,[20] въ голыхъ кустахъ, солдаты[21] рыли могилы. На снѣгу лежали[22] кучи мерзлой желтой земли и смотрѣли[23] рядками свѣжiе мелкіе[24] кресты. Здѣсь хорогили съ[25] пункта. Жуковъ[26] сказалъ:

— Можетъ, и калуцкіе наши тутъ. Хоть и та же земля[27], а все со своими[28] хорониться будто складнѣй…[29]

Неподалеку[30] отъ станціи, въ виду длиннаго новенькаго барака съ[31] флагомъ, попалась подвода. Постукивая на[32] запорошенныхъ колеяхъ, плелась[33] телѣга съ гробомъ; за телѣгой шли двое солдатъ — рыжебородый, съ книгой[34], и черненькій и веселый — съ новымъ крестомъ.

Солдаты поглядѣли,[35] — чего это кричитъ при офицерѣ, — и черненькiй отмахнулъ крестомъ.[36]

— Къ благополучію… — сказалъ Жуковъ и снялъ папаху. — Эй, землякъ! — крикнулъ онъ[37]: — не калуцкій будетъ?

Солдаты поглядѣли, а[38] черненькій крикнулъ, отмахиваясь[39] крестомъ:

— [40]Божій![41]

— Почему же къ благополучiю? — спросилъ Сушкинъ[42].

— А такая примѣта старая… — улыбнулся Жуковъ, а правившій лошадью солдатъ пояснилъ[43]:

— Глупость калуцкая, ваше благородiе. Такого[44] благополучiя теперь[45] много. У насъ, въ тамбовской, этого никакъ не понимаютъ[46].[47]

Сушкинъ подумалъ[48]: «пусть всё будетъ благополучно, — я ѣду

 

// л. 1

 

къ Наташѣ.<»>

Ея милый, далекій образъ, засвѣтился еще нѣжнѣй[49] въ[50] неуютѣ и бездорожьи и на мигъ показался[51] призрачнымъ.[52] Только на одинъ мигъ.[53] Вотъ ужъ и начинается[54] свободная дорога[55], до самаго ея[56] городка[57]. По этой дорогѣ приходили отъ нея письма.[58]

Поѣзда пришлось ждать.[59] У столика, гдѣ Сушкинъ пилъ чай, сидѣлъ сухонькій[60] капитанъ съ нервнымъ лицомъ въ сѣрой щетинкѣ[61] и постукивалъ[62] ложечкой[63].[64] Онъ уже былъ раненъ[65] въ голову, поправился[66], теперь сильно контуженъ и ѣдетъ лѣчиться[67] — настоялъ начальникъ девизіи.[68]

У капитана узналъ Сушкинъ, что[69] въ Сибирѣ жена и двѣ дѣвочки, Лида и Котикъ —[70] домъ съ садомъ и чудесныя куры-лангшаны[71]. Капитанъ <нрзб.>[72] показалъ карточку[73] — жену, худенькую, съ усталымъ лицомъ, и дѣвочекъ въ бѣлыхъ платьицахъ.[74] Сушкинъ[75] подосадовалъ, что[76] потерялъ наташину карточку, — въ походѣ <нрзб.>[77] а то бы[78] показалъ капитану.[79]

… Теперь снимемся вмѣстѣ — подумалъ онъ[80].

Къ ночи[81] поѣздъ составили. Это былъ санитарный,[82] ѣхать пришлось въ третьемъ классѣ и въ[83] тѣснотѣ. Рѣшили[84] доѣхать до узловой станціи, а тамъ[85] пересѣсть въ[86] пассажирскiй, и какъ слѣдуетъ выспаться[87].[88]

Всю ночь проговорили. Сушкинъ[89] разсказалъ о себѣ,[90] о Наташѣ — такой душевный[91] былъ капитанъ, ему было можно все[92] разсказать[93].[94]

// л. 1 об.

 

Разсказывая, Сушкинъ[95] вспоминалъ свои[96] письма-признанья[97], и стыдливыя, въ которыхъ очень мало прочтешь — наташины. <нрзб.> когда <нрзб.> ландыши[98] — разсказывалъ Сушкинъ капитану.[99]

—[100] Батарея наша[101] стояла въ лощинѣ, у лѣса…[102] лѣсъ сильно обстрѣливали[103].[104] И было сладко до жути[105] собирать ландыши![106]

Закрылъ глаза и[107] вызвалъ въ памяти этотъ лѣсъ[108], темный, пустой[109] и[110] гулкiй отъ грохота[111]. И тихiе ландыши — маленькія Наташи.[112] Видѣлъ онъ[113] хрупкія бѣлыя чашечки и даже[114] слышалъ ихъ свѣжий запахъ.[115]

— Тогда, капитанъ, я какъ-то ярко почувствовалъ[116], какая чудесная вещь[117] — жизнь![118]

Но не сказалъ,[119] какое восторженное послалъ Наташѣ письмо съ этими ландышами. И какъ Наташа отвѣтила:[120] «Мнѣ было страшно читать. Храни васъ Богъ.<»>

Не[121] пойметъ капитанъ, что заключено въ этихъ словахъ! Тутъ вся Наташа.[122]

И капитанъ разсказалъ[123], какъ женился, какъ[124] Котикъ[125] <чуть не погибла[126] отъ крупа[127]>, какъ они погорѣли и какъ погибли всѣ его куры, но потомъ онъ снова завелъ. Показалъ, какой ему шерстяной шлемъ связала Лида, а Котикъ прислала ему въ посылкѣ туфельку.

— Открываю посылку…[128] — шепталъ капитанъ, приближая круглоглазое маленькое[129] лицо къ самому лицу Сушкина[130], словно сообщалъ тайну: — ока-зывается:[131] шоколадъ, печенье и…[132] туфелька! А только[133] что отбили[134] стремительнѣйшую атаку!..[135] До слезъ!![136]

Разговаривали до утра,[137] разоткровенничались, надоѣли другъ другу и устали.[138]

// л. 2

 

ІІ[139]

 

На узловой станціи <нрзб.>[140] пѣхотный капитанъ и артиллеріи подпоручикъ[141] <нрзб.>[142] пересѣли въ[143] пассажирскій поѣздъ[144], къ Москвѣ. Устроились[145] въ купэ. На нижнемъ мѣстѣ[146] напротивъ, ткнувшись лицомъ въ смятую[147] комомъ бурку,[148] храпѣлъ[149] широкоплечій доктор, — видно было по сѣренькому[150] погону, — не стыдясь заплатъ на штанахъ. Сверху торчалъ[151] грязный сапогъ съ погнутой шпорой.

— Счастливцы[152], — сказалъ капитанъ, дергая щекой и глазомъ, — Спать могутъ![153]

— А я очень[154] посплю! — сказалъ[155] потягиваясь и похрустывая суставами, высокій худой подпоручикъ, съ квадратнымъ[156], выдубленнымъ[157] лицомъ. — Посчитайте[158], капитанъ, до тысячи — и заснете.

Хотѣлъ, было, лѣзть[159] на койку,<нрзб.> подержался[160] и сѣлъ курить.

— А вы[161] попробуйте почихать! — ехидно[162] сказалъ капитанъ. — Тутъ и ваша наука[163] не поможетъ. А я[164] все вдумываюсь, чего вы понасказали[165]… въ эту вашу теорію…[166] Все въ[167] жизни[168] свести къ математикѣ! Это вотъ, — потыкалъ онъ себя пальцемъ[169] — сведите![170] Разсудочнойсть и планомѣрность!..[171] По вашимъ[172] таблицамъ,[173] пятеро сильнѣй одного.[174] А по моему[175]-съ[176]… я съ <нрзб.>[177] батальономъ[178] полкъ[179] нѣмцевъ гналъ![180]

Какъ и въ томъ поѣздѣ, изъ[181] позицій, капитанъ начиналъ раздражаться.[182] Черное, худое[183] и <нрзб.> его[184] лицо, съ[185] ввалившимися[186] горячими глазами и носомъ[187] горбинкой, часто подергивалось, и было похоже[188] на ястребиное[189]. Онъ то и дѣло[190] прихватывалъ[191] сѣдѣющiе усы и прикусывалъ[192] и это особ<енно> раздражало[193] подпоручика. Тому уже надоѣлъ разговоръ и это подергиваніе[194] капитана и злило его упорное[195] нежеланiе понять то, что теперь стало для подпоручика[196] яснѣй яснаго за годъ военной жизни.

— Отъ этихъ-то вашихъ чувствъ[197] вы и не спите! — сказалъ онъ капитану. — Начувствовали себѣ всякихъ[198] ужасовъ —[199] и дѣвочки ваши[200] умерли, и жена умерла. А сами не вѣрите этому и покупаете[201] подарки! А[202] тамъ, небось,[203] дѣйствовали, планомѣрно[204]: устанавливали прицѣлъ, освѣщали мѣстность…[205]

— Нѣтъ-съ, оставьте! — дернулся[206] капитанъ и погрозилъ пальцемъ. — Это совсѣмъ не то! Я говорю,[207] ваша теорія — смерть![208] Жизнь[209] тѣмъ[210] и хороша, что въ ней есть для меня и радостная[211] случайность,[212] которую я и предвидѣть-то не хочу…

// л. 3

 

а[213] переносить въ жизнь[214] голый расчетъ, какую-то желѣзную волю и сознательную борьбу! Нѣтъ[215], этого я не понимаю[216]![217] Говорите война дала[218] вамъ[219] чудесный урокъ…[220] когда вы <нрзб.> явилось вамъ откровеніе — что за[221] сила у[222] человѣка!.. Стали вы <нрзб.>[223] думать и думать и пришли къ выводу?[224] Проявляй себя такъ, <нрзб.> и упорно[225], и въ жизни?! Говорите, у васъ теперь вашего никто не вырветъ, не уступите ничего безъ борьбы? Вотъ[226] <?> про невѣсту свою говорили… Такъ-таки и распорядитесь? Вотъ[227] возьметъ кто-нибудь вашу невѣсту, такъ и такъ-таки прямо и наповалъ?! не уступите[228] безъ борьбы?! — И[229] опять закусилъ усы капитанъ[230] и надгрызъ[231]. — Ага! И въ жизни чтобы еще «передовыя позиціи»? Нѣтъ-съ! Жизнь и безъ программы[232] борьба[233].[234] Дали себѣ слово[235] быть лучше организованнымъ[236] и брать <нрзб.>[237]?! Вы вѣдь[238] это говорили?

— Да, <нрзб.>[239] свою программу я[240] буду настойчиво <нрзб.>[241] проводить, если уцѣлѣю, — запальчиво и сердясь почему-то на капитана, сказалъ подпоручикъ. — По нашему[242] расхлебайству[243],[244] да еще <нрзб.>[245] моралью! <нрзб.>[246], когда люди дремали подъ солнцемъ. А теперь чт<о->что идетъ?! Первый только[247] громъ — эта война! Подставленiе щекъ надо сдать въ архивъ! Теперь норовятъ, нѣтъ ли третьей щеки готовой! Многое[248] придется[249] повыкинуть! — рѣшительно сказалъ подпоручикъ и швырнулъ окурокъ.

— Такъ, такъ… но и вы тоже[250] <?>, голубчикъ, поизмочалились… — пристально посмотрѣлъ на него капитанъ. — Меня гранатой контузило, а васъ волшебная картина боя[251]… Теперь съ зарядцемъ[252].[253] У курсистокъ молоденькихъ такъ бываетъ. Новенькое узнали, а сами еще зеле-ненькiя… и сейчасъ у нихъ и словеч ки новенькiя, по[254] спецiальности: и абсцессъ,[255] и процессъ и остеологiя, и костеологiя —[256] такъ и сыпятъ! На митингѣ я разъ[257] послушалъ.[258] Платформа,[259] программа[260]<,> координацiя,[261] организацiя… такiя профессiональныя словечки. А по моему это называется — бумагу жевать<.> Вотъ и у васъ это. Узнали <нрзб.>[262] орудіе[263] цифру слушаетъ[264] и[265] — готово: математику[266] въ жизнь! Увидали, что на войнѣ организованность дѣлаетъ[267] — желѣзомъ вгоняй въ жизнь[268] организованность! Въ мозги программу, въ душу таблицу?[269] Въ[270] этой математикѣ съ логикой младенцевъ можно душить на шейки сапожищами да покрѣпче, чтобы хрустѣло! Что не по таблицѣ —[271] къ чорту?! Аппетитъ имѣю и математикой докажу, что правъ! Это вы у ихняго Ничше[272] начитались.

// л. 3 об.

 

— А вы капитанъ, читали Ничше?

— Не читалъ, а знаю! Я теперь тоже много узналъ[273] и благоговѣю[274]! И другое[275] видѣлъ[276], а-таки[277] и хорошее[278]!

— Что же вы видѣли, капитанъ, благоговѣйнаго[279] тамъ?

— А вотъ что я видѣлъ. Шли мы Восточной Пруссiей, я[280]… ну, дрались. Такъ дрались…[281] одинъ мой[282] четвертый батальонъ цѣлую бригаду <нрзб.>[283] удерживалъ[284]…[285] Отходили съ боемъ.[286] Смѣнили[287], дневка была. Стояли[288] у мѣстечка Абширменишкенъ[289], а наши окрестили — Опохмелишки.[290] Солдатня, понятно, нашариваетъ сейчасъ по окрестностямъ[291]. Вижу[292], подъ вечеръ, бѣгутъ двое моихъ къ лѣску, что-то[293] подъ шинелями прячутъ. Стой! Смотрю — у одного каравай съ полпуда, у другого… — закуска,[294] ваше высокородiе! Гляжу — каши котелокъ, сало, кости.[295] Куда? <нрзб.>[296] то-се… оказывается! Нѣм-цамъ тащутъ!?[297] Не понимаю.[298] Вчера нѣмцы насъ[299] очередями шпарили, а тутъ — закуска! Веди! Сполошились, повели. Версты полторы въ лѣсу[300] сторожка, —[301] двѣ бабы, штукъ шесть ребятъ[302] и старикъ хоромой[303]. Нѣмцы. Ока-зывается[304], двѣ недѣли сидятъ,[305] пятый день хлѣба не видали, ребятишки орутъ[306].[307] Со страха изъ поселка сбѣжали, а солдатня[308] и нашарила[309]. Бабы тутъ[310] не при чемъ, не думайте.[311] И все разузнать успѣли[312], словно земляки. Даже, что ли[313] <?> курица у нихъ была припасёна, а курицу котъ загрызъ. <нрзб.> знаетъ?[314] никто по нѣмецки не умѣетъ. Диву дался. Разспрашиваю, и вдругъ — процессiя цѣлая! Четверо еще моихъ заявляются: одинъ комодъ на спинѣ приперъ, другой стулья съ доской гладильной и портретъ… Вильгельма въ золоченой рамѣ! третiй цѣлый коробъ всякой дряни — юбки, тряпки, ботинки, шторы кисейныя… а четвертый —[315] корову ведетъ! Ока-зывается[316]! Обшарили помѣстье чье-то[317] и приволокли этимъ на новоселье! Устраивали съ комфортомъ! А[318] ребятамъ корову на молоко. Правда, нѣмцы руками замахали — сосѣдское, нельзя принять[319]. А хлѣбъ ѣсть стали, и корову доить принялись. И вотъ тутъ старикъ тычетъ при мнѣ кулакомъ въ Вильгельмовъ портретъ и говоритъ-плачетъ[320]: онъ все, онъ, а мы не виноваты![321] Вотъ что я видѣлъ![322] Тутъ вашей математики нѣтъ. Тутъ высшая математика,[323] которую[324] вы выкидывать собрались.

 

// л. 4

 

— А потомъ этотъ старикъ съ бабами стрѣляли по васъ въ затылокъ? 

— Не знаю-съ! — отрывисто сказалъ капитанъ въ сторону и заерзалъ.

Подпоручикъ полѣзъ укладываться — темнѣло. Сунулъ подъ-голова затертую кожаную подушку, съ которой многое передумалъ за этотъ годъ, и тутъ же уснулъ. Но только уснулъ — звонкій ударъ отъ груди въ голову подкинулъ его на койкѣ. Подпоручикъ открылъ глаза. Вагонъ плавно потряхиваясь, несся въ бѣлыхъ поляхъ, въ синихъ сумеркахъ; съ койки,[325] напротивъ,[326] бѣлѣло чье-то лицо въ усахъ.

— Снарядомъ ударило? — спросилъ отъ этого лица густой басъ. — А здорово васъ тряхнуло. Бываетъ.

— Да, мерзость порядочная.

— Ранены?

— Нѣтъ, но много[327] работалъ[328]. Ѣду на двѣ недѣли въ отпускъ.

— Ага[329]. А меня-таки[330] въ вилку взяли. Да[331] ладно… — самъ съ собой сказалъ басъ. — Не грози капитану Шеметову <нрзб.>.[332]

— Такъ вы… Шеметовъ?! —[333] приподнялся на локтѣ подпоручикъ и потянулся, чтобы разглядѣть лицо.

Потянулся и капитанъ Шеметовъ. Теперь подпоручикъ могъ разглядѣть[334] его[335] сонное, опухшее[336], желтое, будто <нрзб.>,[337] лицо, густые черные усы[338], носъ широкій, съ[339] <нрзб.>[340] ноздрями. И <нрзб.>[341]. Лѣвая <нрзб.>[342] рука которая <нрзб.>[343] въ лубкѣ на черной повязкѣ.

— Позвольте представиться, — радостно[344] протянулъ подпоручикъ руку. — Подпоручикъ Сушкинъ.

— Дай вамъ Богъ, — сказалъ капитанъ Шеметовъ, <нрзб.>[345] пожимая руку. — Не[346] <нрзб.>[347] печальтесь, еще время хватитъ, —[348] причаститесь.

Шеметовъ! Такъ это онъ выкинулся со своей батареей на голый бугоръ[349], сбилъ три батареи и разметалъ влоскъ насунувшуюся бригаду! Такъ это онъ другой разъ вынесся на шоссе, ударилъ по обозамъ съ тылу и съ двумя подоспѣвшими эскадронами гналъ и громилъ грозный гусарскій полъ и вѣтромъ унесся, разстрѣлявъ всѣ снаряды! Такъ[350] вотъ онъ какой Шеметовъ.

— Зубы болятъ, поганство! — сказалъ Шемётовъ. — Мать хоронить ѣду. А то бы и не поѣхалъ. Мать надо похоронить… У васъ есть мать?

— Есть.[351]

— <нрзб.>[352]

— А у меня старенькая была. Знаете, бываютъ такiя старушки… ходятъ въ косыночкахъ, сухенькiя… а лицо маленькое…

Но тутъ капитанъ Шеметовъ <нрзб.>[353] и замолчалъ. Отодвинулся вглубь, повернулся на спину и <нрзб>[354]. Больше не говорили.

Такъ вотъ онъ какой… И подпоручику стало[355] больно за этого <нрзб.>[356] человѣка <нрзб.>[357] онъ вдругъ, не думая, сердцемъ почуялъ[358] <?>, что онъ за человѣкъ,[359]

// л. 5

 

— словно <нрзб.>[360] жилъ съ нимъ и зналъ всю его жизнь. <нрзб.>[361] И въ непонятномъ порывѣ взялъ поцѣловалъ тихо руку, которая[362]

— Теперь у насъ будетъ полная «мертвая батарея»… — сказалъ капитанъ Шеметовъ, будто съ самимъ собой.

— То есть какъ мертвая?

— Такая подобралась. Семь[363] офицеровъ у меня[364] и у всѣхъ трауръ[365]. Такой на насъ знакъ. А вѣдь и хорошо[366] <?>. Такъ и зналъ, что не дотянуть мамкѣ[367] до грома побѣды[368].[369] Надѣнете, не дай Богъ, крепъ — милости просимъ. Только я блиндажей не люблю. А <нрзб.>?[370] — загадочно спросилъ капит<анъ.>

— Странно, конечно… — смутился, не зная что отвѣчать,[371] подпоручикъ. — Во всякомъ случаѣ,[372] я былъ бы счастливъ быть[373] съ вами…

— А сами небось подумали[374] — роковое что-то а? Не мистикъ вы[375]? Нѣтъ?[376] Да,[377] моя батарейка мертвитъ, правда… за то и своихъ мертвитъ. У троихъ моихъ за время войны[378] близкіе померли[379]. Странно, а?

Подпоручику[380] было и странно, и <нрзб.>[381] жутко отъ бѣлаго пятна на темной подушкѣ… и онъ подумалъ еще — какъ-будто не въ себѣ онъ, капитанъ Шеметовъ.

— Что вы[382] сейчасъ подумали? — быстро спросилъ Шеметовъ. — Не совсѣмъ я того, а? Подумали? — затаенно, точно всматриваясь голосомъ въ душу, спросилъ Шеметовъ.

— Да, правда. — конфузливо сознался Сушкинъ. — <нрзб.> долженъ сказать <?> <нрзб.>[383]

— Видите — сколько страннаго! — уже спокойно скзалъ Шеметовъ. — А въ Бога вѣрите?

— Не знаю, право[384].

—[385] Сами видѣте, сколько страннаго, —[386] зачѣмъ же про математику говорите? <нрзб.>[387] Тутъ математика не при чемъ. Я слышалъ вашъ разговоръ[388].[389] Математика — математикой, но есть еще очень мало обслѣдованная наука — называется психо-математика. Не слыхали?[390] Вотъ этой психо-математикой и движется жизнь — человѣкъ. <нрзб.>[391] И мы съ вами. Когда ее всю <нрзб.> — кончится[392] жизнь. Ну, покойной ночи.

И это — «покойной ночи» вышло тоже страннымъ и неожиданнымъ. Подппоручику[393] хотѣлось, чтобы говорилъ Шеметовъ, —[394] такое интересное вышло[395] начало, — и вдругъ кончено.[396] Хотѣлось продолжить[397] разговоръ объ[398] «особой наукѣ», ближе[399] узнать эту, —[400] показалось[401] съ перваго взгляда, —[402] такую необыкновенную[403] душу. Что душа[404] Шеметова была необыкновенна — это[405] почувствовалось подпоручикомъ вдругъ[406] по тому жуткому волненію, которое <нрзб.>[407] — въ первый разъ, когда капитанъ сказалъ о томъ, что его батарея мертвитъ,[408] и еще, когда заговорилъ о необычной наукѣ[409]. Что это за психо-математика? Просто ли этотъ капитанъ обычный фаталистъ, вѣрящій

// л. 5 об.

 

таинственное предопредѣленіе, отъ котораго не уйдешь и которое не надо и предусматривать, какъ возможное слѣдствѣе цѣлаго ряда причинъ, или же тутъ что-то болѣе сложное? Можетъ быть и <нрзб.>[410] та радостная[411] случайность, о которой говорилъ суетливый[412] <?> капитанъ? И подпоручику[413] казалось, что не то и не то, а что-то[414] совсѣмъ особенное и[415] очень значительное[416],[417] какъ и самъ капитанъ Шеметовъ. Онъ подумалъ <?> надъ этимъ[418], но думы[419] сбивались на самого каитана. Тотъ лежалъ на спинѣ и курилъ. Теперь зажгли свѣтъ и лицо капитана стало еще желтѣе, а носъ съ боку былъ[420] уже не широкимъ, а заострившимся. И теперь[421] особенно <нрзб.> бросался въ глаза[422] лобъ капитана: очень высокій. Онъ-то и дѣлалъ[423] лицо особеннымъ,[424] — подумалъ подпоручикъ.[425] Лобъ,[426] спокойный и думный[427]. А[428] за этимъ-то лбомъ и таился весь онъ, счастливый и дерзкій[429], которому удавалось на войнѣ[430] то, что должно было — это какъ дважды два, — губить всѣхъ[431] другихъ[432]. Можетъ быть это-то[433] и есть[434] психо-математика — предвидѣніе неуловимыми путями?[435]

Онъ привсталъ, чтобы[436] опустить[437] шторку[438] окна и глянулъ <?> на[439] Шеметова:[440] не спитъ.[441]

— Какъ вамъ[442] война? — спросилъ[443] капитанъ, не поворачивая головы.[444]

—[445] Въ какомъ смыслѣ? — поспѣшно и радостно[446] спросилъ подпоручикъ<.>

— Какой смыслъ[447] и какой выводъ?

Это былъ такъ[448] неожиданно.[449] У[450] подпоручика былъ, казалось ему[451],[452] готовый[453] отвѣтъ[454], о смыслѣ войны лично для него[455]<.>[456] Объ этомъ онъ уже[457] высказалъ[458] тому капитану. И,[459] желая узнать, что-то[460] <отъ> Шеметова, и[461] вѣр<я> и надѣясь[462] <отъ> него услышать, узнать — что-то <нрзб.>? —[463] сказалъ сколь можно короче.

— Для меня война…[464] Она[465] на опытѣ показала[466] силу человѣческой организованности, человѣческой выносливости, человѣческаго упрощенія. Человѣкъ проще, чѣмъ о немъ думаютъ[467]. Онъ легко приспосабливается, становится[468] автоматомъ, звѣремъ, рабомъ, <нрзб.>[469].[470] Можетъ въ люб<ой> моментъ[471] перейти во всякій историческій періодъ и жить въ немъ.[472] Культура лежитъ на немъ[473] легкой пыльцой. Онъ развратенъ и[474] жаденъ,[475] законы морали и права принимаетъ по принужденію, легко притворяется и еще легче сбрасываетъ маску. Война раздѣла[476] его теперь донага. Еще эта война показала мнѣ, что потерпѣли крахъ всѣ, отстаивавшіе за человѣкомъ[477] силу духовныхъ началъ.[478] Онъ ниже этого.[479]

// л. 6

 

И[480] подтвердить[481] положеніе тѣхъ котор<ые> говорили[482], что и мораль, и все духовное наслѣдство[483], <нрзб.>[484] подпорки, <нрзб.>[485] необходимы и[486] созданные, для жизни, которые можно отбросить —[487] какъ напримѣръ необходимъ компрессоръ[488] въ орудіи, и смазка. Человѣкъ —[489] очень сложн.[490] химическая реакція, которую можно и[491] усложнять и упрощивать[492]. Война[493] ее упростила, нейтрализовавъ множество реагентовъ.

— Химикъ вы[494], что ли? — вяло спросилъ Шеметовъ.

— Да[495], я химикъ.

— А[496] выводъ?[497]

— Выводъ по-моему[498] утѣшительный.[499] Пока эти реагенты вводятся случайно и потому[500] даютъ чаще всего кашу. Изучивъ все дѣло[501], можно выкраивать изъ человѣчества, какъ изъ тѣста лѣпить важное, по плану, который требуется. Можно вылѣпить и рабовъ, если найдется умный диктаторъ, звѣрей,[502] или[503] зажечь[504] небеснымъ огнемъ[505], —[506] привести рай на землю[507] по плану ли соціалистовъ, или по какому иному. Для меня лично опять <нрзб.>, коль угодно,[508] война облегчитъ мнѣ жизнь въ будущемъ. Да.

— Я знаю, что для васъ, слышалъ. И только?

— Насколько могъ.[509] Вы такъ неожиданно спросили… А позвольте… какъ вы смотрите?

Капитанъ Шеметовъ[510] поворотился[511] на правый бокъ и посмотрѣлъ озабоченными[512] глазами, стальными,[513] въ холодномъ и остромъ огнѣ, отъ чего подпоручику стало жутко[514], и онъ[515] снова[516] подумалъ —[517] въ себе ли[518] онъ?[519]

— Война… — медленно, вдумываясь и не отводя жуткаго взгляда отъ глазъ подпоручика, началъ Шеметовъ и замолчалъ. — Война…[520] Что вы сказали[521], это значитъ ровно ничего не сказать![522] Ляжетъ на вашу койку біологъ[523],[524] скажетъ про[525] прозессы[526] сложнаго организма,[527] приведетъ въ сравненіе разныя тѣльца и шарики, и антитоксины…[528] Соціологъ поведетъ въ теорію[529] эволюціи, конечно,[530] психологъ, политико-экономъ каждый по-своему[531] и всѣхъ васъ[532] накроетъ соціалъ-демократъ! Онъ вамъ броситъ одно единое — война —[533] гипертрофия капитализма<,> адъ[534] <?>. И такъ вамъ докажетъ[535]… и такой жеваной бумаги напуститъ… что у васъ отъ разныхъ ацій — молодчина капитанъ! — крикнулъ Шеметовъ внизъ, а капитанъ сказалъ — гм! — голова затрещитъ! И все же больше всего война имъ на голову и настукаетъ[536]. А я его и спрошу, а ты, милый человѣкъ, предвидѣлъ ее, войну-то? Ты, милый человѣкъ, гордо носилъ голову,[537] кричалъ на съѣздахъ и жалъ[538] другу мозолистыя руки. А куда же, голубчикъ, дѣвалась твоя солидарность[539]-то, почва[540]-то, которая все создаетъ. <нрзб.>![541] Самъ за горло,вотъ этими-то мозолистыми другого мозолистаго взялъ и тискнулъ.

// л. 6 об.

 

— Но позвольте! — горячо сказалъ подпоручикъ. — Это еще не доказываетъ банкротства[542] демократіи… Бываютъ ошибки.[543] Наконецъ[544]… не забудьте… ростки только…

— Война съ неопровержимой ясностью доказала одно и доказала[545] неизгладимо[546] — гипертрофію[547] мяса! не капитализма, а мяса![548]

— Мяса?!! — спросилъ не понимая[549] подпоручикъ.

— Самаго настоящаго мяса, живого понятно[550]…[551] Да-съ, именно мяса-личности. Ибо что же личность, какъ не мясо?! Когда <нрзб.>[552] Когда насъ двое-трое[553], мы — мясовъ своихъ[554] другъ другу не показываемъ, а когда мы — одни… тутъ мы его любовно разсматриваемъ, холимъ и на жертвенникъ кладемъ и воскуряемъ[555] <?> и служимъ ему и[556] богослужимъ[557] <?>. Личность и <нрзб.> —[558] мясо и самое поганое.[559] Гипертрофія мяса![560] Культъ надличности[561],[562] эгоцентризмъ-то[563]! <нрзб.> культуру… <нрзб.>?[564] прошлое,[565] будущее, и первымъ дѣломъ себя вами <нрзб.>[566]. Вы скажете, а какъ же соціализмъ, вѣдь онъ то въ семиверстн<ыхъ> сапгахъ шелъ, вѣдь вотъ-вотъ выше[567] Гауризанкара подымется и облагодѣтельствуетъ человѣчество![568] А я васъ спрошу, подоплека какая[569]? Отъ неба къ землѣ шелъ[570] или отъ земли къ небу? Но будетъ ли[571] кладъ въ основу или[572] то же мясо, на которомъ потомъ, потомъ можно вывести человѣка и къ небу?[573]

— Я не понимаю[574]…[575] — удивился подпоручикъ[576] наивности капитана.

— Подумали,[577] какой я <нрзб.>[578], азбуки-то и той[579] не знаю? такъ?[580]

— Я вовсе не…

Но каитанъ не далъ кончить.

— Правда, я не изъ кабинета[581], но я и не рабъ! не рабъ!!![582] Меня ни одна партія[583] не примет<ъ> и не назоветъ своимъ. И[584] попы тоже[585] не назовутъ, да пожалуй[586] и христиане не назовутъ! Но я знаю[587] одно, что человѣчество еще и не начинало[588] входить въ то царствiе[589] которое мы называемъ царствомъ[590] духа и совершенства, о чемъ много было[591] сказано, не удивися <?>, что будемъ! Оно сейчасъ еще и на задворки <нрзб.> не прибыло.[592] Да, да![593] Мы еще въ стадіи собств. <нрзб.>[594]! Чевлоѣчество еще только-только мастеритъ себѣ[595] Крестъ на которомъ будетъ распято для будущ<аго> Воскрес<енья>[596]! Распято, подпоручикъ![597] И Тотъ, Кто былъ распятъ, Тотъ предвосхитилъ эту[598] теперешнюю тысячелѣтнюю страду и показалъ Знакъ[599]! Знакъ!! Словомъ-то и не <нрзб.>![600] Человѣчество будетъ распято и уже давно вколачиваетъ въ себя гвозди! <нрзб.>![601] А для того чтобы быть человѣчеству <нрзб.>[602] распятымъ надо имѣть достаточное количество <нрзб.>[603] мяса, мяса, мяса чтобы <нрзб.> почувствовать <нрзб.>[604]!!! — уже кричалъ капитанъ!!! И эно <нрзб.> его <нрзб.>[605] И всѣ помогаютъ ему и гвозди таскать, и крестъ сбивать и кровь изъ себя точить. Ну, вотъ распятіе начинается! Вотъ уже мы, съ вами

// л. 7

 

спеціалисты[606] этого дѣла, и приводимъ въ прекрасное исполненіе[607]![608] И тамъ распинаніе <?> <нрзб.> не могло быть <нрзб.>. <нрзб.>![609] А мясистый-то человѣкъ говоритъ гордо[610] — это доказываетъ, какая чудесная вещь организованность и какая сила у человѣка! Какая[611] подлая[612] слабость у человѣка, у муравья[613] ползующаго[614] <нрзб.>[615]! Смыслъ?! вамъ смыслъ?! А если[616] <?> нѣтъ иного[617] смысла, кромѣ страданія?[618] — покачалъ капитанъ головой и сказалъ упавшимъ голосомъ. Я не вижу смысла. Смыслъ… Но тутъ должна притти на помощь психо-математика! А смыслъ <нрзб.>! <нрзб>![619]

— Да? — уже не скрывая ироніи и заинтересованный все же, сказалъ подпоручикъ. — Заколдов. кругъ[620]

— Да.[621] Гипертрофія[622] мяса у человѣчества и въ загонѣ[623], обѣдаетъ на задворкахъ духъ![624] Воспитывали… что и когда?! и воспитывали?![625] Что[626] прививали?[627] Прописи читали въ школахъ, кто могъ[628] а[629] Духъ — Духъ[630] былъ загнанъ! И <нрзб.>было еще больше <нрзб.>…[631] Что вымнѣ скажете, что образованіе, школы, что человѣчество гордится[632] мощностью духовной[633]? Какъ[634]? Пороховой[635]?! машинной[636]?! Оно любовалось трубами — погрозилъ капитанъ къ потолку, а не видало[637], какой ему Знакъ поставленъ, какъ вѣчное мементо! Страшись и помни о небораспятіи..![638] И оно не видѣло, и не хотѣло видѣть этого Знака. А Онъ простеръ свои концы[639] отъ края и до края свѣтлаго чистаго неба которое <нрзб.> краевъ[640]! — сказалъ капитанъ патетически. — А[641] человѣчество этоотъ знакъ стерло, понадѣлало значочковъ…[642] эти свои значочки таскало у себя[643] на груди, какъ побрякушку и не понимало[644] смысла! Про третью щеку говорили? Да какъ же не искать третьей щеки, когда у самого обѣ излуплены и по <нрзб.>[645]! У каждаго излуплены! Такъ вотъ и хочется хоть покрыть третьей, чужой, всякому хочется[646]. Все-таки[647] сальдо останется въ барышахъ[648] <?>. И чтобы вы ни говорили, не было <нрзб.>[649] духа. Мы всѣ и вы и я, не задумывались никогда, а зубрили[650] бормотали про знаки[651] и не разглядѣли Знака, не видѣли[652]. Были избранные, имъ дивились, <нрзб.>[653] подтрунивали надъ ними[654], и — пожалуй — <нрзб.> словами, а на сердце не <нрзб.>[655].

— И такъ, это наказанiе — этапъ? — спросилъ подпоручикъ.

— Какъ[656] хотите. Иные чудесную идеологію строятъ[657] и проявленіе[658] мощи человѣка и естественное[659] но <?> и законное —[660] пріемлемое отправленіе[661], какъ одна изъ функцій[662] организма — человѣчества[663]. Кажется, и вы изъ такихъ. А[664] это только сквернѣйшая болѣзнь,[665] которой раздѣлываются за нѣкое удовольствіе. Какъ мальчики за иное.[666] Круговой порукой и раздѣлываются: вѣдь всѣ грѣшили. Полной <нрзб.>[667] несостоятельность человѣчества и[668] показана здѣсь[669] скудость духа,[670] да пожалуй и тѣла.

— А психо-математика?

— А я думалъ, вы ужъ и разобрались въ ней[671]! — удивился Шеметовъ. —[672] Не психологія, <нрзб.>[673] это вы знаете — тамъ законы, а <нрзб.>[674] чуяніе <нрзб.>[675], прониканіе духомъ во все, что <нрзб.>[676]. Для этого нужно шестое чувство, но не то, о которомъ говорятъ тѣ же психологи. Это <нрзб.>.[677] Ну какъ вамъ пояснить? Ну знака-то не усмотрѣли? Ну

// л. 7 об.

 

 

вотъ. Учетъ накопленныйхъ силъ душевныхъ, ихъ равнодѣйствующую-то. Да тутъ пожалуй и психо-физику надо.[678] Но есть одинъ инструментъ, который все замѣнитъ вамъ. Надо имѣть не на задворкахъ вотъ — ткнулъ капитанъ[679] себя въ грудь. —[680] Вотъ это! И въ этомъ счастье! — проникать во все этимъ. <нрзб.> душевное <нрзб.> любовь!... Да нѣтъ…[681] Когда <нрзб.>[682] во все проникнешь, всё будешь знать — тогда не надо и[683] жить на землѣ. Тогда — Богъ. Тогда ни жить, ни умирать. Тогда — чудесное состояніе не уявися. Тогда не дѣйствіе, а… — весь міръ!

— Когда же вы это узнали? Но я все же не могу уяснить — сказ. подпоручикъ — А вѣдь <нрзб.>[684]

— И раньше думалъ надъ этимъ, а больше теперь, когда принималъ и принимаю участіе въ круговой порукѣ. Вы думаете, я страдаю? Нѣтъ. Я уже вышелъ изъ этого состоянія. Я и[685] жалѣю, и <нрзб.> круговой поруки <нрзб.>[686]

— И убиваете?

— И даже очень. Надо же помогать, чтобы скорѣй кончилась эта операція. И я очень стараюсь помогать и тутъ мнѣ мой аппаратъ не отказываетъ. Я ихъ гвозжу съ упоенiемъ, но не съ о которомъ Лермонтовъ выразился — есть упоенiе въ бою и бездны мрачной на краю. Нѣтъ, то — садизмъ, а я, какъ хирургъ.[687]

— У васъ и пушки носятъ особенныя прозвища, я слышалъ?

— Такъ точно. Одна — Гвоздика. Не гвоздика, гвозди тире ка[688]. Потомъ[689]! Недурно? — засмѣялся капитанъ Шеметовъ. —[690]Ну, спокойной[691] ночи.

Подпоручикъ[692] былъ радъ, что разговоръ кончился. Теперь онъ[693] понималъ, что капитана Шеметова еще болѣе измотало[694], чѣмъ того капитана. Точно <нрзб.>,[695] но онъ не могъ[696] не признаться, какой обаятельный этотъ человѣкъ. Его взглядъ невеселыя и будто усталыя глаза словно[697] глядѣлъ въ душу, какъ и голосъ, и[698] манера выражаться[699].[700] Съ таки<мъ> человѣкомъ, когда онъ поуспокоиться, отдохнетъ — хорошо бы[701] пожить друзьями, подумать и поспорить.[702] Мысли у него бѣгутъ, по какимъ-то особеннымъ, казалось поручику, путямъ, не избитымъ.[703] Хоть его[704] идеологія и спутанная, и противорѣчивая. Но идейка Знака… Воспитаніе — конечно не новость, но психо-математика — это хорошо.[705]

Внизу забеспокоился и завздыхалъ капитанъ[706].

— Что съ вами? — спросилъ подпоручикъ.

— Да что… опять это[707] удушье,[708] нервное… Остановка… Тутъ, кажется, пряниками торгуютъ… — сказалъ капитанъ и побѣжалъ.

// л. 8

 

 

Пошелъ и Сушкинъ[709]. Станцiя была большая,[710] остановка на полчаса[711]. <нрзб.>[712] въ буфетѣ, <было> шумно и суетно[713]. Захотѣлось уйти, побыть[714] въ тишинѣ, на волѣ,[715] словно[716] все еще продолжалась военная, безпокойная[717] жизнь, отъ которой онъ[718] уѣзжалъ на время. Идя[719] къ выходу, онъ узналъ капитана. Тотъ стоялъ у прилавка, гдѣ торговали пряниками въ пестрыхъ коробкахъ,[720] выбиралъ, прикидывая на рукѣ. И[721] должно быть шутилъ съ продавщицей[722],[723] глазастой и[724] крупной брюнеткой въ <нрзб.> и[725] яркомъ <нрзб.>[726]: она и все закидывала за плечо <нрзб.> ей хвостъ <нрзб.> лисьяго буа <нрзб.>[727]. Сушкинъ[728] прiостановился <нрзб.>[729] и услыхалъ:

— Какъ же, какъ же…[730] — говорилъ капитанъ. —[731] Давно наказали[732] — привези пряниковъ! Вотъ и вы[733], выходите за мужъ и заводите… Сами будете покупать то-се[734]. А не будь[735] ихъ,[736] и не купилъ[737] у васъ пять фунтовъ!

И капитанъ передернулъ лицомъ и засмѣялся. Засмѣялась и брюнетк[738]а.

 «И ей, должно быть, все разсказалъ, — подумалъ Сушкинъ, — и[739] какъ Лидочка кормитъ[740] его куръ плимутъ-роковъ[741], и[742] какъ Настенька[743] вязала[744] шерстяной шлемъ. Милый капитанъ!»[745]

Захотѣлось и ему купить пряниковъ, отвести Наташѣ. И[746] тутъ же[747] подумалъ онъ[748],[749] не надо <нрзб.>[750] мѣшать капитану[751] отводить душу, еще успѣетъ.[752] Пошелъ по платформѣ, въ самый конецъ.[753] Морозило.[754]. Ноябрьскiя звѣзды были крупны и четки и мигали въ вѣтрѣ. Въ палиседникѣ шумѣли березы. Подпоручикъ остановился въ самомъ концѣ платформы у <нрзб.> бочки, гдѣ <нрзб.>[755].Дальше было черно и —[756] смутно темнѣла башня водокачки.

Шумящія березы[757]<,> звѣзды надъ головой и эта башня напомнили подпоручику одинъ случай[758]. Въ прошломъ году въ эту же пору ѣхалъ онъ[759] со своимъ[760] деньщикомъ Жуковымъ[761] изъ штаба дивизiона[762] лѣсной тропкой[763]. Мѣстность была извѣстна, не надо было[764] стеречься[765]. И вотъ когда кончился лѣсъ,[766] увидали точно такую башню[767]. Только[768] одна ея половина[769] была разбита[770] снарядомъ. Подъѣхали[771] и вдругъ съ лаемъ кинулась имъ навстречу <?> большая черная[772] собака-водолазъ[773]. Это ихъ испугало и шарахнуло лошадей, а собака[774] довѣрчиво прыгала[775] къ лошадинымъ мордамъ, словно просила[776], чтобы ее[777] взяли съ собой. И[778] тогда, при видѣ[779] этой ласкающейся собаки подпоручику страшно захотѣлось домой, на отцовскій[780] хуторъ[781], въ старенькую залу, въ комнату мамы[782], увидѣть Наташу[783], у которой тоже была точно такая же[784] собака[785]. Они привели собаку на батарею, потомъ ей убило вскорѣ. И вотъ теперъ <нрзб.> поручикъ <нрзб.>[786]. Вспомнивъ объ этомъ, подпоручикъ опять пережилъ то же чувство томленія и тоски и желанія скорѣй-скорѣй быть[787] у своихъ. И образъ милой Наташи засвѣтился въ этой вѣтряной пустотѣ[788]. Какъ долго стоитъ поѣздъ. Онъ повернулся, чтобы итти[789] назадъ, къ станцiи[790], и тутъ[791] ему попался[792] деньщикъ.

// л. 8 об.

 

 

— Два перегона осталóсь мнѣ, ваше благородiе… — сказалъ деньщикъ[793]. —

— Валяй, Жуковъ. Значитъ,[794] къ женѣ?

— Такъ точно, ваше благородiе! —[795] сказалъ Жуковъ и тѣмъ тономъ какъ говорилъ и тамъ, и даже въ тотъ памятный день, когда было приказано вызвать артиллеристовъ-охотниковъ рѣзать у нѣмцевъ проволоку въ помощь пѣхотѣ. — «И ты?<»> — удивился тогда[796] подпоручикъ, хорошо зная, что значитъ рѣзать[797] проволоку, — и[798] такимъ же тономъ Жуковъ отвѣтилъ: — «такъ точно, ваше благородiе!»

— Ну, вольно[799]… — повторилъ Сушкинъ[800], вглядываясь въ курносое лицо Жукова, и[801] — почему пришло въ голову? — добавилъ: — Ну, а какъ, въ Дуняшѣ своей увѣренъ?

— А чего, ваше благородіе? —[802] не понялъ деньщикъ.

И не думая, что можетъ быть, дѣлаетъ больно, а подчиняясь желанію заглянуть въ[803] душу[804] Жукова, всегда ровнаго, словно полагающагося[805] на свое что-то, что въ немъ залегло покойно и крѣпко, сказалъ:

— Рада будетъ[806] жена?

— А кто е знаетъ… болѣ году не видались… — застѣнчиво сказалъ Жуковъ и оглядѣлъ свои ноги.

— Ну,[807] побабься… — сказалъ Сушкинъ, давая деньщику пять рублей<. —> Безъ разговоровъ. Значитъ,[808] черезъ недѣлю пріѣдешь за мной[809], какъ сказано[810].

— Счастливо оставаться, ваше благородіе.

Сушкинъ подумалъ:[811] какъ это хорошо, когда человѣкъ увѣренъ и спокоенъ. А[812] надо бы ему безпокоиться. Дѣлалъ[813] выводъ изъ писемъ, которыя получалъ[814] деньщикъ изъ дома и <нрзб.>[815]. Письма[816] Дуняши[817] были короткія и сухіе,[818] а[819] въ одномъ писала[820] она, что воротили[821] Никифора, и тогда Жуковъ два дня ходилъ невеселый и вызвался рѣзать проволоку[822].[823] Потомъ успокоился. А[824] Никифоръ[825],[826] узналъ[827] поручикъ: нравился[828] Дуняшкѣ раньше, и незадолго до ухода на войну была у Жукова драка съ Никифоромъ. Но почему же Жуковъ[829] успокоилс<я,> чѣмъ убѣдилъ себя, когда[830] понятно, теперь Дуняшка живетъ съ Никифоромъ и[831] обманываетъ мужа. Это совершенно ясно.[832] И укорилъ себя: зачѣмъ затревожилъ человѣка.

<нрзб.>[833] прошелъ до конца платформы,[834] и[835] спустился въ садикъ,[836] къ станціонному домику и[837] заглянулъ въ освѣщенныя окна. За столомъ сидѣла дѣвушка бѣлокурая дѣвушка, спиной къ окну въ вязаномъ бѣломъ платочкѣ и раскладывала карты:[838] гадала. Положитъ[839] карту и думаетъ, перебираетъ, смотритъ и ежитъ плечиками.[840] Хочетъ знать будущее. Узнай ка.

// л. 9

 

 

«А мнѣ хочется узнать будущее» — сросилъ себя подпоручикъ, смотря а бѣлокурую ушистую головку и[841] думая о Наташѣ. — И[842] отвѣтилъ себѣ.[843] Оно уже ясно опредѣляетъ свои пути. Два выхода.[844] Вернется — женится на Наташѣ. А не вернется… Тутъ и будущаго никакого нѣтъ, а[845] остальное неинтересно. Женится и[846] поступитъ на акціонерный заводъ, ход<ъ> открытъ. Черезъ годъ-два[847] года буду[848] главнымъ инженеромъ — ходъ тоже открытъ, потому что у главнаго инженера діабетъ[849] и подозрѣвается ракъ желудка, —[850] объ этомъ писалъ отецъ въ послѣднемъ письмѣ. Директоръ правленія пріятель[851] отца и сдѣлатеъ все. А затѣмъ… Затѣмъ[852] завѣтная[853] цѣль[854]. Изучить дѣло, организовать свое[855] товарищество. Теперь то и проявить иниціативу, когда жизнь сама того властно потребовала. Значитъ, только вернуться[856] цѣлымъ. А это <нрзб.>[857] вѣроятно, девяносто за семьдесятъ пять[858]: уже явный[859] статистическій выводъ за болѣе чѣмъ годовой опытъ.[860]

Онъ жадно[861] втянулъ[862] крѣпкій морозный[863] воздухъ, слыша, какъ нѣжно пахнетъ[864] деревьями,[865] шутя стуча[866] пальцемъ въ стекло[867] и отошелъ въ <нрзб.>[868]. Дѣвушка было[869] вздрогнула и подошла къ окну. Она была[870] граціозна, и невыразимо[871] мила, когда пугливо и съ тревожнымъ любопытствомъ всматривалась въ темноту приложивъ ладонь <нрзб.> чтобы лучше видѣть[872]. Подпоручикъ пошелъ, смѣясь[873] шуткѣ и думая —[874] теперь, похоже,[875] подумаетъ, что это знакъ отъ «него» на кого гадала[876]. Есть люди, которые в ъ это вѣрятъ.[877] Шелъ, похрустывая снѣжкомъ, позванивая шпорами, увѣренно и четко[878] ставя ноги. Пошелъ купить пряниковъ, купилъ два фунта и полюбезничалъ съ брюнеткой.[879] Она была очень[880] хороша, въ родинкахъ. Сколько красивыхъ женщинъ! Всѣ молодыя красивы[881]!

И когда уплатилъ деньги, увидалъ, какъ непослушный[882] лисій хвостъ упалъ съ плеча дѣвушки и оголилась[883] ея полная бѣлая шея въ родинкахъ. И тутъ подпоручика охватило и сладкое и непріятно-тревожное волненіе. Онъ пошелъ[884] въ вагонъ[885], но раздумалъ[886] и походилъ еще, захваченный новымъ ил<и> вѣрнѣе прошлымъ, что теперь вспомнилось.

Я люблю Наташу, люблю крѣпко, люблю страстно[887] и не могу безъ нея — думалъ онъ, ходя вдоль вагоновъ и <нрзб.>[888] попадавшихся женщинъ.[889] И она[890] любитъ. Но какъ же бы я отнесся, если бы узнал<ъ,>[891] что она безъ меня любила кого-нибудь и была съ нимъ близка? И[892] долженъ ли[893] я[894] сказать ей про то[895]?..[896] Нѣтъ,[897] не скажу. Ложь? Да[898]. Но это вполнѣ логично и оправдывается всѣмъ. Зачѣмъ[899] мучить, когда это может<ъ> быть скрыто.[900] Пусть <нрзб.>[901] въ прошлое.[902]

Думая объ этомъ онъ теперь[903] пережилъ[904] остро[905] то, что тогда случилось странно[906] незамѣтно и даже[907] безстрастно.

// л. 9 об.

 

«[908]Тогда это было[909] какъ естественное[910], какъ зѣвота, какъ все обычное.[911] Капитанъ[912] пожалуй, этого бы[913] не сдѣлалъ» — подумалъ Сушкинъ[914]. И Шеметовъ этого бы не сдѣлалъ. Нѣтъ, Шеметовъ это сдѣлалъ бы. Нѣтъ, не сдѣлалъ. У него психо-математика, учетъ невѣдомымъ аппаратомъ сердца ли, или какого-то особаго чувства самыхъ сокровенны<хъ> движеній духа, живой человѣческой души. Конечно, онъ это хотѣлъ сказат<ь.> Это то чувство[915], каимъ живутъ иные пустынники, растворяющіе свою душу[916] въ мірѣ, которые даютъ муравьямъ поѣдать свою плоть и приручаютъ звѣрей какимъ-то особеннымъ, исходящимъ изъ <и>хъ душъ свѣтомъ. Тогда будетъ — Богъ. Тогда не надо и жить. Тогда ты —[917] весь — міръ[918]. Чудакъ Шеметовъ. А самъ хдлещетъ и такъ, и такъ, и — и совершаетъ дерзости, которые други<мъ> не прошли бы даромъ. Это тѣмъ же аппаратомъ. Нѣтъ, тутъ что-то н<е> то. Или Шеметовъ не понимаетъ ясно, чѣмъ живетъ, или я его не понимаю<.> Душевная чуткость, а[919] противоположное что[920]?.. Строгая логика? Или разумъ <?>?[921] Механизмъ поступковъ. Тоже и у капитана, должно быть, только попроще.[922]

Прошелся мимо продавщицы, поймалъ на себѣ ея взглядъ большія <нрзб.> глаза и <нрзб.>…[923] И опять поймалъ въ себѣ, то ощущеніе, что пробудила въ немъ полная, мягкая и бѣлая шея продавщицы пряниковъ.[924]

Дѣло было въ одномъ поселкѣ, на Вислѣ. Заняли трое офицеровъ[925] съ[926] деньщиками домикъ. Въ домикѣ оставалась одна хозяйка,[927] говорившая по русски,[928] полька. Онъ замѣтилъ[929], что обратилъ на себя ея вним<аніе>[930], не тотъ внѣшній видимый, а другой, внутренній взглядъ всего ея молодого и красиваго тѣла. Это было видно и[931] по тому, какъ[932] она подавала ему[933] кофе и подсмотрѣла[934]. [935] Онъ понималъ, что <нрзб.> онъ[936] вызываетъ въ не<й> и играющую походку и движенія рта и ловящіе бойкіе взгляды.[937] Она была хороша собой, свѣтловолосая, съ <нрзб.>[938] на[939] крупномъ бѣломъ лицѣ[940],[941] лѣтъ подъ тридцать. И особенно е<я> голубые глаза съ черными тонкими бровями, кинутыми горячо въ бокъ, придавая ея лицу вызывающую бойкость[942] и горячность. Даже подполковникъ[943] Крюковъ, рябой и некрасивый, сказалъ: недуренъ номерокъ[944]! Но онъ, конечно, и не подумалъ чего-нибудь, всегда дѣловой и суровой. Двое другихъ[945] мало[946] подходили къ роли: прапорщикъ Стожинъ былъ очень юнъ и застѣнчивъ и все потуплялъ глаза, а поручикъ Свобода весь былъ захваченъ писаньемъ писемъ къ женѣ.[947] И только онъ поддался очарованію ея молодого и, было видно сразу, ея свободнаго тѣла. Полегли спать и храпѣли[948] всѣ, какъ кузнечные мѣхи, особенно подполковникъ<.> А онъ не могъ спать. Онъ лежалъ въ другой комнатѣ, въ маленькой боково<й>

// л. 10

 

 

отдѣлявшейся красной занавѣской[949] отъ той, гдѣ спали остальные. Бло темн<о.> Хозяйка[950] тихо ходила въ третьей, смежной с боковушей. Тамъ было[951] темно. И вотъ увидалъ подпоручикъ, какъ освѣтилась его боковушка: въ досчатой стѣнкѣ было небольшое окошечко — чтобы свѣтлѣй было въ боковушѣ. Хозяйка зажгла лампу на столикѣ, у зеркала, сѣла въ одномъ ливчикѣ голубомъ ливчикѣ,[952] распустила свои роскошныя[953] волосы и стала причесываться на ночь. Онъ заглянулъ. Онъ слѣдилъ жадно за ея полными руками и игрой бѣлокурыхъ[954] волнъ подъ широкимъ гребнемъ. Онъ видѣлъ ея манящій профилъ[955] и полную шею и не помня себя[956] стучалъ[957] ноготкомъ въ оконце. И тутъ понялъ все. Хозяйка повернула голову къ оконцу и беззвучно засмѣялась. И сказала[958] глазами. Потомъ вдругъ лампа погасла и онъ услыхалъ тихіе[959] шаги въ большой комнатѣ… Она шла къ нему…

Конечно, Наташа этого не пойметъ, и нельзя говорить. И нѣтъ тутъ ничего страшнаго. Это простой эпизодъ, не безслѣдный… Но и съ ней тоже могъ бы быть эизодъ. И ему на первый взглядъ показалось, что онъ подумалъ — и пусть. Пусть я не знаю И не хочу знать. И опять подумалъ<,> что этого съ ней быть не можетъ… Именно съ ней, за что онъ и любитъ ее такъ, какъ никого не любилъ и не отдастъ никому. И пересталъ думать. А теперь можно спокойно вытянуться на мягкомъ диванѣ и не надо ни о чемъ думать и о томъ не надо думать,[960] что стрѣльбы не будетъ и будешь цѣлъ до утра. И завтра, и еще много дней не придется объ этомъ думать.

Сушкинъ вошелъ въ купе. капитанъ увязывалъ чемоданъ.

— Ну, что, купили?

— А какъ же, какъ же… — сказалъ капитанъ, показывая изъ-за плеча измученное, осунувшееся лицо и лысинку. <—><нрзб.> [961] Для Лидочки[962], главное, а Котикъ сливочныя тянучки любитъ…Въ Москвѣ куплю. Въ Златоустѣ куплю по салфеточному кольцу… тамъ чудесной работы… Только вотъ поганое это состоянін<.> Я знаю, конечно, что я порядкомъ разбитъ… и та рана даетъ себя знат<ь, —> показалъ капитанъ надъ правымъ ухомъ — у него была рана въ голову залѣченная, — и контузія эта дѣйствуетъ[963]…  но вотъ могу же я мыслить и взвѣшивать? Вотъ теперь и не знаю… — упавшимъ голосомъ сказалъ онъ, дергая глазомъ и потирая надъ ухомъ. — Съ этими погаными[964] думами никакъ не сладишь. Два мѣсяца не было писемъ… это такъ, понятно… такая даль<.>  Но вѣдь на телеграмму-то съ отвѣтомъ — я отвѣта не получилъ. Просилъ[965] телеграфировать. И тутъ не получилъ?!

— Очень просто.

// л. 10 об.

 

День <нрзб.>[966] Телеграмма могла запоздать… Семья ваша[967] могла уѣхать куда-нибудь… <нрзб.>[968] — <нрзб.>[969] подпоручикъ[970] <нрзб.>[971].[972]

— Вы думаете?! — радостно воскликнулъ капитанъ[973]<. —> Эти разстоянія![974] Но какъ[975] это все[976] ужасно! Сколько разъ видѣлъ смерть[977] — не было такого подлаго страха. Тамъ дѣло, а тутъ жизнь.[978] Жизнь страшней[979].[980] Вотъ лѣзетъ[981] проклятая[982]! Отъ всего[983] уцѣлѣлъ…[984] А почему уцѣлѣлъ? Вотъ тутъ-то… и начинаетъ долбить.[985] А[986] для того и уцѣлѣлъ,[987] чтобы самое-то страшное, самое <нрзб.>[988] и испить.[989] У меня[990] такая линія жизни. Не вѣрите[991] въ линію? А въ карты играли?[992] не замѣчали и тамъ линій? Не такъ-то все просто, не такъ.[993] Судьба меня всегда[994] вертѣла, швыряла, мяла. Если бы вамъ разсказать![995] И вотъ меня начинаетъ пугать: пріѣду, никого не найду, всѣ умерли…

— Капитанъ!! — укоризненно сказалъ подпоручикъ.[996]

— [997] Такъ непрочно все стало… — тихо сказалъ капитанъ. — Такъ непрочно… Ну, ждали ли мы, дорогой, ждали ли? — сказалъ капитанъ, нѣжно трепля[998] подпоручика за руку, и[999] одпоручику стало[1000] жаль этого[1001] сухенькаго, больного человѣка, у котораго вся жизнь состояла[1002] изъ самыхъ маленькихъ[1003] радостей — жена, дѣвочки, куры плимутъ-рокъ и <нрзб.>[1004] исполненіе долга. — Недавно сказалъ ему капитанъ<:> Россія! Я[1005] готовъ отдать жизнь за нее[1006] и отдамъ[1007]! Но, пока[1008] я живъ, пусть у меня будутъ[1009] мои маленькія радости. — Ждали ли мы? — повторилъ капитанъ. —[1010] Что такъ все повернется?[1011] И если мы[1012] ошиблись въ томъ, что могло бы поддаться предвидѣнію и расчету, то какъ же тутъ-то, что <нрзб.>[1013] мы никогда не можемъ[1014] предвидѣть, сказать — это вотъ такъ и будетъ. Иногда[1015] Если бы вы только знали, <нрзб.>![1016] Стыдно сказать… а я вѣрю женѣ[1017], какъ себѣ… и тутъ думаю…[1018]

— Не стоитъ — повторилъ подпоручикъ. — Все будетъ хорошо.[1019] Спите-ка, дорогой.

И чувстсвуя, какой онъ сильный <нрзб.>[1020] и онъ потянулся, похрустывая молодыми суставами и полѣзъ наверхъ.

Но не могъ спать[1021]. Почему-то[1022] тревожило его — самъ не могъ опредѣлить этого[1023] чув<ства>

// л. 11

 

— что близко отъ[1024] него лежитъ капитанъ Шеметовъ,[1025] человѣкъ сложной, запутанно-жуткой жизни[1026]. Ни слова не говорилъ ему Шеметовъ о своей жизни<,> но было въ его лицѣ, и взглядѣ и[1027] сонныхъ и будто зорко высматривающихъ глазахъ то, что говорило —[1028] не обычный этотъ человѣкъ. Подпоручикъ прилегъ на свою подушку, спиной къ капитану, полежалъ и ему страшно захотѣлось обернуться и посмотрѣть — <нрзб.>,[1029] глядитъ ли[1030] на него <нрзб.>[1031] глазами. Не могъ удержаться и оглянулся[1032]. И показалось ему, что шевельнулось[1033] лицо Шеметова — лежалъ будто бы на правой щекѣ, а теперь[1034] смотритъ въ потолокъ.

<«>И я начинаю чего-то бояться[1035]» подумалъ подпоручикъ.[1036]

И рѣшительно повернулся на другой бокъ.

Наташа… Сталъ о ней думать[1037] и страстно называть ее[1038] ласковыми словами:<«>Таша, Ташечка[1039]…»[1040]

Побѣжали его мысли привычнымъ ходомъ,[1041] о чемъ думалъ часто. Почему Наташа стыдится и[1042] не отвѣчаетъ такъ же горячо,[1043] какъ онъ ей писалъ. И[1044] желая укорить, не могъ этого сдѣлать.[1045] Даже пріятно было,[1046] что[1047] Наташа стыдлива —[1048] самая чистая, самая лучшая[1049] изъ всѣхъ дѣвушекъ, кого онъ встрѣчалъ.[1050] Она, какъ тѣ ландыши, въ[1051] томъ весеннемъ[1052] <?> лѣсу. Такъ и она, чистая, въ шумливой и грязной жизни. А эта, съ лисьимъ хвостомъ! Яркія[1053] губы, тонкія изломанныя,[1054] накрашенныя, а глаза… Пряниками торгуетъ… И ее купить можно. Или какъ та, на Вислѣ.[1055] Тяжело смотрѣть въ чистые[1056] твои[1057] глаза, моя Наташа… — говорилъ подпоручикъ[1058] подушкѣ. — Все это прошло[1059],[1060] но передъ тоб<ой> и это ужасно и имѣетъ значеніе.[1061] Ты не узнаешь…[1062] Я сдѣлаю твою жизнь чудесной… ты пойдешь по[1063] цвѣтамъ, мой тихій бѣлый цвѣтокъ…

— Гм! — сказалъ капитанъ Шеметовъ[1064].

Подпоручикъ[1065] посмотрѣлъ изъ-подъ локтя[1066]: капит<анъ>[1067] лежитъ неподвижно[1068]. Спитъ? — прислушался онъ и по ровному дыханію капитана понялъ, что спитъ.

Потомъ подпоручикъ стялъ припоминать наташин<ы> письма, спокойныя, ровныя, въ которыхъ мало прочтешь. Но какъ хорошо она отвѣтила на лѣтнее его письмо съ ландышами! Конечно, она все прочувствовала тогда... оцѣнила, какіе это необычайные ландыши. И принялся[1069]

// л. 11 об.

 

IV[1070]

 

И здѣсь[1071] не было[1072] синего неба. А онъ какъ-бы и ожидалъ его. Можетъ быть видѣлъ въ тяжеломъ вагонномъ снѣ. Когда сѣлъ на извощика у вокзала[1073], посмотрѣлъ на небо съ досадой и тутъ ясно вспомнилъ обрывокъ сна — высокiе[1074] бѣлые дома<,> страшно яркiе, за ними и надъ ними въ солнцѣ синеющую свободную[1075] даль и чей то веселый и звонкiй голосъ: а у насъ всегда солнце[1076]<,> дурная погода прошла. Отъ[1077] этихъ-то словъ и осталось въ немъ радос<т>ное, когда его разбудилъ носильщикъ. Извозчикъ былъ очень старъ и армякъ[1078] его очень плохъ. Плоха была и лошадка.

— Плохая у васъ погода<.>

Но извощикъ ничего не сказалъ<,> только, подергал<ъ>[1079]

Зато не было неуюта. Былъ все тотъ-же знакомый городъ, шумный движеніемъ и[1080] тревожный отъ многолюдія. Гукая катили грузовики<,> грохая желѣзомъ<,> высокіе отъ ящиковъ и мѣшковъ, съ кучками стоящихъ на нихъ все тѣхъ же солдатъ въ папахахъ[1081]. Шли сѣрые ряды солдатъ, двигались вдоль домовъ тѣ же солдаты на костыляхъ<,> висѣли у воротъ[1082] загрязнившіяся флажки[1083] лазаретовъ<.>[1084] Сушкинъ рѣшилъ сперва сдѣлать покупки, чтобы быть свободнымъ на будущіе. Въ Москвѣ для него не было интереса. Побывалъ на Никол<ь>ской въ синодальной лавкѣ. Преодолевая чувства смущенія передъ удивленно глядѣвшимъ на него <нрзб.>[1085] продавцомъ въ очкахъ[1086] онъ выбралъ самое маленькое Евангелiе — <нрзб.>[1087] въ черномъ переплетѣ съ золотымъ крестикомъ, рѣшивъ<,> что дѣловому полковнику  больше понравится[1088]. Въ лавкѣ никого не было «это не вспросѣ<», —> подумалъ Сушкинъ, и ему очень понравились тишина и порядокъ и тихая лампада<,> образа и <нрзб.>[1089] и тихiе движенiя продавца,[1090] а когда вышелъ на улицу<,> ему пришло въ голову[1091] Потомъ онъ закупилъ остальное<,> о чемъ просили и что ему самому было нужно — для Наташи. Онъ зашелъ въ лучшiй кондитерскiй магазинъ и выбралъ пяти-фунтовую голубого шелка коробку затѣйливо гофрированную съ свѣтловолосой, нѣжно-лицей, высокой и стройной дѣвушкой въ бѣлой шляпѣ на зеленомъ лугу въ ромашкахъ. Понравилось ему, что въ этюдѣ очень много свѣта и неба. Что-же еще? Больше ничего не требовалось<.> Выходя изъ магазина онъ увидалъ на углу на той сторонѣ какъ будто знакомое лицо — желтое лицо Шеметова и, не раздумывая, нужно ли ему это<,> быстро перебѣжалъ, расталкивая и извиняясь. Нѣтъ<,> это былъ не Шеметовъ<,> а пожилой офицеръ грузинъ очень похожій. И стало опять досадно, что не простился съ Шеметовымъ. И спросилъ себя: а для чего онъ мнѣ[1092]

До поѣзда оставалось болѣе двухъ часовъ. Сушкинъ прошелся по Кузнецкому Мосту<,> съ удовольствiемъ звеня шпорами по асфальту, съ удовольствiемъ разглядывая свое отраженiе въ витринахъ, переживая необычную радость<,> которая шла на него отъ зеркальныхъ оконъ, отъ чистоты<,> красоты и комфорта, все

// л. 12

 

что манило жизнью, которая казалась такой призрачной въ ямѣ наблюдательнаго пункта. А она — вотъ она<,> и какъ чудесно<,> что она есть. А тамъ…[1093] Онъ посмотрѣлъ къ небу[1094], чтобы представить себѣ, какъ тамъ, — потому что окружающее было такъ не похоже. Такъ и тамъ, въ ямѣ наблюдательнаго пункта онъ такъ-же вотъ глядѣлъ онъ уъ небу<,> чтобы вспомнить о здѣшнемъ.

Небо было такое же... И все же вызвать ясно не могъ, только подумалъ съ стѣсненнымъ сердцемъ<:> еще не кончено. Въ немъ было оно< —> не конченное дѣло<.>

— Ѣдемъ завтракать! — сказалъ шедшій передъ нимъ высокій господинъ[1095] маленькой вертлявой дамѣ<,> четко отстукивавшей каблучками. Сушкину захотѣлось ѣсть, и онъ зашелъ въ ресторанъ<.>

При видѣ зеркалъ<,> хрусталя<,> бронзы и особенно снѣжныхъ тяжело опадающихъ камчатными складками скатертей его охватилъ дѣтскій восторгъ. У него заходило передъ глазами<,> и онъ съ минуту стоялъ<,> радуясь и не понимая и только повторяя: какъ это прекрасно. Прекрасны были цвѣты въ зеленой корзинѣ съ золотомъ< —> гiацинты и ландыши< —> особенно ландыши<;> онъ подошелъ и долго смотрѣлъ на нихъ<;> они были тѣ же, какъ и въ томъ лѣсу въ папоротникахъ, — хрупкiя чашечки и нѣмые блѣдные язычки. Только тамъ было страшно шумно<,> а здѣсь невнятный<,> но такой милый шелестъ — тихій стеклянный звонъ и усыпляющее звяканье. Онъ даже сорвалъ цвѣтокъ, не обращая вниманiя на слѣдившаго вдумчиво за нимъ лакея. И тотъ же запахъ. Этотъ запахъ вызвалъ въ немъ радостно-сладкое нетерпенiе видѣть Наташу. Онъ приказалъ подать завтракъ и жадко съѣлъ все, что осторожно выспрашивалъ — не прикажете ли… — лакей. Закурилъ поданную сигару, хотя никогда раньше чсигаръ не курил<ъ.> И полу-насмѣшливо<,> полудосадливо слѣдилъ<,> что происходило за столикомъ напротивъ<.>

Тамъ сидѣли круглоголовый<,> совершенно лысый, съ каемочкой волосъ въ полголовы толстякъ съ выпуклыми глазами и тонкая съ тонкими въ черныхъ кружевахъ локтями съ очень высокой шеей дама въ маленькой шапочкѣ конфидераткѣ. Толстякъ густо мазалъ зернистой икрой маленькія кусочки калача и кидалъ въ ротъ<,> дрябло<->лѣниво вывертывая губы и сладострастно ворочая глазами. Выпятившаяся горбомъ тугая манишка какъ будто тоже жевала икру<,> двигалась, жевалъ и галстукъ<,> и запонка на груди<,> искрящаяся глазкомъ изумруда. Ѣлъ и  сердито<->жадно глядѣлъ на даму. Дама — Сушкинъ не видѣлъ ея лица< —> кушала серебряной вилочкой омарьи лапки: подержитъ на вилочкѣ<,> поиграетъ и скушаетъ.

«Жретъ трогательно<, —> подумалъ Сушкинъ, — какой<->нибудь банкиръ или поставщикъ, а въ серебряномъ кувшинѣ<,> конечно<,> шампанское. Интересно-бы поглядѣть его въ ямѣ или послать рѣзать проволоку съ зернистой-то икрой<.> А если бы напустить на него Шеметова< —> какъ бы они поговорили. А сухенькой бы

// л. 12 об.

 

капитанъ?<»> Но онъ никакъ не могъ представить себѣ капитана за этимъ столомъ съ неуклюже заплатаннымъ локтемъ съ жалующем<ися> на боль глазами<.> «[1096]…Вѣдь большіе люди… Они широко<…> они умѣютъ[1097]…» Да, этотъ[1098] умѣетъ.[1099]

Этого война никакъ не затронетъ<,> а наполнитъ. Этотъ воюетъ[1100] съ толкомъ. Но тутъ же[1101] и оправдалъ его: беретъ и закрѣпляетъ по[1102] праву — съ <нрзб.>[1103]. И онъ пріѣдетъ сюда съ Наташей… Вотъ Жуковъ[1104] никогда не пріѣдетъ и[1105] Чирковъ…[1106] у котораго оторвало ноги и который <нрзб.> у него все[1107] просилъ[1108] пристрѣлить.[1109] Толстякъ теперь намазывалъ икру на кружочки зеленаго огурца и еще ловчѣй кидалъ въ ротъ,[1110] запивая чѣмъ-то изъ чашечки. «Этому никогда не оторвутъ<,> а самъ всѣмъ поотрываетъ,<» —> желчно[1111] подумалъ Сушкинъ и съ[1112] ненавистью взглянулъ въ глаза толстяку<.>[1113] Тотъ[1114] даже нѣжно взглянулъ[1115] на Сушкина и — этого[1116] никакъ не ждалъ Сушкинъ, — вѣжливо,[1117] будто въ привѣтъ и[1118] будто заискивающе кивнулъ ему и какъ будто даже чуть приподнялся.[1119] Какъ[1120]-то неопредѣленно вышло, и[1121] Сушкинъ не позволилъ себѣ принять привѣта<.> «Это онъ расчувствовался съ икры и хотѣлъ-бы попривѣтствовать армiю».[1122] И вспомнилъ лавочника въ своемъ городкѣ, крупнаго мучника Евсѣева<,> которому покойный[1123] отецъ задолжалъ подъ закладную[1124], и на расплату съ которымъ Сушкинъ выслалъ[1125] <нрзб.>[1126] около тысячи. Этотъ Евсѣевъ, —[1127] какъ его не хватилъ ударъ! — когда отправляли солдатъ изъ города громче другихъ кричалъ[1128]: братцы родные! И все бѣжалъ рядомъ,[1129] потрясающій картузомъ.[1130] Братцы-то — братцы,[1131] а со всѣхъ получитъ.[1132]

Но должно быть толстякъ и на сам<омъ> дѣлѣ[1133] что-то такое хотѣлъ что-то сдѣлать[1134] и почему-то смутился. Это замѣтила[1135] и дама... Она[1136] обернулась и[1137] <окинула> Сушкина. Онъ поглядѣлъ на ея тронутое искусствомъ лицо, болѣе тонко тронутое<,> чѣмъ у пряничной продавщицы, и сказалъ бы, если бы могъ сказать: «пряничками торгуешь<.»> И вдругъ въ немъ поднялось раздраженiе[1138]. Не для <нрзб.> и[1139] онъ, и капитанъ Грушка и Жуковъ и милый Шеметовъ и всѣ.[1140] А они, пожалуй, думаютъ что для[1141] нихъ.[1142] Въ <нрзб.>[1143] свѣтломъ <нрзб.>[1144] безшумно<мъ>[1145] залѣ, передъ этими ему до страшной ясности вясвилось, что тамъ <въ> снѣжныхъ поляхъ<,> лѣсахъ<,> по горамъ и оврагамъ[1146]

// л. 13

 

Ну все равно[1147] — подумалъ Сушкинъ<, —> а теперь къ Наташѣ. Такъ <?> для нея[1148] несу я труды[1149], какъ Грушка за своего Котика и[1150] за всѣхъ.[1151] Какъ нибуд<ь> все[1152] уравнивается по очень сложнымъ формуламъ и таблицамъ, <нрзб.>[1153], но только для чего-то[1154] великаго,[1155] а[1156] не для икры-же[1157]<,> не для гороховой-же колбасы и пива.[1158] Это нельзя хоть это не для тебя, хоть ты и <нрзб.> и думаешь, <нрзб.>,[1159] подумалъ онъ[1160], смотря на сиіяющее круглое лицо толстяка<,>, который теперь схлебывалъ съ ложки. — Хотя ты и <нрзб.>, м<ожетъ> б<ыть> очень <нрзб.>.[1161] Онъ положилъ ландышъ въ бумажникъ<,> расплатился и вышелъ. Проходя съ подъѣзда увидалъ купы цвѣтовъ за окномъ магазина, «какъ чудесно<, —> подумалъ онъ.< —> Хороши они въ солнечный день». И хотя день былъ не солнечный<,> но онъ его вызвалъ, вызвалъ куртину маковъ и махровой гвоздики, въ саду Петровыхъ бѣлую Наташу<,> игравшую съ нимъ цвѣтнымъ серпантиномъ въ именины сестры, одиннадцатаго iюля; вызвалъ синее небо и бѣлыя ромашки съ этюда <на> конфетной коробкѣ. Вошелъ въ магазинъ,[1162] заплатилъ тридцать рублей <за> корзинку[1163] въ <нрзб.>[1164] ландышей и[1165] деревцо бѣл<ой> сирени[1166] въ бѣлыхъ лентах<ъ.>

— Укутайте[1167] получше[1168]<, —> сказалъ онъ приказчику. — Мнѣ въ дорогу<.>

— [1169]Хоть въ Ташкентъ и <нрзб.>[1170]

V[1171]

 

Зимній[1172] городокъ былъ[1173] во тьмѣ: рѣдкія фонари совсѣмъ не давали свѣту[1174]. Хлестало мокрыми хлопьями какъ будто чернаго снѣга... Гарью и кислотой несло[1175] изъ невидныхъ трубъ и[1176] свѣтящихся[1177] клѣтками корпусовъ химическаго завода.[1178] За заводомъ[1179] <потянулись> по[1180] рѣчкѣ[1181] корпуса[1182] прядильныхъ[1183] и ткацкихъ фабрикъ. Черны были <нрзб.>[1184] крыши[1185] и черенъ[1186] былъ ледъ на рѣкѣ вдоль береговъ съ чернѣющими полыньями.[1187]

// л. 13 об.

 

 

Сушкинъ приказалъ ѣхать на Полевую, къ себѣ[1188], — только заѣхать на полчаса къ Наташѣ.[1189] Было нехорошо ему, тревожно[1190].[1191] У моста[1192] загородило[1193] дорогу[1194].

— Да вотъ — съ хлопкомъ — завалили.[1195] Пришлось переждать пока продвигались[1196] темная <нрзб.> груда[1197] хлопка[1198]. Но Сушкинъ ждалъ,[1199] терпеливо[1200] <смотря> на[1201] полопавшіяся съ натуги кипы. Это <нрзб.> вѣяло[1202] на него прелестью ожиданія,[1203] которое вотъ-вотъ[1204] кончится[1205].

«Грязь — а[1206] выработаютъ чудесный батистъ.»

И не грязные кипы и не батистъ[1207] были[1208] въ мысляхъ: а[1209] наташино платье[1210] изъ[1211] батиста;[1212] голубые глаза наташины — вотъ оно, небо-то!< —> глядѣли изъ[1213] этой тьмы[1214]… Словно только вчера водилъ[1215] онъ ее[1216] по узкимъ желѣзнымъ лѣстницамъ[1217] корпусовъ,[1218] разсказывая[1219] вдохновенно[1220], какъ изъ сѣраго хлопка в когтяхъ <и> тискахъ[1221] странно-непонятныхъ машинъ, на жарѣ[1222] барабановъ и под<ъ> валами рождается свѣтлый[1223] батистъ. А она, наивно-восторженная и[1224] нѣжная, слушала,[1225] какъ чудесную сказку.[1226] <«>Много ей сказать надо[1227]… — подумалъ онъ[1228], — сколько за[1229] этотъ годъ пережито…[1230] И про Шеметова…[1231] какіяе[1232] чудесныя люди и про милаго капитана[1233]. А ему еще долго ѣхать».[1234]

На Большой улицѣ Сушкинъ велѣлъ[1235] остановиться[1236]. Большія окна особняка[1237] были свѣтлы[1238], и въ одномъ[1239] онъ замѣтилъ знакомый обликъ[1240]<.> Ждетъ —[1241] подумалъ онъ, радостно[1242] вѣря,[1243] что ждетъ по письму[1244].[1245]

—[1246] Здоровы... Наталья Александровна...

— Ихъ нѣту[1247]… — сказала другая горничная[1248], не[1249] Паша. — Онѣ въ Ташкентѣ теперь[1250]…

— Какъ въ Ташкентѣ?[1251]

— Въ Ташкентъ уѣхали[1252]… — повторила[1253] горничная.[1254] — Барыня дома.[1255]

Не[1256] <нрзб.>[1257] случилось[1258]. Не вѣря и не понимая, что[1259] случилось, онъ быстро[1260] вошелъ <нрзб.>[1261]

— Вотъ неожиданно! — вскрикнула <?> сестра Наташи, и[1262] въ дверяхъ стояла[1263] сестра Наташи. <нрзб.> Сушкинъ понялъ что случилось непоправимое.[1264]

— Нат<алья> Ал<ександровна>…[1265]

— Почему <нрзб.> радоваться <нрзб.>[1266] Наталья Александровна въ Ташкентѣ, она[1267]

Онъ снялъ шинель.[1268]

// л. 14

 

 

<онъ прошелъ> въ голубую[1269] гостинную, съ чугуннымъ литьемъ на столикахъ и[1270] каминѣ, съ мягкимъ ковромъ, на которомъ дремалъ[1271] лѣнивый Бретто…[1272]

— Садитесь[1273]… — сказала Ольга Ивановна[1274].

Онъ сѣлъ, заставляя[1275] себя быть твердымъ[1276].

Она была все та[1277] же,[1278] вялая и безкровная[1279],[1280] надоѣвшая своему мужу, директору фабрики[1281].

— Наташа вышла замужъ… — грустно[1282] сказала она[1283] поводя зябко[1284] плечами[1285]. — Теперь она[1286] въ Ташкентѣ…[1287]

— Замужъ?![1288] — не понимая повторилъ[1289] Сушкинъ[1290].[1291]

— Я понимаю васъ…[1292] она не писала вамъ… но она считала себя свободной…

Онъ только кивнулъ.[1293]

— Ваше чувство она знала, конечно…[1294] —[1295] продолжала О<льга> Ив<ановна>[1296], словно предупреждая[1297] что можетъ сказатъ Сушкинъ. —[1298] Но[1299] она конечно[1300] не могла[1301] написать[1302]...[1303]

—[1304] Она не могла написать…[1305]

— Ну да[1306]… —[1307] посмотрѣла она[1308] на[1309] <Сушкина> и опять[1310] повела плечами. — Она же понимала, что[1311] вамъ итакъ нелегко[1312]…[1313]

— Да, да…[1314] я…[1315] — <нрзб.> сказалъ[1316] Сушкинъ. — Очевидно, я ошибался[1317]…

Онъ овлад<ѣлъ> собой и спросилъ спокойно[1318]:

— И что же... удачная[1319] партія?[1320]

— Вы его знаете… агрономъ Ивановъ. Товарищество поручило ему хлопковыя плантаціи[1321]…[1322] Не судите строго… — сказала она уныло[1323]. — Натѣ[1324] уже двадцать два года, а…[1325]

— Да, я теперь понимаю[1326]… — сказалъ онъ, оглядывая гостиную и Бретто. —[1327] Ну, до свиданія…

И[1328] онъ[1329] поклонился,[1330] не протягивая руки.

— Я понимаю,[1331] вамъ…[1332] — сказала[1333] она,[1334] жалѣя[1335].[1336]

// л. 14 об.

 

 

VI

…Какъ же такъ… — спрашивалъ онъ[1337] себя, собирая[1338] мысли.[1339] Но какъ же она[1340]..?

Отвѣта не было[1341] — была только[1342] боль, <нрзб.>[1343]

Пошли домики темн. и свѣтл., валили хлопья.[1344]

— Направо?[1345] — спросилъ извозчикъ.[1346]

Сушкинъ велѣлъ направо и[1347] попалъ въ поля[1348]<,> гдѣ въ самомъ концѣ, черезъ оврагъ[1349], на горкѣ, былъ домъ, и вспомнилъ[1350], что вѣдь[1351] тамъ живетъ[1352] мама.[1353] И[1354] стало легче.[1355] Онъ взглян. на мокрый пакетъ съ цвѣт.[1356] на цвѣты — а ихъ куда?[1357]

— Погоди[1358]… — сказалъ онъ извозчику, соображая[1359].

Извозчикъ остановился. Ихъ куда?[1360] Онъ не допустилъ и мысли, чтобы это[1361] он могъ сдѣлать. Мамѣ[1362]!.. Только почему?[1363] Ему <нрзб.>[1364] стало до боли стыдно, что онъ могъ подумать.[1365] Но куда же?[1366]

Стыдное было во всемъ этомъ,[1367] страшно обидное[1368]. Выбросить[1369] въ оврагъ?[1370]

— Куда же ѣхать-то? — спрашивалъ извозчикъ[1371].

—[1372] Назадъ![1373] — По городу!

Извозчикъ нерѣшительно повернулъ[1374] и поѣхалъ шагомъ[1375].

— Это[1376] сумасшествіе[1377]… — <нрзб.>[1378] Сушкинъ, глядя на[1379] фонарикъ<.>[1380] — Это невозможно.[1381]

// л. 15

 

 

Они проѣхали нѣсколько улицъ и уже не разъ спрашивалъ извозчикъ — куда ѣхать.[1382]

— Поѣзжай, поѣзжай.. по городу!

Онъ не замѣчалъ[1383], что извозчику все пригл. къ нему и покачив. головой[1384]. Онъ теперь все думалъ[1385]<,> старался найти выходъ, куда же цвѣты<.> Словно въ этомъ[1386] было избавл.[1387] отъ[1388] боли[1389]. На[1390] это и[1391] направлялъ всѣ мысли.[1392] Они опять поѣхали на[1393] Большо <?> и Сушк.[1394], увидавъ свѣтлыя окна оставш. съ высок. елями въ памяти[1395], и[1396] крикнулъ:

— Назадъ! По городу![1397]

—[1398] Куда жъ вамъ надо-то[1399]? — останавилъ[1400] лошадь извозчикъ.

Тутъ Сушкинъ понялъ, что все это конечно, странно[1401]. Куда ѣхать? На Соборной площали пробили[1402] часы — девять[1403].

— На площадь! — приказалъ Сушкинъ.

Вотъ и площадь. Сушкинъ рѣшилъ, было, поворотить извозчика, къ п[1404] оставить цвѣты у Петровыхъ, но понялъ[1405], что это смѣшно[1406].[1407] Потомъ ему показалось, что лучше всего[1408] поѣхать на мостъ, гдѣ чорная полынья и туда сбросить цвѣты и коробку[1409]. Но и это он<ъ>[1410] откинулъ[1411]:[1412] это было <нрзб.>[1413] нелѣпо — <нрзб.>[1414]. Даже подумалъ[1415] — отдать[1416] извозчику?[1417] И усмѣх<ну>лся[1418] съ болью надъ своей[1419] выдумкой.

— Вотъ она[1420], и площадь… — сказалъ извозчикъ, у калильнаго фонаря и поглядѣлъ на[1421] Сушкина[1422]. — Куда же, баринъ?

Сушкинъ увидалъ городового и подумалъ — у него спросить надо. Да, надо пожертвовать куда-нибудь… Но тутъ мысли вылились неожиданно въ[1423] пришли въ порядокъ. — Да, надо пожертвовать. Онъ позвалъ городового.

— У васъ есть какіе-нибудь прiюты… ну для бѣдныхъ?..

— Такъ точно, ваше благородiе! — сказалъ городовой. — Одинъ для бѣженски<хъ> дѣтей, а то еще для энтихъ… сиротъ[1424]… на Каменной улицѣ, у моста...

— Для содатскихъ сиротъ[1425]… — повторитлъ Сушкинъ. — Хорошо. Поѣзжай туда.

…Хорошо, это такъ и надо, такъ и надо повторилъ Сушкинъ. — Для сиротъ солдатскихъ. Какъ это хорошо! — сказалъ онъ въ боли, по привычкѣ смотря на небо черное. И ему стало легче… словноа онъ нашелъ самый вѣрный выходъ. — Какъ это хорошо… — повторилъ онъ, радуясь.

Они спустились къ мост<у> къ рѣкѣ, все подъ мокрымъ снѣгомъ, и повернули на Каменную, фабричную улицу, гдѣ были жалкіе деревянные домики<.>

// л. 15 об.

 

 

Они смотрѣли маленькіми запотѣвшими окошками, лампами безъ абажуровъ, тряпками въ рязбитыхъ стеклахъ.

— Въ Евсѣевомъ домѣ[1426]…  — сказалъ извозчикъ. — Тутъ ихъ насыпано.[1427] Покойникъ-то городу въ[1428] пріютъ сдалъ. Съ квартѣръ[1429] онъ ихъ погналъ, и въ[1430] пріютъ пустилъ… Вѣдь[1431] деньгу зашибъ!

Сушкинъ не отозвался.

— Овсомъ[1432] до-нялъ, —[1433] миліемнъ,[1434] нажилъ… Сталъ другой добирать, а тутъ его позвали… съ удара померъ[1435]!

— Евсѣевъ… — сказалъ[1436] Сушкинъ… вспоминая[1437] связанное съ Евсѣевымъ<.>

— Кузьма[1438] Иванычъ,[1439] судить[1440] его должны…[1441] публику, весь народъ сталъ обирать[1442]… ну[1443] смерть накрыла.[1444] Смертью только избавились.[1445] Вотъ этотъ вотъ[1446] домъ-то[1447].[1448]

Домъ былъ одноэтажный, бурый[1449]<,> длинный. Всѣ <нрзб.>[1450]. Окна были темны.[1451]

< —> Значитъ, спать поклали… — сказ. извозчикъ.[1452]

Потомъ развязалъ чемоданъ и от<крывъ> взялъ зав<ернутую> коробку.

И вошелъ въ пріютъ.[1453]

// л. 16

 

 

VI

 

Прошло три дня[1454]. И Сушкину[1455] стало[1456] ясно, что здѣсь шла и шла[1457] обычная жизнь.[1458] А до этого[1459] казалось другое[1460]: остановилась жизнь[1461].

Они высматривали, что имъ надо, и вотъ — нашли.[1462] И смотрятъ къ нему восторженные глаза[1463] и ждутъ. А они[1464] не ждали. Они[1465] высматривали, что имъ надо,[1466] и вотъ — нашли.[1467] Тревожно насвистывая[1468],[1469] онъ[1470] ходилъ по низенькимъ комнатамъ[1471] мимо бѣлой[1472] сирени на столикѣ, съ блѣдными[1473] листьями и слабенькими кистями. Онъ уже приглядѣлся къ ней[1474]<,> къ ландышамъ въ бѣлыхъ лентахъ.[1475] Но[1476] было больно[1477] видѣть[1478], какъ мать[1479] подходитъ[1480] и глядитъ[1481] на эти цвѣты, и такъ бережно ухаживаетъ за ними[1482]...[1483] Ей никто не дарилъ цвѣтовъ и вотъ теперь она[1484] увидала[1485] чудо! Когда онъ сорвалъ мокр.[1486] пакетъ, она[1487] такъ дѣтски-восторженно[1488] сказала:

— Какое чудо![1489]

Шагая по комнатамъ[1490] онъ[1491] нарочно громко вызванивалъ[1492] шпорами, чтобы было не такъ томительно[1493] тихо. Въ <нрзб.> комнате[1494], гдѣ умеръ отецъ,[1495] ему стало[1496] грустно.[1497] Смотрѣлъ на мать. Она сидѣла у стола, гдѣ стояла сирень, и шила[1498] для него бѣлье,[1499] и все[1500] поглядываетъ на бѣлыя кисти.[1501] Боится, что они[1502] скоро завянутъ[1503].[1504]

Если бы она знала.

Онъ подошелъ[1505] къ ней и поцѣловалъ нѣжно[1506] въ сильно посѣдевшую[1507] голову[1508]:[1509]

—[1510] Какая ты стала маленькая[1511]…[1512]

Разъ онъ засталъ,[1513] какъ она цѣловала ландыши, и[1514] увидалъ въ ея глазахъ слезы[1515].

// л. 17

 

 

— А вотъ[1516] я тебе разскажу… — сказалъ онъ, — какъ я тамъ[1517] собиралъ ландыши…[1518]

И онъ[1519] разсказалъ[1520].

<Она> по-особ<енному>[1521] на него взглянула[1522].

— Я это видѣла… — сказала она тихо. — Я видѣла.[1523] Лѣсъ былъ[1524] темный[1525]… и ты стоялъ[1526] въ этомъ лѣсу и…[1527] много бѣлыхъ цвѣтовъ…

— Ты[1528] видѣла? — задумчиво спросилъ онъ[1529].

— Я тебя часто вижу… —[1530] Она притянула его къ себѣ и поцѣловала <нрзб.>[1531].

— Мама! Ты[1532] плачешь?!.. — сказалъ онъ взволнованно[1533].

Увидалъ[1534], какъ она смотритъ, заглядывая въ его душу и сказалъ весело: <нрзб.>[1535]

Онъ все ходилъ[1536] и ходилъ, громко вызванивая[1537] и свистя[1538].

— А знаешь,[1539] какого я удивит<ельнаго>[1540] человѣка встрѣтилъ?.. — сказалъ онъ.[1541]

И разсказалъ про Шемётова.[1542]

Она слушала[1543] очень внимательно, а онъ,[1544] разсказы<вая>[1545] съ увлеченіемъ, перекинулся въ[1546] пасмурный день, въ купэ и видѣлъ желтоватое, худое[1547] лицо ба фаметова и его странный[1548] взглядъ.[1549] Забывая, что спорилъ съ нимъ, онъ теперь[1550] развивалъ все подробно и[1551] находилъ доводы, какiе бы могъ привести Шеметовъ.

— Понимаешь, мама…[1552] — Страданiе! Принять на себя отвѣтственность за все бывшее, кто бы его ни сдѣлалъ… потому что здѣсь уже не маленькая правда, не мелкiй расчетъ… Ты понимаешь? Не какая-то[1553] обычная[1554]… человѣческая справедливость. Вѣдь въ жизни[1555] нѣтъ этой маленькой справедливости. Жизнь огромна и глубока.[1556] Вѣдь это въ судѣ только… а въ жизни[1557] словно[1558] все пропадаетъ и[1559] все неправда! Тебя сколько[1560] разъ обижали[1561] и я не могу… не могу[1562] этихъ обидъ[1563] покрыть… Они остаются не покрытыми… Ты понимаешь, мама?! И у всѣхъ, всегда! И никогда не будутъ покрыты.[1564]

— Нѣтъ. — сказала она. — Обиды будутъ покрыты… тамъ[1565].[1566]

— А если я не могу вѣрить[1567] тамъ[1568]?[1569].. Какъ тогда[1570]? А они должны быть покрыты[1571], должны… иначе нѣтъ жизни, <нрзб.>.[1572] тогда[1573] лучше не жить. Нѣтъ,[1574] и безъ этого тамъ[1575]

// л. 17 об.

 

 

есть. К<акъ>-б<удто>[1576] есть какое-то неохватное Равновѣсіе[1577], которое всегда дѣйствутеъ[1578], которое никогда[1579] не можетъ остановиться. И вотъ, когда страшно много напутано, тогда наступаетъ кризисъ… день очищенія отъ всего, чтобы было чисто и ровно[1580]. Тогда проливатеся море слезъ и много страданій… но мы ихъ не можемъ уравновѣсить. У насъ маленькіе глаза… и сами мы[1581] маленькіе. Мы не можемъ понять, —[1582] но что-то есть въ этомъ страшно большое и вѣрное… Надо подняться только… И человѣвество должно подыматься, иначе нѣтъ выхода[1583]… — посторилъ онъ слова Шеметова. — Кто сильно страдаетъ, тотъ долженъ найти оправданіе этому[1584]. Иначе нельзя[1585] жить, мама…

— Надо вѣрить[1586]… — сказала она. — Безъ вѣры нельзя. Когда мнѣ[1587] особенно тяжело… я всегда думаю:[1588] Господь знаетъ, что дѣлаетъ[1589]. Я вѣрю въ Высшій[1590] Промыселъ.

— Высшій Промыселъ —[1591] это же[1592] законы мiровой жизни,[1593] это и есть величайшее Равновѣсiе[1594]! Могутъ страдать единицы, милліоны, но они стоятъ <нрзб>, что[1595] жизнь движется[1596] къ[1597] огромно-свѣтлому, выбиваясь въ тискахъ… Вотъ какъ думаетъ этотъ удивительный[1598] человѣкъ. Этимъ и искупаются страданія.[1599]

— И ты такъ думаешь?

— Я?[1600].. Не знаю… — сказал онъ, отсчитывая шаги[1601]. — Я только думаю,  что наши расчеты… наши маленькіе глаза… не могутъ мѣрять далёко… Они еще не видятъ самаго близкаго…[1602] Но[1603] я хочу вѣрить. Я хочу вѣрить,[1604] что мои страданія[1605] распредѣлятся какъ-то вовнѣ и <нрзб.>[1606]… что я связанъ со всѣмъ…[1607] Надо стар<аться>[1608] видѣть[1609] глубже,[1610] дальше…

Онъ высказывалъ ей[1611] — не ей:[1612] онъ приводилъ въ порядокъ то, чѣмъ жилъ эти дни, встревоженный и смятенный.

Въ ночь прiѣзда[1613] онъ[1614] написалъ Наташѣ письмо, въ которомъ высказалъ[1615] все. Теперь онъ жалѣлъ объ этомъ. Онъ высказалъ только[1616] личное. А потомъ, переживъ[1617] ночи[1618] безъ сна, въ вихрѣ[1619] мыслей, онъ[1620] пожалѣлъ[1621], что не сказалъ ей такъ, какъ надо было сказать: сказать[1622], какъ онъ смотритъ на жизнь теперь. Это было бы для нее страшно[1623] важно. Но развѣ она пойметъ?[1624] Надо быть готовымъ, чтобы это принять. Надо пережить страшно много и видѣть страшное и страшнымъ мученьемъ выковать.[1625] Онъ и[1626] самъ чувствовалъ. что еще и самъ не выковалъ, а лишь смутно что-то[1627] готовъ постигнуть. И[1628] теперь, стремясь это постигнуть, онъ старался собрать[1629] свои мысли,[1630] чтобы понять.

Онъ подошелъ къ цвѣтамъ[1631] и вглядѣлся[1632]: какъ хороши![1633] Какое[1634] въ этомъ огромное,[1635] творческо-творческое… и живое.[1636]

// л. 18

 

 

<Текст на л. 18 об. является вариантом зачеркнутого текста л. 16 об. — Ред.>

 

Они проѣхали гѣсколько кварталовъ и опять попали на Мироносицкую, къ высокимъ елямъ. Сушкинъ увидалъ освѣщенныя окна и опять[1637] велѣлъ повернуть.

— Да куда же вамъ, баринъ, надо? — спросилъ[1638] извозчикъ.

Сушкинъ поглядѣлъ на его недоумѣвающее лицо.[1639] На соборѣ отбивали часы — девять.[1640]

— Ступай[1641] на площадь!

Онъ хотѣлъ[1642], было, вернуться и оставить цвѣты Петровымъ[1643], но сейчасъ же и передумалъ. Потомъ ему показалось проще[1644] — поѣхать[1645] къ мосту гдѣ[1646] полынья, и бросить. Но откинулъ и это[1647].

— Ну, вотъ[1648] и площадь, — сказалъ извозчикъ, останавливаясь у фонаря, на площади[1649]. — А теперь куда?

Сушкинъ[1650] не разобралъ усмѣшки:[1651] выходъ былъ найденъ[1652]<.> Онъ поманилъ[1653] козырнувшаго[1654] ему городового<.>[1655]

— Есть здѣсь[1656] у васъ[1657] прiютъ[1658]?

— Такъ точно, ваше благородiе! Для бѣженцóвъ прiютъ[1659] и еще… подъ[1660] солдатскихъ сиротъ…[1661] по Каменкѣ, къ мосту.

— Хорошо. Поѣзжай[1662] къ мосту!

Они спустились къ рѣкѣ. На томъ берегу опять засвѣтились клѣтками ко<р>пуса фабрикъ, и Сушкинъ вспомнилъ, какъ они[1663] здѣсь стояли[1664].

…Хлопковыя плантацiи![1665]

Стали подыматься на Каменку.[1666] Тутъ[1667] потянулись пустыри, заборы и[1668] домики фабричнаго люда, съ голыми огоньками въ запотѣвшихъ окошкахъ.

— Въ Есѣевомъ[1669] домѣ прiючаютъ… городу сдалъ, Евсѣевъ…[1670] — сказалъ извозчикъ. — Насыпано ихъ тутъ… болѣ сотни. Евсѣевъ у насъ[1671] съ овсу миліёнъ[1672] нажилъ[1673] только что вотъ[1674] смерть накрыла…

Евсѣевскiй домъ былъ длинный, одноэтажный, темный,[1675] похожiй на казарму.[1676] Глядѣлъ черными окнами, безъ единаго огонька.[1677]

— Спать, что ли, ихъ[1678] поклали… свѣту-то не видать?..

Сушкинъ представилъ себѣ длинный[1679] рядъ темныхъ и низкихъ комнатъ, съ[1680] дѣтьми, и[1681] какъ онъ войдетъ, и какъ[1682] поставитъ передъ ними[1683] цвѣты и голубую коробку,[1684] и ему стало ясно, что[1685] и[1686] это[1687] не[1688] выходъ,[1689] и тутъ стыдъ и ложь. Да и спятъ.[1690]

— На Полевую! — сказалъ[1691] онъ извозчику.

Больше некуда было ѣхать.

// л. 18 об.

 

 

<Продолжение текста л. 18 — ред.>

…Да,[1692] надо смотрѣть большими глазами и мѣрить большой мѣрой…

И думая такъ, разувѣрялъ себя[1693]. Нѣтъ, еще не можетъ[1694] онъ смотрѣть[1695] «большими глазами»<.>

Всѣ эти дни[1696] были передъ нимъ[1697] тѣ[1698] <?> другiе глаза, которые теперь онъ видѣлъ[1699] еще лучше и которые ему еще дороже. Наташа всегда передъ нимъ, всегда свѣтлая, потерянная Наташа.

Только она стала[1700] какой-то другой, какой-то недостижимой, которую даже[1701] нельзя[1702] назвать, а можно[1703] только таить въ мысляхъ[1704]. Внутренно[1705] видеть и тосковать. На вторую ночь по прiѣздѣ[1706] онъ вышелъ въ садъ. Садъ шелъ подъ горку, любимый отцовскiй садъ,[1707] когда-то лелѣемый. По луго<ви>нкѣ, которую Суш<кинъ>[1708] помнилъ ребенкомъ, отецъ насажалъ березокъ. Надъ нимъ всѣ смѣялись, почему же не яблонь[1709]. Но онъ —[1710] нерасчетливый человѣкъ[1711] —[1712] тоже смѣялся. «[1713]А будетъ у насъ<»> —говорилъ онъ, <—> «[1714]свѣтлая березовая роща[1715]. Птицы любятъ березы[1716].<»> И такъ вышло[1717]. Поднялись березы[1718]. Теперь онѣ уже хорошо шумѣли весной[1719]<,> солнце въ нихъ такъ нѣжно играло къ вечеру. Тогда весь садъ становился розовымъ и прозрачнымъ,[1720] пѣли малиновки и чижи, и[1721] неизвѣстная птичка прилетала[1722] высвистывать приходъ ночи[1723]. И всѣ потомъ[1724] говорили: — чудесно![1725] И вотъ на вторую ночь Сушкинъ[1726] вышелъ въ[1727] березовую рощицу.[1728] Тучи сползли, подморозило.[1729] Горѣли звѣзды. Онъ остановился въ березахъ[1730] и поглядѣлъ[1731] къ рѣчкѣ. Что это[1732] — почему свѣтъ[1733]? — удивился онъ.[1734] Тамъ стлался[1735] голубоватый свѣтъ —[1736] гдѣ всегда было темно ночью[1737]. Не понимая[1738],[1739] онъ смотрѣлъ долго[1740]. Вспомнилъ[1741] прожекторы, которые <нрзб.>[1742] нашаривали[1743] лучами.[1744] Какой[1745] тихій свѣтъ![1746] Онъ сузилъ[1747] глаза, чтобы еще нѣжнѣй[1748] видѣть.[1749] И[1750] увидалъ Наташу, несравнимо[1751] прекрасную, которую не видалъ никогда раньше[1752]. Потомъ пропало…[1753] Теперь, вспомнивъ про свѣтъ,[1754] спросилъ:[1755]

— Мама…  что это <я> видѣлъ ночью[1756] <за> свѣтъ, въ полѣ, тамъ…[1757]? удивительно нѣжный, голубоватый… Ты видѣла этотъ свѣтъ?

— А это заводъ тамъ.[1758] Готовятъ снаряды… Тамъ[1759] былъ старый заводъ, косы и верпы дѣлывали[1760]… и личильная мастерская.

— Ахъ[1761], вотъ что!

Теперь онъ[1762] вспомнилъ. Далеко въ полѣ[1763], у рѣчки стоялъ брошенный[1764] старый заводъ, гдѣ онъ, въ дѣтствѣ[1765], разыскивалъ въ мусорѣ звонкiе полоски стали[1766]…

// л. 19

 

 

И[1767] показалось страннымъ, какъ онъ обманулся. Голубой свѣтъ![1768].. а это обычный[1769] свѣтъ[1770] дуговыхъ фонарей, скрашенный березовыми стволами.[1771] А Наташа? — подумалъ онъ. И знач<итъ> ея нѣтъ[1772] другой, особенной[1773]? Но почему же я ее видѣлъ?[1774] Такой бы она могла быть…[1775]

На четвертый день онъ наконецъ вышелъ[1776] изъ дому,[1777] побывалъ у знакомыхъ[1778], прошелся[1779] по городу.[1780] Прошелъ и по[1781] тихому переулку,[1782] гдѣ подъ бѣлыми шапками засыпанныя были вишневыя деревья. Потомъ спустился къ мосту. Черная полынья никогда не замерзающей рѣчки, была не черная, а бурая съ грязно бурымъ синимъ и краснымъ льдомъ отъ[1783] аппретурной фабрики<.> Поглядѣлъ на эту отравленную воду, на корпуса, которые вытянулись вдоль загаженной рѣчки. Все то же, какъ и раньше — грязь, и неуютъ. И, кажется, никогда не будетъ уюта и чистоты. Съ фабрикъ шла смѣна, — и она все та же. Старые и худые зеленоватыя лица, плохо одѣтые люди, подростки съ испитыми лицами, мутное небо и гнилые домишки по Каменкѣ.

И опять вспомнилъ про хлопокъ, про хлопковыя плантаціи. Тамъ теперь синее небо и Наташа, и солнце. Тамъ она теперь наслаждается. А эти и все тутъ — грязь и нечистота и тоска.

«И за нихъ, и за все это?<»> — вспомнилъ онъ, слова капитана Грушки. Но какъ же за это? Развѣ этимъ-то будетъ лучше?

Ужъ коли страдать, такъ за это, за реальное, а не за какую-то тамъ нарушенную справедливость.[1784] Шеметовъ не пуститъ этихъ на свои Великія Вѣсы. И[1785] подавилъ усмѣшку. Нѣтъ онъ-то и пуститъ.[1786] Грушка не пуститъ, Грушка это маленькое[1787] а онъ пуститъ. Онъ всѣхъ пуститъ и если бы ему дали править[1788] вѣсами[1789], онъ бы свѣсилъ[1790] и вывѣрилъ все.[1791] И про самоѣдскаго ребенка даж<е.>[1792]

Сушкинъ пошелъ, не видя никакой цѣли, по Каменкѣ: надо же было убивать ненужное[1793] время. Поднялся къ Евсѣевскому дому, теперь въ сѣренькомъ свѣтѣ[1794] дня ободран<н>ому[1795] и гнилому по водостокамъ. Съ оконъ текло[1796]. Блѣдныя лица дѣтей смотрѣли за ними[1797]… Какъ ихъ много«насыпано!» Онъ постоялъ, а на него смотрѣли головы, блѣдные лица и кто-то постучалъ кулачкомъ. На него показывали пальцами. Тогда онъ пошелъ къ площади, въ бакалейную лавку Евсѣева и велѣлъ завернуть[1798] пряниковъ и конфетъ.

— Пошлите сиротамъ[1799], на Каменку.[1800]

// л. 19  об.

 

 

И когда вышелъ, сказалъ себѣ: — это я дѣлаю во имя тебя, Наташа.

Тамъ какъ-то сочтется. Пот<о>мъ увидалъ на углу площади молод.[1801] солдата на костылѣ, и[1802] съ крестом, и далъ рубль.

— И это во имя тебя, Наташа. И[1803] всегда буду во имя тебя дѣлать, — подумалъ онъ. —

Но та[1804], о которой онъ думалъ, была въ его мыслях не та Наташа, а какая-то совсѣмъ другая и лучшая, которая была въ немъ и которой онъ хотѣлъ бы[1805] найти. Все лучшее, прекрасное, что можетъ быть въ человѣческо<й> душѣ, онъ хотѣлъ бы[1806] соединить въ какомъ-то чудесномъ образѣ, который сей часъ принималъ обликъ Наташи. Но это была Наташа не та, которая жила въ Ташкентѣ. Она была гдѣ-то, но гдѣ, онъ бы не могъ сказать. Онъ только зналъ, что она есть.

<«>Но какъ это хорошо — дѣлать!» — сказалъ онъ себѣ. — Если бы всегда такъ дѣлать. Сдѣлать одно — и какъ-то это должно что-то уравновѣсить<,> не можетъ пройти безслѣдно. Да, да… Это что-то удивительно гармоничноеИ какъ все связано прекрасно.

Объ этомъ онъ уже думалъ, когда слѣдилъ, какъ украдкой цѣловала мат<ь> ландыши. Везъ для Наташи, а отдалъ матери. И она[1807] счастлива.

Онъ вспомнилъ, какъ мать поцѣловала ему руку, и ему стало и[1808] стыдно, и хорошо на душѣ. Какъ любитъ она[1809]! И какъ мучается, бѣдняжка. И опять подумалъ, что вѣдь для нея только, только ради нея живетъ здѣсь, гдѣ ему совсѣмъ нечего дѣлать, гдѣ[1810] столько муки. И ни за что. Туда[1811], какъ-будто,[1812] перекинулась вся его жизнь и весь[1813] смыслъ. Тамъ надо кончить[1814].

На слѣдующій день, къ ночи, прiѣхалъ Жуковъ.[1815] Его пріѣздъ странно[1816] обрадовалъ, какъ пріѣздъ очень близкаго человѣка. Это было звено, связывавшее его съ[1817] огромной цѣпью, которая тамъ вытянулсь.

— Ну[1818]… повидался?

— Такъ точно, ваше благородiе! — сказалъ обычнымъ голосомъ.

— Все хорошо?

— Ничего… — сказалъ Жуковъ и оглядѣлъ сапоги.

И ничего не прочелъ Сушкинъ въ его сѣрыхъ глазахъ. И всѣ дни[1819] остававшiеся до отъѣзда всегда видѣлъ его на крылечкѣ. Сидѣлъ Жуковъ на ступенькѣ и строгалъ палочки сапожнымъ ножомъ — все строгалъ — только летѣли бѣлые стружки. И Сушкину казалось, что Жуковъ не просто строгаетъ, а думаетъ и отбрасываетъ свои мысли. Какъ-то находитъ по-своему

// л. 20

 

 

равновѣсіе[1820], какъ тогда, когда вызывался рѣзать проволоку. И батарейный ищетъ своего равновѣсія — читаетъ Евангеліе… и капитанъ Грушка находитъ, и всѣ, какъ умѣетъ. Но[1821] есть единое Равновѣсіе…

И та система капитана Шеметова, которая даже и не система, все приходила въ голову[1822], словно очаровалъ его Шеметовъ.

Наканунѣ отъѣзда, вечеромъ, Сушкинъ сидѣлъ въ комнатѣ матери, и смотрѣлъ, какъ она[1823] укладывала его чемоданъ. Она перебирала каждую вещь, задумывалась[1824], что-то отыскивая глазами, забывая и вспоминая[1825], что еще было нужно.[1826] И опять, какъ и въ ночь[1827] прiѣзда, долго держала въ рукѣ маленькiй портфельчикъ съ Евангеліемъ.

— Тебѣ нравится? я тебѣ куплю, хочешь?[1828].. — сказалъ Сушкинъ. И подумалъ, какое оно маленькое! А я[1829] его совсѣмъ не знаю[1830].

—[1831] Купи… — сказала она едва слышно[1832].

Было тяжело смотрѣть[1833]. Сушкинъ прошелъ въ темныя комнаты. Отсюда[1834] былъ видѣнъ[1835] голубой свѣтъ. Все работаютъ, безъ конца,[1836] — подумалъ онъ. — На судъ. Но теперь этотъ свѣтъ не вызвалъ[1837] очарованiя. Куютъ гвозди[1838].

Сушкинъ тронулъ[1839] сирень. Она уже вяла[1840] и осыпала крестики[1841], а ландыши уже[1842] вчера были желтые. Прошла красота…[1843] И все проходитъ. Остается только[1844] ликъ вѣчый, — какъ бы сказалъ Шеметовъ. Ликъ скрытый и всегда остающійся.

Онъ опять зашелъ[1845] къ матери. Она сидѣла надъ чемоданомъ, нагнувшись низко и онъ понялъ, что она плакала.

— Мама![1846]…

У него раскосились губы и онъ самъ заплакалъ.

— Нельзя же такъ[1847]!..[1848]

Она смотрѣла въ[1849] раскрытый чемоданъ и не мог<л>а говорить. Эту тяжелую минуту разбилъ рѣзкiй звонокъ на парадномъ. Сушкинъ отворилъ сам<ъ>. Принесли телеграмму. Онъ взволнованно разорвалъ[1850] ее, взволнованно, съ мыслью о Наташѣ… не соображая, что его письмо еще не могло получиться. Да и не ждалъ отвѣта. И прочиталъ: Выиграли пари. Все чудесно. Капитанъ[1851] Грушка.

Сушкинъ усмѣхнулся[1852].

— Счастливый капитанъ![1853]

// л. 20 об.

 

 

 

VII

 

Поѣздъ уходилъ ночью. Сушкинъ съ Жуковымъ выѣхали съ Полевой[1854], когда все спало.

— Тихо у васъ тутъ, ваше благородiе…[1855] — сказалъ Жуковъ. — Сады.

Сушкинъ[1856] посмотрѣлъ на темный оврагъ, отдѣлявшiй Полевую отъ города и вспомнилъ, какъ[1857] ѣлъ[1858] здѣсь сочную сны<ть> и строилъ запрудки[1859] на ручейкѣ…[1860] и сказалъ:

— Ты молодчина, Жуковъ… ты хорошій. Если мы вернемся, будешь у насъ жить… Сады…[1861] да… —[1862] повторилъ Сушк.[1863]

— [1864]Могу[1865] такой садъ раздѣлать…[1866]

Сушкинъ[1867] оглянулся. Съ высоты за оврагомъ домъ хорошо видѣнъ[1868], но теперь онъ утонулъ въ темнотѣ[1869]. Но опять Сушкинъ[1870] усмотр.[1871] тихiй голубой[1872] свѣтъ, въ <нрзб.>[1873]. Подумалъ:[1874]

… На батарею къ намъ попадутъ отсюда… Мама тоже этотъ свѣтъ видитъ…

— Ну а у тебя ладно было съ женой[1875]? — спросилъ онъ Ж<укова>[1876].

— Жена-то въ Москвѣ оказалась…[1877] только[1878] въ Москвѣ ее не нашелъ[1879]. Всѣ кварталы обошелъ — не нашелъ. А тутъ и[1880] срокъ кончился.

— Не нашелъ?

— Не нашелъ, ваше благородiе. Адрестъ, что ль[1881], напутали[1882]…[1883] таковой и улицы нѣтъ! Дудкина улица, домъ Сапогова.[1884]

— Дудкина улица…[1885] Такой нѣтъ?[1886]

Присмотрѣлся къ Жукову, <нрзб.>[1887] но лица его не было видно.[1888]

Выѣхали на Мироносицкую[1889]. Домъ съ высокими елями[1890] спалъ. Сушкинъ[1891] поглядѣлъ на крыльцо.[1892] Дудкина улица! Прощай.

— Ничего, Жуковъ…[1893] пройдетъ, все пройдетъ[1894]… это все маленькое.[1895]

— Такъ точно, ваше благородiе —[1896] пройдетъ.[1897]

Все пройдетъ. И[1898] фабрики эти[1899] съ[1900] клѣтками, и грязная, красная вода, и

// л. 21

 

 

домишки эти[1901] гнилые[1902] — все пройдетъ. Все промоется[1903]<,> продерется съ пескомъ[1904]<,> и будетъ чисто и ровно…[1905]

Остался городокъ въ низинѣ. И пошла ровная дорога.[1906]

Пошла и пошла —[1907] полями, лѣсами, громыхающими мостами, снѣжными деревнями и городками въ огняхъ и тьмѣ. Въ сумеречныхъ дняхъ бѣжала она[1908] подъ сѣрыми облаками.[1909] Въ ночномъ ревѣ,[1910] въ искрахъ и въ вѣтрѣ[1911] бѣжала и бѣжала она,[1912] желѣзная и прямая, съ которой уже не свернешь<,> не остановишься,[1913] не подождешь попутчика. Не крикнешь —[1914] сворачивай,[1915] тамъ! — и не услышишь пѣсни. Все впередъ и впередъ, къ новому дню, который неизвѣстно какъ называется… Только[1916] струится свинцовая муть:[1917] ни[1918] утро[1919],[1920] — ни[1921] вечеръ ли —[1922] тѣ же[1923] сѣрые сумерки.

Сушкинъ вѣсь <?> день[1924] глядѣлъ и глядѣлъ въ[1925] эти[1926] струив<ш>іеся[1927] сумерки и напрасно заговаривалъ съ нимъ[1928] безусый юный[1929] прапорщикъ. Что онъ можетъ знать[1930], этотъ славный румяный[1931] юноша, у котораго сердце тревожно бьется, а глаза любопытно-дѣтски! Мечтаетъ[1932] о величественномъ и жуткомъ, отъ чего заливаетъ[1933] сердце?[1934] Словно[1935] на[1936] пиръ спѣшитъ, а тамъ и нѣтъ никакого пира — тамъ судъ. Судятъ[1937] тамъ[1938] эту свинцовую муть[1939] и уминаютъ[1940] въ форму. И[1941] небо судятъ, которое[1942] манитъ обманчиво[1943] и котораго нѣтъ нигдѣ…[1944] Старикъ плетется[1945] съ салазками[1946]… И его судятъ — и[1947] всѣхъ —[1948] и все…[1949] И онъ попалъ[1950] въ петлю[1951] съ своими салазками… и деревни, и сараи въ соломѣ[1952]<…> Все подъ огонь! И[1953] города[1954], и[1955] лѣса съ бѣлыми ландышами, и[1956] башни, и храмы, на которыхъ почернѣли[1957] кресты.[1958] Въ огонь…[1959] Дѣти кричатъ[1960],[1961] по снѣгу бѣгутъ голышами…[1962] — все подъ[1963] огонь, въ огонь!..[1964]

— Огонь! — крикнулъ Сушкинъ.[1965]

Сильный толчокъ отъ груди въ голову вскинулъ его на койкѣ. Онъ посмотрѣлъ въ испугѣ, а лежавшiй напротивъ него офицеръ-мальчикъ[1966] сказалъ тревожно[1967]:

— Вы сейчасъ[1968] кричали во снѣ, поручикъ[1969].

— Да?[1970]… — сказалъ неопредѣленно[1971] Сушкинъ[1972].

Мигали огоньки за окномъ.[1973] Проплыла[1974] башня.[1975] За окнами шумѣли[1976] ноги и голоса[1977].

// л. 21 об.

 

—[1978] А вѣдь это та самая[1979] станцiя… — подумалъ Сушкинъ. — Гдѣ пряники. И яркая красавица въ лисьемъ мѣхѣ[1980].[1981] Всѣмъ предлагаетъ[1982] сласти. И злая боль поднялась въ немъ, словно изъ <нрзб.> была когда <нрзб.>.[1983]

— Тутъ пряниками торгуютъ[1984]… — сказалъ Сушкинъ юному офицеру. — Поглядите на[1985] красоту съ хвостомъ.

— Какъ, с хвостомъ? — спросилъ удивленно офицеръ.

— А такъ, съ хвостомъ… — усмѣхнулся и Сушкинъ. — Стоитъ красота и хвостомъ виляетъ[1986]. Послѣдняя красота. —[1987] Тамъ этой красоты не будетъ[1988].[1989]

Офицеръ[1990] не <нрзб.>.[1991]

— Сходите и поглядите[1992]. Гдѣ пряниками торгуютъ[1993].

Офицеръ задумался и[1994] пошелъ. Пошелъ и Сушкинъ. Сильно[1995] болѣла голова, ионъ подумалъ — въ околотокъ зайти[1996] и попроситъ <нрзб.>[1997], что ли. Но только сошелъ на платформу, какъ сейчасъ же зашагалъ[1998] взадъ и впередъ, словно что-то его удерживало. Онъ прошелъ раза три, словно давая себѣ получить, пережить снова все, что было недавно въ такой вечеръ[1999]. Все то же было. [2000] Суетились[2001] за мутнымъ окномъ бѣлые повара[2002], козыряя пробѣгали солдаты[2003], глядѣлъ огоньками[2004] домикъ въ березахъ.[2005] Темнѣла на концѣ башня. Даже солдатъ съ шашкой стоялъ у[2006] ящиковъ. Сушкинъ три раза прошелъ[2007] мимо[2008] окна въ которое[2009] была видна[2010] продавщица, но не взглянулъ[2011], хоть и тянуло[2012] взглянуть.[2013] Было такое чувство, что,[2014] если взглянуть[2015], что-то[2016] случится. И было еще[2017] <чувство:> непріятно животной тревог<и> и сладострастнаго возбужденія. <нрзб.> то <нрзб.>[2018] чувство котор. тогда <нрзб.>[2019] вызвала въ немъ продавщица, когда онъ <нрзб.>[2020] съ ней. Но проходя <нрзб.>[2021] разъ, онъ взглянулъ[2022]. Она[2023] разговаривала съ офицеромъ.[2024] Была видна часть ея[2025], плечо въ рыжемъ мѣхѣ[2026]. Сушкинъ[2027] прошелъ, но вернулся къ окну <нрзб.>[2028] и[2029] взглянулъ.[2030] Спиной къ продавщицѣ[2031] стоялъ Шеметовъ.[2032] Сушкинъ радостно и <нрзб.> смотрѣлъ — да, Шеметовъ, словно не уѣзжалъ <нрзб.>.[2033]

Онъ[2034] вошелъ въ залъ, подч. силѣ, которая тянула его къ Шеметову,[2035] подошелъ[2036] и <нрзб.>[2037] произнесъ:

— Здравствуйте, капитанъ!

—[2038] Вы?! <нрзб.>[2039] Вотъ и встрѣ-тились[2040]… — к<акъ> б<ы> знач. произн. Шемет.[2041]

Но въ его лицѣ не было[2042] удивленія, словно это такъ просто, что[2043] они встрѣтились.

// л. 22

 

 

— Я[2044] тогда[2045] и не простился съ вами[2046]… — сказалъ Сушкинъ,[2047] вглядываясь въ[2048] лицо Шеметова, которое еще больше осунулось и пожелтѣло[2049].

— Аа… — вовсе и не удивился Шемётовъ, и пристально, что-то припоминая, всматривался. — Вы что… хворали?

— Помню,[2050] вы[2051] крѣпко спали.[2052]

— Но какъ[2053] неожиданно!

— Здѣсь[2054] это[2055] обычное дѣло… — сказалъ Шеметовъ.[2056] <—> Съѣздили[2057]?

— Да[2058]… — сказалъ Сушкинъ[2059]. И[2060] замѣтилъ, что Шеметовъ ѣстъ пряникъ.[2061] Это его <нрзб.> поразило.[2062]

Онъ поглядѣлъ[2063] на продавщицу. Она улыбалась прапорщику[2064], который набиралъ коробки[2065].[2066] Но та[2067] съ[2068] улыбкой взглянула[2069] на Сушкина, словно словно напоминала[2070] какъ они мило поговорили. Сушкинъ[2071] посмотрѣлъ въ[2072] ея[2073] волнующіе глаза,[2074] томные[2075] и влекущіе, и <нрзб.> къ Шеметову[2076]. И ему стало <нрзб.>.[2077]

— Эта дѣвка[2078]… — сказалъ онъ тихо… —[2079] какой-то красивый блудъ[2080].

— [2081]Просто[2082] женщина — съ пряниками. Ей надо[2083] продать.[2084]

—[2085] Вы[2086] назадъ?

— Да, къ своимъ. И вы?

— Да. Ахъ[2087], капитанъ, какъ бы[2088] хотѣлось еще[2089] бы поговорить[2090] съ вами.[2091] У васъ нетѣ мѣста въ купэ?[2092]

— Биткомъ[2093].

Они прошли на платформу. Сушкинъ былъ возб.[2094] радъ — <нрзб.> — будто <нрзб.>[2095]. Ему хотѣлось бы[2096] сказать, все…  словно отъ[2097] Шеметова все зависитъ[2098].[2099] Шеметовъ медленно шелъ, не выказывая[2100] желанія говорить и слушать.[2101] Дошли до конца платформы, и[2102] Сушкинъ сказалъ.

— А знаете[2103] капитанъ…[2104] чего я хотѣлъ —[2105] не сбылось.

— А знаете почему? — спросилъ[2106] неохотно Шеметовъ.

— Да <нрзб.> Сушкинъ[2107]. — А теперь бы я очень[2108] хотѣлъ[2109] служить съ вами…[2110] и…[2111] Вы можетъ быть

// л. 22 об.

 

 

сейчас усмѣхаетесь[2112]… а[2113] васъ я[2114] встрѣтилъ страшно близкаго мнѣ человѣка… — сказалъ Сушкинъ въ странномъ очарованіи. —[2115] Видите, какъ я откровенно[2116]. —

Шеметовъ молчалъ. Не[2117] ясно было его лицо.

—[2118] Можетъ быть вы[2119] и забыли, о чемъ мы[2120] бесѣдовали… но я не могу забыть.[2121]

— Ахъ вы, чудакъ! — мягко[2122] сказалъ[2123] Шеметовъ. — Какіе же[2124] у васъ[2125] нервы, однако[2126]… Надо спокойнѣй[2127].[2128]

Сушкину стало[2129] стыдно[2130] и своего безпокойства и откровенности[2131]<.> Другой былъ теперь Шеметовъ.[2132]

— Что жъ[2133]<,> я ничего не имѣю противъ… — сказалъ Шеметовъ. — Хлопочите…[2134]

— Вы[2135] вызвали во мнѣ смуту… Мож. б<ыть> и не вы... но[2136]…[2137] съ вами у меня сочеталось что-то,[2138] странно[2139] мнѣ близкое<.> Такъ жаль, если я васъ[2140] больше не встрѣчу[2141]…

— А[2142] это возможно… —[2143] знакомымъ тономъ[2144] сказалъ Шеметовъ.[2145]

— А это возможно! — озабоченно, показалось Сушкину, сказалъ Шеметовъ<. —> А[2146] поглядите, какіе[2147] сегодня звѣзды[2148]!

И поглядѣлъ въ небо. Поглядѣлъ и Сушкинъ.[2149] То все было сѣро,[2150] свинцовая муть… а <нрзб.>[2151] яркія, такія обмытыя звѣзды. Да, чудесныя.

— А дни[2152] мутные… — сказалъ Сушкинъ.

— Да, дни мутные…

— Вы теперь… одни?

— Я[2153]?[2154] Почему вы спросили?[2155]

— Вы[2156] тогда говорили..

— А… да. А все таки хорошо тамъ… Я сорокъ верстъ проѣхалъ лѣсами въ глуши, въ тишинѣ… подъ колокольцами. Хорошо… очень хорошо. Хорошо ѣхать одному по бѣлымъ снѣгамъ,[2157] подъ колокольцами…[2158] Въ такую ночь… Вотъ чего жаль[2159]. Ну, отправляемся[2160]. Желаю вамъ[2161]… ну, чего вы хотите?

Сушкинъ не зналъ, что сказать. Такъ дружески[2162] и <нрзб.>[2163] грустно спросилъ[2164] Шеметовъ. Но<нрзб.>.[2165] Ему хотѣлось заглянуть въ это худое загадочное лицо, въ его загадочную и большую жизнь. Но темно и неясно было его лицо. Словно <нрзб.>[2166]

// л. 23

 

 

— Капитанъ! — сказалъ онъ взволнованно, крѣпко сжимая руку. — Я <нрзб.> что[2167] васъ видѣть[2168] и[2169] быть съ вами.[2170] А[2171] я хочу…[2172] <чтобы вы> жили,[2173] всегда[2174]<.>

— Всегда жить нельзя. Ну, прощайте.[2175]

Поѣздъ отходилъ. Сушкинъ вскочилъ на подножку. И[2176] стоялъ, провожая глазами станцію, побѣжавшую[2177] желтыми окнами, фонарями, березами.[2178] И уже забѣлѣли поля подъ[2179] луной<.>[2180] И стало[2181] легко дышать[2182] подъ сѣрымъ небомъ[2183] теперь[2184], потому что тутъ былъ этотъ странно-обаятельный человѣкъ, который словно все знаетъ и во всемъ увѣренъ. Да, хорошо ѣхать[2185] подъ[2186] звѣздами…[2187] Сушкину казалось[2188], что[2189] въ какой-то особенной[2190] бѣлой странѣ… которой онъ никогда не зналъ[2191]. <нрзб.>[2192] хорошо ѣхать[2193] по тихой лѣсной дорогѣ подъ колокольчикомъ.[2194] Тихо[2195] и знаешь[2196] о чемъ говорятъ звѣзды…

Сушкинъ вошелъ на площадку. И все смотрѣлъ.[2197] Онъ прислонился къ углу, къ холодному[2198] желѣзу и, не въ силахъ больше удерживать,[2199] <заплакалъ.> Хорошо ѣхать зимой по тихой лѣсной дорогѣ… Такъ и стоялъ и не уходилъ этотъ грустный и милый голосъ.[2200]

// л. 23 об.

 

 

тихая жизнь — не война?[2201] Хуже! Давятъ въ тихомолку, душатъ, урываютъ, обходятъ. У васъ взяди жену.. — я къ примѣру — у меня невѣсту… это[2202] грубые примѣры… — у него — <нрзб.>[2203] право на жизнь человѣческую <нрзб.>. Вы вдумайтесь только! Отсюда — что?[2204] Организованность![2205] Надо[2206] смѣло смотрѣть жизни и людямъ въ глаза. И брать[2207] мѣсто подъ солнц<емъ.> Этому научили насъ нѣмцы.[2208] На свою голову.[2209] Мы, мы у нихъ вырвемъ это мѣсто[2210]. Да, война! Щадить нечего![2211] Я въ будущіе раи не вѣрю. Нѣмецъ мнѣ не уступитъ, такъ[2212] почему же я стану[2213] ему уступать?.. За горло! за глотку!

— <нрзб.>! — сказалъ Шеметовъ. — Это я <нрзб.>.[2214]

— У васъ тоже нервы раздолтались. — сказалъ поручикъ, дергая <нрзб.>[2215].

— Можетъ быть… можетъ быть… Но я и не только получилъ опытъ <но> я и усталъ! И я наголодался.

// л. 24

 

 

<На л. 24 об. вариант главы V. — Ред.>

Сушкинъ опять пересилилъ[2216] себя и[2217] сказалъ ровно[2218]:

— А развѣ нужно это кому[2219]!.. Передайте[2220] вашей сестрѣ… что я желаю ей счастья[2221]… Въ жизни[2222]… такъ все непрочно![2223]

Эти слова капитана Грушки онъ сказалъ съ неопредѣленно, <нрзб.>[2224] усмѣшливо <нрзб.> серьезн. <нрзб.>[2225], что хозяйка не могла ничего на это сказать. Она проводила его[2226] въ переднюю.

— Не вините[2227] ее… — сказала[2228] она[2229]. — Она такъ[2230] хотѣла вамъ написать…все… и не рѣшилась…[2231] письмо ея вамъ…[2232]

Онъ поклонился и вышелъ. Но когда увидалъ дожидавшагося его извозчика, съ завернутыми въ сѣрую бумагу цвѣтами[2233], — остановился у фонаря, не сознавая[2234], какъ же теперь[2235]. Тамъ было[2236] все понятно, а тутъ[2237]… Снѣгъ все падалъ мокрыми темными хлопьями.[2238]

— На Полевую[2239] — сказалъ Сушк.[2240] извозчику[2241] и стиснулъ зубы[2242], чтобы не закричать.[2243]

И болѣзненно[2244] размѣялся[2245]. Бѣлая Наташа!...[2246]

// л. 24 об.