Российская государственная библиотека
Научно-исследовательский отдел рукописей
Фонд № 387
И. С. Шмелев
Картон № 1
Ед. хран. № 22
Шмелев
Иван Сергеевич
[«Служители правды»]
повесть
1905 дек. 6
Черновой автограф 62 лл.
Гл. I Маленькій художникъ
II — Въ Дальней Улицѣ
III — Старый живописецъ
IV — Ты будешь художникъ
V — Рѣшительный шагъ
VI — Первая работа
VII — Памятный день
VIII — Вѣтеръ мѣняется
IX — У «пана судьи».
X Мейеръ находитъ средство.
XI Сидорчукъ
XII Погромъ. XIII Ужасный день
XIII Страшная ночь
XIV[1] [2]У пристава въ участкѣ
XV Въ арестантской больницѣ
XVI Печальная новость
XVII Отъѣздъ «пана судьи».
XVIII Письмо изъ большого города.
XIX «Святой старичокъ»
XX Проводы Оси.
XXI Въ дорогѣ
XXII На улицахъ Москвы
XXIII Веселый профессоръ
XXIV Экзаменъ. «Суровый профессоръ».
XXV Въ училищѣ. Вѣсти съ родины. У «земляка».
XXVI На ученической выставкѣ
XXVII Чорные дни проходятъ.
XXVIII Странный покупатель.
XXIX «Еврейскій погромъ»
XXX Къ своимъ
XXXI Призраки прошлаго.
XXXII Въ невѣдомую даль.
// л. 1
Слуги правды
Носители правды
Жрецы правды
Слуга правды
[3]Правда придетъ
Правда идетъ
А все таки правда придетъ
Онъ понялъ все.
Когда же придетъ правда?
// л. 1 об.
Глава I
Маленькій художникъ[4]
Двѣнадцатилѣтній[5] чорный, какъ жукъ, маленькій[6] и худенькій Ося согнувшись[7] сидѣлъ подъ окномъ въ[8] мастерской и прилаживалъ[9] заплатку къ громадному рыжему сапогу.[10] Рядомъ сидѣлъ высокій, худой, съ[11] мутными глазами отецъ Оси[12] Кондратій и также[13] согнувшись[14] срѣзалъ край[15] только что подкинутой подметки. Семилѣтній братъ Оси, Гриша[16], осторожно ловилъ бившуюся по стеклу муху.[17] Въ комнатѣ было[18] скучно, душно[19];[20] въ груди Кондратія что то[21] хрипѣло что то[22] жужжала мушка да[23] тикали[24] на стѣнкѣ часы…
Ося[25] усталъ,[26] разогнулся и посмотрѣлъ въ окно[27]. Раннее[28] солнце перваго весенняго дня глядѣло въ каморку, за мутнымъ[29] стекломъ чуялась прозрачная даль[30]…
Оська зналъ, что[31] подъ окнами огородъ съ плетнемъ<,> за нимъ,[32] пустырь[33] съ бурьяномъ[34] и мусоромъ, а тамъ подъ горкой рѣка, группа высокихъ каштановъ, сухія[35] камыши у[36] воды и луга… луга вплоть до синяго, дубоваго лѣса.
«Пойду на рѣчку… думалъ Ося[37], она[38] разлилась[39]… Аисты прилетятъ скоро[40]… Пойду… только бы вотъ тятя[41] ушелъ<»>.[42]
Чего глаза то вылупилъ? Чини![43] Не сидится… Чертей бы тебѣ гонять да стѣнки мазать…[44] крикнулъ полупьяный Кондратій. — Ты, знаю тебя, подлеца[45]… всего знаю…
// л. 2
— Ишь… съ утра заплатки не накинулъ… Сапогъ…[46]
Оська перегнулся и опять заходило шило и дратва въ его тонкихъ пальцахъ…
— Иродъ… — ругался Кондратій…[47] — Растетъ болванъ, двѣнадцать годовъ скоро…[48] Ну,[49] какъ ты шило держишь? Ка-акъ?.. Сколько разъ сказывалъ тебѣ, болванъ[50]…
[51]Кондр. былъ пьянъ со вчерашняго дня,[52] страдалъ головой и[53] былъ озлобленъ. Онъ почти всегда былъ озлобленъ…[54] Трезвый, онъ ругалъ всѣхъ и все, жаловался,[55] что нѣтъ работы, что всѣ[56] изъ-за пятака торгуются, что жизнь дорожаетъ,[57] что народу наплодилось тьма, а «жиды» перебиваютъ работу.[58] Когда былъ пьянъ, онъ[59] бунтовалъ: швырялъ[60] колодки, билъ стекла, хваталъ рѣзакъ и грозился, ворочая[61] мутными глазами, всѣмъ доказать «подлость человѣческую».[62] Пьяный угаръ проходилъ и начинала болѣть голова[63]. Въ груди слышались хрипы,[64] болѣла спина, согнутая уже много[65] лѣтъ на работѣ… жизнь казалась[66] скучной и темной… — Съѣли, проклятые[67] — ворчалъ Кондратій… Кровь сосете[68]… кровь… — хрипѣлъ онъ,[69] злобно протыкая шиломъ толстую кожу… — Ишь, на карасинъ накинули… на водку накинули[70]… Черти![71] живодеры!!..
// л. 2 об.
3.
Жизнь Кондратія представлялась мрачной. Она и была мрачной. Годъ отъ году падало дѣло.[72] А тутъ еще жена померла.[73]
Въ городкѣ прибавилось сразу три сапожника — два еврея и[74] полякъ. Все[75] становилось дороже. Новые сапожники[76] оказались искуснѣе и аккуратнѣй, — заказчики уходили отъ Кондратія, а тотъ все чаще[77] выпивалъ и не выполнялъ срочной работы.[78] А тутъ еще новое беспокойство прибавилось[79]. Ося[80] сталъ[81] убѣгать изъ дома,[82] гдѣ то пропадалъ часами и возвращался домой[83] тихій, точно «зачумленный», какъ говор. отецъ[84]. Не ладилась у мальчика работа[85]… Сидя на кругл. <нрзб.> задумчиво[86] смотрѣлъ онъ въ окно.[87]
— Ишь, паскуда, — ругался Кондратій… — Въ твои то годы я[88] сапоги справлялъ,[89] кожу[90] кроилъ… а ты и подметку то подметнуть не можешь… Дрянь!..
Разъ Оська не нарисовалъ[91] углемъ на стѣнѣ чертика. Кондр.[92] оттаскалъ Осю[93] и стеръ… Вскорѣ[94] на стѣнкѣ[95] стали появляться кошки, собаки, человѣчки, корабли съ парусами… Кондратій[96] побилъ Осю[97] колодкой. Но Ося[98] не унимался…[99] Въ одинъ прекрасный день Кондратій узрѣлъ на воротахъ[100] самаго себя[101]. — Отъ! ахъ шельма… а вѣдь чисто…[102] — подивился онъ, но все таки для страха отодралъ Оську шпандыремъ и стеръ.[103]
Наказаніе подѣйствовало… Чертики и собачки перестали появляться на стѣнкахъ квартиры… Ося[104] перенесъ свои картины на сосѣднія заборы[105], на воротахъ булочника явился самъ толстый Коваленко въ[106] колпакѣ, на воротахъ
// л. 5
4.
тощаго сосѣда мѣдника, прозваннаго козломъ, появился казакъ, въ которомъ мѣдникъ узналъ себя.[107] Мѣдникъ пригрозилъ проломить «подлецу» голову кастрюлей и Осю отодрали… Мальчишки толпой ходили[108] за «художником»[109]<,> приставали.[110] Было больно, но слава росла[111].[112]
— Оська, нарисуй[113] чертика, сдѣлай[114]!
— Оська, напиши[115] жида!..[116]
[117]Все шло пока хорошо… Но явился искуситель…[118] Степка Косой указалъ Осѣ на бѣлую стѣнку участка и посовѣтовалъ изобразить господина пристава… больно у него брюхо велико... Важно<?> будетъ![119]
[120]— [121]Намажь, какъ[122] ходитъ приставъ. Знатно бы! вотъ у пристава животъ какой![123]
И въ одно прекрасное утро на бѣлой стѣнѣ[124] его участка выросъ[125] самъ[126] господинъ приставъ съ большимъ[127] животомъ и[128] повислыми усами, до того[129] похожій, что вѣчно пьяный[130] городовой[131] взялъ подъ козырекъ.
Дѣло кончилось скверно. Кондратія потребовали въ участокъ вмѣстѣ съ Оськой.[132]
Кричалъ[133] приставъ[134] на оробѣвшаго Кондратія
— [135]Твой?[136] — указывая[137] на Осю[138] жирнымъ короткимъ пальцемъ съ большимъ перстнемъ[139].
— Такъ точно, ваше высокоблагородіе.
— Онъ у тебя заборы мажетъ? на стѣнахъ чертей сажаетъ? штуки выкидываетъ?[140] ты, пьяная рожа[141], его обучаешь, а?.. чему?..
Кондратій[142] тупо посмотрѣлъ на сына и совсѣмъ было протянулъ руку, чтобы захватить его за вихры.
— Поди ка сюда, поди… поди… писака… — шипѣлъ приставъ…
Ося[143] осторожно приблизился…
— Это ты начертилъ городового[144] на стѣнкѣ?
— Я…
— Ахъ ты дрянь…[145] я вотъ тебя отодрать прикажу. Кто тебя научилъ?.. Ну… говори… смѣло говори…
— Я самъ — храбро сказалъ Ося[146]. Только это совсѣмъ не городовой… это я васъ…
— Что?.. меня?.. [147]
— Да[148] я думалъ… что вамъ понравится… вѣдь очень хорошо вышло — и животъ… и все…[149]
Приставъ ухватилъ Осю[150] за ухо, потомъ за вихры…
— Такъ его, выше высокоблагород[151]… покорно благодаримъ…[152] такъ его…[153] подлеца… А ты кланяйся… кланяйся… — быстро качая лохматой головой, говорилъ Кондратій…
— Вонъ!.. — <нрзб.> крикнулъ приставъ, топнувъ ногой. — Писака!..
И Ося съ отцомъ[154] вылетѣли изъ участка.
[155]Оська видѣлъ, какъ городовой мокрой тряпкой вытиралъ со стѣны великое[156] произведеніе…
Дома его[157] жестоко отодрали.
// л. 5 об.
5.
[158]Помня участокъ, Оська уже не рисовалъ на стѣнахъ. Онъ сталъ чаще уходить за рѣчку, отыскивалъ бѣлыя камни и на нихъ пробовалъ свои силы. Онъ набрасывалъ все, что попадалось ему подъ руку: кустикъ, аиста на вытянутой ногѣ, лодку на рѣчкѣ,[159] готическую колокольню костела… Иногда онъ тихо-тихо сидѣлъ на камнѣ и задумчиво всматривался въ синѣвшую за рѣкой даль… О чемъ онъ думалъ? Онъ, кажется и самъ не сознавалъ этого. Его неудержимо тянуло въ природу, къ рѣкѣ, на жаркій припекъ, на песчаныя отмели.[160] Тамъ онъ видѣлъ картины: пробѣгавшій пароходъ,[161] длинныя кривыя полоски платовъ съ высокой фигурой вожака на концѣ, управляющаго длиннымъ шестомъ; маленькія лодочки рыбаковъ,[162] полотно желѣзной дороги въ сторонѣ, всползавшее въ гору и маленькій поѣздъ,[163] чорной змѣей убѣгающій въ невѣдомыя края…[164]
Какъ то въ праздникъ[165], набивъ карманъ отточенными угольками и захвативъ листъ бумаги, Ося[166] отправился[167] на рѣчку. Стоялъ[168] ясный лѣтній день… Лѣсъ за рѣкой выдѣлялся отчетливо[169]. Поверхность рѣки сверкала, какъ расплавленное серебро… Дойдя до знакомаго бѣлаго камня, Ося[170] вытащилъ изъ подъ него[171] небольшую дощечку, положилъ на нее помятую[172] бумагу и вытянувшись на животѣ сталъ чертить уголькомъ. Худенькія, грязныя пальцы бойко бѣгали по бумагѣ, чорные[173] глазки быстро[174] охватывали пространство и перебѣгали на измазанный листъ. Солнце жгло затылокъ и спину, назойливыя мухи гудѣли кругомъ, и Ося[175] весь ушелъ въ работу. Вдругъ чорная тень[176] закрыла бумагу и[177] Ося[178] обернулся. Ззади него, закрывая солнце большимъ бѣлымъ зонтикомъ, стоялъ[179] сѣдѣнькій старичокъ въ долгополомъ порыжевшемъ кафтанѣ и[180] добрыми[181] слезящимися глазами пристально[182] засматривалъ на бумагу…
— Здравствуй, малышъ! — сказалъ старичокъ… Богъ въ помощь![183]
— Здравствуй, а тебѣ что?..[184] — сказалъ[185] Оська, свертывая исчерченный листъ…
— Ты, я вижу, рисуешь, дружокъ?.. Да ты не бойся, малышъ… Я вѣдь и самъ рисую…
Оська недовѣрчиво-испытующе посмотрѣлъ на старика…
— Нѣтъ… покачалъ онъ головой… нѣтъ… вѣдь ты жидъ[186]…[187]
// л. 6
Жиды все торгуютъ на базарѣ и въ лавкахъ… или вонъ часы дѣлаютъ…
Ахъ ты, малышъ, малышъ!.. — покачалъ головой старикъ… Во-первыхъ, не надо[188] говорить «жидъ»[189]… такъ ругаются глупые люди[190], а ты я вижу, малый смышленный… говори — еврей… А во вторыхъ ты и ошибся… я, дѣйствительно, рисую, да[191]… Бывалъ ты въ Дальней улицѣ?
— Ну, бывалъ…
— Ну, такъ на уголкѣ то[192] видалъ виситъ кисть и круглая желѣзная доска съ[193] разноцвѣтными пятнышками?
— Видѣлъ… видѣлъ… знаю — живо заговорилъ Ося[194]… Такъ это вы живописецъ?
— Я…
— И это вы дѣлали вывѣску на новую[195] харчевню?
— Я…
— А… а… какъ хорошо… И какія красивыя колбаски вы нарисовали и селедку, а двухъ господъ за столомъ, какъ они ѣдятъ что-то и держатъ въ рукахъ[196] большія вилки… Это все вы?
— Да, да… — засмѣялся старичокъ… Ну, давай знакомиться… Я[197] живописецъ, зовутъ меня Абель Мейеръ… Ну, а ты, конечно, тотъ мальчуганъ, который нарисовалъ нашего пристава съ большимъ животомъ… а?... и котораго за это больно наказалъ приставъ
— Да… это я… — смущенно сказалъ Оська… Меня зовутъ Ося[198]…
Старикъ взялъ его за голову, повернулъ лицомъ къ себѣ, пристально посмотрѣлъ въ глаза и сказалъ:
— Ты славный малышъ…[199] Но покажи же мнѣ, что ты намазалъ… Не бойся… мы вѣдь товарищи… Знаешь пословицу… два сапога — пара… хе-хе-хе…
Ося[200] вытащилъ изъ кармана помятый листъ и нерѣшительно[201] протянулъ старичку…
— А… а… да… лѣсъ… это тамъ… за рѣкой и дорога вправо… а? каково?.. и рѣка[202]… и отмель и небо… Очень… очень похоже…
Старикъ[203] задумчиво посмотрѣлъ на Осю, впившагося въ него глазами
— Ты гдѣ учишься?[204]
— Нигдѣ я не учился…[205]
— А рисовать кто тебя училъ?..
Оська съ недоумѣніемъ посмотрѣлъ на старичка…
— Да никто… право же никто… какъ васъ… я все забываю…
— Зови меня г. Мейеръ[206]
— Такъ вотъ… г. Мейеръ...[207] Я такъ балуюсь все…[208]
— Нѣтъ, малышъ… нѣтъ… это не баловство… Нѣтъ… ты еще малышъ, конечно, и не понимаешь… Скажи, ты любишь рисовать…
— Очень люблю, г. Мейеръ… очень… Мнѣ такъ скучно сидѣть въ мастерской и возиться съ этими <нрзб.>[209] сапогами и нашивать заплатки…
— А… такъ ты сапожникъ?..
— Надоѣли мнѣ эти сапоги… вотъ какъ надоѣли[210]… но зато по праздникамъ я ужъ на цѣлый день удираю[211]… Приду вотъ сюда[212] и сижу и смотрю… вотъ возьму уголькомъ и черчу[213]… вонъ у меня костелъ есть тутъ…
Ося[214] вытащилъ изъ за пазухи измятый листъ и показалъ старику.
Что, похоже? — уже увѣренно спросилъ он…
— Да… совсѣмъ хорошо… Да ты настоящій художникъ, малышъ… Ну, вотъ что…[215] Заходи ко мнѣ… заходи непремѣнно… Я хочу съ тобой хорошенько познакомиться
// л. 6 об.
[216]— Хорошо… — сказалъ Оська… — Я зайду…[217] я непремѣнно приду[218] къ вамъ… А[219] у васъ краски[220] есть?..
— Разныя… всякія… краски… и кисти есть…
— А карандаши есть?
Есть и карандаши…
— Ну хорошо… я зайду… А вы не будете на меня сердиться?..[221]
— [222]Да нѣтъ же…
— И бить не будете?.. меня отецъ все бьетъ…
Да, нѣтъ же, дурачокъ… Мы съ тобой будемъ друзьями… большими друзьями…
— Ну, хорошо, я зайду… Только вы отцу то не говорите[223], а то онъ меня бить будетъ. Онъ мнѣ не велитъ съ жид… съ евреями водиться…
— Вотъ какъ… почему же?..
[224]Оська замолчалъ.
— Ну, говори же, дурашка, почему?
— Онъ говоритъ, что евреи хуже собакъ… — нерѣшительно и тихо сказалъ Оська… Онъ вретъ… да?..
Старикъ покачалъ головой, поднялъ глаза къ нему и вздохнулъ…
[225]— Нѣтъ, мой мальчикъ, нѣтъ… это не правда… Помни, что евреи — такіе же люди, какъ и всѣ, только они больше другихъ страдаютъ…[226] Ну… да какъ хочешь[227]… хочешь приходи, не хочешь нѣтъ… А ты мнѣ нравишься, малышъ[228]…
Старикъ погладилъ Осю по головѣ[229]…
Ося[230] почувствовалъ ласку, мож. б.[231] первую ласку послѣ смерти матери[232]. Отецъ былъ всегда грубъ, кричалъ и ругался.[233]
— Нѣтъ… — вдругъ рѣшительно сказалъ онъ… — Я приду къ вамъ… приду… Знаете что,[234] я думаю, что вы очень, очень добрый… вы какъ тотъ старичокъ, который нарисованъ у насъ въ церкви, у входа… Да, такая же борода и глаза такіе же… У васъ д. б.[235] болитъ голова? да?.. вы по лбу себя гладите… Знаете что…[236] возьмите[237]… вотъ это[238], что я сейчасъ рисовалъ[239]… я хочу вамъ подарить… и вы прилепите его на стѣнку… вы знаете, что г. Мейеръ… я вамъ буду приносить[240] все[241] рисунки… Отецъ рветъ ихъ,[242] и ругается… а вы ихъ любите…[243] Вѣдь вы любите ихъ?..
Спасибо тебѣ, мой дружокъ… Я сохраню его.[244]
Абель Мейеръ взялъ рисунокъ, притянулъ къ себѣ Осю[245], поцѣловалъ его волосы[246] и положилъ на его голову свои[247] великія<?> сухія руки.
— Благословляю тебя… дитя мое… и да будетъ десница Бога отцовъ нашихъ надъ тобой… сказалъ онъ голосомъ, въ котор. слышалась особенная сила[248].
Его глаза были подняты къ небу и въ нихъ стояли слезы и яркое выраженіе любви…
— Только не говори никому… никому… А то скажутъ глупые люди, что старый жидъ Мейеръ… бѣдный Абель Мейеръ опускалъ свои грязныя руки на голову милаго мальчика… И будутъ[249] ругать и позорить[250] стараго жида Мейера…
Ося большими глазами смотрѣлъ на старика. Его сердце чувствовало боль,[251] ему было почему то жалко этого сухого старичка, похожаго на изображеніе въ церкви. Онъ вдругъ, отдаваясь внезапному порыву, схватилъ сухую жилистую руку еврея и жадно поцѣловалъ ее…
— Ну… ну… дурашка… ну… Спаси тебя Господь… Приходи… приходи ко мнѣ…
— Приду… приду… г. Мейеръ…
Онъ долго смотрѣлъ вслѣдъ[252] удалявшейся согнутой фигурѣ подъ большимъ бѣлымъ зонтикомъ, смотрѣлъ задумчиво пока старикъ не скрылся за поворотомъ.
// л. 7
8.
Въ его головѣ роились[253] мысли… Онъ вспомнилъ добрыя глаза, тихій, какъ шопотъ, любовный голосъ, сѣдую рѣдкую бороду, какъ у того старичка — въ церкви и потомъ вспомнилъ строгое,[254] вѣчно сердитое лицо отца,[255] тяжелый хрипъ его груди и[256] рѣзкія окрики, темную мастерскую[257] съ грязнымъ поломъ, съ вонью и копотью, скучную «липку»[258], на которой онъ сидѣлъ, согнувшись вдвое и тяжелыя жесткія сапоги.
[259]Онъ вспомнилъ, что[260] завтра опять онъ будетъ съ утра и до вечера сидѣть за работой, вертѣть[261] громадный сапогъ — и ему стало жутко, такъ жутко, что онъ заплакалъ…
Тихо плескалась рѣка, шуршали камыши… Маленькіе сѣренькіе птички прыгали по песку,[262] трясли хвостиками[263], издавали пискъ…[264] Вправо по горѣ извивался[265] зеленый товарный поѣздъ… А маленькій[266] Ося сидѣлъ подъ большимъ бѣлымъ камнемъ и[267] задумчиво всматривался въ синюю даль, залитую жгучимъ свѣтомъ…
———
Въ дальней улицѣ.
Въ тотъ же день подъ вечеръ[268] Ося, осторожно, чтобы его не замѣтили, пробирался въ Дальнюю улицу. По дорогѣ онъ остановился передъ новой харчевней и особенно внимательно смотрѣлъ[269] вывѣску.[270] Теперь въ этой вывѣскѣ было для него что-о новое,[271] близкое. «Какъ[272] хорошо![273]» — думалъ Ося, — но какъ онъ можетъ[274] рисовать… вѣдь у него такія слабенія жилистыя руки.. Только, по-моему у этого господина[275] одна нога совсѣмъ маленькая, а другая длинная какъ шестъ… Надо спросить г. Мейера, гдѣ[276] онъ видѣлъ этого господина… И потомъ у него страшныя косыя глаза… Ужъ не господина ли доктора онъ нарисовалъ — у него такіе страшные глаза, но у него обѣ ноги какъ слѣдуетъ…[277]
Вотъ и Дальняя улица. Вонъ[278] торчитъ надъ воротами шестъ и на немъ качается большая кисть и желѣзный блинъ съ красками…[279]
Ося внимательно осмотрѣлъ[280] кисть,[281] жестяной листъ и подошелъ къ открутому окну[282].
У окна сидѣлъ[283] Абель Мейеръ[284] въ большихъ очкахъ и читалъ толстую, старую книгу…
— Здравствуйте… г.[285] Мейеръ… я пришелъ… къ[286] вамъ[287]…
Ося[288] вытащилъ изъ кармана нѣсколько листковъ бумаги съ рисунками — вотъ я[289] принесъ вамъ свои[290] картинки…
// л. 7 об.
9.
Старикъ снялъ очки и Ося опять увидалъ его добрыя[291] слезящіяся глаза съ красными вѣками.
— А… пришелъ… ну[292] здравствуй, дружокъ…[293] заходи, заходи…[294]
[295]Какъ въ святилище, вступилъ Ося въ мастерскую.
Маленькая комнатка была заставлена[296] старыми вывѣсками, отданныхъ для подновленія… Одна изъ нихъ сплошь покрытая бѣлой краской стояла у окна на подставкѣ…[297] На стѣнѣ висѣло нѣсколько картинъ[298]. На длинномъ столѣ стояло нѣсколько жестянокъ съ[299] красками. Пахло скипидаромъ и масломъ.
[300]Мейеръ усадилъ Осю.
— Ну, вотъ мы и друзья теперь… Не правда-ли… ты не боишься меня, малышъ?
Ося помоталъ головой…
— Нѣтъ, г.[301] Мейеръ… Нѣтъ… Но… знаете что? Вы не будете сердиться,[302] если я скажу вамъ одну вещь…[303]
— Не буду дружокъ… говори все… прямо… Вѣдь я твой товарищъ… — засмѣялся онъ…
— Я боялся сперва итти къ вамъ… Наши мальчишки говорятъ, что жиды… т. е. я хотѣлъ сказать евреи — дѣлаютъ нехорошія дѣла… Они жулики и заманиваютъ дѣтей… Вѣдь это неправда?..
— Это ложь…[304] мое дитя… Гнусная[305] ложь… Это говорятъ глупыя, темныя люди… Богъ караетъ за всякое зло… И у насъ и у всѣхъ другихъ людей есть законъ Творца міра — не убій и не укради! Ты вѣдь учишь Законъ Божій?
— Да… училъ…[306] выучился читать[307]…
— Ну, такъ вотъ, дружокъ… Знай и вѣрь мнѣ… вѣрь…[308] А теперь давай потолкуемъ…
И старый Мейеръ сталъ разспрашивать Осю объ отцѣ, о семьѣ, о его жизни. Онъ сидѣлъ въ глубокомъ старомъ креслѣ, изъ сидѣнья котораго, какъ Ося замѣтилъ,[309] лезло мочало. Старый еврей покачивалъ головой, слушая дѣтскій разсказъ[310].
Маленькій Ося[311] сидѣлъ на скамеечкѣ, по привычкѣ перегнувшись,[312] опершись локтями на колѣни и положивъ на ладошки свою чорную худенькую черноволосую головку… Иногда разговоръ[313] прерывался и тогда ясно было слышно, какъ въ <нрзб.> перепархивалъ<?> чижикъ и постукивалъ носикомъ о прутья…
— Такъ[314]… такъ — говорилъ старикъ… Ну, а[315] когда же ты въ первый разъ началъ писать своими угольками?
Рисовалъ я въ училищѣ… а вотъ угольками-то…[316] Ахъ г. Мейеръ… я забылъ… забылъ… Нѣтъ… я помню… да… Постойте…[317] Это было, когда еще я только началъ[318] учиться накладывать заплатки… Вотъ зима была… Потомъ еще зима была… такъ это было еще раньше…[319] Тятя[320] меня наказалъ за что то… Ахъ да…[321] Я нечаянно испортилъ ножомъ[322] кожу[323]… Сталъ… ну да… это было въ воскресенье. Самъ онъ ушелъ, а меня съ Васей заперъ[324]… Я сидѣлъ на окошкѣ и все[325] плакалъ… Мнѣ было такъ скучно, г. Мейеръ… Вотъ я сидѣлъ все одинъ и думаю «Господи сдѣлай такъ, чтобы я былъ на улицѣ» и сталъ молиться… Но ничего не вышло… А на окошкѣ сажа стояла, я и сталъ[326] пальцемъ мазать по
// л. 9
10.
окну, сбоку… Сперва[327] окно у меня вышло[328], потомъ я сдѣлалъ[329] чортика, знаете такой съ рожками[330], потомъ лошадь… Только она у меня не выходила все… Теперь то я, г. Мейеръ знаю почему не выходила. Я мало смотрѣлъ на лошадей… а кошка вышла хорошо… Долго я мазалъ, все окно измазалъ[331]. Стало темно и я должно быть заснулъ. Только какъ меня за волосы дернетъ ктой то… а это тятя[332] пришелъ и[333] увидалъ[334]…[335]
— Ну… а потомъ, дружокъ?
А потомъ я угольками сталъ чертить…[336] я сейчасъ въ печку[337], ножичкомъ построгаю и на заборѣ сталъ рисовать[338]… и мнѣ было[339] такъ весело,[340] г. Мейеръ. [341]А эти вывѣски вы[342] рисовали… А потомъ въ училище меня отдали…[343]
— Нѣтъ… это я буду ихъ поправлять… А вотъ эту чистую буду писать вновь… Вотъ приходи смотрѣть…
— Приду… а эти картины вы[344] рисовали г. Мейеръ.
— [345]Я, дружокъ… давно это было… Это за рѣкой озерко[346]… былъ тамъ?
— Ахъ… знаю… знаю… Тамъ[347] еще большая липа растетъ… Только у васъ ея тутъ нѣтъ[348]…
Я жъ говорю, что давно было…
— А мальчикъ этотъ… это вы рисовали?
— Да… я… я… это мой внукъ…[349]
— Гдѣ же онъ[350] живетъ…
— Онъ служитъ въ солдатахъ… далеко далеко…[351]
— Ахъ… а я думалъ, что онъ маленькій, какъ[352] я. Г. Мейеръ! вы очень хорошо рисуете… Вы, г. Мейеръ, одни живете, у васъ никого нѣтъ?
— Никого…[353] Всѣ померли, мой мальчикъ[354]… внукъ далеко…[355]
Ося внимательно всматривался въ старика — вдругъ быстро быстро заговорилъ
Не плачьте, г. Мейеръ, пожалуйста не плачьте… Вамъ скучно, д. б.[356], да? Я тоже плачу, когда мнѣ скучно… Давайте играть въ камушки, г. Мейеръ или вотъ что — давайте будемъ рисовать угольками… Вотъ смотрите, у меня полный карманъ угольковъ… И Ося вывернулъ карманъ и угольки высыпались на[357] полъ…
— Милый мальчикъ! — сказалъ старикъ. — Ося! такъ вѣдь тебя звать?
Ося мотнулъ головой.
— Ну, Ося, вотъ тебѣ вывѣска — она высохла… Хочешь порисуй… А я сейчасъ въ лавочку[358] схожу…[359]
И старикъ ушелъ.
Ося подошелъ къ бѣлой загрунтованной вывѣскѣ… Онъ что то припоминалъ… задумчиво всматриваясь въ пурпурное отъ заходящаго солнца небо. Глаза его были широко раскрыты, блѣдное худое лицо точно подергивалось отъ внутренняго волненія… Онъ провелъ уголькомъ по бѣлой доскѣ, сперва нерѣшительно, потомъ еще, еще, потомъ рука быстро забѣгала, хрустѣлъ и осыпался уголекъ… Ося отбѣжалъ посмотрѣлъ, смазалъ черту, другую, набросалъ еще бойкими взмахами и опустилъ руки и замеръ… Онъ былъ пораженъ, тонкія плечики его вздрагивали… Наконецъ, онъ отошелъ въ сторону и захлопалъ въ ладошки.
// л. 9 об.
11.
— Ну… какъ ты тутъ?..[360] — сказалъ[361] старый живописецъ…[362] Ося, да[363] гдѣ ты?
— Я здѣсь г.[364] Мейеръ…[365] Не ходите… стойте такъ… Ну теперь…[366] угадайте, сколько насъ въ комнатѣ…
— Какъ сколько? — двое — ты и я…
— Нѣтъ трое… нѣтъ трое… быстро заговорилъ Ося… а вотъ еще одинъ господинъ… — и Ося указалъ пальцемъ на вывѣску.
[367]Подошелъ[368]. На Мейера[369] съ вывѣски глядѣло сухое лицо старика[370] съ[371] глубоко ушедшими глазами, съ широкимъ выпуклымъ лбомъ[372]…
Онъ узналъ себя…
— Это ты?.. — [373]дрожащимъ голосомъ спросилъ онъ…
— Да… я… вы не сердитесь г. Мейеръ… Я такъ хорошо помню ваше лицо… я хотѣлъ сдѣлать вамъ[374] удовольствіе…
Старикъ подошелъ къ Осѣ и взялъ его за плечики…
— Знаешь что?.. знаешь ли ты, малышъ…[375] Его голосъ задрожалъ…
Ося испуганными глазами смотрѣлъ на преобразившееся лицо стараго Мейера…
— Въ тебѣ искра Божія…[376] Богъ вложилъ въ тебя великій талантъ… Понимаешь ли ты это, мой мальчикъ…[377] Но этотъ талантъ можетъ заглохнуть… подумалъ онъ…[378]
Онъ поцѣловалъ Осю въ лобъ…
Но поздно, поздно… Вотъ держи ка малышъ… вотъ тутъ тебѣ бумага и[379] карандашъ…[380] ну и пряникъ здѣсь…[381]
Ося нерѣшительно взялъ свертокъ.
И это все мнѣ?.. за что же… г. Мейеръ… Вѣдь я рисовалъ для себя… вѣдь мнѣ самому очень хотѣлось порисовать…
— Ну… ну… пора[382] домой… Да заходи… всегда заходи…
Старый живописецъ
Такъ[383] завязалась дружба Оси съ старымъ живописцемъ. Въ свободное время, обыкновенно въ праздникъ, Ося приходилъ къ старичку и начиналъ сообщать всѣ впечатлѣнія и событія за дни отсутствія. Его болѣзненная, нервная,[384] подвижная натура[385] искала выхода,[386] грязная, полутемная каморка, въ которой онъ цѣлыя дни просиживалъ[387] за работой, давила его, его душа рвалась на волю, къ природѣ, въ полѣ, на рѣку, къ солнцу и воздуху, въ[388] маленькой головкѣ роились думы, мысли, картины.[389] Отъ мрачнаго, раздраженнаго отца[390] Осю тянуло въ тихую комнатку старичка Мейера, заставленную вывѣсками,[391] ему страстно хотѣлось слушать[392] ласковый[393] разговоръ стараго друга, видѣть его слезящіяся добрыя глаза, слушать разсказы о многомъ, многомъ интересномъ.
// л. 10
[394]Какъ уютно, какъ мирно чувствовалъ себя Ося въ то время!..
Обыкновенно въ началѣ визита, старый Мейеръ или какъ его называлъ Ося, милый г. Мейеръ, усаживалъ его[395] за работу,[396] знакомилъ въ пріемами правильнаго рисованія, объяснялъ ему, какъ набрасывать тѣни, измѣрять на бумагѣ части[397] предмета, знакомилъ съ основными законами перспективы. Дѣло шло быстро и гладко. Еще[398] за два года ученья въ городскомъ училищѣ Ося ознакомился съ начатками рисованія и старикъ старался вести Осю къ усовершеноствованію техники.
«Что за ребенок?.. что за золотыя руки?[399].. Откуда это у него, откуда? — думалъ старый Мейеръ, и слѣдя за проворными[400] увѣренными движеніями руки Оси… Да! Это даръ Божій, да, это талантъ… Самъ Мейеръ зналъ толкъ въ живописи.[401] Когда-то онъ былъ учителемъ рисованія въ еврейской школѣ, съ любовью относился къ своему дѣлу, иногда писалъ на продажу простенькія[402] пейзажи, рисовалъ портреты.[403] Изъ него вышелъ бы порядочный художникъ, но большая семья, нужда, необходимость постояннаго и вѣрнаго заработка заставляла его заниматься въ школѣ. Такъ онъ прослужилъ лѣтъ 30… Обстоятельства измѣнились. Померла жена, померли два сына,[404] дочь вышла замужъ и уѣхала въ Америку, два внука жили[405] <нрзб.> на[406] фабрикахъ…[407] Старика звали съ собой, но онъ отказался: ему не хотѣлось покидать родной городъ,[408] дорогія могилы.[409] Только одинъ внукъ жилъ при немъ. Старикъ нуждался, ему помогали внуки, присылая деньги, но привычка къ работѣ не покидала его.[410] Слабыя руки едва держали кисть, глаза плохо смотрѣли[411] — куда тутъ писать картины и бывшій учитель рисованія и художникъ сталъ писать вывѣски — лишь бы не бросать привычнаго дѣла. Подошло время, внука взяли въ солдаты, даже <нрзб.> не дали, и старый Мейеръ остался одинъ въ своей мастерской.
На склонѣ лѣтъ старикъ утѣшался тѣмъ, что жизнь свою прожилъ честно, въ трудѣ[412],[413] до глубокой старости не[414] переставая работать…
// л. 10 об.
<порядок страниц установлен в соответствии с последней, опубликованной редакцией>
13.
Онъ былъ какъ будто доволенъ прожитой жизнью, но лицо его[415] въ послѣдніе годы было особенно грустно[416] и улыбка почти не появлялась на его[417] блѣдныхъ губахъ…[418]
Въ его душѣ жила неутѣшная скорбь, скорбь о томъ[419] несчастномъ народѣ, къ которому онъ принадлежалъ. Онъ[420] молчаливо страдалъ, когда до него доходили вѣсти о тѣхъ притѣсненіяхъ, которымъ подвергался[421] еврейскій народъ. Когда же[422] до него дошла вѣсть о томъ, что евреямъ запрещено жить во многихъ городахъ и губерніяхъ Россіи, когда онъ увидалъ[423] разоренныхъ изгнанниковъ,[424] проѣзжавшихъ черезъ ихъ городокъ и[425] селившихся въ немъ, услыхалъ плачь дѣтей и вопли женщинъ, онъ упалъ духомъ[426] и въ первый разъ въ жизни ропотъ отчаянія овладѣлъ имъ. «За что, Господи, за что?.. — часто шепталъ онъ… Отстрани отъ насъ гнѣвъ Твой или пропадетъ Твой народъ… А тамъ пошло еще хуже…[427] Новые пришельцы понемногу устраивались по мѣстамъ,[428] невольно отбивали работу,[429] работа дешевая, а жизнь дорожала.[430] И началось переселеніе. Кто поѣхалъ въ Америку, кто въ Англію…[431] Шли не отдавая себѣ отчета, оставляя родныя могилы, насиженныя мѣста… Старикъ видѣлъ, какъ жизнь мѣняется, какъ страдаютъ его близкіе и страдалъ самъ[432]. Онъ чаще ходилъ молиться въ синагогу, подолгу читалъ древнія священныя книги и ученія еврейскихъ отцовъ, старался найти утѣшеніе[433]… «Когда же придетъ Избавитель? — съ тоской спрашивалъ онъ себя, сидя въ большомъ старомъ креслѣ въ пустой мастерской.
И въ его сердце говорило что-то… нѣтъ, ты не увидишь избавителя… будетъ все хуже и хуже»…
Въ его сердце жила любовь ко всѣмъ, кто страдаетъ… Когда онъ встрѣтилъ Осю на берегу[434] и узналъ, какъ плохо живется ему, что то сильно заговорило въ его сердце, что надо помочь этому мальчику. А когда старикъ живопицемъ увидалъ поразительный талантъ,[435] въ немъ заговорилъ учитель[436]… Да! такихъ учениковъ онъ еще не видалъ, не видалъ за 30 лѣтъ службы въ школѣ.
Неужели этотъ талантъ пропадетъ? — думалъ[437] добрый старикъ… Нѣтъ, нѣтъ. Всякій талантъ долженъ служить людямъ и[438] этотъ талантъ[439] не долженъ пропасть… И старикъ рѣшилъ[440] направить Осю…
Когда урокъ кончался, старикъ садился въ свое кресло. Ося присаживался на скамейкѣ возлѣ его ногъ и слушалъ. Старикъ Мейеръ говорилъ ему о Богѣ, о[441] своемъ бѣдномъ народѣ,[442] о томъ[443] отчего на землѣ все зло…
— Придетъ время, будутъ люди умнѣй, образованнѣй — и легче будетъ жить
// л. 12 об.
<порядок страниц установлен в соответствии с последней, опубликованной редакцией>
14.
и люди будутъ добрѣе — говорилъ Мейеръ.
— Хорошо тогда будетъ — задумчиво говорилъ Ося. — А отчего меня бьетъ и ругаетъ отецъ? и всѣхъ ругаетъ…
— Онъ несчастный человѣкъ… онъ темный человѣкъ… Трудно живется ему, нѣтъ у него радости… Оттого онъ и пьетъ… и сердитый…
— Когда я вырасту большой, я напишу много картинъ… Вѣдь ихъ продаютъ да? Они говорили, что[444] за нихъ даютъ много, много денегъ, да?
— Да, ну что же?
— Ну, я тогда ихъ продамъ и… у насъ тогда будетъ хорошая комната, мы будемъ богаты и отецъ не будетъ сердиться… да,[445] не будетъ?
— Не будетъ, малышъ…
— А вамъ я куплю лошадь и[446] дрожки, вонъ какъ у нашего булочника и вы будете кататься по городу…
— Ну… ну… ишь что задумалъ… Меня то тогда и на свѣтѣ не будетъ…
Ося[447] затихъ и его тонкое личико сдѣлалось печальнымъ…
— Нѣтъ, г. Мейеръ… нѣтъ… я думаю, что вы не умрете… Вѣдь вотъ мы теперь 11 лѣтъ, я вѣдь скоро буду большой...
Наступалъ вечеръ и старикъ торопилъ Осю домой.
— Пора пора… Отецъ хватится, ругаться[448] будетъ.
Осѣ не хотѣлось уходить.[449] Онъ со слезами на глазахъ прощался, начиналъ[450] безцѣльно ходить по комнатамъ, задавалъ разные вопросы, стараясь протянуть время. Но надо было уходить и Ося печально[451] шелъ домой въ свою грязную каморку, бралъ кусокъ хлѣба и луковку[452] бросалъ на лавку тонкій, какъ блинъ грязный матрасикъ и ложился…[453] Въ его головѣ проходили сладкія впечатлѣнія дня. Мастерская съ вывѣсками, старый еврей пишетъ[454] кистью[455]. Ося усердно рисуетъ съ гипсоваго слѣпка, быстро бросаетъ тѣни. Какая легкая работа![456] Старый Мейеръ тихими шагами подходитъ и становится сзади и одобрительно покачиваетъ головой. Ося чувствуетъ это и бойко кладетъ штрихи. «Хорошо… хорошо… говоритъ Мейеръ…[457] Скоро у меня и слѣпковъ не станетъ… Начнемъ рисовать съ натуры… да… Ося встаетъ и начинаетъ просить позволить ему[458] писать вывѣску… «Я[459] вѣдь знаю какъ… я все слѣдилъ за вами…<»> <«>Ну, попробуй… попробуй — говоритъ Мейеръ» — и Ося еще неувѣренно бросаетъ мазки, отходитъ, всматривается и опять мажетъ… А вѣдь это интереснѣй, думаетъ онъ… А старый Мейеръ усѣлся въ кресло и одобрительно покачиваетъ головой… Хорошо бы совсѣмъ остаться жить у Мейера, думаетъ Ося, никогда бы не видѣть этихъ сапоговъ и колодокъ… А за стѣной безпокойно ворочается пьяный Кондратій, бурчитъ что-то и въ его груди переливается и хрипитъ… Скорѣй бы весна, лѣто приходили… Буду ходить на рѣку, непремѣнно доберусь до лѣса.[460] Ося начинаетъ засыпать и[461] въ полуснѣ онъ чувствовалъ, какъ чья то сухая рука трелетъ его по плечу и тихій голосъ шепчетъ… Ничего малышъ… ничего… Все твое впереди… У тебя золотыя руки…[462]
// л. 11
15.
Горе Оси.
Итакъ, какъ я уже сказалъ, въ началѣ[465] этой повѣсти, маленькій Ося сидѣлъ въ[466] грязной мастерской отца и, возясь съ ненавистнымъ громаднымъ сапогомъ, мечталъ о вольномъ воздухѣ пробуждавшихся послѣ зимняго сна полей. Съ первой знаменательной[467] встрѣчи[468] Оси съ старымъ живописцемъ на рѣкѣ прошло около года, талантъ мальчика развивался въ пышный цвѣтокъ и въ его душѣ все явственнѣе раздавался голосъ, призывавшій его къ любимой работѣ, прочь отъ темныхъ нѣдръ затхлой каморки, отъ грязныхъ ненавистныхъ[469] сапоговъ — въ царство картинъ и красокъ, къ тихимъ[470] рѣчамъ добраго и любящаго стараго живописца.
«Скорѣй бы ушелъ тятя[471] въ городъ! — думалъ Ося.
[472]Кондратій[473] вбилъ послѣдній гвоздемъ[474] въ каблукъ, покрылъ лакомъ подошвы,[475] завернулъ сапоги въ черный мѣшокъ и подошелъ къ сыну.
— Возишься все… Дрянь! Ну, какой ты помощникъ…[476] пустого дѣла не смыслишь… Дармоѣдъ!.. — крикнулъ Кондратій и по привычкѣ дернулъ Осю за волосы…
Что то заклокотало въ груди мальчика… Несправедливость, грубость отца ясно представилась ему.
— Я не дармоѣдъ… — быстро, тревожно[477] заговорилъ онъ и слезы слышались въ его голосѣ… Что ты ругаешься на меня, каждый день, всегда…[478] Я не могу шить эти сапоги, не могу… Смотри я перекололъ все пальцы, я не хочу больше[479] нашивать заплатки… Мнѣ… мнѣ скучно…[480]
И Ося заплакалъ… Громадный сапогъ выскользнулъ у него изъ рукъ и грузно хлопнулся на полъ.
— Что? — заревѣлъ Кондратій. Что?.. скучно? Ахъ ты…[481] Я тебѣ покажу скучно[482]… я тебѣ…
Ося увидѣлъ, какъ узловатыя пальцы отца протянулись къ нему, чтобы схватить[483]… Онъ быстро бросился въ уголъ, сталъ на лавку и протянулъ руки какъ бы защищаясь.
— Тятя… тятя… — закричалъ онъ… Послушай… тятя… я[484] тятя… не бей меня… погоди тятя… я хочу тебѣ сказать… погоди…[485] я могу тебѣ заработать много денегъ… много…[486] Подожди не бей… не бей… спроси г. Мейра…[487] онъ вывѣски рисуетъ… онъ говоритъ, что у
// л. 11 об.
16
меня золотыя руки… г. Мейеръ говоритъ… онъ все знаетъ…
Это былъ первый порывъ сопротивленія со стороны до сихъ поръ молчавшаго Оси.
Кондратій не ожидалъ. Онъ съ удивленіемъ[488] видѣлъ серьозное, блѣдное лицо сына, горящіе глаза, протянутыя впередъ руки, въ первый разъ слышалъ, какъ увѣренно заговорилъ «мальчишка». Это его озадачило.
— Какой-какой Мейеръ? — что ты бормочешь, мальчишка… какія деньги?..
— Много денегъ, тятя, много… Вотъ г. Мейеръ[489] получилъ за вывѣску[490] я видѣлъ… И я тоже могу, тятя, ей-богу могу… и красками могу…[491] Ты спроси г. Мейера, онъ въ Дальней улицѣ живетъ… Онъ меня научилъ, тятя… Онъ очень добрый и, когда я у него бываю и рисую, онъ все говоритъ «у тебя, малышъ, золотыя руки…<»>
Кондратій понялъ все… Такъ вотъ[492] гдѣ пропадаетъ Оська по праздникамъ…[493] Онъ слыхалъ про Мейера[494].
— А! ты таскаешься къ жидамъ, мерзавецъ, компанію водишь съ[495] пархатыми жидами… А! они тамъ тебя всякимъ пакостямъ обучаютъ… Ироды!.. Они Христа распяли… они[496] дѣтской кровью[497] причащаются… Ахъ, ты паскуда…
— Не бей, тятя, не бей… Голубчикъ, тятя[498] не бей… не бей — безпомощно кричалъ Ося, видя, какъ Кондратій[499] взялъ въ руки круглый ремень… Онъ выставлялъ впередъ руки.[500] Не бей тятя[501]. Я… я убѣгу отъ тебя… я утоплюсь…[502]
Руки Кондратія опустились[503].
— Что?.. утопишься… Дурракъ!..[504]
— Не бей… не бей… — повторилъ Ося…[505]
«Весь, какъ мать… ишь глаза то, какъ у теленка…<»> — подумалъ Кондратій и ему стало грустно-грустно…[506] — Къ жидамъ чтобы ни ногой, слышишь? — грозно[507] крикнулъ онъ[508]. Жиды! Они всю кровь выпили… всю работу отбили.[509] Наѣхали сюда — все пропало… Сдохнемъ, всѣ сдохнемъ съ голоду изъ-за нихъ… всѣ… а ты компанію водишь… Вывѣски писать! Дур-ракъ! вывѣски!.. Шила въ рукѣ не держишь[510], а еще вывѣски… Набилъ тебѣ въ голову, жидъ. Хочетъ отъ дѣла отбить… видитъ, мальчишка, ну и[511]… Вывѣски…[512] Я[513] — честный сапожникъ…[514] и ты будешь сапожникомъ… Что качаешь головой? я те покачаю. Вывѣски!.. дурракъ… — Дома сиди… слышь? — грозно закончилъ Кондратій, беря мѣшокъ и надѣвая рваный картузъ… А ежели опять къ жиду будешь таскаться… — [515]вонъ выгоню, на улицу вышвырну[516]…
// л. 12
17.
[517]Онъ ушелъ, сердито хлопнувъ дверью…
Въ началѣ этой сцены, братъ Оси 7-лѣтній[518] Васютка, съежившись сидѣлъ за печкой и отъ страха плакалъ. Ему было жалко Осю[519] и страшно. Когда отецъ ушелъ, Вася вышелъ изъ-за печки и подошелъ къ брату…
Не плачь, Осенька[520], тятя тебя не выброситъ на улицу…[521] Онъ все вретъ[522].
Ося сидѣлъ подъ окномъ на лавкѣ, съежившись въ комочекъ и все его худенькое тѣльце вздрагивало отъ рыданій.
Заплакалъ и Васютка…
— Ося… а, Ося!.. — дернулъ его Васютка за рукавъ… Я бою-юсь… Ось… я боюсь…
И Васютка заревѣлъ…[523]
— Ты чего ревешь…
— Я боюсь… тебя жиды утащутъ…[524]
[525]— Врутъ всѣ врутъ… — горячо заговорилъ Ося… Они добрые… г. Мейеръ лучше всѣхъ… онъ мнѣ много, много говорилъ про все…[526] Я тебѣ все потомъ разскажу[527]… Только слушай… Я сейчасъ сбѣгаю, кубарь принесу,[528] мнѣ одинъ мальчишка посулилъ, а ты посиди[529]… Я сейчасъ… Отецъ спроситъ, скажи за кубаремъ молъ[530] побѣжалъ… Слышь…
— Ладно… Только ты не ходи къ жидамъ…
— Сказано тебѣ, за кубаремъ иду…
Ося[531] помчался[532] въ Дальнюю улицу.[533] Ему было тяжело и онъ хотѣлъ все разсказать старому другу.[534] Но у него было еще одно важное[535] дѣло: первая его работа, первая вывѣска, которая была имъ выписана по указаніямъ и подъ руководствомъ живописца[536], должна быть окончена со дня на день. Въ городѣ открывался большой гастрономическій и фруктовый магазинъ.[537] Хозяинъ магазина[538] далъ заказъ Мейеру[539] написать[540] вывѣску съ соотвѣтственнымъ содаржаніемъ. Эту то работу, съ согласія учителя, и выполнялъ Ося.[541] Онъ работалъ упорно, приходя по праздникамъ и въ свободное время, украдкой, въ будни. Работа была почти окончена и надо было сдѣлать незначительныя поправки[542]. Ося бѣжалъ боковыми улицами, избѣгая встрѣчи съ отцомъ. Вотъ наконецъ и мастерская стараго живописца.[543] Запыхавшись, безъ шапки вбѣжалъ Ося къ своему старому другу. Старикъ мирно дремалъ[544] въ своемъ креслѣ[545].
— Что случилось, дитя мое… что съ тобой? — тревожно спросилъ онъ.
— Ахъ, г. Мейеръ…[546] тятя… онъ узналъ… я сказалъ ему… онъ страшно ругался… — сбивчиво говорилъ взволнованный Ося.
— Что такое? — обезпокоился Мейеръ. — Я ничего не пойму… Да, успокойся, малышъ… Ты совсѣмъ больной, мой мальчикъ… Садись…
// л. 13
18.
Садись… и успокойся… — торопливо говорилъ Мейеръ, усаживая Осю въ дырявое старое кресло.
Ося сѣлъ.[547] Его маленькая[548] фигурка стала какъ будто еще[549] меньше[550]. Старый Мейеръ стоялъ передъ нимъ со сложенными на груди руками[551] сдвинувъ очки на лобъ[552]. Онъ былъ сильно взволнованъ.
Ося передалъ ему всю сцену съ отцомъ.
Мейеръ грустно качалъ головой[553]. Сухое блѣдное лицо его стало еще суще, еще блѣднѣе. Но вдругъ глаза его сверкнули быстрымъ движеніемъ сорвалъ онъ очки, выпрямился и голосъ его сталъ рѣзкимъ, властнымъ.[554]
— А! — почти закричалъ, жестикулируя сухими руками[555]. Такъ… такъ! топтать святое призваніе![556] душу забывать… Тушить искру Божію… Клянусь, я, старый Мейеръ, несчастный старый еврей Мейеръ, не позволю… Я не позволю! — крикнулъ онъ рѣзко, и[557] нервно заходилъ по комнатѣ.
[558]Ося тревожно[559] широко раскрытыми глазами смотрѣлъ на преобразившагося старца. Онъ не видалъ уже согнутой слабой фигуры, нетвердой походки, онъ уже не слыхалъ тихаго слабаго голоса. Передъ нимъ былъ возмущенный, властный старецъ съ блестящимъ взглядомъ.
— Пусть Егова[560] покараетъ меня[561] всѣми казнями, если я[562] допущу погубить[563] талантъ… Онъ[564] принадлежитъ всѣмъ… всѣмъ… всей странѣ… Они этого не понимаютъ эти животные… эта тьма… Но я докажу имъ, я… я сдѣлаю, что должно сдѣлать… О, Господи!
Онъ[565] подошелъ къ Осѣ, взялъ его за голову[566] обѣими руками, повернулъ къ себѣ лицомъ[567]
— [568]Дитя мое![569] Ты хочешь быть художникомъ, великимъ художникомъ? Или можетъ б.[570] ты хочешь шить сапоги и нашивать заплатки?.. Хе-хе… за[571]-пла-тки… Ему нашивать заплатки… ха-ха-ха…
Ося испуганно смотрѣлъ на учителя.[572] Въ смѣхѣ старика слышалось ему что то страшное.
— Говори же… ты, конечно, не хочешь нашивать заплатки?
— Не хочу… но… тятя меня бьетъ…
— Помни, что когда человѣкъ чего захочетъ добиться, то добьется… Для тебя же дорога открыта. — Онъ положилъ свои руки на голову Оси и смотря проникновеннымъ взоромъ въ окно[573] на горѣвшій пурпуромъ западъ, медленно[574] и увѣренно произнесъ
— Ты будешь великимъ[575]… будешь, будешь… Мнѣ говоритъ самъ Господь… А теперь пойдемъ!
— Куда? — тревожно[576] спросилъ Ося…
— Пойдемъ… — повторилъ[577] старикъ… Пойдемъ къ… къ твоему отцу
— Но г. Мейеръ… тятя… онъ не любитъ евреевъ…[578] я боюсь… не надо, г. Мейеръ… не надо…
— Пойдемъ… пойдемъ, дитя мое и пусть будетъ воля Господня!
Старикъ одѣлся, взялъ Осю за руку и они вышли на улицу.
// л. 13 об.
19.
Солнце сѣло. Весенній воздухъ[579] былъ наполненъ ароматомъ распускавшихся каштановъ и липъ. Въ сторонѣ лагеря слышалась мелкая дробъ барабановъ, бившихъ зарю. Кто-то игралъ на флейтѣ и тонкіе звуки переливались по затихшей[580] улицѣ.
Рѣшительный шагъ[581].
[582]Когда старый еврей съ Осей подходили[583] къ квартирѣ сапожника,[584] ночь уже наступала. На небѣ загорались одна за другой звѣзды. Ясно начинала выдѣляться кастрюлька Большой медвѣдицы, съ ярко блестѣвшей полярной звѣздой. На западѣ еще потухала послѣдняя багровая[585] полоска, притаившаяся между двумя[586] темными волнами[587] облаковъ, и казалось, отъ этихъ темныхъ свинцовыхъ полосъ шла холодная ночь, и на душѣ становилось холодно и грустно. За городомъ, на протянувшемся холмѣ рѣзко[588] выдѣлялись[589] гигантскія крылья[590] ветряныхъ мельницъ, на фонѣ[591] тускнѣвшей багровой полосы…
— [592]Посмотрите, г. Мейеръ, посмотрите туда — указалъ Ося, на[593] рядъ ветряной мельницъ. — Посмотрите какъ красиво… Мнѣ кажется, что они задумались и протянули свои длинныя руки къ небу[594]…[595] Имъ б.[596] страшно[597] стоять въ темную ночь и смотрѣть[598] вокругъ… Старый живописецъ поглядѣлъ въ сторону мельницъ…
— Да… очень похоже… да… Въ тебѣ есть чувство, малышъ… Да… да… Эти черныя мельницы на розовомъ фонѣ и эти двѣ[599] темныя полосы…[600] Но чего ты дрожишь такъ… тебѣ холодно?..
[601]На мальчикѣ[602] была[603] тоненькая заплатанная курточка съ короткими рукавами, онъ былъ безъ шапки[604] и холодная ночь[605] вызывала дрожь.
— Да… мнѣ холодно, г. Мейеръ… И я боюсь,[606] что вы идете къ намъ… Зачѣмъ вы идете къ намъ, г. Мейеръ?..
— Такъ надо, малышъ… такъ надо… — говорилъ старый живописецъ[607]
— Вы слышите гулъ, г. Мейеръ… слышите… что-то шумитъ тамъ
Ося указалъ въ сторону рѣки…
— Это разливъ… вода прибываетъ…[608]
Они подошли къ дому. Надъ воротами едва выдѣлялся вырѣзанный изъ жести сапогъ и скрипѣлъ на проволокѣ покачиваемый вѣтромъ.
Ося[609] остановился около комнаты[610].
— Не надо[611], г. Мейеръ… Не ходите…[612] Я боюсь[613]… Зачѣмъ вы идете… зачѣмъ? Въ его голосѣ слышались тревога и слезы.
// л. 14
20.
— Такъ надо… —[614] твердо сказалъ старикъ[615]. Не бойся, малышъ… Господь указываетъ мнѣ путь и да будетъ Его воля…
Они вошли въ мастерскую сапожника. Въ ней была темно и душно. Маленькая фигурка выдѣлялась на блѣдномъ фонѣ окна.[616] Это сидѣлъ Гриша.[617] Ему было страшно одному въ темнотѣ.
Ося зажегъ маленькую лампочку и Мейеръ увидалъ тѣсную[618] грязную комнатку, колодки, обрѣзки кожи на полу и маленького Гришутку[619], забившагося въ уголокъ на лавкѣ. <—> Гришъ, а Гришъ…[620] это ты?.. что тятя не приходилъ? — спросилъ Ося… — Нѣ-ѣтъ — всхлипывая сказалъ Гриша[621].
— [622]Ну, чего ты?[623] Вотъ и я… чего ты хнычешь…
— Я боюсь[624]… Вонъ въ[625] углу кто то[626] возится. Крысы тамъ[627]… Кто это[628] тамъ, у двери? вдругъ закричалъ онъ, замѣтивъ[629] стараго живописца… Старикъ тамъ[630] стоитъ… Зачѣмъ старикъ?..
— Замолчи же Гриша[631], это добрый дѣдушка… Онъ тебѣ сказочку разскажетъ…[632] Не[633] плачь…
Гриша[634] заплакалъ.
— А[635] кубарь принесъ?..
— Кубарь завтра принесу… непремѣнно принесу…[636] Хорошій кубарь…
— А…[637]
Съ грустью смотрѣлъ старый живописецъ[638] на бѣдность,[639] тѣсноту и грязь каморки… — Вотъ она,[640] нужда! — думалъ онъ. Въ[641] этой[642] норѣ[643] и грязи я отыскалъ[644] алмазъ… О, я покажу этотъ алмазъ всѣмъ… всѣмъ…[645] Онъ[646] посмотрѣлъ на ученика[647] и въ его сердцѣ вдругъ поднялся тревожный вопросъ.
— Что ожидаетъ его?[648]
— Садитесь,[649] г. Мейеръ… Вонъ на лавку… она чистая…
Мейеръ сѣлъ рядомъ съ[650] Гришей…
— Ну чего ты боишься[651], малютка… Не бойся, и крысъ не бойся. Они[652] крысы тебѣ зла не сдѣлаютъ… Ты не будешь бояться крысъ… — Буду — <нрзб.>[653] Гриша.
// л. 14 об.
Ахъ, дурачокъ… Крыса — она корму ищетъ… у ней дтишки въ норѣ пищатъ, ѣсть просятъ…
Гриша[654] довѣрчиво посмотрѣлъ на старика…
[655]Въ сѣняхъ послышался шорохъ, кто то[656] открываетъ дверь.
— Тятя… — испуганно зашепталъ[657] Ося и точно весь съежился…
Гришутка[658] соскочилъ въ лавки и бросился за печку.
— Г. Мейеръ… г. Мейеръ…[659] Онъ пьяный… онъ будетъ ругаться[660]… Онъ побьетъ васъ, г. Мейеръ… Идите сюда, идите… милый г. Мейеръ… вотъ здѣсь за печкой темно, а потомъ вы и уйдете[661]… Идите же сюда…[662] И Ося схватилъ за руку стараго живописца.
Дверь съ шумомъ отворилась и вошелъ Кондратій… Онъ былъ пьянъ…
— Мошенники! — бормоталъ онъ… Жулики!..[663]
— Что надо? — грубо спросилъ онъ.[664]
Онъ хотѣлъ было уже пройти въ дверь… но Кондратій загородилъ дорогу…
— Жидъ! — крикнулъ онъ… всмотрѣвшись въ лицо живописца[665]. <Нрзб.> жиды!.. Стой![666] не пущу… нѣтъ… не пущу… Какой бурей тебя занесло?[667] Вдругъ онъ ударилъ себя по лбу[668]…
— Вотъ онъ какой[669]… Ты живописецъ… Ага, такъ[670] это къ тебѣ Оська таскается[671]... стара крыса?.. Ну, сказывай[672]… къ тебѣ…
— Тятя… оставь… оставь![673] — крикнулъ Ося, подбѣгая къ отцу… Не[674] трогай г. Мейера… Милый тятя! Не трогай![675]
<—> Прочь, щенокъ!.. оттолкнулъ Кондратій Осю.[676]
— Вы, конечно, можете издѣваться и даже побить беззащитнаго старика… — вдругъ заговорилъ совершенно спокойно[677] старый живописецъ… Ваши руки сильные… а я… я… мнѣ уже 70 лѣтъ… Я не[678] могу защищаться… Но я не боюсь васъ… слышите ли Вы… я не боюсь васъ… —[679] твердо сказалъ[680] Мейеръ…
[681]Онъ смотрѣлъ на стараго еврея
— Богъ, управляющій всѣмъ міромъ, Богъ, повелѣвающій морями и свѣтилами небесными[682] взыскуетъ все…[683] я вѣрю въ правду Божію…
— Правду…[684] Гдѣ она правда… — крикнулъ Кондратій… Съ голоду подохнешь съ этой правдой… Что ты бормочешь мнѣ… Богъ… правда… Я лучше тебя все знаю…[685] вотъ они руки… Видалъ?..[686] всѣ въ мозоляхъ… а что я имѣю… съ утра до ночи какъ въ котлѣ…
// л. 15
22.
[687]пропадай, какъ песъ подъ заборомъ… Эй, жидъ… ты старый человѣкъ… Говори, гдѣ правда?
— У Бога… — тихо сказалъ Мейеръ… Но она сойдетъ съ неба и будетъ у всѣхъ людей, когда люди[688] будутъ готовы, чтобы принять её…
— Раззказывай. Знаю я васъ…[689]
— Послушайте… Мнѣ 70 лѣтъ… Я всю жизнь работалъ… у меня столько же сколько и у васъ… но я вѣрю… въ святую правду… я вѣрю, что еще будетъ на землѣ…[690] И тогда[691] всѣ люди будутъ братьями,[692] не будетъ нужды, не будетъ[693] страданій…[694] Я пришелъ къ вамъ переговорить о вашемъ сынѣ…
— Что? о сынѣ? Да тебѣ то что… Учить меня пришелъ…[695] Вась! — вдругъ крикнулъ Кондратій.
— Погодите… Вы только одну минуту, погодите кричать… Я люблю вашего сына… я хочу сдѣлать его счастливымъ…
— Ого! — крикнулъ Кондратій и насторожился. На его лицѣ появилась хитрая подозрительная улыбка…
— Да… я[696] полюбилъ его…[697] У мальчика[698] большія способности… изъ него можетъ выйти великій художникъ…
— Что?..
— Художникъ… Онъ можетъ писать картины…[699] У него талантъ…
Кондратій продолжалъ улыбаться и видно было, какъ въ глазахъ его забѣгали огоньки[700]…
— Вы хотите сдѣлать изъ него сапожника,[701] такого же бѣднаго и жалкаго, какъ вы… А онъ можетъ быть великимъ художникомъ, онъ можетъ своими картинами дѣлать людей лучшими[702]… Поймите[703] это… Я знаю, вы не понимаете этого… но вѣрьте мнѣ… вѣрьте! Тридцать[704] лѣтъ быть учителемъ! я знаю вашаго сына…[705] Отдайте его мнѣ! я буду учить[706] его… Я буду хлопотать и сдѣлаю, что его примутъ[707] въ училище… Тамъ онъ окончитъ свое образованіе… придетъ время… о! а оно придетъ… Вы сами поймете… и скажете…[708] Правильно говорилъ старый Мейеръ…
— Отдать тебѣ… на выучку?.. Тебѣ?.. Жиду?.. — крикнулъ Кондратій. Чтобъ онъ сазалъ вывѣски въ этомъ паршивомъ городишкѣ, гдѣ всего то полторы вывѣски… Ишь ты какую штуку подводишь… Самъ сейчасъ говорилъ, что бѣденъ, какъ церковная мышь, а хочешь и Оську направить… Вывѣски мазать!.. Безъ сапогъ пойдетъ… Знаю я этихъ художниковъ…
— Вы не понимаете меня… Онъ будетъ писать не вывѣски… нѣтъ… онъ будетъ писать картины…[709]
// л. 15 об.
23.
[710]Онъ и сапогъ то справить не можетъ, а тоже… Нѣтъ, ты скажи, какое тебѣ дѣло до Оськи…[711] Для чего ты мальчишку сбиваешь? Вѣдь онъ, паршивый, работу бросилъ, какъ съ тобой спутался…
— Постойте… Я буду вамъ платить за него…[712] Ну, хотите три рубля въ мѣсяцъ…[713]
— За мальчишку?.. — удивился Кондратій и недовѣріе яснѣе обозначилось на его лицѣ.[714]
— Да… онъ мнѣ больше заработаетъ… и вы скоро увидите сами…
— Тятя, милый, отдай! — заговорилъ Ося.
— Молчи!.. крикнулъ Кондратій…
Три рубля… подумалъ онъ… Чтобы жидъ далъ три рубля… А что «если»… Ему вспомнилось разныя вздорныя сказки, какъ евреи[715] стараются перевести въ свою вѣру, какъ они[716] воруютъ дѣтей и высасываютъ изъ нихъ кровь, всѣ эти полшые и вздорные разсказы, которые еще и до сихъ поръ живутъ въ темномъ народѣ, въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ много[717] евреевъ…[718] Онъ по своей темнотѣ вѣрилъ этимъ сказкамъ…
— А… ишь ты куда клонишь…[719] Вонъ! — вдругъ съ остервѣненіемъ крикнулъ онъ… Вонъ, проклятый или пришибу, какъ собаку!.. Три рубля!.. За три рубля человѣка хочешь купить…[720]
Мейеръ грустно покачалъ головой…
— Да просвѣтитъ васъ Господь! Я не сержусь на васъ… нѣтъ… Но мнѣ мальчика жаль[721]…[722] Погибнетъ талантъ, погибнетъ! — глухо сказалъ онъ… Ну, прощайте… Прощай, Ося!
Ося бросился къ старику живописцу и схватилъ его руку[723]…
— Заходи! — шепнулъ ему старикъ… не плачь!
— Кондратій мрачно смотрѣлъ на нихъ[724]…
— Да благословитъ тебя Богъ, малышъ! — загадочно, съ великой внутренней силой сказалъ Мейеръ, и спокойно ушелъ[725]…
— [726]Пархатого жида полюбилъ…. Отца промѣнялъ… У, жиденокъ!..[727] Его глаза сузились…
[728]Ося плакалъ… Все его тѣло вздрагивало толчками… Маленькая худенькая фигурка съежилась и стала совсѣмъ миніатюрной и жалкой. И Кондратій не рѣшился ударить его.[729] На сердцѣ у него стало такъ пусто… Онъ[730] постоялъ на одномъ мѣстѣ, взялъ картузъ и[731] ушелъ изъ дому. Онъ шелъ въ кабакъ.
// л. 16
24.
Первая работа.[732]
[733]Ося долго не могъ заснутъ въ эту ночь.[734] Съ открытыми глазами лежалъ онъ на лавкѣ.[735] Потрясенный происшедшимъ, онъ никакъ не могъ[736] ясно понять, почему все это такъ случилось, но онъ[737] чувствовалъ, что отецъ былъ неправъ, что его учитель былъ обиженъ, что его учитель поступилъ хорошо, а отецъ дурно, что старый Мейеръ дѣйствительно добрый человѣкъ. Осѣ[738] представилось, какъ дѣдушка Мейеръ[739] идетъ согнувшись, какъ онъ обыкновенно ходилъ, въ ночной темнотѣ черезъ весь городъ въ[740] Дальнюю улицу, въ свою квартиру, придетъ, затопитъ печку, придвинетъ къ огню старое кресло и раскроетъ свою любимую книгу. Потомъ думаетъ объ отцѣ.[741] Онъ, конечно, ненавидитъ его… — думалъ Ося… Потомъ его мысль перебѣжала на отца… Куда же онъ ушелъ?.. Должно быть къ Сидорчуку, въ трактиръ… Онъ всегда туда ходитъ… Сидорчукъ въ большихъ резиновыхъ калошахъ[742] на босу ногу, съ[743] жирнымъ краснымъ лицомъ стоитъ за стойкой, наливаетъ изъ большой бутыли и ругается…[744] Онъ всегда ругается и божится, что отпускаетъ въ послѣдній разъ…
— На васъ не напасешься… Ты деньги заплати, а тамъ и жри…[745]
Ося знаетъ его, этого жирнаго и сердитаго трактирщика. Разъ онъ приносилъ ему сапоги и Сидорчукъ долго соматривалъ ихъ, щелкалъ по нимъ[746] жирнымъ пальцемъ и ворчалъ… «[747]Эй ты, мальчишка… Скажу отцу, что за нимъ долгу еще на три пары хватитъ… Пусть моему мальчишкѣ сапоги сошьетъ, да женѣ полусапожки… Чтобы и не приходилъ безъ нихъ… Пьяница твой отецъ… И Ося вспоминалъ, какъ отецъ сердился и три дня сидѣлъ въ мастерской, никуда не уходя… Онъ шилъ на трактирщика… Гриша[748] давно спалъ.[749] Слышно, какъ по полу бѣгаютъ крысы, дерутся, стучатъ колодками. Часики звонко тикаютъ, пробили двѣнадцать, а отца все нѣтъ.[750] Ося начинаетъ думать о своей первой работѣ… Вывѣска то совсѣмъ готова… Завтра пойду къ Мейеру, надо непремѣнно закончить… Да, да, вѣдь послѣзавтра вѣшать надо будетъ, сколько разъ заходилъ г. Нейманъ. Хлопнула калитка у воротъ… Это отецъ. Ося натянулъ на голову[751] одѣяло[752] и ему слышно было, какъ билось въ груди его сердце… Кондратій едва[753] нашелъ дверь, споткнулся на порогѣ, началъ шаркать руками по стѣнкамъ.[754] Вотъ онъ тронулъ Осю за ноги, за голову,[755] и пробрался дальше, что то ворча и ругаясь. Знакомый запахъ вина струей прорѣзалъ <нрзб.> воздухъ каморки.
— Чортъ, а еще свой… Хуже жида… Ладно, братъ, я тебя найду… я тебя уважу… А сапоги-то не <нрзб.>!.. На ихъ брюхо то… Соси, соси… долго то сосать не будешь…
// л. 16 об.
— ругался пьяный Кондратій. Пиши на стѣнѣ… пиши…[756] Вѣкъ штоль работать на тебя, буду…[757] а ты пиши… Вамъ я не стану шить больше и баста…[758] вотъ ты и пиши… Ей богу, не буду шить…[759] А сапоговъ тебѣ не будетъ[760]… На гривенникъ вамъ шей, а ты сейчасъ двугривенный на стѣнку. Ну погоди, окаянный ты человѣкъ…[761]
— Это онъ д. б.[762] трактирщика[763]… — подумалъ Ося.
— [764]Мошенники… честному человѣку… житья нѣтъ… Я тебѣ по-ка-ажужу…[765] Я братъ воровать не пойду…[766] Я не жуликъ…
[767]Кондратій наконецъ заснулъ…
Ося забился.[768] Забѣлило окна, начинало свѣтать… Ося натянулъ на себя рваное пальтишко[769] и вышелъ н улицу…
«Успѣю[770]… Отецъ[771] не скоро проснется»…[772] Онъ[773] побѣжалъ въ Дальнюю улицу… Городъ спалъ.[774] Было холодно. Надъ рѣкой клубился туманъ, и было видно, какъ въ этомъ туманѣ жолтыми точками горѣли огоньки костровъ.[775] Вотъ и домикъ съ висящей надъ воротами кистью… Ося постучалъ въ окно…
— Кто тутъ?..
— Это я, г. Мейеръ… я, Ося… Простите, что я разбудилъ васъ…
Старикъ отперъ дверь…
— Что такое, малышъ, что случилось?.. — тревожно спросилъ старикъ…
— Я пришелъ окончить работу, г. Мейеръ… Отецъ спитъ пьяный… а завтра онъ не пустить меня…[776]
Старикъ пощекоталъ Осю по плечу…
— [777]А я думалъ, что случилось что… Ну, иди, иди… пора и мнѣ вставать… Вонъ и солнышко поднимается…
[778]На горизонтѣ въ туманѣ[779] показался[780] багровый край солнца и Ося схватилъ палитру и кисть и началъ работать…
Оставалось[781] отдѣлать фонъ и сдѣлать кой-гдѣ поправки…
— Здѣсь… вотъ здѣсь мазокъ… зеленой… еще тутъ… такъ… такъ… говорилъ Мейеръ, стоя въ халатѣ позади Оси… Ну… сюда послѣдній мазокъ… Довольно… довольно…
Работа была кончена…
— Теперь пиши… вотъ здѣсь внизу справа… бѣлой краской… Жи-[782]во-пи-сецъ… Ося… Ну чего ты остановился… пиши… Ося… Евстратовъ…
— Зачѣмъ же? —
— Пиши… такъ всегда пишутъ… Ну вотъ и прекрасно… Поставимъ сушить, а завтра… завтра въ 8 часовъ[783] ты долженъ быть у магазина «Неймана»… Это нужно…[784] А[785] теперь иди домоц… Смотри, ты совсѣмъ болѣнъ, малышъ… ты не спалъ ночь…
— Это ничего, г. Мейеръ… ничего…[786] г. Мейеръ!
— [787]Ну что?..
— Вы… вы не сердитесь… отецъ[788] ругалъ васъ…[789] вы не сердитесь[790]… простите, г. Мейеръ…
— Да успокойся, дружокъ… Старый Мейеръ все понимаетъ… все… Придетъ время… ну… ну не плачь… это глупо… нечего[791] плакать… иди съ Богомъ… Мейеръ поцѣловалъ Осю.
// л. 17
26.
Солнце уже ярко горѣло на небѣ.[792] Клочья тумана[793] еще торчали кое-гдѣ у воды[794]. На гору втягивался[795] поѣздъ и въ яркомъ освѣщеніи дня[796] все еще горѣлъ какъ рубинъ[797], красный фонарь на послѣднемъ вагонѣ…
————
Памятный день.[798]
Всѣ въ городѣ знали, что на самой лучшей улицѣ открывается большой[799] гастрономической и фруктовый магазинъ. Это было цѣлое событіе. Городокъ былъ не большой, лавочки и магазины были тѣсные, маленькіе, товары въ нихъ были самые необходимые,[800] часто плохого качества и продавались дорого[801]. Если требовалось купить что-нибудь[802] хорошее и свѣжее[803], надо было ѣхать въ губернскій городъ — верстъ за 50.[804] А въ городѣ[805] жили люди со средствами. Разсчитывая на этихъ покупателей еврей Нейманъ и рѣшилъ открыть на лучшей улицѣ большой магазинъ, гдѣ можно было купить все, за чѣмъ приходилось ѣхать въ[806] губернскій городъ. Въ городѣ много говорили о новомъ магазинѣ. Кучки любопытныхъ вотъ уже цѣлую недѣлю[807] толпились[808] у большихъ оконъ,[809] смотрѣли какъ выгружались съ телѣгъ[810] бочки, ящики, корзины и коробы, какъ два бойкихъ приказчика ловко[811] раскладывали на полкахъ красивыя коробки, устанавливали жестянки, стеклянныя вазы, бутылки. На одномъ широкомъ окнѣ[812] явились груды фруктовъ и горы орѣховъ[813], копченыя рыбы на бѣлыхъ блюдахъ,[814] громадные куски сыра,[815] жестянки съ консервами. За стекломъ висѣли колбасы и окорока. На другомъ окнѣ ловкій приказчикъ соорудилъ изъ[816] бутылокъ цѣлый разноцвѣтный[817] замокъ и сбоку поставилъ картоннаго господина въ цилиндрѣ. Это произвело необыкновенный эффектъ. Господинъ въ цилиндрѣ, сдвинутомъ на затылокъ[818] держалъ въ каждой рукѣ по бутылкѣ,[819] качалъ головой, шевелилъ губами и подносилъ ко рту то одну, то другую бутылку. Большая[820] толпа стояла передъ окномъ,[821] разсматривая невиданное чудо, хохотала, дѣлала разныя замѣчанія и приходила въ такой восторгъ что г. Нейманъ, полный рыжеватый[822] еврей въ золотыхъ очкахъ, выставлялъ[823] изъ двери голову,[824] кланяясь и вѣжливо просилъ
— Господа… пожалуйста остророжнѣй… не напирайте… Пожалуйста не раздавите стекло… Оно очень дорого стоитъ…
// л. 17 об.
Толпа отступала[825] но сейчасъ подходила[826] опять.
Мальчишки разносили по городу[827] разноцвѣтныя объявленія, въ которыхъ г. Нейманъ извѣщалъ «почтеннѣйшую» публику, что «идя на встрѣчу развитому вкусу общества, рѣшилъ[828] рискнуть и запустить большія деньги и открываетъ универсальный магазинъ, гдѣ по «самымъ доступнымъ цѣнамъ всякій можетъ получить всевозможныя[829] бакалейныя, винныя, колоніальныя и гастрономическія товары[830]. Объявленіе оканчивалось кратко но сильно[831]… Конкуренціи не боюсь[832], т. к. цѣны внѣ конкуренціи!!![833] Зайдите и убѣдитесь![834] Съ почтеніемъ Германъ Нейманъ.[835] Приходили и торговцы взглянуть[836] на конкурента,[837] косо смотрѣли на зеркальныя окна,[838] инетерсовались цѣнами и[839] сердито хмурились. А веселый г. Нейманъ въ бѣломъ фартукѣ выскакивалъ на тротуаръ и вѣжливо просилъ: Пожалуйста, господа… не напирайте… Стекла… очень дорогія… А!..[840] вотъ и вывѣска… Господа пожалуйста… сейчасъ будутъ вѣшать вывѣску… пожалуйста… Вывѣску привезли на длинныхъ дрогахъ… Она была покрыта парусиной… Старый[841] живописецъ[842] вѣжливо раскланялся съ г. Нейманомъ и обернулся къ толпѣ, отыскивая кого то глазами[843]…
«А… ну вотъ и хорошо… Здравствуйте… здравствуй, дружокъ…[844] Изъ толпы выдвинулся[845] худенькій Ося[846] въ перепачканной красками курточкѣ[847]. Старый живописецъ что то шепнулъ ему и лицо мальчика покраснѣло… Да, да… сипло сказалъ Мейеръ… Это твой первый выходъ… и пусть они смотрятъ… — кивнулъ онъ на толпу.[848]
Два здоровыхъ парня[849] приставили лѣстницы, вколотили костыли и на веревкахъ подняли громадную вывѣску[850] закрытую парусиной.
Онъ что то[851] поговорилъ съ Нейманомъ. Тотъ кивнулъ головой.
— Прекрасно… прекрасно… Это только явится превосходной рекламой… г. Мейер…
— Эй, братцы, крикнулъ онъ двумъ молодцамъ… — Живѣй вѣшайте. Полотенце не снимайте… вѣшайте такъ…[852]
Въ толпѣ произошло движеніе. Всѣ удивлялись, что вывѣска была закрыта… Слышались возгласы, высказывались предположенія…
— О, это большой сюрпризъ, господа… — обратился[853] Нейманъ къ публикѣ, загадочно улыбаясь[854]… Очень, очень большой сюрпризъ… — Не такъ ли, мальчуганъ — обратился къ[855] поблѣднѣвшему отъ[856] волненія Осѣ[857] и взялъ его рукой за подбородокъ[858]… — Мы другъ другу дѣлаемъ рекламу…
// л. 18
28.
Ося молчалъ. — Что молчишь.[859] Надѣюсь, ты[860] не знаешь толка[861] въ американскихъ орѣхахъ и тульскихъ пряникахъ. Что?..
[862]Ося[863] съ удивлѣніемъ смотрѣлъ на этого добродушнаго толстяка въ золотыхъ очкахъ, такъ фамиліарно говорившаго[864] съ нимъ…
— [865]Узнаешь, дружокъ, узнаешь… И притомъ, тебѣ не мѣшало бы имѣть новые штаны и курточку. Не такъ-ли? — Эй, ребята — уже кричалъ онъ рабочимъ,[866] — хорошенько закрѣпляйте… Ну… готово?
Старый живописецъ что то тихо сказалъ ему[869]. Тотъ повернулъ голову.
— Теперь братцы выдернете снизу и съ боковъ кнопки… Такъ… такъ.
Полотенце[870] отстало и висѣло какъ занавѣсъ передъ слегка наклоненной вывѣской. Нейманъ потиралъ руки.
Старый живописецъ взялъ Осю за плечики и поставилъ передъ собой
— Господа! обратился онъ къ толпѣ… Сейчасъ вы увидите вывѣску. Это не моя работа… Вывѣску[871] нарисовалъ этотъ мальчуганъ. Вы его знаете, конечно[872]…
— Ну?.. Это? Оська? — раздалось въ толпѣ…[873]
Нейманъ далъ знакъ и одинъ изъ парней сорвалъ полотенце. Громадныхъ размѣровъ вывѣска открылась во всей своей красотѣ.
Возгласы одобренія послышались изъ толпы…
— Ловко!.. Ишь ты какъ… Ну, парнишка[874]… Да неужели это Оська… Да, онъ… Вонъ и приставъ то[875] на участкѣ углемъ намазалъ… Такъ это онъ?.. Онъ самый… Вонъ чорненькій то… И мальчонка то махонькій…
[876]Такъ старый Мейеръ представилъ своего ученика.[877] — Это, можетъ быть и наивно въ глазахъ г.г. педагоговъ, думалъ онъ,[878] и даже вредно, но у мальчика[879] было такъ мало радости что я долж. б.[880] доставить ему это маленькое торжество. О, это будетъ для него памятный день…
[881]Ося сталъ передъ толпой въ своей замаранной курточкѣ и застѣнчиво глядѣлъ на знакомыя лица. Вонъ мѣдикъ стоитъ,[882] и улыбается широкой улыбкой, тотъ мѣдикъ который въ прошломъ году призывалъ проломить ему голову кастрюлей[883]…
А вотъ и красн. лицо[884] жирнаго Сидорчука. Сонныя глаза его читаютъ вывѣску. А вотъ и толпа ребятишекъ, пріятелей Оси… И на ихъ лицахъ написано удивленіе… Что они думаютъ обо мнѣ?.. — Ахъ, какъ жаль, нѣтъ отца…[885]
Вывѣска была выполнена прекрасно. Содержаніе указалъ самъ владѣлецъ,[886] содержаніе банальное, но исполненное съ технической стороны прекрасно. На правомъ краю громадной вывѣски на бѣломъ фонѣ[887] стоялъ толстогубый курчавый съ[888] блестѣвшими бѣлыми глазъ<?> улыбающійся во весь ротъ[889] негръ ([890]г. Нейманъ почему то настаивалъ особенно настаивалъ на негрѣ, желая по-видимому сказать этимъ[891], что товары изъ дальнихъ странъ) а изъ рога изобилія
// л. 18 об.
29
сыпались всевозможныя прелести: пряники, орѣхи, конфекты, фрукты, сахаръ, кофе, даже колбаса, куски сыра, рыба, жестяныя коробки и проч. У ногъ негра образовалась цѣлая[892] куча,[893] а широкая волна текла изъ рога и въ глубинѣ послѣдняго видѣлась масса такихъ же товаровъ. Этимъ г. Нейманъ хотѣлъ[894] убѣдить, что[895] имѣются всевозможныя товары.[896] Негръ помѣщался въ изящномъ золотомъ ободкѣ съ завитками. На лѣвой сторонѣ вывѣски въ такомъ же золотомъ ободкѣ[897] важно развалившійся турокъ въ чалнѣ и красныхъ шароварахъ курилъ трубку. Около него была изображены съ одной стороны[898] груды табака, сигаръ, папиросъ, съ другой красиво установленная группа бутылокъ[899]… Вокругъ всей вывѣски тянулась изящная гирлянда виноградныхъ листьевъ въ гроздьями винограда, а по чорному фону центральной части вывѣски золотыми буквами было написано[900]: Гастрономическая, бакалейная, винная, колоніальная и фруктовая торговля. Германъ Нейманъ, а внизу стояло «изъ Варшавы». Вывѣска ярко блестѣла на солнцѣ сочностью красокъ и золотомъ. Это была лучшая вывѣска, которую когда-либо видѣлъ городокъ.[901] Превосходно, превосходно! — говорилъ потирая руки г. Нейманъ, вотъ именно то, что нужно для этого города… Это кричитъ… и ничего подобнаго здѣсь нѣтъ… О, это я придумалъ… Это, какъ разъ, по американски… Что вы на это скажете г. Мейеръ?
— Вашъ планъ недуренъ, г. Нейманъ… Но я особенно доволенъ выполненіемъ… Малышъ, сумѣлъ придать этой рекламѣ художественность и нѣжность… А сочность красокъ,[902] а симметричность.
— Да… да… все превосходно… Вашъ ученикъ будетъ дѣлать прекрасныя дѣла… Ему надо работать въ Варшавѣ…
— Ему надо поработать въ училищѣ… — сказалъ Мейеръ… Его ждутъ не вывѣски… О! ему надо еще много, много работать…
— Конечно, конечно… Эге уже идутъ покупатели… Пожалуйта, заходите въ магазинъ, г. Мейеръ и ты, мальчуганъ[903]… Намъ надо произвести разсчетъ…
На улицѣ продолжади толпиться зѣваки.
— Итакъ, какъ было условлено, г. Мейеръ…[904] Я вычитаю[905] весь матеріалъ[906] за работу вамъ причитается 25 рублей… Онъ[907] выложилъ на мраморной доскѣ 5 золотыхъ монетъ… Потрудитесь расписаться.
— Это твои деньги,[908] Ося…[909] отнеси отцу…[910] — сказалъ старый живописецъ.
[911]Ося остолбенѣлъ.
— Что же ты стоишь… Я говорю, это твои деньги, малышъ…
[912]Ося покачалъ головой.
— [913]Вы ихъ дарите мнѣ[914], г. Мейеръ?.. но это такъ много… Нѣтъ, я не возьму ихъ…[915]
— Нѣтъ, я не дарю[916]… Они твои… ты заработалъ ихъ.
// л. 19
30.
Мейеръ завернулъ золотыя въ бумагу и положилъ въ руку Оси.
— Не потеряй, держи крѣпко…[917] Отнеси отцу… — сказалъ онъ.
— А вы то, г. Мейеръ… Вѣдь вы же[918] помогали мнѣ…
— Я только слѣдилъ…[919] Ну довольно, придетъ время — сочтемся…
До свиданія, г. Нейманъ…[920]
— Нѣтъ, погодите… Эй, крикнулъ онъ приказчику, заверните[921] для этого малыша кой-чего хорошаго…
И онъ ушелъ распорядиться…
— Ну, вотъ, мальчуганъ, это отъ меня за вывѣску…[922] не благодари… это не подарокъ… Я не люблю давать ни за что ни про что… это премія за работу… Онъ подалъ ему пакетъ[923] съ гостинцами…
Въ магазинъ входили все новыя и новыя покупатели…
Когда Ося съ Мейеромъ выходили изъ магазина, ихъ окружила толпа мальчишекъ…
— [924]Ося! Оська! — кричали они и дергали Осю за рукавъ… Живописецъ! Дай пряничка-то… Смотрите же, братцы, что ему жидъ то далъ…
Вы<ни?>май кулекъ… Покажь, что у тебя тамъ…[925] Братцы, пойдемъ къ Оськѣ…[926] Айда, ребята…
— Да не тормошите его… — сказалъ старый живописецъ… Всѣмъ дастъ… Чего пристаете…
Ося былъ такъ взволнованъ, что не могъ отвѣчать… Блѣдное лицо его теперь было покрыто румянцемъ… Ему было даже страшно отъ всего того, что онъ пережилъ, страшно, но пріятно…
[927]Вдругъ въ толпѣ маьчишекъ произошло движеніе. Высокій, хорошо одѣтый мальчикъ, лѣтъ 13[928], бойко расталкивалъ ребятъ, стараясь подойти къ Осѣ..
— Ты не больно то… Чего лѣзешь, <нрзб.>[929]! — послышались возгласы… Я же толкну… Эй, Косой! вали его <нрзб.>[930], чего онъ важничаетъ… Васька[931], бей его!.. косой[932] Васька загородилъ дорогу мальчику. —
Ося остановился…[933] Остановился и Мейеръ…
— Пусти — рѣшительно[934] сказалъ мальчикъ… чего сталъ[935]…
— А ты не толкайся… экая важная штука… Я тебѣ въ шляпу то покладу… Косой[936] лихо развернулся…[937] уже хотѣлъ[938] ударить мальчика[939] по головѣ, какъ вдругъ тотъ вытянулъ впередъ[940] ногу и ударилъ Косого въ животъ[941]… Тотъ упалъ.[942]
— Что, получилъ! — крикнулъ мальчикъ и засучилъ рукава. Кто еще хочетъ…[943] Выходи на лѣвую… Двое изъ мальчишекъ[944] бросились на него, и началась свалка… Шляпа уже валялась на землѣ, но мальчикъ ловко парировалъ удары. Одинъ изъ нападавшихъ уже отлетѣлъ въ сторону, но зато трое другихъ, окружили храбраго мальчугана и <нрзб.> его по спинѣ и бокамъ. Дѣло принимало критическій оборотъ, но вдругъ въ толпу врѣзалась маленькая фигурка Оси. Онъ не
// л. 19 об.
31.
выдержалъ… Стой, ребята, стой… — крикнулъ онъ… Я его знаю…[945] стой… Ребятишки остановились… Воспользовавшись этимъ мальчикъ поднялъ свою шляпу и запыхавшись подошелъ къ Осѣ…
— Что, они сильно поколотили тебя?.. — спросилъ Ося.
— Пустяки… Я — сильный[946]… ловко двоимъ смазалъ… Еще бы… десять на одного…
— Ишь, чортъ, какъ дерется… ногой… — кричалъ Васька…[947] Уговору не было… ты по настоящему
— Я и по настоящему[948] тебѣ <нрзб.> наставлю! — сказалъ мальчикъ… Ну что?..[949] Выходи на лѣвую… Струсилъ?!..
— Ну, довольно, довольно… — сказалъ Мейеръ… Экъ какъ вы распѣтушились…
— [950]Ловкій — уже добродушно говорили мальчишки. Какъ Степку то царапнулъ въ зубы[951], а[952] Мишку въ ухо…
Мальчикъ протянулъ Осѣ руку… Спасибо тебѣ… Правда что[953] ты написалъ[954] вывѣску?..[955]
— Да… я писалъ. а вотъ г. Мейеръ меня поправлялъ…
— Ну,[956] ты ловко рисуешь[957]. Тебя какъ[958] звать?
— Осей. А тебя
— А я — Петя Кудринъ…[959] Мой папа[960] мировой судья… Я тоже немного рисую… Знаешь что. Заходи къ намъ…[961] вонъ около Б. улицы[962]…
— А… ты рисуешь?
— Да… только[963] плохо… Такъ ты приходи… непремѣнно приходи…
— Хорошо… приду… Эй, братцы, крикнулъ Ося мальчишкамъ.[964] Вы его не троньте, а то я водиться[965] съ вами не буду…
— Ну все равно, я ему накостыляю — сказалъ Васька, обиж. за свое пораженіе. Онъ считается первымъ бойцомъ…
— На лѣву… — крикнулъ Петя…
— Ладно… увидимъ[966] — сказалъ Васька, боясь окончательно потерять свою славу[967].
И толпа мальчишекъ потянулась за Осей…
— Ну, Ося, иди къ отцу[968]… — сказалъ Мейеръ… — Да заходи…[969]
— Непремѣнно, г. Мейеръ… непремѣнно…
И старый живописецъ направился въ Дальнюю улицу.[970]
// л. 20
32.
Вѣтеръ мѣняется.
— Тятя… тятя![971] смотри! — [972]радостно крикнулъ Ося, опрометью вбѣгая въ мастерскую. — Деньги, тятя… много денегъ… и вотъ цѣлый кулекъ… Нейманъ далъ мнѣ… и г. Мейеръ… тотъ старичокъ…
Ося[973] поставилъ кулекъ на полъ и раскрылъ руку съ завернутыми въ бумагу золотыми.
Кондратій медленно[974] положилъ работу и[975] всталъ.
— Что? что ты болтаешь… Какой Нейманъ? какія деньги?.. Ты ошалѣлъ, мальчишка…
Суровый[976] взглядъ его остановился на[977] сынѣ…[978] Ося протягивалъ[979] отцу деньги…
— Возьми, тятя… я самъ… самъ получилъ ихъ… это за вывѣску…[980] вотъ на[981] новомъ магазинѣ… г. Нейманъ и говоритъ…[982] заверните ему кой-чего хорошаго[983]… вотъ тутъ въ кулечкѣ… А г. Мейеръ ничего не взялъ… и велѣлъ отнести къ тебѣ…
— Нейманъ… Мейеръ… что за диковинки? — забѣгали[984] вопросы въ больной головѣ Кондратія… — Дай сюда деньги! — крикнулъ Кондратій.
Онъ потрясъ ихъ на рукѣ, посмотрѣлъ… Деньги… настоящія золотыя… Тревожная мысль мелькнула въ его головѣ…[985] Откуда?.. Какой дуракъ далъ ихъ мальчишкѣ… За вывѣску?.. за какую вывѣску?.. Ужъ не укралъ ли Оська? Охъ[986] это шлянье, бездѣльничанье!.. и этотъ старый жидъ… Ну, сейчасъ полиція, обыскъ… позоръ[987] на весь этотъ скверный городишко.
— Гдѣ ты взялъ[988]?... говори… сейчасъ говори!.. — крикнулъ Кондратій…
Ося отступилъ и поблѣднѣлъ…
— Ей-Богу… ей-Богу… это за вывѣску… спроси г. Неймана… и г. Мейеръ говорилъ…
Въ дверь просунулась голова[989] предводителя мальчишекъ Васьки.[990]
— Ты чего[991]? — крикнулъ Кондратій…
Гостинцовъ Оська обѣщалъ… чего? — вызывающе отвѣтилъ Васька. Вонъ ему жилъ то за вывѣску надавалъ… Оська! — чего жъ ты отлыниваешь… зазнался… давай штоль…
— Спроси его… спроси! — [992]быстро заговорилъ Ося… — Они всѣ видѣли, что это моя вывѣска…[993] Я работалъ к Мейера… у старичка Мейера и писалъ вывѣску и г. Мейеръ сегодня отдалъ мнѣ за работу…
Кондратій вдругъ[994] кактъ то опустился, съежился… Глаза его совсѣмъ потухли, голова колотилась… Несвязныя мысли понеслись въ его мозгу и на сердцѣ стало тяжело и какъ то пусто. Что то перевернулось въ его душѣ. А мысли одна за другой вставали въ его головѣ, обрывались и путались.
// л. 20 об.
33.
Его Оська принесъ деньги… Онъ написалъ вывѣску… такъ… да… да…[995] Онъ не шатался…[996] Старый жидъ… тотъ старикъ, который приходилъ на дняхъ… Да… да… онъ говорилъ, что Оська можетъ писать вывѣски… и вотъ… вѣрно сказалъ тотъ… какъ его?.. этотъ старый… живописецъ… И вдругъ[997] Кондратій ясно вспомнилъ[998] слова стараго еврея… Вы поймете…[999] и скажете… да правильно говорилъ старикъ… какъ его?..
И опять засосало на сердцѣ…
Кондратій начиналъ[1000] понимать, что онъ былъ неправъ,[1001] что правъ былъ тотъ[1002] худенькій старичокъ, что его Оська, его помощникъ, изъ котораго онъ всѣми силами хотѣлъ сдѣлать честнаго сапожника, былъ тоже правъ… И ясно вспомнилъ Кондратій слова этого мальчишки, что растетянный стоитъ посреди мастерской и смотритъ на него почти испуганными глазами.
— Я не могу… не могу шить сапоги.[1003] Жалость, сознаніе своей вины[1004], любовь, давно позабытыя,[1005] заглушенныя тяжелой жизнью чувства[1006] просыпались въ сердцѣ измученнаго работой, больного[1007] сапожника. Онъ опустился на лавку[1008]…
— Ося!.. — глухо сказалъ онъ… поди сюда… Осипъ! —
Давно не слыхалъ Ося своего настоящаго имени… Осипъ!..[1009] Въ тонѣ отца онъ почуялъ, чо произошло что то особенное…[1010] Ему послышалось въ этихъ словахъ ласковый тонъ старичка живописца.
Онъ подошелъ къ отцу и вдругъ съ удивленіемъ[1011] почувствовалъ, какъ грубая рука отца тихо-тихо опустилась на его плечо. Сердце его задрожало, въ[1012] горлѣ что то захватило…[1013] Ясно увидѣлъ онъ морщинистое, грязное лицо отца, опухшіе глаза, моргающія вѣки… Онъ видѣлъ, какъ губы отца[1014] вздарагивали часто часто…
— Ты… того… да… Ося…[1015] понимаешь… я, сынишка,[1016] братъ…
Кондратій вдругъ схватилъ Осю за плечики, потрясъ, сжалъ крѣпко-крѣпко и[1017] Осѣ вдругъ показалось, что[1018] глаза отца еще болѣе покраснѣли[1019] и замигали…
— Ну.. ладно… ты меня то не бойся! — вдругъ выговорилъ Кондратій… Ахъ ты, парень… а?.. а я то…[1020] Онъ еще разъ[1021] потрясъ Осю за плечики…[1022] Вдругъ онъ поднялся,[1023] и[1024] взялъ картузъ…
— Пойдемъ! — рѣшительно сказалъ онъ… — Какъ его… старикъ то тотъ…
— Г. Мейеръ!
— Онъ самый… Къ нему пойдемъ… Онъ старикъ… того… хорошій…[1025] Ну пойдемъ…[1026]
— [1027]Что жъ ты, Оська… давай гостинцевъ то!.. — настойчиво крикнулъ Васька… Въ дверяхъ стояла уже цѣлая орава.
— Дяденька… гостинчика-то — слышались голоса…
— Вечеромъ… уже приходите… — Ну, чего тутъ… — сказано вечеромъ и баста… всѣмъ будемъ…
Кондратій заперъ мастерскую.
// л. 21
34
[1028]Вотъ и Большая улица, вотъ и новый магазинъ Неймана…
Конратій остановился. Вывѣска блестѣла на солнцѣ,[1029] кучки любопытныхъ глазѣли по окнамъ[1030]. Публика[1031] входила и выходила[1032] изъ магазина черезъ большія стекла, видно было, какъ г. Нейманъ вѣжливо раскланивался и занималъ покупателей.
Кондратій долго смотрѣлъ на вывѣску, подробно разглядывалъ внимательно и остался доволенъ…
— Да неужто ты?.. — покачивалъ онъ головой… И арапа ты?
— Я… говорилъ сіявшій Ося.
— Ну?!.. и турку ты?
— Да все я и турку, и виноградъ… Спороси г. Мейера… Да вонъ, видишь, по уголку то написано, внизу то…
— Живописецъ Ося Евстратовъ — прочелъ по складамъ[1033] Кондратій.
Изображеніе его фамиліи поразило его.[1034]
— Ну, парень…[1035] Это ты ловко… и фамилію… Евстратовъ… вѣрно, вотъ это вѣрно… Евстратовъ — повторялъ онъ… вотъ[1036] спасибо…
Ося почувствовалъ, какъ чья то рука ухватила его за картузъ… Онъ обернулся и[1037] съ удивл.[1038] увидалъ грознаго г. Пристава.
— [1039]Узналъ — засмѣялся приставъ…[1040] Участокъ то не забылъ[1041]?.. — Ничего, братъ, за дѣло… за дѣло…[1042] Не балуй… А вотъ[1043] этого признаться не ожидалъ — указалъ онъ на вывѣску пальцемъ — и Ося опять увидалъ большой брілліант. перстень. Приставъ[1044] покровительственно потрепалъ Осю по плечу…[1045]
— Способный у тебя парень… — сказалъ онъ подобострастно кланявшемуся Кондратію. — [1046]Старайся,[1047] плутъ… старайся… Подучишься[1048] — портретъ тебѣ дамъ писать… Съумѣешь[1049]…[1050] Ну? Что?
— Съумѣю…[1051]
— Ну, то-то… старайся…
И толстый приставъ важно прошелъ въ новый магазинъ…
[1052]Налюбовавшись на вывѣску и прочтя еще нѣсколько разъ свою фамилію, Кондратій направился[1053] въ Дальнюю улицу и Ося[1054] слышалъ, какъ[1055] повеселѣвшій отецъ все повторялъ себѣ подъ носъ… и фамилію…[1056] вотъ спасибо… уважилъ…
Старый живописецъ сидѣлъ[1057] у дома и[1058] читалъ любимую священную книгу[1059] когда Кондратій робко постучалъ въ дверь[1060].
— Войдите —[1061] сказалъ старик. А! это вы… Добрый день… добрый день…[1062]
[1063]Кондратій робко остановился въ дверяхъ…
«Добрый день» — думалъ онъ… И онъ говоритъ «добрый день»…
— Добрый день, господинъ… Онъ не узналъ своего голоса. Еще сегодня бы
// л. 21 об.
утромъ онъ не сказалъ этого… Онъ и не предполагалъ, чтобы могъ когда-нибудь назвать «жида» — господиномъ и сказать ему «добрый день»…
Ося стоитъ позади отца и[1064] его глаза напряженно смотрѣли на Мейера[1065] и[1066] блестѣли.[1067] Ему было и стыдно за отца, за его прошлое обращеніе съ учителемъ,[1068] и жалко отца, при видѣ его сконфуженной неуклюжей гигантской[1069] фигуры,[1070] и въ душѣ было радостно за этого добраго Мейера, который такъ привѣтливо сказалъ «добрый день»…[1071]
— Гм… гм… Пришелъ вотъ… Какъ я васъ стало быть обидѣлъ…[1072] Онъ потеръ себѣ лобъ и поправилъ волосы. — Гм… гм…[1073] по пьяному дѣлу… Онъ замолчалъ.[1074] Вотъ онъ какой — указалъ Кондр.[1075] на сына… — поди ты вотъ… Мнѣ то и не вдомекъ… а вы, господинъ… не серчайте… потому как я не въ своемъ умѣ…[1076]
— Ну, чего вы…[1077] Все прошло, все прошло… — заговорилъ старикъ…[1078] за старое — глазъ вонъ… хе-хе…[1079] Я радъ, душевно радъ, что вы теперь узнали своего сына…[1080] Изъ него[1081] можетъ выйти большой[1082] художникъ… у него золотыя руки…[1083] Да, садитесь… Ну Ося, чтожъ стоишь то…
Старый учитель долго говорилъ о способностяхъ мальчика, увѣрялъ[1084], что[1085] надо учиться, что безъ образованія[1086] не можетъ развиваться талантъ, что[1087] въ этомъ городкѣ нѣтъ человѣка, который бы могъ помочь своими деньгами мальчику[1088] ѣхать учиться…
— Э-эхъ… сказалъ онъ.[1089] Ему надо ѣхать въ Варшаву, или въ Москву… Тамъ училища есть[1090]… А надо ему учиться… надо… а то… Онъ махнулъ рукой… пропадетъ талантъ…[1091] Въ тебѣ есть искра Божья… она должна разгорѣться[1092] пожаромъ… Ты, малышъ, еще не понимаешь этого…
— Нѣтъ, г. Мейеръ, нѣтъ… я понимаю… — заговорилъ Ося и глаза его заблестѣли… Когда я буду много знать, я могу рисовать все, все, что я думаю[1093]… Я узнаю что-ниб.[1094] новое… и могу нарисовать… такъ вѣдь?..
— Такъ… такъ… И если ты узнаешь какое зло въ людяхъ, то можетъ написать такую картину, что всѣ увидятъ зло и оно испугаетъ людей… Понимаешь?.. Это главное…
[1095]При прощаніи Кондратій крѣпко пожалъ сухенькую руку Мейера и съ чувствомъ сказалъ…
— Вотъ что, господинъ… Сынишку то вы… того… не оставьте… А ужъ я… гм… гм… Онъ не находилъ словъ… дозвольте я вамъ сапожки…[1096] вотъ какіе сапожки…[1097] и ежели еще что… только скажите…[1098] все…[1099]
Идя[1100] домой Кондратій говорилъ сыну
— Вотъ это[1101] человѣкъ… даромъ что… душа у него[1102]… Вотъ и найди ее правду то… у кого она?..
По дорогѣ зашли къ Сидорчуку.
— Много ли сказывай у тебя на стѣнкѣ то? — грубо спросилъ Кондратій.
// л. 22
36
— [1103]Што, али деньги завелись?.. да не хватитъ, братъ… — хитро улыбаясь сказалъ сонный Сидорчукъ… четыре целковыхъ братъ… вона сколько наглоталъ…
[1104]— Ладно[1105], получай[1106]… насосалъ[1107]… Теперь баста…
Онъ выложилъ 5 р<у>б… Ого… выиграли на билетъ значитъ… хе-хе-хе… Не прикажете? баночку-другую…
— Сказалъ баста… Давай сдачу то…[1108] Теперь, братъ, не понудишь… крышка![1109]
— Да скораго свиданія — <нрзб.> сказалъ трактирщикъ. — А баночку бы хорошо[1110]… хе-хе-хе…[1111]
У «пана судьи»[1112]
[1113]Онъ почувствовалъ, что[1114] его Оська, этотъ шалопай, не умѣвшій справляться съ заплаткой[1115] и держать шило, этотъ мальчишка вдругъ заявилъ себя, заработалъ столько денегъ, сколько Кондратій и въ мѣсяцъ не могъ выработать, сидя, согнувшись, на своей липкѣ. Самъ г. приставъ[1116] милостиво потрепалъ по плечу и даже пообѣщалъ дать заказъ. Это что-нибудь да значитъ. Вотъ на Большой улицѣ, на сам.[1117] лучш.[1118] магазинѣ виситъ вывѣска[1119] и всѣ смотрятъ и читаютъ «Евстратовъ»… Ишь ты, помощникъ… да какой еще»… — думалъ Кондратій.[1120] А[1121] водку эту бросить надо, бросить… Кондратій съ облегченіемъ вздыхалъ вспоминая, что жирый трактирщикъ не сидитъ у него на шеѣ… Съ тѣхъ поръ[1122] какъ померла жена,[1123] Кондратій прочно познакомился съ Сидорчукомъ и оставлялъ у него половину заработка… Тоска гнала его изъ каморки. Впереди стояла одинокая, толная лишеній жизнь, ребята[1124] на шеѣ. Нѣтъ… Теперь не то… надо по новому — думалъ Кондратій.[1125]
Ося[1126] каждый день теперь[1127] уходилъ къ Мейеру и рисовалъ. Чаще и чаще вздыхалъ старый учитель, видя, что все, чему[1128] могъ[1129] научить Осю,[1130] усвоено имъ….
— Теперь тебѣ надо рисовать съ натуры… Да… И Ося, забравъ у учителя
// л. 22 об.
мольбертъ, уходилъ на рѣчку, отыскивалъ удобное мѣсто[1131]. Тихая заводь, у ногъ густая щетка камыша, а за нимъ[1132] пышныя кувшинки недвижимо лежатъ[1133] на водѣ, кривая ольха красиво изогнулась[1134] съ берега, вечернее солнце бросаетъ косые лучи, больше и больше раскрываютъ свои бѣлыя чашки[1135] кувшинки ожидаютъ наступленія ночи… А[1136] позади грязный, надоѣвшій городишко, скучная жизнь, грязная каморка…[1137] Ося забывается[1138] и съ увлеченіемъ набрасываетъ рисунокъ… Но пора домой[1139]. Ужъ кое-гдѣ загорѣлись огоньки въ блѣдныхъ домикахъ… Подняли зеленый фонарь на семафорѣ. Скоро стрѣлой пролетитъ курьерскій поѣздъ, замелькаетъ огненными точками освѣщенныхъ окошекъ и[1140] медленно пропадетъ въ невѣдомой дали[1141]…[1142] Разъ на станціонной[1143] будкѣ прозвонило пять ударовъ… Разъ… два… три… — ударили на станціи. Гулко несется прощальный свистокъ паровоза… пфукъ… пфукъ… все чаще, чаще… гулъ <нрзб.>…[1144] Вотъ они три яркіе глаза смотрятъ впередъ…[1145] Пролетѣлъ поѣздъ, едва едва[1146] замѣтенъ красный огонь, превратившійся въ точку… пропалъ… А Ося все[1147] смотритъ туда, въ неизвѣстную даль… Тамъ далеко большой городъ, башни, церкви… громадныя зданія… Такъ говорилъ Осѣ старый живописецъ… Тамъ есть училище, гдѣ много свякихъ статуй, картинъ, рисунковъ… Знаменитые художники ходятъ тамъ по большимъ свѣтлымъ комнатамъ[1148]. Тамъ цѣлыя дома наполнены картинами и всѣ могулъ смотрѣть…[1149] Потомъ всплываетъ[1150] дорогое[1151] старческое лицо, наконецъ[1152] вотъ она хорошо знакомая сонутая[1153] фигура старичка съ книгой[1154] въ большомъ старомъ[1155] креслѣ[1156]. [1157]Холодомъ потянуло съ воды. Ося приходитъ въ себя… Пора домой! — Онъ собираетъ мольбертъ, закидываетъ[1158] на[1159] плечо и[1160] <нрзб.> подымаетъ въ горку[1161] къ этимъ знакомымъ, скучнымъ, бѣднымъ огонькамъ…
————
[1162]— Что жъ ты не заходишь къ намъ? — услыхалъ разъ Ося позади себя знакомый голосъ.
[1163]Онъ шелъ къ Мейеру по Большой улицѣ. Его узналъ и остановилъ Петя Кудринъ.
<—> А я все ждалъ тебя…[1164] Что ты теперь дѣлаешь? рисуешь?
— Да…
<—> И много нарисовалъ?
— Да… я теперь съ натуры рисую…
— И красками?
— Да…
— Такъ ты заходи… Знаешь что, приноси къ намъ показать твои картины! Я говорилъ о тебѣ папѣ[1165]…[1166] Онъ тоже хочетъ видѣть тебя.[1167] Приходи сегодня.
— Хорошо… А у тебя есть рисунки?..
— Ну… такъ… дрянь… Я вѣдь въ гимназію готовлюсь въ четвертый[1168] классъ — тамъ не до рисованія.
Вечеромъ Ося забралъ свои любимые рисунки и отправился къ мировому судьѣ. Большая квартира[1169], уставленная красивой мебелью, цвѣтами, ковры, лампы — все это поразило Осю… Онъ[1170] стѣснялся.
Петя схватилъ его за руку и потащилъ по комнатамъ, къ отцу: Вотъ, папа нашъ знаменитый живописецъ… Помнишь вывѣску то? Это вотъ онъ ее писалъ…
Въ большомъ креслѣ за письм.[1171] столомъ сидѣлъ[1172] въ халатѣ[1173] судья. Это былъ добродушный толстякъ, любимецъ всего населенія. «Добрый панъ судья»[1174]
// л. 23
38
Съ любопытствомъ оглянулъ онъ худенькую фигурку, блѣдное смущенное лицо съ большими глазами, перепачканную красками курточку.
[1175]— Да ты не дичись, ишь какой ежъ!..
Ося молчалъ…[1176] Ему было жутко въ большомъ кабинетѣ… Онъ[1177] быстро оглядѣлъ комнату и[1178] увидалъ картину. Это было прекрасная[1179] копія съ картины Саврасова «Грачи прилетѣли»…
— Это ты[1180] рисовалъ? —[1181] спросилъ онъ[1182] Петю…
— Ха-ха-ха…[1183] Какой ты глупый… Развѣ можно?..
Ося внимательно посмотрѣлъ на него…
<—> А я думалъ ты… развѣ ты не можешь?..
Засмѣялся и мировой судья…
— Ишь каковъ… Ну, братъ, это не такъ[1184] легко, какъ ты думаешь[1185]… какъ тебя звать то…
— Ося…
— Такъ вотъ братъ Ося[1186]… это вешь трудная. Надо много-много[1187] учиться…
Ося не отвѣчалъ. Онъ подошелъ къ картинѣ и внимательно ее осмотрѣлъ…
— А я могу… вотъ только[1188] тамъ, за колокольней… — это немного трудно… Срисовать то легко… Вотъ самому[1189] написать…
Онъ не отрывалъ отъ картины глазъ.
— Какъ вѣрно… вѣрно… вдругъ заговорилъ Ося[1190]… Это д. б. весной[1191]… Тамъ…[1192] подъ снѣгомъ стоитъ вода, темная. А тамъ… онъ указалъ на даль… тамъ…[1193] тамъ таетъ снѣгъ и отъ него подымается туманъ…[1194]
Онъ зажмурилъ глаза…
— Да… это вѣрно… тамъ… Я слышу, какъ кричатъ[1195] эти чорныя птицы…[1196] — какъ бы про себя говорилъ онъ.
Мир.[1197] судья серьозно[1198] посмотрѣлъ на него. «У него — чутье… художественное чутье… и вкусъ…» — подумалъ онъ.
— А[1199] принесъ свои рисунки?.. — спросилъ Петя.
— Принесъ… вотъ они… Ося[1200] открылъ папку[1201].
— Ну… посмотримъ… посмотримъ… — говорилъ Мир. С.[1202], разсмотривая рисунки,[1203] набросанные карандашомъ… — Что тутъ у тебя нацарапано…
— Голова еврея… знакомое лицо… А… да это Мейеръ… прекрасно… прекрасно… Лавко схватилъ[1204]… Это ты рисовалъ?..
— Я.. это еще изъ первыхъ… А вотъ я на память рисовалъ…
— Какъ такой?.. Эх! да это[1205] Сидорчукъ… — Онъ[1206] узналъ трактирщика, часто бывавшаго у него въ камерѣ… Ха-ха-ха… рожа то… вотъ такъ рожа! <нрзб.>[1207] какъ живой… и углемъ… Однако… Да ты художникъ… А вотъ и[1208] красками… Недурно… недурно…[1209] Да и совсѣмъ хорошо…
[1210]Это былъ пейзажъ… Часть рѣки надъ городомъ, тихая заводь, при заходѣ солнца… — Ну, ты, братъ, не живописецъ… нѣтъ… ты художникъ…
Онъ все качалъ головой…[1211]
— Ну, а мои и смотрѣть нечего… — закричалъ Петя… у меня мазня…
— Да… у тебя братъ[1212] передъ имъ мазня… Ты[1213] гдѣ учился?
— Два года въ училищѣ… Тамъ то мало учили рисовать… пустяки все… Я все самъ… угольками… А потомъ познакомился съ г. Мейеромъ… Это такой добрый старичокъ… Онъ живетъ на Большой улицѣ…[1214] Самъ вывѣски пишетъ… Но онъ и картины раньше писалъ. Онъ то меня и[1215] училъ…[1216] Онъ очень много рисуетъ… Онъ все говоритъ, что мнѣ надо ѣхать въ настоящее училище…
— Да… надо… надо… Твой отецъ кто?..
— Сапожникъ… —
— Да… тебѣ надо ѣхать… Ну… прекрасно… ступайте… Петя тебѣ покажетъ и картины… Тамъ много еще картинъ…[1217]
// л. 23 об.
39.
Они пошли въ Петину комнату.[1218]
[1219]Комната была большая и свѣтлая. Возлѣ окна стоялъ столярный верстакъ, около него — на стѣнѣ висѣли[1220] всевозможные инструменты…[1221] Тутъ же стоялъ и токарный станокъ,[1222] въ углу валялись разнаго вѣса гантели для развитія мускуловъ. Въ большомъ шкафу на полкахъ чинно стояли книги въ красивыхъ переплетахъ. Большой глобусъ помѣщался въ углу на кругломъ столикѣ. По стѣнамъ висѣли олеографіи[1223] съ изображеніемъ звѣрей, птицъ,[1224] видовъ разныхъ[1225] странъ отъ тропиковъ до полюса… Около другого окна стоялъ мольбертъ.
— Вотъ моя комната… — сказалъ Петя… Смотри, вотъ это токарный станокъ… а это глобусъ… это на немъ есть всѣ части свѣта…[1226]
Онъ водилъ Осю отъ предмета къ предмету и пояснялъ…
— И все это твое? — изумился Ося…
— Да… это моя работая комната…[1227] У меня еще есть спальня вверху…[1228]
Ося вспомнилъ свою лавку въ каморкѣ[1229]…
— И ты все можешь работать? — спросилъ онъ.
— Могу… Я скамейку сдѣлалъ… вотъ она стоитъ… Только надоѣло мнѣ все… Теперь я хочу заняться фотографіей… надо попросить папу купить…
— [1230]А рисунки твои гдѣ?
— Ну, не стоитъ и смотрѣть… дрянь…
— [1231]А ты все таки покажи…
Петя вытащилъ изъ шкафа нѣсколько листовъ[1232].
Это были слабыя[1233] копіи съ частей тѣла, нѣсколько видовъ съ гравюръ[1234]…
Ося мелькомъ взглянулъ на нихъ и улыбнулся.
— Это то?.. — протянулъ онъ.
— Что? скверно?.. я же говорилъ что мазня…
— Ты д. б.[1235] не любишь рисовать… А это что…
— Это Пушкинъ… Я срисовалъ съ этого бюста.[1236]
Онъ указалъ на бюстъ Пушкина, стоявшій на книжномъ шкафѣ.
— Плохо — сказалъ Ося… Вотъ тутъ тѣни нѣтъ… носъ длинный… а ухо то,[1237] смотри… Дай я тебѣ его исправлю…
Онъ взялъ карандашъ, <нрзб.>, и мелькомъ взглядывая на бюстъ началъ поправку…
— Днемъ бы если[1238]… сказалъ онъ… Вотъ видишь… совсѣмъ другое…
Его рука быстро работала, новыя штрихи увѣренно ложились на бумагу.
Вотъ и все… Похоже?..
— Ты лучше моего учителя…
— А… у тебя есть и учитель…
— Да… онъ служитъ у папы въ канцеляріи… писецъ… Онъ мнѣ и показываетъ
— А онъ какъ рисуетъ… у тебя есть?
// л. 24
40.
Да вотъ[1239] голова мальчика.
— Это то?.. Плохо... у него косые глаза… Ну, я ему поправлю…[1240] Въ нѣсколько штриховъ мальчикъ смотрѣлъ какъ слѣдуетъ.
— Вотъ если бы г. Мейеръ тебя училъ…
— Это кто… жидъ[1241] то…[1242]
— Г. Мейеръ… — твердо сказалъ Ося[1243]… Онъ[1244] еврей, а[1245] не «жидъ»…
— Все равно…
— Нѣтъ… это только уличные мальчишки такъ ругаются… Онъ мой учитель… я люблю его и… не смѣй его такъ[1246] называть…
Его глаза заблестѣли[1247].
— Если бы ты послушалъ, какъ онъ хорошо говоритъ, когда сидитъ въ[1248] креслѣ,[1249] какъ онъ разсказываетъ о горѣ,[1250] о своихъ несчастныхъ евреяхъ, какъ онъ плачетъ…
— Ну, хорошо… не люблю я ихъ… они такіе[1251] грязные… рваные…
Ося вздрогнулъ, взглянулъ на себя, на свою рваную. запачканную куртку и поблѣднѣлъ…
— И я грязный… и я… рваный… А ты… ты — чистый… гдѣ моя шапка… гдѣ она? Я домой пойду…[1252] — закричалъ онъ и[1253] въ голосѣ его послышались[1254] слезы…
Петя вскочилъ и схватилъ Осю за плечики…
— [1255]Ну, чего ты… я не о тебѣ[1256]… Ужъ и обидѣлся…
— Ну… какъ вы тутъ? — раздался голосъ судьи… — Ты чего плачешь? обратился онъ къ Осѣ. — Чего распѣтушились[1257]?.. — А… вотъ оно что… — сказалъ онъ, когда Петя разсказалъ ему все… — [1258]Онъ правъ… ты не смѣлъ говорить этого…[1259] А чтобы ты совсѣмъ выбросилъ изъ головы глупые взгляды… я тебѣ при немъ скажу… Онъ въ свои годы уже заработалъ деньги… изъ него[1260] при изв. услов.[1261] выйдетъ талантливый художникъ… а[1262] ты, братъ, еще ничего не[1263] сдѣлалъ… Понимаешь?.. Ну, такъ вотъ и помни[1264]…
Петя взялъ Осю за руку.
— Не сердись…[1265] я не буду трогать твоего Мейера…[1266]
Судья потрепалъ Осю по плечу.
— Такъ… такъ… не давай въ обиду, кого любишь… Молодецъ!.. У тебя доброе сердце…
— Я вотъ заработаю денегъ и куплю себѣ курточку… — сказалъ онъ…
— Да возьми мою… у меня много есть… я изъ нихъ выросъ… Можно вѣдь папа? — спросилъ Петя.
— Конечно можно… Ну, такъ какъ же… возьмешь чтоль… ты
Ося подумалъ.
— А онъ пусть возьметъ мою картинку… — сказалъ онъ…
— Однако ты малый того… самолюбивый… Ну… молодецъ! — сказалъ Судьяююю — Замѣть это и для себя, на всякій случай — сказалъ онъ сыну.
Ося возвращался домой въ новой курточкѣ. [1267]Петя провожалъ его. На углу Большой улицы они простились.
— Придешь еще? Ну?.. А то я все одинъ… такъ скучно[1268]…
— А не будешь смѣяться… ты все важничаешь… Петя вспыхнулъ… Да нѣтъ же… Ей Богу не буду… — Ну, хорошо, приду… А картинъ то ты мнѣ не показалъ — вспомнилъ онъ.
// л. 24 об.
41.
Какъ эту[1269] картину то называется… вотъ птицы то чорныя на деревѣ[1270]… А…
— «Грачи прилетѣли»…
— Да[1271]… да… Грачи…[1272] очень хорошо… очень… Знаешь что… мнѣ хочется показать ее г. Мейру… можно будетъ отнести ее къ нему…
— Конечно можно…
— Ну… я приду… приду…
Мейеръ находитъ средство.
—————
Такъ завязалось знакомство Оси съ сыномъ «пана судьи»[1273]. Ося часто заходилъ къ нему, смотрѣлъ картины, слушалъ разсказы Пети о прочитанномъ въ книгахъ, о далекихъ странахъ, о приключеніяхъ,[1274] говорилъ и самъ о своей жизни, о старичкѣ Мейерѣ.[1275] Иногда они забирали мольберты и уходили за городъ, обыкновенно къ рѣкѣ, выбирали мѣстечко и начинали рисовать. Петя изъ одного желанія отстать, тоже рисовалъ, хотя и не чувствовалъ особенной склонности къ этому занятію. Ося серьозно дѣлалъ замѣчанія, поправлялъ, какъ могъ разъяснялъ неправильности и однажды даже разсердился и заявилъ, что Петя рисовать не умѣетъ. Тотъ не обидѣлся, т. к. уже[1276] примирился съ мыслью, что Ося — настоящій художникъ, а онъ только балуется. Серьозность, горячность, пониманіе природы, самостоятельность[1277] — все это нравилось ему въ Осѣ. Ося бралъ у товарища книги.[1278] Видя, что отецъ не мѣшаетъ ему заниматься рисованіемъ, Ося[1279] терпѣливо просиживалъ на липкѣ, набивалъ подметки, клалъ заплатки, и Кондратій оставался доволенъ.[1280] Приближалась ярмарочная недѣля, въ городъ пріѣхали балаганные артисты. Старый Мейеръ получилъ заказъ написать нѣсколько[1281] фантастическихъ декорацій[1282]-картинъ и не выходилъ изъ мастерской. Онъ[1283] подѣлился работой съ Осец, т. к. одному работать было не подъ силу и Ося[1284] каждый день уходилъ къ нему и шутливо, изощряя свою фантазію[1285] писалъ большія полотнища, изображая гибель корабля на[1286] морѣ, охоту на львовъ, змѣю, проглатывающую быка, <нрзб.> чудовищъ, человѣка-рыбу, Кащея и т. подоб. страшныя[1287] картины, которыми, обыкновенно, заманиваютъ въ балаганы публику, чтобы ничего подобнаго не показывать. Ося старался выписывать художественно и старый еврей хмурился и уныло шеплатъ… — На этихъ вывѣскахъ, на этой балаганщинѣ можно только потерять вкусъ[1288]… но что дѣлать… что дѣлать… ему нужна работа, ему нуженъ заработокъ…
Старый живописецъ съ кажд.[1289] днемъ становился мрачнѣе… Онъ видѣлъ[1290] картины, написанныя Осей съ натуры, всматривался, гордился, но все настойчивѣе мучила его мысль, что время[1291] уходитъ, что надо Осѣ учиться, ѣхать въ настоящую школу, гдѣ можетъ развиться талантъ. Но на это нужны деньги, а ихъ нѣтъ ни у Кондратія, ни у него.
// л. 25
42
Какъ то лѣтнимъ вечеромъ Мейеръ сидѣлъ по обыкновенію у открытаго окна. Темнѣло, читать было трудно. Ося только что кончилъ большое[1292] полотнище на балаганъ и подошелъ къ учителю.
— Мнѣ скучно, г. Мейеръ… это глупая картина…[1293] у меня даже голова болитъ… Смотрите… вонъ звездочка упала…[1294] Знаете, что я пожелалъ себѣ, пока она падала?.
— Что, мой мальчикъ…
— Я хочу ѣхать въ большой городъ… въ училище…
— И успѣлъ пожелать?..
— Успѣлъ… Только это не вѣрно… это такъ только…[1295] Я знаю, г. Мейеръ… — тихо сказалъ онъ…
— Что ты знаешь?
— Я знаю, что этого не будетъ…
— Почему же…
— У насъ нѣтъ денегъ… у васъ тоже нѣтъ денегъ… а чтобы ѣхать надо много денегъ… вѣдь такъ?..
Въ потемнѣшемъ небѣ было тихо. На горизонтѣ вспыхивали зарницы.[1296]
— Ну, такъ…
— Значитъ, я не поѣду…[1297]
Вдругъ старый живописецъ вскочилъ, такъ порывисто, что Ося испугался. Онъ прошелся раза два по комнатѣ, чтобы успокоиться…
— Ты поѣдешь — увѣренно сказалъ онъ.[1298]
Ося[1299] удивленно смотрѣлъ на него…
— Но какъ же?.. — спросилъ онъ.
— Какъ?[1300].. потомъ узнаешь…[1301] мой мальчикъ… Но ты поѣдешь… Принеси мнѣ[1302] завтра твою «заводь», голову Сидорчука и пожалуй…[1303] вотъ это будетъ хорошо «толпу мальчиковъ» углемъ[1304]