Глаза открываются

Глаза открываются. Русская  газета. 1. 6.  1924

 

ГЛАЗА ОТКРЫВАЮТСЯ  

 

Приехал  из деревни Макарка в город, − брат  его там  служил в трактире. Дает ему  брат  игры: «маж*, вот!..»  Понюхал Макарка − и давай мазать сапоги. А тот бутерброды ест. Макарка рот разинул,  а брат смеется: − «Во,  штука-то  замечательная! тебе сапоги марает, а у меня  на сердце  играет!»     

Читаешь  о рабочем правительстве  в Англии, − и  вспоминается  наша «смазка». Да,  от победы  английской  рабочей  партии не произошло  разгрома. 

«Пусть-ка  Черчилль  попробует  обвинить… хотя бы  самых  крайних  английских  социалистов в том,  что их власть − власть тьмы,  где  с народным  учителем  обращаются, как  с вьючным скотом,  а «высококвалифицированному» профессору  предпочитают даже  не балерину,  а дрессированного пуделя. Пусть!» («Дни», 25 апреля).  

Но почему же  нельзя  Черчиллю попробовать − обвинить?  А потому,  что англичане  толк  в  и к р е  понимают: едят, а не  размазывают.  Они  не крикнут: народы  Великой Британии,  отделяйтесь!  И национального  гимна  петь  не перестанут, и флага своего  не растопчут,  льва и единорога − не сорвут.  Ибо они − англичане,  и никогда не  будут  рабами,  хотя бы во имя  человечества! Знают  они,  что и они − человечество. Социалисты,  а все-таки − англичане! 

«Знаем, − продолжает  статья, − социализм  здесь (в  российской  «тьме») не  при чем..  Но… от прошлого  в памяти  у каждого  осталось  ядовитое  воспоминание  о соблазнительной  близости  Лениных и Зиновьевых к подлинному  освободительному  движению рабочих масс. Этот соблазн  прошлого  требует  в настоящем  от всех  социалистов… совершенной  ясности и точности  их противобольшевистских  позиций».    

Статья знаменательная. Спрашивают  еще взволнованно:  где Россия? В статье  Е. Кусковой − «Где  Россия?» − слышится сожаление и…  укор. Он затушеван,  но он звучит. Но еще ясней  слышится боль  − в статье − «600» («Дни»,  24 апр.).  Тут  горечь неприступная. Горечь… «потому,  что еще раз убеждаемся, (из речи  Макдональда),  как духовно и душевно  далеко отошли  от России даже  лучшие,  наиболее  человечные и свободные  от национального эгоизма,  представители Запада».  Социалист Макдональд  признал Политбюро   законной власть России «…только потому,  что это  признание, по его мнению,  будет  содействовать  национально-экономическим  интересам Англии…» …Мы не отрицаем  национально-государственных  мотивов,  вполне,  быть может,  оправдывающих  политику  Макдональда  с английской точки  зрения. И мы  не можем  требовать, чтобы  англичанин,  хотя бы  и социалист,  защищал интересы  русского  народа  лучше,  чем он сам  это умеет  сделать. Но…  глубокое безразличие  английского народа  к Голгофе русской;  безразличие,  з а с т а в л я щ е е  Макдональда   п у б л и ч н о  сомкнуть  уста  перед  всем  ужасом  русского  террора,  наполняет  наши  сердца  великою  печалью». («Дни», 24 апреля). 

Знаменательные слова. Воистину,  глаза начинают  открываться. Верно:  н е   м о ж е м   требовать… ибо  любить  с в о й  народ,  болеть о  с в о е м  народе,  пока борьба  не ушла из мира, − естественное чувство. Это только  наши  социалисты-идеалисты горели прекрасными чувствами   к    ч е л о в е ч е с т в у  и шли безотказно  на самоопределении е племен России, как бы,  экономически и политически,  ни  било  это по русскому народу,  как бы ни  заколачивало  его в гроб.  

Да не обвинят меня  в разжигании  разногласий: я отрезвление  подчеркнуть хочу и горячо  приветствую  эти  побеги-прутики,  которые могут  пойти  на «веник». Мне понятна  горечь  статьи «600» (крестьян  расстрелянных на Амуре). Но  к а к у ю   ж е  операцию  должна  была  произвести  жизнь  над сердцем и глазами,  чтобы затрепетало от  боли сердце, и глаза  увидели  самое  дорогое − растерзанным!  

«Но больнее  макдонольдова  молчания  нам слова  Вандервельде»… − который  обещает  признать  советскую власть правительством России и одновременно − независимость Грузии! Грузию  признает, а вот  Россию − не  желает. Крестьяне  и рабочие не признают,  восстают, их расстреливают,  а Вандервельде − признает. Социалист,  а как  до России − с в о ю  признает свободу! 

Да  что же все это значит?  Статья  открывает  глаза  и нам.  

«Впрочем, если голос  амурского  или тамбовского  крестьянина  не доходит до слуха  европейского рабочего так явственно,  как тому  надлежало  бы быть,  то в этом вина тех, кто  взял на себя  обязанность  и тяжкий долг  о ф и ц и а л ь н о  защищать  интересы российских  рабочих и крестьян  перед рабочим и  социалистическим  общественным  именем  Европы. Их голоса  не слышно там, г д е  нужно, и  так,  к а к  нужно».  

Не доходит до слуха?!  До вандервельдова-то уха  не доходит?!  Не может быть. В одно ухо входит, а в другое выходит, − да!  И «мнение»-то  у Вандервельде в руках. Так − почему же? Просто:  так  Вандервельде −  в ы г о д н о. Как и всем. В целях ли  «опыта», в видах  ли национально-экономических. 

Я вчитываюсь в чувства − и вижу, как  зарождается  в  космополитических русских рядах − национальное. Поздно, правда,  но лучше поздно, чем никогда. И мы  выучиваемся понимать  «икру». А если  и тут  не научимся,  научит нас сам народ, которому и  на «смазку»  не предлагают. Когда  западные  социалисты  так легкодушно  бьют  в обе  щеки  крестьян  и рабочих русских, − оставим интеллигенцию и буржуазию, − не признавая русское и признавая грузинское; когда  на глазах  живьем  закапывают  н а р о д («600»), русские социалисты  начинают говорить  с достоинством,  с чувством  ответственности перед  единственным,  без чего  быть  нельзя, перед  кровным,  н а ц и о н а л ь н ы м!  

Но  почему же − грузинское  признают, а   р у с с к о е  ни во что не  ставят на Западе?!  Причин много:  тут  и корысть,  и привычка  считать  Россию − о б щ е ч е л о в е ч е с к и м    матерьяльцем. Тут и − психофизиология.  «Проторенные», объезженные пути  бывают  не на русских дорогах только,  когда  сани  сами сворачивают  в ухаб: бывают  и на европейских  путях −  привычные чувства  и автоматические мысли.  Наше  космополитическое  служение,  наши  безнациональные  повадки,  наши  удивительные  дела-слова,  подвалы слов,  насоривших  порядком и  в  Европе, − сумели  проложить  в мозгах  Запада «проторенные пути».  Там  отлагалось: и м  (нам)  ненужна Россия;  о н и  кричали  «без аннексий и контрибуций!»  «самоопределение народностей!» «приходите и  володейте!»;  пришли немцы − не бились,  все всем  пораздавали,  со всеми  лобызались;  о н и  − бессеребрянники,  бесправники, бесгосударственники,  на конгрессах,  удавленные,  они  хрипели − «форпосты  завоеваний  пролетариата…»  И потом  − о н и  имеют  таких  о ф и ц и а л ь н ы х  представителей,  что «их  голоса не слышно  там, г д е  нужно и так   к а к  нужно»! 

На Западе  хорошо  известны спустярукавство,  рознь при  однофронтовьи,  конец Колчака, «корниловское  дело», когда сама  судьба  протягивала  России руку  человека казацкой крови,  русского демократа,  хотя  бы даже − диктатора!  Начетчикам  идеологий  куда  важней  «ортодоксия», чем сам  народ.  

Кажется,  можно было бы  убедиться,  что «форма»  недорога народу. Не пошел  народ  защищать  республику. Ему,  младенцу, важно  было схватить,  пусть − чужое.  Он  подрастал, но его  сбили  с роста, подшибли ноги,  отшибли память  и отменили душу. И хоть  теперь  открываются глаза,  и сердце томится болью, − все еще  взглядывают в небо. Все еще  держатся  за «формы». Отсюда  − нетерпимость,  язвительные статьи, слова…  Не затрудняются  ставить на одну доску с… «кремлем» − писателей, говорящих  сердцем и  опытом  духовным. Пишут  о «крепкой  спайке  взаимного  притяжения», о «порядке,  который  обеспечивал бы  центростремительные,  а не центробежные  навыки населения»… Да,  нужна  «спайка». Но нужно  сознать  себя,  прежде всего,  не  социалистами,  республиканцами или  монархистами,  а −  р у с с к и м и ! 

Когда я  говорил о «Душе Родины» и о  «Путях  мертвых и  живых», я исходил  не из  политики и честолюбия:  я шел  от чуемой мною  души  народной.  Народ я  з н а ю. Дух слова-мысли  его я знаю. Думы  его  я   з н а ю. Революции я не  делал,  но я не порвал с народом. Как и большинство, я много  перестрадал. Я  ездил в далекую  Сибирь за политическими  каторжанами, и видел  многое, − и понял,  что именно  т а к и м   и представлял я себе народ. Мне приходилось  и говорить  перед  толпами, и с  первых  же дней я  з н а л,  что будет  с т р а ш н о е: знал  я народ,  знал  и деятелей,  к а к и м и  они будут. Отношение  народа к большевизму  мною  давно показано: Е. Кускова,  быть может,  вспомнит и мою сказочку − «Панкрат и Мутный», − в ее  газете, декабрь 17 года. Ей  же я говорил  в редакции: «Идет  ужас… но на  мужика  нарежутся!»  Она,  как будто,  и соглашалась… Нарезались, но не  вплотную. Нарезались  бы вплотную,  если  бы не  «спутанность идеологий»  у очень многих.  Вплотную − впереди  будет,  и − н е и з б е ж н о.  Глаза  открываются − у всех. 

И вот,  вглядываясь  в народ отсюда,  я говорю: не «формы нужны  народу! В народе,  как бы  он  ни был дик,  здоровое  есть  зерно, есть в нем − н а ц и о н а л ь н о е,  чувство  −  с п а й к и − и на  с в о е м, − есть  и есть! Он хочет − и будет жить.  Не «форма» ему  нужна, а  ж и з н ь. «Форма»  по жизни будет. И о «цепях  рабства»  надо  перестать. Кто всерьез  верит,  будто  в годы  перед  войной  все  еще  позванивали «цепи  рабства»?!  Позванивали  они,  по памяти, − и для  разжигу − в речах  и «гимнах».  Эти «цепи»  внушались, да. Повторял  их народ − с усмешкой, как «пот и  кровь». Это была  уже бутафория. Одни  повторяли ее,  как «знамя»,  другие − пускали,  кА к»подливку». Мы знаем  по точным цифрам,  что народ  богател,  учился,  торговал,  прибирал  к  рукам землю, производил с возрастающей быстротой и рос.  И все-таки − «цепи рабства»!  Народ  ж и л, и − по-своему − счастливо.  Это Европа прекрасно знала. И точила  зубы.  Теперь − грызет. Цепи  рабства!  Это же − «проторенная  дорожка»,  пустое  словоизвержение,  доселе  еще  звучащее. Как и другое: слава Богу,  с монархией  навсегда  покончено! К а к   покончено, − не  задумываются над этим. И было  ли  нужно народу − покончить  т а к?!  Птичье  гнездо  разорить,  лучшей  части народа, − жалко,  а кончить  бойней!..  И − н а   в с е г д а!  Слишком  самоуверенно. Да,  н а в с е г д а,  если прикончили  Россию. Но ей  ее  с у ж д е н о  быть, и будут  формы,  которые  народ  укажет. Но пусть   н а р о д,  а не  подсказчики  за народ. 

Да,  необходима спайка. И если  вы хотите  н а р о д н о й  воли,  если душа  болит,  если  ясно  видно,  как  расправляются  с Россией  Макдональды,  Вандервельды − прочие,  если  познали  о ф и ц и а л ь н ы х   представителей… − если  вы с  подлинной  тоской вопрошаете: «где Россия?»  − тогда путь открыт. Надо  спаяться,  надо понять  друг друга,  без  укоров,  без поминаний. Правда, пора и пора − забыть! Пора, наконец,  поверить  в родные чувства. Ведь у нас  же  н и ч е г о   нет,  если нет  родины! Ведь за  живой, за  с в о й  народ  отвечаем!..  Много  чистых и там, и там,  разучившихся  уважать  и понимать друг друга. Надо  н о в ы м  стать совсем, найти истинное  преображение.  Т а м   разберемся, если  з д е с ь  найдемся. Мы должны  найти  общий  язык и мысли,  если понесем истинную,  внепартийную,  внеличную любовь  к народу, к его  духовным  и бытовым навыкам,  к его праву  б ы т ь  так,  как он хочет. Воистину  любящие  народ  д о л ж н ы, наконец,  найти  и общую  дорогу.  

 

1 июня  1924 г.

       Париж.         



* мажь