Душа Москвы

Душа Москвы. Газ.  Возрождение  − 3.  1930

 

ДУША МОСКВЫ 

− Памятка −

 

Нет,  не столько «темное царство»,  как с легкого слова  критика повелось  у нас называть  русского купца  ХIХ века −  излюбленного  героя  комедии  А. Н. Островского в России − в Москве особенно − жило  и делало государственное и, вообще,  великое жизненное дело воистину  именитое купечество −  «светлое царство» русское.  Не о промышленности  и торговле речь: российское купечество оставило добрую память  по себе  и в духовном строительстве России. Ведь труд  и жертва на  поприще  человеколюбия − помощь  сиротам  и обездоленным,  больным и старым,  пасынкам беспризорной жизни, − дело высокой духовной ценности,  и его широта и сила показывают ярко,  на какой высоте  стояло душевное  российское просвещение. Корни его  глубоки: вспомните  трогательный образ  Ключевского − «Добрые люди  древней Руси».  Великое древо жизни росло  и крепло. Где  оно, это древо, − ныне?..  

Почтим, помянем. 

Эта заметка-памятка  не притязает на полноту.  Неисчерпаемо  море  щедрых  даров  купечества во имя  человека-брата; не перечислить  имен достойных,  не вспомнить  минувших дел,  всех,  сполна: нельзя  охватить  Россию.  Эта памятка  говорит  только о Москве.  Перечисляю по памяти: нет  под рукой справок, и неведомо −  где они.  

Не только дело «богоугодное» нашло  в московском  купечестве  силу великого  размаха: российское  просвещение в  науках  и искусствах  также  многим ему  обязано. 

Всему миру  известна  московская  «Галлерея Третьяковская»,  в тихом,  кривом и  узеньком  Толмачевском переулке,  в Замоскворечье, − величайшее  из собраний картин  русских художников,  можно сказать  − живая история  русской  живописи.   Все великие мира,  кто только не заезжал в Москву,  все побывали  в этом глухом углу,  где заборы  с набитыми гвоздями  охраняют купеческие дома  с садами,  где поют  соловьи весной,  где по зимам  вздымаются сугробы,  а в высокое половодье  подчаливают лодки. В этой купеческой усадьбе  зародилась  жемчужина − сокровище русского искусства.  Именитые иностранцы  по ней  о Москве судили,  о России,  о русском гении.  Вложила  она немало  в добрую славу о России. Великую эту  галерею  всю жизнь  собирали Третьяковы,  именитые  москвичи-купцы.  Бережно собирали и хранили.  Собрали, затратив  миллионы. И принесли в дар Москве, − дар бесценный  И еще капитал оставили,  с усадьбой и завещанием: хранить,  продолжать  и − доступ бесплатно всем.  Рассказывают,  что Александр  III,  думая  о музее в Петербурге,  сказал,  разумея  русские картины: «Посмотрим,  что-то  оставили  купцы Третьяковы  на нашу долю».  

Помню  еще собрания  Цветкова, С. Щукина. Библиотеку  Хлудовых,  из редкостей по  церковному расколу.  Собрания  древней русской иконной  живописи − К. Т. Солдатенкова,  С. П. Рябушинского,  Постникова,  Хлудова,  Карзинкина… Картинную галлерею  И. А. Морозова,  не Пречистенке… − что еще?..        

К. Т. Солдатенков, «друг литераторов», − между ними, если не ошибаюсь,  Герцена и Белинского, − положил  важное  начало  изданиям  «тяжелым»,  недоступным  предпринимательству  в то время.  Без его  щедрой   жертвы русское  образованное  общество не скоро бы получило  многие капитальные труды европейской ученой мысли: Адама Смита,  Рикардо,  Дж. Ст. Милля,  Дарвина,  Бокля,  Спенсера…  не говоря уже о томах  Всемирной Истории.  Писавший не совсем грамотно, − приглашал друзей «на обед», − Солдатенков  вошел в историю  русской грамотности.  

Московские клиники известны. Немало они  способствовали  доброй молве  по свету  о русской медицине,  немало  придали блеску  науке  русской. Члены  международного  съезда  врачей,  собравшегося  в Москве,  были поражены  «нежданным чудом» −  целым клиническим  городком,  вольно раскинувшемся  в садах  на великом  Девичьем Поле.  Москва  − «азиатский горд» − открыла европейцам  чудеснейшее лицо свое.  Клиники эти  тоже вложили  что-то в  добрую  славу о России. Созданы они жертвой московского  именитого  купечества.  Создавались  по  волшебству, «в минуту», по обету.  Так бывало:  

Знаменитый  профессор говорит,  довольный: «полагаю, опасность миновала». Обрадованный,  отец ли, муж ли, крестится  вольным взмахом и,  забирая профессорскую руку,  говорит быстро, отсекая: «будет-с,  как  обещал-с…  изготовьте,  дорогой профессор,  сметочку,  что надо-с…  дело хорошее-с,  о-чень  рад-с!» И −  через неделю: «так-с… триста тысяч-с…  до пятисот гоните-с,  ширьтесь». И − чек.  

Клиники воздвигались,  словно по волшебству, 80-90  годах минувшего  века и все продолжали разрастаться.  Жертвователи соревновали, «из-за  чести».  Большинство  клиник − именные.  Насколько помню, − за точность  не ручаюсь,  справок  у меня  нет: гинекологическая  клиника  имени  Т. С. Морозова,  клиника  по нервным болезням, В. А. Морозовой,  клиника  по раковым опухолям, «зыковская», − ее же,  детская клиника  Мазуриных,  по внутренним  болезням…    

Многие больницы созданы  тем же купечеством московским: глазная  Алексеевская,  басплатная  Бахрушинская,  Хлудовская,  Сокольническая,  Морозовская,  Солдатенковская,  Солодовниковская…  − все без платы.  

Богадельни:  Набилковская,  Боевская,  Поповых, Казакова,  Алексеевская,  Морозовская,  Варваринская,  Ушаковская,  Мещанские − Купеческого  Общества,  Солодовниковская… − на многие десятки тысяч  престарелых.  Многие  детские приюты,  убежища для  вдов,  сиротские дома… − без счета. 

Дома дешевых квартир для  неимущих,  Бахрушина…  Ночлежные дома Крестовниковых и Морозова,  на 3-4000  бездомных… 

Коммерческий Институт, коммерческие училища,  Практическая  Академия,  техническое  училище имени  Комисарова, − того  самого  мещанина  Комисарова,  что  вышиб  из руки  Каракозова  оружие,  направленное  на Царя-Освободителя, − Мещанские  училища − гиганты,  десятки ремесленных училищ и школы рукоделий… − все создано  купцами.  Их  обеспечивавшие  капиталы составляли  перед войной  сумму  около  десяти  миллионов рублей − 130  миллионов  франков.  Где они?..  

Родильные приюты,  училище  для глухонемых,  Рукавишниковский  приют  для исправления  малолетних преступников,  с мастерскими и сельскохозяйственной школой  в  собственном имении,  прядильно-ткацкие  образцовые школы,  школы  технического рисования,  школы  фабричных  колористов,  литейщиков,  художественной  ковки,  слесарей, монтеров… − на  все широко  давало купечество.  Легко давало.  Много  дел  человеколюбия  и просвещения остались  безыменными, по Слову: «пусть  левая рука твоя  не знает,  что творит правая»[i]. Сотни миллионов  разбросал  Солодовников  по всей  России. Часть из  них воплотилась  в богадельни, приюты,  школы, гимназии,  народные дома,  больницы,  в приданое  невестам-бедным;  большая  часть  была  застигнута революцией.  Ныне − пропало все.  

Московский  Биржевой  Комитет и Московское  Купеческое Общество стояли  у порога  огромных начинаний − для народа. Война  задержала их.  Революция  поглотила  все.  

Скончавшаяся  во время войны  В. А. Морозова оставила «в помощь  жертвам войны» 6 000 000 зол. Рублей −  75 000 000 франков.  Они пропали. 

Ю. И. Базанова − московка-сибирячка,  «друг студентов». За  невзнос  платы за  учение  тысячи  бедняков-студентов могли потерять  университет.  Они его  не потеряли,  благодаря  Базановой. И если бы их было  десятки тысяч,  все бы внесли − из  щедрого  кошеля ее. 

В. О. Ключевский сказал когда-то: «Добрые  люди есть  еще  и у Новой  Руси, слава  Богу…  доброе  семя  живо:  стипендиальный  наш фонд  ушел  уже за  два миллиона!» 

Это было  в 90-х  еще годах. Теперь?.. 

И как же легко и просто  выкладывались  деньги!  Вот  картинка.  

М. Ф. Морозова,  строгой жизни,  почтенная, богомольная старуха.  Ну,  какое  ей дело до… театров! К ней заезжает  внучка, М. Д. Карпова,  говорит,  что надо  для развлечения  рабочих,  для  отвлечения  их от пьянства,  достроить, наконец,  театр  при фабриках и Орехово-Зуеве… стройка  давно  остановилась,  выстроили  только  стены, срам! − «А  много ль  надо» − «Да тысяч двести, я думаю». − «А не  маловато будет?» − «Ну, прибавьте».  Старуха  нажимает пуговку у звонка. Является лакей. − «Миша,  скажи  в контору… выписали бы чек!  да из  моих  личных,  чтобы…  да  ты не спутай:  на двести  пятьдесят  тысяч».  Это −  три с лишним  миллиона франков. И в две минуты.  Выписывали  и в миллионах просто. 

Мелькают имена − С. И. Мамонтов,  Меркушев из Сибири… − всего не  вспомнишь.  Какие силы и надежды,  какие взмахи, души…  Где все  теперь?!  Не хлопотали  о народе,  не кричали,  не  суесловили. А делали, без шума,  п р о с т о.  

Их надо вспомнить.  Надо записать  все −  и помнить.  

А тысячи церквей, по всей  России!  Школы,  больницы,  богадельни,  приюты,  университеты,  народные  дома,  театры,  библиотеки,  музеи − по городам,  по городкам, по селам.  Видал я сметы городов и  земств.  В холодных  цифрах, в этих  «стипендиях и  капиталах» − сколько!..  Надо знать.  По всей России и не сочтешь. И много,  очень много  безыменных.  Я сказал только  о Москве,  что вспомнил.  Все это  создавалось − кем?  Русскими,  православными  людьми, − «вчерашними  мужиками» создавалось.  

Много я ездил  по России,  бродил по глухим  углам,  и узнавал такое… − не поверишь. Ни в  Питере,  ни в Москве  не знали.  Знали  на местах и не  дивились:  чему же  удивляться, − «добрый  человек» − и все. Иначе  как же? Помню,  в Глазове,  Вятской губернии,  среди  лесов и  болот,  встретил…  дворец-гимназтю.  «На капиталы  Солодовникова».  На пустыре,  в глуши,  во тьме,  чудеснейший  «дворец света»,  воистину − свет из тьмы.  

И это − «темное  царство!» Нет:  это  свет  из сердца.  

                       

Март, 1930 г.