И. С. Шмелев

И. С. Смелев. Газ. Сегодня, Рига, 1. 1.  1930

 

И. С. ШМЕЛЕВ  

 

Мне  предложено «искушение» − сказать  самому  о своей  книге. Постараюсь  обойти это искушение.  Почему?  Да потому,  что самому о себе говорить  трудно и соблазнительно.  Во-вторых − потому, что и для читателей полезнее,  когда ему  не разъясняет автор,  что он хотел выразить  в книге и почему   написал ее: пусть сам читатель,  если он писателем интересуется,  примет  на сердце книгу. В-третьих…  о моей книге, точнее − обо мне, − недавно  в «Сегодня»  писал  Петр  Пильский,  первый из читателей», ибо подлинный критик всегда есть самый  первый и самый  чуткий из читателей. А он сказал  о «Въезде в Париж»,  как и обо мне − авторе,  так, как будто и я, и он, вместе мы,  пережили  и написали.  Чуткий критик помогает  читателю,  раскрывает перед читателем духовную ткань произведения; а если  произведение − подлинное искусство,  то  одновременно  раскрывается  и душевная и духовная ткань  писателя.  Тут слово  авторское «о себе» совершенно  лишнее.  Писал и  другой критик, М. Гофман, в «Руле», и тоже  дал  читателю  четкие указания «подхода к книге», и я ему  глубоко признателен  за это.  Серьезные  критики,  художники сами, − всегда  незаменимые и истинные друзья − помощники для читателей и авторов.  

О «себе» же  скажу  разве одно только, − оно  и будет о книге,  вернее − о книгах.  Всякое подлинное творчество рождается от  духа, от духовного  и душевного  нутра писателя: от «вдохновения» в Пушкинском смысле, а не  от «необузданного  поползновения». Чем полон  духовный и душевный мир писателя,  чем он  переполнен,  что необходимо  изливается в книгу,  в творчество − в то русло,  которое  дает духу писательскому  исход и  облегченье.  Вот,  почему творчество,  всякое истинное  творчество,  непреоборимо  и непресекаемо.  Пока в человеке  жив дух,  пока душа  его будет  способна  наполняться, − творчество не умрет,  ибо всякому  наполнению есть предел,  и должен быть исход − для  переполненного духа. Исход,  облегчение для писателя  есть одновременно  «приход»,  насыщение и…  − позволю  себе  так выразиться − как  бы  нагружение души  читателей. Чем?  Своим,  ему присущим: заражает  собой  читателя.  Чем,  собственно?   «Вдохновеньем», − радостью и мукой,  прежде всего;  своим миропониманием,  мироощущением:  красотой и безобразием мира − жизни;  добром и  злом его; отбором  из всего, из всего.  Особенно ярко  проявляется это  в годы  обильные,  как наше время.  Надо еще  удивляться,  что в современной литературе  мира  так мало «вдохновенного», порожденного  нашим  потрясающим  временем, − не  о России говорю только.  Кажется,  после великой войны,  после  великих бурь общественных,  в период ломок и перестроек и неустройств в духовных навыках  человечества − а о нашем  и говорить нечего!  − должно бы быть  такое переполнение души, такое  страшное ее перенасыщение,  что «художественное  излияние»  путем творчества  должно  бы подарить  миру  огромное  и ценное богатство.  Однако,  этого  пока не видно. Может  быть «не назрело»?  Или − усыхает  сосуд  воспринимающий? Не  дай Бог. 

Я пишу, я говорю − о родном.  Говорю − ибо не  могу  не говорить.  Отсюда мои книги.  Отсюда и  последняя  пока − «Въезд в Париж».