Добрые встречи (Машинопись РГБ 387. 5.11)

Фонд № 387

И. С. Шмелев                                              Шмелев,

Картон № 5                                                 Иван Сергеевич

Ед. хран. № 11

                                               ʺДобрые встречиʺ

                                   /Из воспоминаний о Дмитрии Ивановиче Тихомирове/

                                   отрывок без конца

                                   [1910 ^ые ?]

                                   Машинопись                                   1л.

 

Общее количество

листов

1

// карт.

Добрые встрѣчи

/ Изъ воспоминаній о Дмитріи Ивановичѣ Тихомировѣ/

 

Первая встрѣча… Нѣтъ, это не была встрѣча. Это былъ первый толчокъ къ чудесному, первый знакъ будущей и трудной, и прекрасной дороги. Дороги въ творчество. Только въ послѣдніе годы, оглядываясь далеко назадъ, въ дѣтство, понимаешь, что первая встрѣча съ н и м ъ произошла давно–давно. И, конечно, ни онъ, ни я этого и не подозрѣвали. Но это была хорошая встрѣча.

Мнѣ семь лѣтъ. Я хожу въ пансіонъ для дѣтей обоего пола, ножу[f] къ инымъ путямъ, свѣтлымъ<.> Да, я помню, что не давалось мнѣ и что я прожегъ горючими слезами. Вот<ъ> что:

                                                     Лежу — лежа.

                                                     Слеза — слезы.

                                                     Ель — елки.

Такъ, именно, и стояло. Думаю, что не измѣняетъ мнѣ память. Чи–талъ зубрилъ — и никакъ не могъ уяснить, почему же простое, безъ точечекъ — ʺеʺ вдругъ стало — е! Отъкуда[h] Но пропали они, и потомъ… потомъ открылся мнѣ новый міръ, полный чудеснаго. Все въ той же грамматикѣ.

Я переписывалъ изъ рграмматики[i] въ тетрадку — примѣры, раздѣляю на слоги. Я до сихъ поръ помню многія чудесныя фразы, за которыя я полюбилъ эту маленькую грамматику, на которой стояло имя, мнѣ незнакомое. Д. Тихомировъ. Эти чудесныя фразы–предложенія стояли въ ней. Теперь, толь<ко>

// л. 1.

теперь понимаю я, какъ важно это было, что именно онѣ тамъ стояли пост<а>вленныя знающей рукой. Это были слова нашихъ великихъ писателей, слова, вызывающія въ дѣтскомъ мозгу много удивительныхъ сравненій и образовъ, и мыслей. Вотъ и читаю: ʺСъ кувшиномъ охтенка спѣшитъ, подъ ней снѣгъ утренній хруститъʺ. И представляется мнѣ старенькая старушка, — идетъ едва — и охаетъ, несетъ молоко. А снѣгъ хруститъ, хруститъ.

И вижу я осыпанныя инеемъ березы садовъ нашего переулка, вороны на ниъ, обмерзлыя окошки домишекъ и подъ ногами крѣпко похрустываетъ, а я бѣгу, бѣгу. Эта[n]… Рыбаки въ шалашѣ пробудилися… Буря мглою небо кроетъ, вихри снѣжные крутя…

: то какъ звѣрь она завоетъ, то заплачетъ, какъ дѣтя. Милая книжка! Да, я любилъ ее, мнѣ не стыдно въ этомъ сознаться. Теперь я ее цѣню. И цѣню и говорю — ты чуткій былъ! — тому, кто ее такъ составилъ. Эта книжка, первая, собравъ, показала мнѣ тѣ чудесныя чудеса, которыя я потомъ, долго спустя отыскалъ самъ и положилъ на сердце. И несу до сихъ поръ. И когда уже въ хрестомитіяхъ находилъ я ихъ, они были уже мои старые знакомые. Я уже съ ними встрѣчался…

// л. 2.