Океан

ОКЕАНЪ      

 

Иду  на пустынный  берегъ, къ океану. 

Тропинка ведетъ лѣсами. Поднявшiеся съ песковъ,  здѣшнiе лѣса  глухи, строги: ни птицъ,  ни свѣжей  веселой поросли, ни травки мягкой. Папоротникъ  да верескъ. Сосны не наши,  мѣдныя, въ розовой шелухѣ по верху,  а черныя  до макушекъ,  жесткiя, − хмурь и мракъ. Древнее, когда не  смѣли  смѣяться краски. Гулы  вершинныхъ иглъ и рокотъ  великихъ водъ извѣчно  ведутъ органъ − печальный, строгiй. Великая  тайна  слышится, − тоска бездумнаго  бытiя. 

За лѣсами − холмы песка, блѣдные, въ жидкой и  колкой  травкѣ, всегда поблеклой. За ними − онъ, бездумный,  первозданный,  великое, мертвое лицо, − свинцомъ на дали. Тихiй,  отплескиваетъ  онъ время тяжелымъ  плескомъ, швыряетъ  безсчетнымъ  счетомъ. Не нужно  оно ему:  въ немъ оно. Бурный,  мертво  гремитъ валами. Тяжелое его  качанье − неподвижно, вѣчно. Воистину, − пустота,  безкрайность Мертваго  бытiя. 

Если сидѣть на  пескахъ и  слушать, какъ мѣрно отплескивается время, глядѣть въ пустоту на дали, − оцѣпенѣвшiя  мысли  тонутъ,  и вливаешься самъ въ  бездумность, въ качанье водъ. Это − небытiе?.. 

Недавно я такъ  сидѣлъ, безъ мысли. Но было  во мнѣ, стояло  за мною что-то. Оно толкнуло, − и я очнулся  отъ этого  качанья, отъ этого  провала  въ вѣчность. 

Снова  я шелъ  лѣсами. Оцѣпенѣвшая  мысль  проснулась  и вскрыла  бившееся во мнѣ, живое. Оно  забилось нѣмыми  голосами, таившееся во  мнѣ, мой мiръ. Живая  сила, чужая мертвымъ, − лѣсамъ и океану, − враждебная имъ, я знаю.   Невидимое, безмѣрное, − въ него  океанъ  вольется: духъ бытiя  живого. Всегда  онъ со мной, я знаю. Хочетъ  онъ быть  свободнымъ. Хочетъ онъ  быть безсмертнымъ[i].

Я шелъ − и онъ  шелъ со мной,  ограждая  меня  отъ тлѣна. Я чувствовалъ  бытiе  живое,  борьбу великаго сна и яви[ii].

Въ органномъ  гулѣ  рождались  мысли.  

… Колокола когда-то снились,

Колокола − весеннiй звонъ, 

А въ небѣ ласточки носились…

И сонъ, и явь, − и явь, и сонъ.  

 

Колокола  давно не снятся,

И сновъ не помню, сны  ушли… 

Лишь смутно  тѣни ихъ таятся,

Тоскою душу  облегли.

 

Мнѣ съ океана  вѣтры пѣли − 

Усни, усни…  одинъ, одинъ… −

Но помню − свистъ  и вой метели,

И рокотъ водъ, и грохотъ  льдинъ. 

 

Весна?.. Она. Я сердцемъ слышу…

Проснутся сны мои въ веснѣ, − И новыхъ ласточекъ услышу,

И новый  звонъ − въ послѣднемъ снѣ 

 

И океанъ  бездумной  далью

Вольетъ  меня въ качанье  водъ,

И явь  за синею вуалью

Уснетъ  бездумно въ свой чередъ.   

 Тяжелый  шепотъ бездумнаго  качанья идетъ  за мной. Надо уйти отъ него, я знаю. Вi тихiя  мѣста, привычныя  и ручныя, гдѣ воды  не плещутъ мѣрно, гдѣ  голосъ жизни  связываетъ  меня со мною,  съ прошлымъ. 

Я иду  въ тихую  лѣсную заводь. Океанъ  и сюда  приходитъ, неслышно, какъ половодье наше, тихо  захватываетъ  пески, снимаетъ  уснувшiя  на пескахъ лодки. Но все  въ молчаньи. Не видно его, не слышно. И я покоенъ.  

Здѣсь  розовато-блѣдно цвѣтетъ тамарискъ, сонный,  цвѣтами, похожими на наши, − совсѣмъ  такiе растутъ въ оврагахъ, запахъ  ихъ горьковатый, легкiй, чуть-чуть дурманитъ. Здѣсь много  кустовъ веселыхъ, − цвѣтутъ они  золотисто, какъ  нашъ акатникъ. По мягкой  травкѣ разсыпано  много курослѣпа, и скромненькая  манжетка, со свѣтлой  слезой въ сердечкѣ.  И сосны здѣсь посвѣтлѣе, и много солнца. Дороги по сосняку  сыпучи, совсѣмъ  какъ наши. И мохъ такой же. Дали  здѣсь нѣтъ свинцовой,  не гаснутъ  мысли. Кричатъ  пѣтухи за лѣсомъ, какъ тамъ,  въ далекомъ… Кукушки  считаютъ  годы, и перебои  ихъ радостны въ испугѣ, будто  заколотилось сердце, − вотъ-вотъ случится!.. Звонкой  дрожью звенятъ  по лѣсамъ  пилы, приноситъ  вѣтромъ знакомый смолистый  запахъ досокъ,  опилокъ, − и ломкiя  пленки  гонокъ  вытянутся  вотъ-вотъ  на глади, сверкающiя рубахами, шестами… Даже  благовѣстъ  бѣдной  церкви  катится  по лѣсамъ  жидко, сбивчиво, − милыя  наши „сковородки“! Я знаю,  что это съ острой, хмураго камня, церкви  чужого Доминика, но можно  принять за наше.  

Здѣсь, въ тишинѣ залива,  покойно думать. Думы не гордыя, не навѣянныя величiемъ  дѣлъ  смертныхъ: думы − о свѣтломъ прошломъ. 

Здѣсь я − на берегу, внѣ жизни. Человѣческiй океанъ гдѣ-то  шумитъ и плещетъ, качается  неподвижно въ  безсчетномъ  счетѣ, а ты  стоишь на невѣдомомъ  порогѣ, безудѣльный… Порваны нити съ бездумною  каруселью жизни, опытъ, какъ-будто, конченъ, можно сводить  итоги. Или − еще  не конченъ?  

Сидя  на берегу, внимаешь… Вѣрная − гдѣ дорога? Цѣли  великаго круженiя,  шума? Качается океанъ безмѣрный,  бездумно  втягиваетъ въ себя,  вливаетъ. Живая душа,  гдѣ ты?[iii] 

Я вслушиваюсь въ себя, внимаю. 

Крикъ пѣтуховъ за лѣсомъ,  кукушкинъ  позывъ, омытый  лѣсной  глушью, и  благовѣстъ дальней церкви − приводятъ ко мнѣ родное. Смотритъ оно  въ меня и плачетъ. Я нѣжно  касаюсь его пугливой думой, и это  чудесное  посѣщенье рождаетъ во мнѣ надежды. Я понимаю  родныя  слезы, я слышу  шепотъ  побитой  правды,  живую душу. Покорный зову, я разскажу этотъ шепотъ  сердцемъ. И онъ  не уйдетъ со мною.     



[i] NB!

[ii] NB!

[iii] NB!