Выберите букву, с которой начинается искомая словоформа:
І Љ Њ А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Ъ Ы Ь Э Ю Я Ѣ Ѳ... паяльник да крохотную ячменную лепешку. Навязала ему жена детскую долю, − а то заслабнет. Трудно и зябко было идти в ночь, на ветер, прохватывало до кости и душило,  ... ; − камень. Камень крепкие любит, слабые не пускает… − Не дойти, заслаб… − дремотно сказал Безрукий. − А надо. Никак нельзя не идти… дети…  ...
... Ивановна только супцу съ потрохами хлебнула ложечку, а все насъ заставляеть ѣсть: «хорошенько кушайте, милые… надо вамъ силушки набираться, а то заслабнете.» И я думаю: «хорошо, что съ нами Анна Ивановна… ну, какъ бы мы безъ нее?!..» Такая она всегда спокойная, - Сонечка ...
ПОѢЗДКА. I. Трофимъ подалъ лошадей затемно, − чуть стало синѣть. Черезъ площадь, въ соборѣ, благовѣстили къ ранней, по-ночному лаяли собаки, горѣли кой-гдѣ фонарики. Раза два звонилъ Трофимъ у крыльца податного, покашливалъ и поскрипывалъ на промерзшихъ ступенькахъ, а за окнами все ходили съ лампой. Встряхивались въ лошадиной дрожи мерзлые бубенцы. «Тепло живутъ, − думалъ Трофимъ, заглядывая въ обледенѣлое окошко и чувствуя, какъ начинаетъ знобить. − Водку, никакъ, цѣдитъ». Податной наливалъ изъ бутыли въ плетеную баклагу. Податниха стала протаивать свѣчкой у градусника, защурилась, сладко зѣвнула и покачала головой. Податной махнулъ что-то рукой, − должно быть, на морозъ. «Не выспалась все, сердешная» − подумалъ Трофимъ, глядя на рыхлую, бѣлую шею податнихи. Позѣвалъ и самъ. Поглядѣлъ на небо − яснѣеть, заголубѣло по снѣгу. Потянуло съ площади знойкимъ, разсвѣтнымъ вѣтромъ. Заяснѣлъ соборъ, вороха подобравшихся за ночь возковъ. Стали видны на мѣдной дощечкѣ черныя, въ инеѣ, буквы: «Податной инспекторъ». Наконецъ, загромыхали боты, вышибло ногой крѣпко вмерзшую дверь, вышелъ въ ушастой енотовй шубѣ податной съ чемоданомъ, крякнулъ на морозъ, шагнулъ съ крыльца въ широкiя пошевни и грузно повалился на сѣно. − Заправляй. Трофимъ подвалилъ сѣна, подбилъ подъ бока и затянулъ пледомъ. − За тридцать, братъ… Настюша, простудишься! Податниха топотала на крылечкѣ, кутаясь въ лисью шубу, и просила беречься, не допускать излишествъ, не задерживаться и не забыть купить ей еще краснаго ...
ВЕСЕЛЫЙ ВѢТЕРЪ («ВЕРБА») Утромъ бѣлѣлъ на лужахъ сквозной ледокъ, а теперь, за полдень, бѣгутъ ручьи, нѣжатся на солнышкѣ собаки и полощутся бойко воробьи. Вѣтеръ – „вскрышной“, тугой, сыровато-теплый. Потянетъ, рванетъ порой: бойкiй, весеннiй вѣтеръ. Прислушиваешься – шумитъ-смѣется. И небо – въ вѣтрѣ: сквозное-голубое, за золотистыми прутьями тополей. Тепло, и свѣжесть. И въ свѣжести этой – струйки: отъ тающаго снѣга, отъ потеплѣвшей земли и крышъ, отъ бьющихся въ вѣтрѣ прутьевъ, которые посочнѣли и сiяютъ? отъ вѣтра, пронесшагося полями и лѣсами?.. И голубями, какъ будто, пахнетъ… томною воркотнею ихъ, – чуется молодому сердцу, – и теплой сыростью погребовъ, запаздавшихъ съ набивкою, и помягчѣвшимъ льдомъ, зелеными-голубыми глыбами, съ грохотомъ рухающимися въ темные зѣвы лавокъ. Весна… Она засматриваетъ въ глаза разрумяненными „жаворонками“ и бѣлыми колпачками пасокъ въ бумажныхъ розанахъ, киваетъ съ телѣги веселой вербой – красноватыми прутьями и сѣренькими вербешками, золотится крестами въ небѣ, кричитъ въ голосахъ разносчиковъ. Пятиклассникъ Өедя – если бы его звали: Георгiй или Викторъ, что значитъ – „Побѣдитель!“ – а то все – „ахъ, ты, Өедя, съѣлъ медвѣдя!“ – сегодня совсѣмъ весеннiй: купленная для Пасхи легонькая фуражка, съ широкою, модною, тульею и съ настоящимъ „гвардейскимъ“ кантомъ, весенняя& ...
СТѢНА. I. Съ громыхающаго тракта дорога повернула на мягкiй проселокъ и пошла зеленѣющими полосами ржи. Тутъ Василiй Мартынычъ придержалъ сѣраго въ яблокахъ Пугача и накрѣпко отжалъ взмокшiй зтылокъ. - Ффу… благодать!.. Парило въ поляхъ послѣ ночного дождя. Мерцаньемъ курились дали. У Василiя Мартыныча на спинѣ выступили по чесучевому пиджаку темныя пятна и заблестѣла багровая складка у затылка. Запотѣлъ и Пугачъ послѣ трехверстнаго гона и шелъ лѣнивой развалкой, растирая въ потныхъ мѣстахъ бѣлые сгустки. Покашивался на сочныя зеленя. …Ухарь купецъ… у-ухарь купецъ… ухарь купе-ецъ - удалой молодецъ!.. - Тьфу ты, чортъ! Всю дорогу отъ города прыгалъ этотъ игривый напѣвъ въ головѣ, прыгалъ подъ дробный топотъ копытъ Пугача и подъ встряхиванье шарабанчика и до того надоѣлъ, что василiй Мартынычъ плюнулъ. Еще со вчерашней ночи привязался, когда пѣла вертлявая Фирка. Захотѣлось покурить, и Василiй Мартынычъ увидалъ затиснутую въ папиросы сигару съ ободочкомъ. - Вотъ, черти малиновые… что удумали! Сигара опять напомнила, что было вчера и сегодня ночью, и какъ его почтили. Такъ почтили, что теперь прямо на вѣки вѣчные будетъ о немъ извѣстно. Всѣперемрутъ, и самъ онъ умретъ, и губернаторъ - дай ему Богъ здоровья! - умретъ, и всѣ дома перестроятъ, а навсегда будетъ извѣстно, что вотъ онъ, подрядчикъ каменныхъ работъ. Василiй Мартынычъ Бынинъ, почтенъ. Потому камню ничего не страшно. Будетъ себѣ лежать, и никто его не вытащитъ изъ-подъ кладки. ...
ЗА СЕМЬЮ ПЕЧАТЯМИ I Съ какого конца не въѣзжай въ Большiе Кресты, увидишь въ серединѣ села ярко-зеленую крышу, а надъ ней плакучую развѣсистую березу. Это глядитъ съ бугорка на мѣняющiйся свѣтъ Божiй казенная винная лавка − № 33. Каждый мужикъ, подъѣзжая, непремѣнно помянетъ столярову поговорку: − Три да три: выпилъ − карманъ потри. Столяръ Митрiй, покривившаяся изба котораго какъ напротивъ лавки, бывало, плакался на судьбу за такое сосѣдство: − Никуда отъ ее не дѣнешься, − плачешь, а идешь. Да-а, какъ глаза ни три, а все − въ три да въ три! Самъ и полки ей отлакировалъ, а черезъ ее одна непрiятность. Теперь она запечатана, и крѣпко набитыя тропки къ ней по зеленому бугорку уже повеселѣли послѣ августовскихъ дождей мелкой осенней травкой. Но зеленая, съ чернью и золотцемъ, вывѣска еще не снята и наводитъ на размышленiя. Еще не отъѣхала къ брату-бухгалтеру, въ Тулу, и сидѣлица Капитолина Петровна, дворянка и хорошаго воспитанiя, хотя уже продала батюшкѣ поросенка. Но корову еще придерживаетъ. Вотъ когда и корову продастъ, да придетъ отъ бухгалтера ей настоящее разрѣшенiе, чтобы выѣзжала, тогда все разрѣшится. А теперь… кто что знать можетъ? Виситъ и виситъ вывѣска. И все еще прiостанавливаются по старой привычкѣ подъ бугоркомъ телѣги, и лошаденки собираются подремать, но сейчасъ же трогаются подъ ругань къ бойко заторговавшей чайной. Печатали лавку урядникъ со старостой и понятые. Староста, Фотогенъ Иванычъ, самъ, бывало, помогавшiй ...
... пошли… а! Что ужъ рыбаки наши… вольный, прямо, народъ… а и тѣ заслабли! А какая теперь рыба! Камсы-то ждать… на-весну ей ловиться, энъ когда!... «Шура Соколъ» ...
... -дышитъ!.. До бѣлъ-свѣта глазъ не могла сомкнуть старуха, - всю ночь проплакала-продрожала. 19 Съ того случая, черезъ корову эту, она ужъ совсѣмъ заслабла. Сама сознаваласъ мнѣ… Тоска напала, сердце сосетъ, - мѣста себѣ найти не можетъ… - будто чего случится!.. Въ пролубъ головой хотѣла, только ...
... ;Чи-стая раскрасавица… была!.. Присѣлъ на-карачкахъ, въ ногахъ заслабло. Цыгарку сосетъ-попыхиваетъ, а руки — дрожью. — Стало ...
ГУННЫ Стояли первые дни апреля, свѣтлые, мягкiе и тихiе-тихiк – до грусти. Въ эту пору, за отшумѣвшими бурями, наступаетх въ Крыму весна, задумчиво-бѣлая весна расцвѣта, за неспокойной, миндально-розовой: тихое голубое море и голубое небо; тихая бѣлая земля. Давно начавшiе пѣть дрозды разливаются теперь полной трелью, цѣлые дни поютъ; поютъ, при лунѣ, и ночью – въ перламутрово-дымномъ морѣ мерцающаго цвѣта яблонь. Въ эту весну было до жути тихо. Пѣла-цвѣла она, но люди ее не замѣчали. Ползли и давили слухи: красные заливаютъ Крымъ! бѣлые отступили къ Акъ-Манаю!.. По переставшимъ пылить дорогамъ торопились прохожiе, пугали: – Идутъ!.. сила несосвѣтимая!.. – Идутъ!.. На коняхъ, и такъ… страшенная сила и х ъ… – Да куда же и м ъ итить-то дальше?.. До самаго дошли до моря, все покоряли, пора бы ужъ успокоиться!.. – Говорятъ – пойдемъ дальше, на корабляхъ! Идутъ ходко. – Встрѣлся одинъ, во всемъ оружiи… Говорю – я бѣдный человѣкъ, не обиайте. Ну, онъ говоритъ – я васъ обижать не буду, а идемъ свѣтъ покорять, и вы радуйтесь такому происшествiю! Данъ приказъ, и теперь сразу отыграется! Покурить далъ. Табакъ у него первый сортъ, солна сумка. Говоритъ – теперь намъ глаза открыли! Антанта хотѣла Россiю втихомолъ покорить, обманомъ! Мы ей помогали, а у ней планъ & ...
МУЗЫКАЛЬНОЕ УТРО I Время было тревожное. Съ Сѣвера гнало бѣженцевъ. За ними бѣжали страхи. Съ вольныхъ степныхъ просторовъ – съ богатой хлѣбомъ и саломъ Харьковщины, съ полтавскаго чернозема, съ Кубани, съ Дона… – совсюду бѣжали безоглядно, чтобы уткнуться въ море. Казалось, не будетъ страха на берегахъ: тамъ море ласково шепчетъ, солнце любовно грѣетъ, и татары-лѣнивцы похаживаютъ себѣ съ корзинами грушъ и винограда. Не было здѣсь ни грушъ, ни винограда. Стояла въ Крыму зима, какую никто не помнилъ. Густыя тучи завалили солнце, въ горахъ сыпало снѣгомъ, на берегу лили ливни. Море было свинцово, строго, – швыряло пѣну. Грязью текли дороги, и сумрачные татары затаенно сидѣли у очаговъ, поджидая «султана съ пилимотомъ». Перешеекъ и Сиваши – единственная дорога къ морю. Ее даржала горсть смѣльчаковъ, годы не знавшихъ крова: бились у Перемышля и на Стоходѣ, на Кубани и подъ Одессой, на степяхъ Предкавказья, на путяхъ шахтъ донецкихъ… Сколько ихъ было на Перекопѣ – неизвѣстно. Знали одно: бьются. И еще знали, что тамъ морозы. Эту вѣсть несли вереницы утокъ. Голодъ сбилъ ихъ съ замерзшихъ водъ Сивашей, и онѣ тянулись и днемъ, и ночью. Онѣ гибли въ метеляхъ на перевалѣ, въ снѣжныхъ лѣсахъ; бились въ горныхъ щеляхъ о скалы, – и добивались моря. Ихъ тянуло туда, откуда раньше свѣтило солнце. Эти жалкiя стаи болотной птицы сказали ясно, что соленые Сиваши замерзли. Сиваши замерзли! Каждое утро ...
РУССКАЯ БИБЛИОТЕКА ИВ. ШМЕЛЕВЪ БОГОМОЛЬЕ Бѣлградъ священной памяти короля югославiи АЛЕКСАНДРА I СВОЙ ТРУДЪ БЛАГОГОВѢЙНО ПОСВЯЩАЕТЪ АВТОРЪ ПОСМЕРТНЫЙ ЗЕМНОЙ ПОКЛОНЪ ВЕЛИКОМУ И ДОБЛЕСТНОМУ РУССКАЯ БИБЛИОТЕКА ИВ. ШМЕЛЕВЪ БОГОМОЛЬЕ О, вы, напоминающiе о Господѣ, - Не умолкайте!” Пр. Исаiи, гл. 62, ст. 6. Бѣлградъ Всѣ права сохрнены. Tous droits réservés. Alle Rechte vorbehalten. Copyright by the author. ЦАРСКIЙ ЗОЛОТОЙ Петровки, самый разгаръ работъ, - и отецъ цѣлый день на стройкахъ. Прикащикъ Василь-Василичъ и не ночуетъ дома, а все въ артеляхъ. Горкинъ свое уже отслужилъ, - “на покоѣ”, - и его тревожатъ только въ особыхъ случаяхъ, когда требуется свой глазъ. Работы у насъ большiя, съ какой-то “неустойкой”: не кончишь къ сроку – можно и прогорѣть. Спрашиваю у Горкина – “это что же такое – прогорѣть?” - А вотъ, скинутъ послѣднюю рубаху, - вотъ те и прогорѣлъ! Какъ прогораютъ-то… очень просто. А съ народомъ совсѣмъ бѣда: къ покосу бѣгутъ домой, въ деревню, и самыя-то золотыя руки. Отецъ страшно озабоченъ, спѣшитъ-спѣшитъ, лѣтнiй его пиджакъ весь мокрый, пошли жары, “Кавказка” всѣ ноги отмотала по постройкамъ, съ утра до вечера не разсѣдлана. Слышишь – отецъ кричитъ: - Полуторное плати, только попридержи народъ! Вотъ бѣдовый народишка… рядились, черти, - обѣщались не уходить къ покосу, а у насъ неустойки тысячныя… Да не въ деньгахъ дѣло, а себя уронимъ. Вбей ты имъ, дуракамъ, въ башку… втрое, вѣдь, у меня получатъ, чѣмъ со своихъ покосовъ!.. - Вбивалъ-съ, всю глотку оборвалъ съ ими… - разводитъ безпомощно руками Василь-Василичъ, замѣтно похудѣвшiй, - ничего съ ними не ...
... бы чинной или полынной…» И так вышло у него аппетитно – под всеми ложечками засосало. Ног что же делать? Власка совсем заслаб, стонет только: «ба-рин… ми-ленький… голубчик… замерза-ю.. ах, мамынька… папань-кин //142 азям навязывала…» ...
... учебныхъ книжекъ? То-то все я слышу – компрессъ да компрессъ! Это вы насъ совсѣмъ залѣчить хотите, а намъ въ постели и при прежнихъ порядкахъ надоѣло лежать, ноги заслабли-с! – Такъ всѣ и загремели! – А я говорю, какъ православный русскій человѣкъ, какъ меня мать учила... стою на своей русской землѣ и говорю русским ...
Конкорданс создается в рамках проекта РФФИ 18-012-00381 "Раннее творчество И. С. Шмелева в рукописных источниках: исследование и публикация"