Выберите букву, с которой начинается искомая словоформа:
І Љ Њ А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Ъ Ы Ь Э Ю Я Ѣ ѲИв. Шмелевъ ПУТИ НЕБЕСНЫЕ романъ книгоиздательство “ВОЗРОЖДЕНiЕ” - “LA RENAISSANCE” 73, Avenue des Champs-Elysées, Paris-8 1937 Эту книгу - послѣднюю написанную мной при жизни незабвенной жены моей Ольги Александровны и при духовномъ участiи ея - съ благоговѣнiемъ отдаю ея светлой Памяти ИВ. ШМЕЛЕВЪ 22 декабря 1936 г. Boulogne-sur-Seine 1. - ОТКРОВЕНIЕ. Эту ч у д е с н у ю истрорiю – въ ней земное сливается съ небеснымъ – я слышалъ отъ самого Виктора Алексѣевича, ав заключительныя ея главы проходили почти на моихъ глазахъ. Викторъ Алексѣевичъ Вейденгаммеръ происходилъ изъ просвѣщенной семьи, въ которой прермѣшались вѣроисповѣданiя и крови: мать его была русская, дворянка; отецъ – изъ нѣмцевъ, давно обрусѣвшихъ и оправославивишихся. Фамилiя Вейденгаммеръ упоминается въ истроiи русской словесности: въ 30-40-хъ годахъ прошлаго вѣка въ Москвѣ былъ «благородный пансiонъ» Вейденгаммера, гдѣ подготовлялись къ университету дѣти именитыхъ семей, между прочимъ – И. С. Тургеневъ. Старикъ Вейденгаммеръ былъ педагогъ требовательный, но добрый; онъ напоминалъ, по разсказамъ Виктора Алексѣевича, Карла Ивановича, изъ «Дѣтства и Отрочества». Онъ любилъ вести со своими питомцами бесѣды по разнымъ вопросамъ жизни и науки, для чего имѣлась у него толстая тетрадь въ кожанномъ переплетѣ, прозванная остряками – «кожанная философiя»: бесѣды были расписаны въ ней по днямъ и мѣсяцамъ, - своего рода «нравственный календарь». Зимой, напримѣръ, бесѣдовали о благотворномъ влiянiи суроваго климата на волю и характеръ; великимъ постомъ – о душѣ, о старстяхъ, о пользѣ самоограниченiя; въ маѣ – о влiянiи кислорода на организмъ. Въ семьѣ хранилось воспоминанiе, какъ старикъ ...
БИБЛИОТЕКА ДЛЯ ЮНОШЕСТВА Книга 1 Ив. Шмелевъ. На морсокмъ берегу Бѣлградъ 1930 Печатается въ количествѣ 1 000 экземпляровъ. Droits de reproduction et de traduction reserves pour tous pays. “РУССКАЯ ТИПОГРАФIЯ” – Бѣлградъ, Битольская, 25. I. Жоржикъ… Изъ длиннаго ряда ушедшихъ дней встаетъ предо мной хрупкая фигурка. Ясные глаза вдумчиво глядятъ на меня съ блѣднаго личика, и тонкiй голосокъ спрашиваетъ наивно-важно: – Какъ вы на это смотрите? Гдѣ теперь онъ? Когда мнѣ становится особенно грустно, иду я туда, гдѣ могу встрѣтить дѣтей. Иду на бульваръ, присаживаюсь на скамью и смотрю. Шумно и весело играютъ маленькiе люди, и невѣдомая имъ жизнь, кажется, сама съ улыбкой приглыдывается къ нимъ. Смотрю на оживленныя лица, слушаю звонкiе голоски. И хочется подойти къ задумчивому мальчугану лѣтъ семи, съ ...
И С Т О Р I Я Л Ю Б О В Н А Я I Была весна, шестнадцатая в моей жизни, но для меня это была первая весна: прежнiя всѣ смѣшались. Голубое сiянье въ небѣ, за голыми еще тополями сада, сыплющееся сверканье капель, бульканье въ обледенѣлыхъ ямкахъ, золотистыя лужи на дворе съ плещущимися утками, первая травка у забора, на которую смотришь-смотришь, проталинка въ саду, радующая н о в ы м ъ – черной землей и крестиками куриныхъ лапокъ, – осл–пительное блистанье стеколъ и трепетанье «зайчиковъ», радостный перезвонъ на Пасхѣ, красные-синiе шары, тукающiеся другъ о дружку на вѣтеркѣ, сквозь тонкую кожицу которыхъ видятся красныя и синiя деревья и множество солнцъ пылающихъ… – все смѣшалось въ чудесном и звонкомъ блескѣ. А въ эту весну все, какъ-будто, остановилось и дало на себя глядѣть, и сама весна заглянула въ мои глаза. И я увидалъ и почувствовалъ всю ее, будто она моя, для меня одного такая. Для меня – голубыя и золотыя лужи, и плещется в нихъ весна; и сквозистый снѣжокъ въ саду, разсыпающiйся на крупки, въ бисеръ; и ласкающiй нѣжный голосъ, отъ котораго замираетъ сердце, призывающiй кошечку въ голубомъ& ...
Ив. Шмелевъ. ВЪ НОВУЮ ЖИЗНЬ. ПОВѢСТЬ. МОСКВА ТИПОГРАФIЯ К. Л. МЕНЬШОВА. Арбатъ, Никольскiй пер., домъ № 31. 1908 КНИГОИЗДАТЕЛЬСТВО Д. И. ТИХОМИРОВА: Москва, Б. Молчановка, д. № 24. Отдѣленiя склада: Въ С.-Петербургѣ, въ книжномъ складѣ Бр. Башмаковыхъ, Итальянская, 31. Въ Казани, въ книжномъ магазинѣ Бр. Башмаковыхъ. Въ Томскѣ, въ книжномъ магазинѣ П. И. Макушина. Въ Иркутскѣ, въ книжномъ магазинѣ П. И. Макушина и Посохина. Въ Кiевѣ, въ книжномъ магазинѣ И. А. Розова. Въ Одесѣ, въ книжномъ магазинѣ И. А. Розова. Въ Вильнѣ, въ книжномъ магазинѣ А. Г. Сыркина. Въ Воронежѣ, въ книжномъ магазинѣ М. И. Агафонова. Въ Екатеринославѣ, въ книжномъ магазинѣ I. В. Шаферманъ. Изданiя Д. И. Тихомирова продаются и во всѣхъ другихъ болѣе или менѣе извѣстныхъ книжныхъ магазинахъ. ________ ШМЕЛЕВЪ, Ив. Служители правды. Повѣсть съ рисунками художн. Андронова и Живаго. Ц. 40 к. РОЖДЕСТВЕНСКАЯ, А. Сынъ оружейника. Повѣсть В. Стоддарда. Съ рис. Ц. 30 к. ЕЯ ЖЕ. Жаворонокъ. Разсказъ Джона Беннета. Съ англ. Ц. 50 к. О. О. У. К. М. Н. П. книга допущена въ ученю библ. гор. и уѣздню училищъ и въ таковыя же младшааго и средн. возраста библ. сред. учебн. заведенiй. (Отношенiе № 5620, отъ 29 февраля 1900 года) ЕЯ ЖЕ. Сѣрый медвѣдь Вабъ. Разск. Э. Сетонъ-Томпслна. Съ рис. Ц. 25 к. О. О. У. К. М. Н. П. допущена въ ученическiя библiотеки городскихъ училищъ и въ безплатныя народныя библiотеки и читальни. (Отношенiе № 14229, отъ 4 мая 1904 года). ЕЯ ЖЕ. Маленькая королева. Амелiя ...
ПО СПѢШНОМУ ДѢЛУ. I. Капитанъ Дорошенковъ прислалъ изъ роты записку. “Милая Сафа! задержало неожиданное дѣло. Вернусь, можетъ быть, поздно. Твой Костя”. Серафима Сергѣевна прочла и пожала плечами. Какъ разъ сегодня Вовочкѣ минуло три года, а вечеромъ собирались ѣхать въ театръ. - Капитанъ въ собранiи? - Никакъ нѣтъ, уѣхали. - Одинъ? - И никакъ нѣтъ… Ихъ благородiе поручикъ Бурхановскiй съ ими. Она подумала. - На словахъ ничего не велѣлъ передать? - Не могу знать… и никакъ нѣтъ. Такъ что ихъ высокородiе приказали вечорнiя занятiя чтобъ безъ ихъ… “Какое дѣло? и почему онъ не могъ ясно написать? могъ бы заѣхать, сазать… А теперь ждать до ночи… Поѣхалъ съ этимъ пьянчужкой!...” Она чувствовала себя обиженной. Конечно, она увѣренна въ немъ, какъ въ себѣ. Всегда уравновѣшенный, онъ не способенъ бѣгать за всякой пошлой бабенкой, какъ Бурхановскiй, и пропадать по ночамъ, какъ капитанъ Устиновъ. Этотъ серьезный человѣкъ умнѣе всѣхъ товарищей по полку, и только обстоятельства толкнули его въ казарму. Онъ могъ бы поступить въ академiю, но у него мало характера, и дѣти не даютъ ему заниматься. Когда онъ приходитъ изъ роты и пообѣдаетъ, вся “тройка” отправляется съ нимъ къ большому дивану. Они виснутъ у него на ногахъ, ерошатъ курчавые волосы, и онъ забываетъ съ ними скучную службу и смѣется такъ заразительно. - Барыня, усё справилъ… - доложилъ денщикъ въ бѣлой гимнастеркѣ. - Что?... Ахъ, да… подавай. Дѣти, обѣдать! Они всегда обѣдали вмѣстѣ. Изъ дѣтской выбѣжалъ Костя, плотный шестилѣтнiй, большеглазый мальчуганъ, сестренка Леля, годомъ моложе брата, и толстякъ Вовочка, неповоротливый “капитанъ”. - А папа гдѣ? - закричали дѣти, смотря на пустой стулъ у окна. ...
СТѢНА. I. Съ громыхающаго тракта дорога повернула на мягкiй проселокъ и пошла зеленѣющими полосами ржи. Тутъ Василiй Мартынычъ придержалъ сѣраго въ яблокахъ Пугача и накрѣпко отжалъ взмокшiй зтылокъ. - Ффу… благодать!.. Парило въ поляхъ послѣ ночного дождя. Мерцаньемъ курились дали. У Василiя Мартыныча на спинѣ выступили по чесучевому пиджаку темныя пятна и заблестѣла багровая складка у затылка. Запотѣлъ и Пугачъ послѣ трехверстнаго гона и шелъ лѣнивой развалкой, растирая въ потныхъ мѣстахъ бѣлые сгустки. Покашивался на сочныя зеленя. …Ухарь купецъ… у-ухарь купецъ… ухарь купе-ецъ - удалой молодецъ!.. - Тьфу ты, чортъ! Всю дорогу отъ города прыгалъ этотъ игривый напѣвъ въ головѣ, прыгалъ подъ дробный топотъ копытъ Пугача и подъ встряхиванье шарабанчика и до того надоѣлъ, что василiй Мартынычъ плюнулъ. Еще со вчерашней ночи привязался, когда пѣла вертлявая Фирка. Захотѣлось покурить, и Василiй Мартынычъ увидалъ затиснутую въ папиросы сигару съ ободочкомъ. - Вотъ, черти малиновые… что удумали! Сигара опять напомнила, что было вчера и сегодня ночью, и какъ его почтили. Такъ почтили, что теперь прямо на вѣки вѣчные будетъ о немъ извѣстно. Всѣперемрутъ, и самъ онъ умретъ, и губернаторъ - дай ему Богъ здоровья! - умретъ, и всѣ дома перестроятъ, а навсегда будетъ извѣстно, что вотъ онъ, подрядчикъ каменныхъ работъ. Василiй Мартынычъ Бынинъ, почтенъ. Потому камню ничего не страшно. Будетъ себѣ лежать, и никто его не вытащитъ изъ-подъ кладки. ...
ЗА СЕМЬЮ ПЕЧАТЯМИ I Съ какого конца не въѣзжай въ Большiе Кресты, увидишь въ серединѣ села ярко-зеленую крышу, а надъ ней плакучую развѣсистую березу. Это глядитъ съ бугорка на мѣняющiйся свѣтъ Божiй казенная винная лавка − № 33. Каждый мужикъ, подъѣзжая, непремѣнно помянетъ столярову поговорку: − Три да три: выпилъ − карманъ потри. Столяръ Митрiй, покривившаяся изба котораго какъ напротивъ лавки, бывало, плакался на судьбу за такое сосѣдство: − Никуда отъ ее не дѣнешься, − плачешь, а идешь. Да-а, какъ глаза ни три, а все − въ три да въ три! Самъ и полки ей отлакировалъ, а черезъ ее одна непрiятность. Теперь она запечатана, и крѣпко набитыя тропки къ ней по зеленому бугорку уже повеселѣли послѣ августовскихъ дождей мелкой осенней травкой. Но зеленая, съ чернью и золотцемъ, вывѣска еще не снята и наводитъ на размышленiя. Еще не отъѣхала къ брату-бухгалтеру, въ Тулу, и сидѣлица Капитолина Петровна, дворянка и хорошаго воспитанiя, хотя уже продала батюшкѣ поросенка. Но корову еще придерживаетъ. Вотъ когда и корову продастъ, да придетъ отъ бухгалтера ей настоящее разрѣшенiе, чтобы выѣзжала, тогда все разрѣшится. А теперь… кто что знать можетъ? Виситъ и виситъ вывѣска. И все еще прiостанавливаются по старой привычкѣ подъ бугоркомъ телѣги, и лошаденки собираются подремать, но сейчасъ же трогаются подъ ругань къ бойко заторговавшей чайной. Печатали лавку урядникъ со старостой и понятые. Староста, Фотогенъ Иванычъ, самъ, бывало, помогавшiй ...
ЖУРАВЛИ I То, что случилось съ Алей, − что она рѣшила, какъ надо дѣйствовать, − случилось не вдругъ. Первое время заграницей она чувствовала себя сравнительно спокойно: новыя впечатлѣнiя, увѣренность, что такъ − долго не можетъ продолжаться, и весь мiръ, наконецъ, пойметъ; надежда, что на ея розыски въ газетахъ придетъ письмо, и папа окажется въ Америкѣ, а Миша и Ляликъ гдѣ-нибудь на Кавказѣ, и вдругъ явятся къ ней въ Парижъ. Подобные случаи бывали. Но годы проходили, а чуда не случилось. Аля служила машинисткой, ходила оп вечерамъ въ Сорбонну, много читала о Россiи, слушала на собранiяхъ, какъ изъ года въ годъ политики убѣжденно развивали, что такое произошло, и почему это произошло, и какъ къ этому надо относиться: принимать ли революцiю − или не принимать, бороться съ большевиками − или не бороться, а подождать, когда сами они измѣнятся, или Россiя сама ихъ сброситъ. Алю удручало, что серьезные, какъ-будто, люди высмѣиваютъ другъ друга, кипятъ и спорятъ, а рѣшить ничего не могутъ. Она возмущалась и горѣла, теряла вѣру въ дѣятелей, но наружно была спокойна. А жизнь шла и шла. Обзаводились семьями, устраивались на землю, примирялись съ мыслью, что ничего не подѣлаешь, жить надо. Умирали. Кое-кто уѣхалъ въ Россiю, и, кажется, погибли. Иные поженились на иностранкахъ, иные перемѣнили подданство. Тотъ нанялся въ легiонеры, тотъ уѣхалъ въ Бразилiю. Единственно близкiй человѣкъ, товарищъ отца, полковникъ Тиньковъ съ сыномъ − капитаномъ, скопивъ на заводѣ нѣсколько тысячъ франковъ, сняли ферму подъ Пиренеями. Это было большимъ ударомъ: обрывалась послѣдняя нить, связывавшая Алю съ прошлымъ. Полковникъ Тиньковъ, „дядичка“, вѣрившiй непреклонно, какъ и она, что „все это скоро кончится“, какъ-будто махнулъ рукой: больше уже дѣлать нечего, и надо ...
У МЕЛЬНИЦЫ Разсказъ Шумъ воды становился все отчетливѣй и громче… Очевидно, я приближался къ запрудѣ. Вокругъ росъ молодой осинникъ, и его тонкіе длинные стволики сѣроватою густою стѣной тянулись передо мной, загораживая шумящую рѣку. Съ трескомъ продирался я чащей, спотыкаясь на острые пеньки, незамѣтно скрытые въ сухомъ листу, получалъ нежданные удары гибкихъ вѣтокъ… А рѣка шумѣла громче и громче. Что-то гудѣло даже, издавая стоны, точно къ шуму воды примѣшивался какой-то живой звукъ. «Должно быть, мельница на запрудѣ», подумалъ я. Я попалъ въ совершенно незнакомую мѣстность… А лѣсокъ все тянулся… Сталъ березнякъ попадаться, потомъ и пушистые кусты дубняка. Это мнѣ подавало надежду, что окраина близко. Что-то свѣтлѣе вдругъ стало: небо яснѣло за чащей… Волна свѣта и воздуха хлынула мнѣ на встрѣчу… Свѣжестью ударило въ лицо, необъятнымъ просторомъ сверху, шумомъ и гуломъ рѣки снизу… Я стоялъ надъ кручей. У самыхъ моихъ ногъ почти отвѣсная глинистая стѣна спускалась къ рѣкѣ… Недавніе слѣды осыпи длинными полосами тянулись книзу. Мельница шумѣла и завывала на запрудѣ, рѣка въ колесо била и бѣлою пѣной вертеѣлась внизу, за плотиной. Узкая полоска наноснаго рѣчнаго песку тянулась вдоль откоса, ровная, прилизанная отхлынувшею водой. Широкій омутъ темнѣлъ внизу глубокимъ колодцемъ; двѣ-три корявыя ветлы съ пуками тонкихъ вѣтвей на вершинахъ склонялись надъ нимъ. Старыя развѣсистыя рябины, усыпанныя кистями краснѣвшихъ ягодъ, одинокою группой стояли за мельницей, скворешница, увѣнчанная хворостиной, торчала надъ ними. На самой плотинѣ, свѣсивъ ноги надъ шумящею водой, сидѣлъ старичокъ въ розовой рубахѣ и ловилъ удочкой рыбу. Выше плотины рѣка тихо текла, совсѣмъ незамѣтно было ея теченіе… Яркій, слѣпящій глаза, кругъ отражался въ водѣ и постепенно приближался къ берегу… Солнце заходить собиралось… Я кашлянулъ… Старичокъ за шумом рѣки ничего ...
РАСПАДЪ. I. Изъ-за двойныхъ рамъ въ нашу комнатку доносится неясный гулъ со двора. Мы бросаемся къ окнамъ и видимъ знакомую картину: дядя Захаръ разсчитываетъ кирпичниковъ. Это цѣлое событiе въ нашей монотонной жизни. Если дядя Захаръ “разсчитываетъ”, значитъ - скоро пойдетъ снѣгъ, придетъ зима, и намъ купятъ маленькiя лопатки; косой дворникъ Гришка, - такъ зовутъ его всѣ на дворѣ, - будетъ ходить въ валенкахъ и носить въ комнаты осыпанныя снѣгомъ дрова, а липкая грязь на дворѣ пропадетъ подъ бѣлой, хрустящей пеленой. Этотъ “разсчетъ”, что производится сейчасъ въ маленькой конторѣ, гдѣ на высокомъ стулѣ сидитъ юркiй Александръ Ивановъ, дядинъ конторщикъ, -сулитъ намъ много интереснаго и помимо идущей зимы. На грязномъ дворѣ, на бочкахъ, доскахъ, колодцѣ и даже помойной ямѣ съ прыгающими по ней воронами, сидятъ кирпичники. Это особый мiръ, - люди, мало похожiе на окружающихъ насъ. Это, пожалуй, даже и не люди, а именно “кирпичники”, появляющiеся на нашемъ дворѣ дважды въ годъ: передъ зимой, на грязи, когда имъ даютъ “разсчетъ”, и на Пасхѣ, когда ихъ “записываютъ” на заводъ. Кирпичники, какъ и погода на дворѣ, мѣняются. На Пасхѣ они, обыкновенно, озабоченно и молча толкутся и поминутно срываютъ рыжiе картузы, когда конторщикъ дробью скатывается съ галереи отъ дяди и, не отвѣчая на поклоны, несется съ большой книгой въ конторку. На Пасхѣ кирпичники терпѣливо съ ранняго утра до поздней ночи кланяются всѣмъ на нашемъ дворѣ: и дворнику Гршкѣ, который почему-то все время перебираетъ пятаки на ладони и метлой гоняетъ кирпичниковъ съ крыльца, и мыкающейся съ дворникомъ бабкѣ Василисѣ, и кучеру Архипу, въ плисовой безрукавкѣ, грызущему сѣмечки на крыльцѣ, и даже намъ. Да, это особый народъ, эти кирпичники! Они пришли “оттуда”, изъ того тридесятаго царства, котраго мы не знаемъ, а ...
ГРАЖДАНИНЪ УКЛЕЙКИНЪ. I. - Уклейкинъ идетъ! Уклейкинъ идетъ!... Мальчишки бросали бабки, собирали змѣи и бѣжали на улицу. Полицейскiй, кидавшiй въ ротъ сѣмечки у окна прачешной, выдвигался на мостовую. Въ самоварномъ заведенiи Косорылова стихалъ лязгъ, и чумазые мѣдники высыпали къ воротамъ. Портнихи вытягивались изъ оконъ, роняя горшки герани. - Идетъ!.. Твердо идетъ нонеча… Головы поворачиваются къ “посту”. - Ладушкинъ дежуритъ… - А што твой Ладушкинъ!... Махнетъ проулкомъ… Какъ намедни-то въ одной опоркѣ стеганулъ“… - Ужли не прорвется, а? - Сурьезный нонче штой-то… Всѣмъ хочется, чтобы Уклейкинъ прорвался на Золотую улицу, въ публику. За нимъ ринутся, и будетъ скандалъ. Уклейкинъ начнетъ откалывать, прохватывать и печатать, начиная съ головы и кончая подчаскомъ. Пока захватятъ и погрузятъ на извозчика, онъ высыплетъ много кое-чего, о чемъ не говорятъ громко, а разносятъ изъ дома въ домъ такъ, что сейчасъ же узнаютъ на задворкахъ; что казалось забытымъ и вдругъ всплываетъ; что было даже одобрено про себя, но чего въ открытую еще стыдятся; что шмыгнуло мимо портфелей слѣдователя и прокурора, ловко избѣгло печатнаго станка и вдругъ, непонятнымъ процессомъ встряхнулось въ помраченныхъ мозгахъ и гулко выкатилось на улицу изъ сиплой готки полупьянаго сапожника. - Чего гляди-то?... Уклейкинъ что ли-ча идетъ? - спрашиваютъ сверху портнихи. - Мчитъ! Спущайтесь, Танечка! - А ну васъ… Намъ и здѣсь хорошо. - Имъ не годится середь публики въ открытомъ видѣ. - Варька-то, Варька-то расползлась! Ровно какъ мягкая… - Со щиколаду. Ее кажинный вечеръ мухинскiй конторщикъ щиколадомъ удовлетворяетъ. Уклейкинъ идетъ рѣшительно, высоко подымая тощiя, узловатыя ноги, точно выдергиваетъ ихъ изъ мостовой. Какъ гремучая змѣя хвостомъ, шмурыгаетъ онъ опорками, подтягивая на ходу ...
ПОДЪ ГОРАМИ. _______ I. Горы еще дремали въ туманѣ, а на сѣрыхъ уступахъ уже сидѣли орлы, недвижные, какъ куски камня, и ждали солнца. Оно скоро покажется. Свѣтлѣетъ по востоку, ширится и краснѣетъ. Брызжетъ алымъ огнемъ, плыветъ золотымъ потокомъ по взгорьямъ, вливаетъ въ лѣсныя чащи. Дрогнули и поднялись орлы. Козы выбѣжали къ утесамъ, нюхая золотой воздухъ. Олень уходилъ въ чащу съ тяжелымъ трескомъ. Жаркимъ стукомъ застучали цикады. Тонкiй и длинный, какъ зовъ далекой серебряной трубы, вытянулся подъ небомъ крикъ, вздрагивающiй и печальный… Это Ганѣмъ встрѣчалъ солнце. Какъ стрѣлка часовъ, двигался онъ по каменному помосту, надъ вершинами старыхъ орѣховъ, и звалъ, играя молодымъ горломъ: – Ал-ла-а-а-а… ил-ла-а-а… ил-ал-ла-ааа… Слушали горы. И виноградники, и сады, и бѣлыя ленты дорогъ, и кровли. Слушали. – Ре-сюл-ла-а-а-ааа… Срипитъ старая мажара Керимэ, ползетъ въ горы за буковыми дровами. – Аго-ой! Кричи, кричи… весело!.. А-гой!.. И лопоухiй буйволы мѣряютъ бѣлую пыль дороги, роняя слюну. Чокаютъ бодрымъ топотомъ кони къ горамъ. Свѣжiй молодой голосокъ звонко смѣется и дразнитъ: – Ля-ля-ля-ля-ля-ааааа!.. И перебой копытъ, и свистъ хлыста, и смѣхъ… А вотъ уже и старый Мустафа, корявый и хмурый, какъ придорожная маслина, выбирается изъ своей мазанки и усаживается, скрестивъ ноги, на земляной кровлѣ. Кланяется къ востоку, прикладывая пальцы къ ушамъ, и поблескиваетъ на его спинѣ затертый халатъ. Ярче играетъ звонкiй голосъ Ганэма и теперь кричитъ не горамъ и не городу. Не ...
ЧЕЛОВѢКЪ ИЗЪ РЕСТОРАНА. I. …Я человѣкъ мирный и выдержанный при моемъ темпераментѣ, - тридцать восемь лѣтъ, можно такъ сказать, въ соку кипѣлъ, - но послѣ такихъ словъ прямо какъ ожгло меня. Съ глазу-на-глазъ, я бы и пропустилъ отъ такого человѣка… Захотѣлъ отъ собаки кулебяки! А тутъ при Колюшкѣ и такiя слова!.. - Не имѣете права елозить по чужой квартирѣ! Я вамъ довѣрялъ и комнату не запиралъ, а вы съ посторонними лицами шарите!.. Привыкли въ ресторанахъ по карманамъ гулять, такъ, думаете, допущу въ отношенiи моего очага!.. И пошелъ… И даже не пьяный. Чисто золото у него тамъ… А это онъ мстилъ намъ, что съ квартиры его просили, чтобы комнату очистилъ. Натерпѣлись отъ него всего. Въ участкѣ писаремъ служилъ, но очень гордый и подозрительный. И я его честью просилъ, что намъ невозможно въ одной квартирѣ при такомъ гордомъ характерѣ и постоянно нетрезвомъ видѣ, и вывѣсилъ къ воротамъ записку. Такъ ему досадно стало, что я комнату его показалъ, и накинулся. За человѣка не считаете, и то - и се!.. А мы, напротивъ, съ нимъ всегда очень осторожно и даже стереглись, потому что Колюшка предупреждалъ, что онъ можетъ быть очень зловредный при своей службѣ. А у меня съ Колюшкой тогла часто разговоръ былъ про мое занятiе. Какъ онъ выросъ и сталъ образованный, очень было не по немъ, что я при ресторанѣ. Вотъ Кривой-то, жтлецъ-то нашъ, -фамилiя ему Ежовъ, а это мы его промежду собой звали, - и ударилъ въ этотъ пунктъ. По карманамъ гуляю! Чуть не зашибъ я его за это слово, но онъ очень хитрый и моментально заперся на ключъ. Потомъ записку написалъ и переслалъ мнѣ черезъ Лушу, мою супругу. Что отъ огорченiя это онъ и неустройства, и предлагалъ набавить за комнату полтинникъ. Плюнулъ я на эти пустыя слова, когда онъ и раньше-то по полтинникамъ платилъ. Только бы очистить ...
ПАТОКА. I. Бѣлкинъ заканчивалъ служебную поѣздку. Время было къ награднымъ, и предоставлялся удобный случай еще разъ напомнить о себѣ. Третiй годъ все обѣщаютъ переводъ въ губернскiй городъ, гдѣ всякихъ прибавочныхъ рублей на пятьсотъ больше, а не даютъ! Чортъ знаетъ! Надо же, наконецъ, создать мало-мальски приличное положенiе и выбраться изъ глухой дыры! Погода стояла отвратительная, оттепели и дожди изгрызли дороги, но Бѣлкинъ не смотрѣлъ на погоду. Онъ пересѣкъ уѣздъ по всѣмъ направленiямъ, побывалъ на фабрикахъ, отыскалъ массу нарушенiй, составилъ по селамъ съ дюжину протоколовъ, захватилъ въ Разгуляйкѣ телятника безъ документа и, совершенно разбитый дорогами, ночевками, сухомяткой и тоской по дому, приближался къ послѣднему намѣченному пункту - къ затерянному въ поляхъ паточному заводу. Объ этомъ заводѣ имѣлся доносъ: “…А особливо поимѣйте трахмальный заводъ, а то что жъ такое отношенiе, и намъ обидно. Проявитѣ служебное усмотрѣнiе”… Только стало брезжить, товаро-пассажирскiй поѣздъ высадилъ Бѣлкина на глухой станцiи. Во всемъ вокзалѣ только и была живая душа - заспанный сторожъ, который тушилъ лампы. Стало извѣстно, что здѣсь и буфетишки-то нѣтъ, а не то что лошадей, и что до завода верстъ семь. Итти пѣшкомъ, да еще съ перегруженнымъ портфелемъ, было неудобно. - Слава одна, что станцiя. Съ паткой вотъ ежели подъѣдутъ… Ффу!.. Погасла послѣдняя лампа, и теперь холодный голубой разсвѣтъ глядѣлъ въ мутныя стекла. Со стѣны отъ окна веселый толстякъ протягивалъ дымящуюся чашку. Но и здѣсь увидалъ только пустоту. Черезъ дорогу глядѣлъ на него ...
ДРУЗЬЯ. I. Во снѣ ли ему что приснилось, или, какъ говорилъ матросъ Залетаевъ, − съ вечера отъ вина темнитъ, по утру яснитъ, − только однажды, октябрьскимъ утромъ, конторщикъ парходства Воробьевъ проснулся счастливымъ. Поглядѣлъ въ окно: солнце праздничное, море необыкновенное, − давно не видалъ такого, − паруса на баркасахъ въ блескѣ, подъ окномъ совсѣмъ сливочныя, пухлыя розы, въ виноградникахъ по холмамъ − раздолье. Посмотрѣлъ въ зеркальце, − ничего, и вовсе ужъ не такой щуплый, какъ говоритъ Залетайка; усики только выгорѣли да носъ надо бы чуть поменьше. Такъ было хорошо на душѣ, что рѣшилъ по дорогѣ на пристань зайти въ кофейню «Босфоръ». Было воскресенье, въ городкѣ звонили къ обѣднѣ. Воробьевъ надѣлъ желтыя баретки, сѣрый пиджакъ, красный галстукъ съ булавкой-мушкой, соломенную шляпу − блинкомъ и вышелъ, играя тросточкой. Сорвалъ въ садикѣ воздушную розу, посадилъ за кармашекъ и рѣшилъ: «встрѣчу – преподнесу». На базарѣ оглядѣлъ и рыбный, и зеленной рядъ − не встрѣтилъ, кого хотѣлъ. Выпилъ чашечку кофе у Магиропуло, подъ акацiями, потолковалъ съ Хѣониди, когда погрузитъ табакъ, а тутъ подошелъ кривой винодѣлъ съ полковничьей дачи, Переписко, и поговорили о вчерашней игрѣ на биллiардѣ. − Положить бы пятнадцатаго шарà… я бы тебя умылъ! − Я бъ тебѣ вумылъ! − сказалъ винодѣлъ. Время было итти на пристань. Воробьевъ походилъ по молу, поплевалъ въ зеленую воду на медузъ, поглядѣлъ, какъ ...
Фонд № 387 И.С.Шмелев Шмелев, Картон № 7 Иван Сергеевич Ед. хран. № 20 [ Лес ] Танюшка ― рассказ [ 1914 — 1915? ] Машинопись с авторской правкой 6 лл. Книгоиздат–во писателей в Москве Москва 1917 г. // карт. Скука[1]. I Семенъ[83] // л. 1. На четвертой недѣлѣ молодую стало тошнить, и она цѣлыми днями сидѣла съ скучающимъ[87]. Мать радовалась, и ста[90] было противно: Будетъ рожать каждый годъ[104] старуха: — Тянетъ меня и тянетъ, всѣ[108] спадавшій съ плеча платокъ. Но что было[124], — что почему–то разсердило трактирщицу. — По модному стали[125]. А мы вотъ съ супругомъ, тридцать лѣтъ на одной кровати провалялись и такъ–то счастливо прожили. На Пасхѣ Сеня капился съ тоски[141] съ трактирщикова шаробана: — Не кому[142] бѣлуги! — и пьяно ругался. На фоминой онъ[145] ружье и пошелъ за городъ, въ трактирщиковъ лѣсъ, на тягу. // л. 1об. II. Танюшку онъ не ...
ЛИХОРАДКА. I. Къ веснѣ молодой художникъ Качковъ, жившiй больше уроками, совсѣмъ расклеился. И вообще жизнь его была невеселая, а тутъ умерла его мать, которую онъ очень любилъ. Его «Березы», гдѣ ему удалось весеннее солнце, обратили вниманiе, но ихъ не купили. Это разбило его мечту поѣхать за границу и отдохнуть. А къ веснѣ пошатнулась* и здоровье. Товарищъ по комнатѣ, студентъ-медикъ, простукалъ его и посовѣтовалъ бросить уроки и ѣхать въ Крымъ. На Страстной уроки закончились, но Качковъ ѣхать не собирался. Въ субботу въ квартирѣ было особенно чадно и шумно. Съ ранняго утра звякала мѣдная ступка, все что-то колотили, хлопали двери, а квартирная хозяйка опять требовала съ жильца-конторщика пять рублей. За стѣной курсистка Мчилочка* часто сморкалась, и было похоже, что она плачетъ: должно быть, не прислали изъ Орла денегъ и ей не придется поѣхать домой на праздники. За другой стѣнкой къ чиновнику пришли гости и очень шумѣли, а въ коридорѣ, противъ двери, готовившiйся на зрѣлость юноша Петя каждыя пять минутъ звалъ прислугу и спрашивалъ: не принесли ли ему сапоги. Качковъ лежалъ на кровати и мѣрилъ температуру. Студентъ тоже лежалъ, вытянувъ ноги на спинку, и читалъ газету. − Все то же, − сказалъ Качковъ, посмотрѣлъ градусникъ. − Тридцать семь и восемь. − Пустякъ. Мышьякъ попробуй… А лучше бы въ Ялту. Пристроишься въ общественный санаторiй куда-нибудь… Качковъ лежалъ на спинѣ, и такъ его блѣдное выбритое лицо напоминало студенту Юлiя Цезаря: такое же пергаментное и ...
ИВ. ШМЕЛЕВЪ ЭТО БЫЛО Издательство ГАМАЮНЪ БЕРЛИНЪ 1 9 2 3 Это было (разсказъ страннаго человѣка) I. Я прекрасно знаю, что это было. Меня захватывало блаженствомъ ужаса, крутилъ вихрь на грани безумiя и смысла… Случилось это во время прорыва подъ М… Кажется, тогда… Нѣтъ, я буду говорить опредѣленно, – это даетъ увѣренность: это случилось тогда. Въ тылу у насъ очутилась нѣмецкая кавалерiя, – и фронтъ сломался. А вотъ что раньше. Мѣсяца два передъ тѣмъ меня засыпало взрывомъ нѣмецкой мины. Двое сутокъ пролежалъ я въ землѣ, подъ счастливо скрестившимися надо мной бревнами, какъ въ гробу. Откуда-то проникалъ воздухъ. Надъ моей головой ходили въ атаки, прокалывали другъ друга, поливали мою могилу кровью. Иногда мнѣ казалось, что я слышу хрипъ нѣмца: «тайфэль… майнъ готтъ»…, рычанiе родной глотки, изступленно-гнусную брань и молитвенный стонъ… Этотъ участокъ фронта, изрытый кротовьими ходами-гнѣздами, съ подлой начнкой изъ нитровъ и толуоловъ, какъ сыръ швейцарскiй ноздрями, разъ пять переходилъ изъ рукъ въ руки въ эти два дня. Пьяная смерть раздѣлывала надо мной канканъ. Я приходилъ ...
Ш М Е Л Е В Ъ Солнце мертвыхъ Эпопея КНИГОИЗДАТЕЛЬСТВО „ВОЗРОЖДЕНIЕ“ – „LA RENAISSANCE“ 2, rue de Séze, 2. Paris (9e) Переводы „СОЛНЦА МЕРТВЫХЪ“ на иностранные языки: на нѣмецкомъ языкѣ – изд. S. Fischer, Berlin, 1925. на англiйскомъ языкѣ – изд. Dent and Sons, 1926 (выход. Осенью) на чешскомъ языкѣ – изд. Otto, Praha, 1926 (выходитъ осенью) на французскомъ языкѣ – I-VII главы – «Mercure de France» 15-го Сент. 1926. Tome CLXVI. ________ Книги ИВ. ШМЕЛЕВА, вышедшiя заграницей: 1) «Неупиваемая Чаша» 1921 г. Парижъ, Кн-во «Русская Земля». 2) «Это было», 1923 г. Бердинъ, Изд-во «Гамаюнъ». 3) «Какъ мы летали», 1923 г. Берлинъ, Из-во «Гамаюнъ». 4) «Неупиваемая чаша», 1924 г. Прага. Книг-во «Пламя». _______ Книги ИВ. ШМЕЛЕВА, издававшiяся въ Россiи: 1) Распадъ. 2) Подъ небомъ. 3) Человѣкъ изъ ресторана. 4) Пугливая тишина. 5) Волчiй перекатъ. 6) Карусель. 7) Суровые дни. 8) Ликъ Скрытый. Для дѣтей и юношества: 1) Къ свѣтлой цѣли. 2) Служители правды. 3) Въ новую жуть. 4) Рваный Баринъ. ...
БЛАЖЕННЫЕ Я прощался съ Россiей, прежней. Многое въ ней потоптали-разметали, но прежняго еще осталось – въ Россiи деревенской. Уже за станцiей – и недалеко отъ Москвы – я увидалъ мужиковъ и бабъ, совсѣмъ-то прежнихъ, тѣхъ же лошадокъ-карликовъ, въ телѣжкахъ и кузовкахъ, тѣ же деревушки съ пятнами новыхъ срубовъ, укатанные вертлявые проселки въ снятыхъ уже хлѣбахъ, возки съ сѣномъ, и телятъ, и горшки, и рухлядь на базарѣ уѣзднаго городка. Даже «милицейскiй» съ замотанными ногами чѣмъ-то напоминалх былого уѣзднаго бутошника, – оборвался да развинтился, только. А когда попался мнѣ на проселкѣ торговаго вида человѣкъ, въ клеенчатомъ картузѣ и мучнистаго вида пиджакѣ, крѣпкой посадкой похожiй на овсяной куль, довольный и краснорожiй, поцикивавшiй привольно на раскормленнаго «до масла» вороного, я поразился, – дочего же похоже на прежнее!.. – Это не Обстарковъ ли, лавочникъ? – спросилъ я везшаго меня мужика. – Самый и есть Обстарковъ, Василiй Алексѣичъ! – радостно сообщилъ мужикъ, оглядываясь любовно. – Отъ всего ушелъ, не сгорѣлъ. Какъ ужъ окорочали, а онъ – на-вонъ! До времени берегся, а теперь опять четырехъ лошадей держитъ, съ т ѣ м и водится… Очень всѣ уважаютъ. За что уважаютъ-то?.. А… духу придаетъ! Какъ разрѣшили опять торговать, сразу и ...
... . что ниб. иное, чѣмъ все, и, вотъ какъ священники. <Нрзб.> у кажд. въ рукѣ д. б. перо, большое гусиное перо, какъ у одного старика на портретѣ, вис. у отца въ кабинетѣ. [Онъ д. б. въ мантіи, онъ] Но когда я увидѣлъ портреты писателей /портреты знамен. писателей/ удивленія было много, въ больш. рамахъ краснаго дерева ...
... окрѣпъ, пер<е>катывается съ гуломъ[104]. Дьячокъ тоже[105] старается<,> нажимаетъ на нижнія,[106] подбираетъ[107] подбородокъ, ворочаетъ глазами и видитъ то[108] сѣдѣющія вис<ки>[109] выступившаго впередъ Аносова, то елку въ огромномъ зеркалѣ <нрзб.>[110], то золотой образъ всѣхъ праздниковъ, передъ которымъ[111] горитъ пунцовая[112] на золоченыхъ ...
... ]. Рѣшилъ ротный[972] — сдались, сукины сыны, либо нѣмцы захватили[973]. Ночь[974] проспали.[975] Проснулись къ утру — вис<итъ> газета. Лежимъ день бѣлый, зачали они палить и наши и тѣ[976]. Зыкаютъ пули[977] — вотъ врѣжетъ. Иная <нрзб.> совсѣмъ ...
Конкорданс создается в рамках проекта РФФИ 18-012-00381 "Раннее творчество И. С. Шмелева в рукописных источниках: исследование и публикация"